Онлайн чтение книги Парижский сплин. Стихотворения в прозе Spleen de Paris
XXIX. Великодушный игрок

Вчера, проходя сквозь бульварную толпу, я ощутил легкое прикосновение таинственного Существа, с которым всегда хотел познакомиться и которое тотчас же узнал, хотя никогда прежде не видел. Вне всякого сомнения, у него было по отношению ко мне то же самое намерение, поскольку он, проходя мимо, слегка подмигнул мне, словно делая тайный знак, которому я поспешил повиноваться.

Я неотступно следовал за ним и вскоре уже спускался позади него в некую подземную обитель, залитую ярким светом и блистающую такой роскошью, о которой ни одно из лучших парижских жилищ не смогло бы дать и приблизительного представления. Мне показалось странным, что я мог так часто проходить вблизи этого великосветского притона и не разглядеть входа. Здесь царила изысканная, хотя и немного хмельная атмосфера, которая заставляла почти мгновенно забыть весь тоскливый ужас нашей жизни; все вокруг дышало сумрачным блаженством, подобным тому, что испытывали лотофаги с той поры, когда, причалив к заколдованному острову, вечно освещенному мягким послеполуденным солнцем, они почувствовали, как в их душе под убаюкивающее пение речных струй зарождается желание никогда больше не возвращаться к своим родным, своим женам и детям, и никогда больше не подниматься на высокие гребни морских волн.

Я увидел там странные лица мужчин и женщин, отмеченные роковой красотой, и мне показалось, что эти лица я уже видел раньше, в те времена и в тех странах, о которых даже не мог вспомнить в точности; но они внушали мне скорее братскую приязнь, чем невольный страх, обычно возникающий при виде незнакомцев. Если бы я попытался каким-то образом определить то необычное выражение, что было в их взглядах, я мог бы сказать, что никогда не видел глаз, в которых с такой силой проявлялся бы страх скуки и неутихающее желание чувствовать себя живыми.

Когда мы с моим хозяином уселись за стол, мы уже были старыми и добрыми друзьями. Мы ели, мы пили сверх всякой меры всевозможные диковинные вина, — и не меньшей диковиной было для меня то, что через несколько часов я был не пьянее, чем он. Однако игра, это божественное развлечение, прерывала время от времени наши обильные возлияния, и надо признаться, что я проиграл свою душу, которую поставил в заклад, с героической легкостью и беззаботностью. Душа — вещь столь неощутимая, столь часто бесполезная, а порою столь обременительная, что я ощутил по поводу этой утраты не больше волнения, чем если бы потерял во время прогулки свою визитную карточку.

Мы долго курили сигары, чей несравненный вкус и аромат наполняли душу тоской о незнакомых странах и неведомом счастье, и, опьяненный всеми этими наслаждениями, я осмелился, в порыве фамильярности, которая, казалось, не была ему неприятной, воскликнуть, наполнив свою чашу почти до краев: «За ваше бессмертное здоровье, старый Козел!»

Мы также беседовали о вселенной, о ее сотворении и ее грядущем разрушении; о великой идее века, иначе говоря, о прогрессе и о способности к совершенствованию, и, в особенности, о всех видах человеческого тщеславия. По этому поводу Его Высочество не скупился на изящные и неотразимые остроты, выражаясь с такой приятной интонацией и непринужденной занимательностью, каких я никогда не встречал у самых знаменитых острословов. Он разъяснил мне всю нелепость различных философских систем, до сих пор владеющих умами человечества, и даже соизволил поведать о нескольких фундаментальных принципах, право и выгоду обладания которыми мне не хотелось бы делить с кем бы то ни было. Он никоим образом не жаловался на дурную репутацию, которой пользуется во всех частях света, уверяя меня, что сам является лицом, наиболее заинтересованным в разрушении всякого рода суеверий, и признаваясь, что только однажды испытал страх за свое могущество: это было в тот день, когда он услышал, как один проповедник, более проницательный, чем его собратья, воскликнул с кафедры: «Братья мои, когда вы услышите хвалу просвещению, не забывайте никогда о том, что самая лучшая из всех выдумок дьявола — убедить нас в том, что его не существует!»

Воспоминание об этом знаменитом ораторе естественным образом привело нас к разговору об академиях, и мой необычный собеседник заверил меня, что никогда не считал для себя зазорным во многих случаях вдохновлять перо, речь и умы наставников, и что он почти всегда присутствует лично, хотя и невидимо, на всех академических заседаниях.

Ободренный столькими его любезностями, я спросил, не имеет ли он каких-нибудь новостей о Боге и не виделся ли он с Ним в последнее время. Он ответил мне с небрежностью, к которой, однако, примешивался легкий оттенок грусти: «Мы приветствуем друг друга при встречах, — как два старых джентльмена, которым врожденная вежливость не помогает окончательно забыть прежние обиды».

Едва ли Его Высочество когда-либо удостаивал столь долгой аудиенции простого смертного, и я боялся злоупотреблять его добротой. Наконец, когда дрожащий рассвет снял пелену с оконных стекол, этот знаменитый персонаж, воспетый столькими поэтами и имеющий в услужении стольких философов, которые трудились для его славы, сами не зная того, сказал мне:

— Я хочу, чтобы вы сохранили обо мне добрые воспоминания и убедились в том, что я, о котором говорят столько плохого, иногда могу быть славным малым, если воспользоваться одним из ваших просторечных оборотов. Для того чтобы хоть сколько-нибудь возместить вам ущерб, что вы понесли, безвозвратно потеряв свою душу, я дарю вам свою ставку, которую вы могли бы выиграть, если бы судьба оказалась к вам более благосклонной, — иными словами, даю возможность ослаблять и побеждать в течение всей жизни тот таинственный недуг Скуки, что является источником всех ваших болезней и всех ваших жалких успехов. У вас никогда не возникало ни единого желания, которого я не мог бы помочь вам осуществить; итак, вы будете властвовать над себе подобными; вы будете окружены лестью и даже преклонением; золото, серебро, драгоценности, сказочные дворцы будут сами преследовать вас и отдаваться в вашу собственность без всяких усилий с вашей стороны; вы будете менять города и страны каждый раз, когда ваша фантазия того пожелает; вы будете без устали вкушать радости жизни в чудесных краях, где царит вечное лето и женщины пахнут, как цветы, — ну и так далее и тому подобное, — добавил он, поднимаясь и отпуская меня с милостивой улыбкой.

Если бы я не побоялся унизиться в глазах всего этого огромного сборища, я бы охотно упал в ноги великодушному игроку, чтобы снова и снова благодарить его за такую беспримерную щедрость. Но после того, как я с ним расстался, во мне мало-помалу начало просыпаться неизлечимое недоверие; я не отваживался поверить такому неслыханному счастью, и, укладываясь спать, я не мог удержаться от того, чтобы по старой дурацкой привычке не произнести слова молитвы: «Боже мой, Боже мой! сделай так, чтобы дьявол сдержал свое слово!»