Онлайн чтение книги Стазис
7. Синклер

Из княжеского кабинета они переместились в зал Малого совета.

На стене висела большая карта Территории. Рядом лежали цветные маркеры и магниты. Карта висела здесь не просто для красоты – над ней явно работали лучшие картографы клана. Аккуратной рукой неизвестный Синклеру эксперт разметил владения великих кланов. Белым пунктиром обвел известные зоны и стабильные границы Стазиса. Маршруты кочевников нарисовал длинными стрелками. Были упомянуты даже несколько субкланов, набиравших силу где-то за Владимиром.

На территории волгоградских Распутников кто-то нарисовал грустный смайлик и размашисто подписал «пидары». Более осмысленно выглядел висевший тут же красный магнитик. В легенде карты красный код значил «в состоянии войны».

Князь Хлеборобов мог казаться жестоким, иногда нелепым и даже глуповатым, но его точно нельзя было обвинить в геополитической легкомысленности. Синклер встречал князей великих кланов, которые не знали, что у них под носом и в какой стороне вообще запад или восток. Они просто собирали полки варваров, вооруженных арматурой и старыми базуками. И воевали, куда бог положит. Все без исключения князья такого рода быстро оказывались на виселице.

Длинный, грубо сколоченный стол заседаний стоял в центре.

В зал вбежали два клановых стюарда. Они быстро расставили стулья, пепельницы и бокалы. Еще один стюард ловко раскидал по столу бутылки с самодельным виски, брагой и чистой водой. Четвертый внес поднос с канапе из бурого хлеба с диким огурцом и медвежьим мясом. Синклер заметил, что стюарды Хлеборобов одеты не в жилеты, а в бархатные куртки с манжетами, и покачал головой.

– Зачем их так. Нарядил? – спросил Синклер у князя.

Тот, кряхтя, пытался забраться на слишком высокий стул во главе стола.

– Чтобы ты спросил, – ответил он хмуро. – Для внушительности.

– Как клоуны.

– Отстань, – сказал князь. – Тебя забыл спросить, во что мне моих людей наряжать.

– Мне все равно, – сказал Синклер и пожал плечами. – Кого ждем?

– Коршуна. И воеводу. И мастера экономики нашего, пана Корчу. Ты же говоришь, что дело важное, даже сам прибежал. Мне нужно советоваться.

– Зачем. Советоваться? – спросил Синклер. – Надо слать людей. Галок почтовых. Телеграф. Уходить из Красноармейска. Времени мало. Я же говорил.

– Мало не много. Канапешечку скушаешь? – спросил князь.

– Завтра тебя эмиссары. Будут кушать, – сказал Синклер.

– Эмиссары не едят людей.

– Они делают хуже.

– Слушай, Синклер, я этой твари повидал не меньше твоего, – сказал князь. – Не надо меня учить.

– Меньше, – сказал Синклер.

– Может быть, немного меньше, – сказал князь. – Но немало. Думаешь, это просто – держать столицу клана рядом с Москвой? Я бы мог переместить ее восточнее. Но это знак силы. Когда ты живешь у границы, ты вынужден быть сильным. И все мои враги это понимают. Кроме того, мои бойцы блюдут себя по строгой военной дисциплине все время, потому что иначе тут выжить невозможно. Ты слышал про зоны комфорта? Чтобы быть в тонусе, надо постоянно вырывать себя из зоны комфорта. Потому клан Петухов сгинул, когда ушел на спокойный Кавказ. История Территории может предложить тебе множество таких примеров. Так что я не понимаю, какого дьявола ты строишь тут из себя эксперта и пытаешься меня учить. Я сам тут все построил. Сам себе все подчинил. Без твоей помощи.

– Почти без нее.

– Но тем не менее, – сказал князь.

– Жить на границе врага. Хорошо. Твоя правда. Но сейчас. Это граница тайфуна, – сказал Синклер.

– И что же изменилось? – спросил князь и зевнул.

– Изменилось многое. Я видел. Московские улицы. Куклы стоят. Как в детском магазине. Из фильма. Тысячи. Терракотовая армия, – сказал Синклер.

Он аккуратно присел на стул, на который указал ему князь. Стул был жесткий и неудобный. Для своих вассалов князь оставил стулья с мягкой обивкой, а гостю выделил черт знает что.

«Указывает на мой статус. Ох, князь, умный ты, умный, а дурак, тщеславный и обидчивый. Как же мне тебя убедить?» – подумал Синклер.

– Можно подумать, раньше в Москве никогда не было эмиссаров, а сейчас неожиданно объявились, – сказал князь.

– Всегда были, – кивнул Синклер. – Но не колонны. Не шеренги. Не так много. Не так неподвижно. Они все. Смотрят на восток. И поют. Тебе не докладывали? Я удивлен. Коршун зря ест. Свой хлеб.

– Докладывались, конечно, за кого ты меня держишь? Но они и раньше пели. Они любят петь, чертовы куклы, – сказал князь.

– Теперь песня изменилась.

– С чего ты взял, Синклер? Кто вообще разберет их песни?

– Я разберу. Раньше была песня. Весеннего дня. Теперь песня. Грядущего Покоя.

– По-моему, это все просто заунывный вой, – сказал князь.

– Ты почему. Такой дурак? – спросил Синклер и осекся.

«Зря. Зря. Ошибся, черт, не сдержался. Теперь он еще больше закроется и обидится», – подумал Синклер.

Князь откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Его слегка раскосые глаза засверкали. Он сощурился и стал похож на маленького Чингисхана.

– Я не это. Имел в виду, – сказал Синклер беспомощно.

– Ничего, ничего, дружище, – сказал князь. – Я не в обиде. Ты, верно, лучше меня разбираешься в песнях этих тварей, я верю. Все лучше меня знаешь. Ты же с ними дружишь, а я просто молочу их в порошок.

Сказав это, князь поджал губы, закинул ногу на ногу и уставился в потолок.

«Пора менять тактику, – решил Синклер. – Я же давно знаю этого человека, почему я не могу его уговорить? Он властный, он любит лесть, если та по делу. Надо его похвалить».

– Я пришел. Именно к тебе. Потому что ты. Один из крупных…

– Самых крупных дураков? – с интересом спросил князь и усмехнулся.

«Конечно, тебе легко перебивать человека, который не может пять слов подряд выговорить, скотина».

– Нет же. Я говорю, что… – сказал Синклер.

Двери зала Малого совета распахнулись с громким скрипом. Гвардейцы почтительно расступились перед людьми, вошедшими в зал. Они синхронно забросили автоматы за спину и ударным жестом приложили правую руку к левому плечу. Им ответили тем же жестом, но не таким чеканным и более ленивым.

– Вот и мои лорды пожаловали, – сказал князь с облегчением. – А то мне одному с тобой страшно сидеть.

Синклер повернулся на стуле, чтобы рассмотреть лордов.

Коршуна он знал довольно хорошо. Он выглядел спокойным, как сытая кобра. И был опасным, словно кобра голодная.

Нового воеводу клана Синклер до сих пор не видел. Высокий парень лет тридцати, мощный, как шкаф, с пушистыми бакенбардами. Он напоминал борца, завершившего карьеру. Все еще высок и силен, в плечах – косая сажень, во взгляде сталь и властность. Но под кителем воеводы уже выпирает небольшое брюхо, видны залысины, лицо одутловатое от пьянства, а глаза мутные, словно еще не отошел с похмелья.

Мастер экономики ковылял позади. Пана Корчу князь выписал из западных секторов Территории много лет назад. Уже тогда пан Корча был подслеповатым, сгорбленным, острым на язык, ворчливым и немного нелепым стариком. Казалось, что он отдаст богу душу со дня на день. Но годы шли и шли, а пан Корча не менялся. Только стал видеть чуть хуже и горбиться больше. Работа мастера экономики – за бумагами, за бесконечной бухгалтерией. Удивительно, что к своим годам при такой нагрузке пан Корча не ослеп окончательно. Кажется, именно он придумал концепцию торговой блокады Распутников, а еще раньше вогнал в долги сильный субклан Гончаров, который имел неосторожность поселиться на границе владений князя. Не в силах отдать долги, весь субклан целиком встал под знамена Хлеборобов. А казнить лидера Гончаров и раскидать его бойцов по всем своим владениям князь догадался уже сам.

Лорды расселись за столом. Воевода немедленно закурил и налил себе виски. Коршун аккуратно сцепил пальцы, положил на них подбородок и принял позу гимназиста, готового слушать урок. Пан Корча охал и кутался в шаль.

– Внеочередное заседание Малого совета клана Хлеборобов объявляю открытым, – сказал князь. – Верные мне чиновники, знакомьтесь, это Синклер, бродяга. Синклер, знакомься, это верные мне чиновники.

Коршун коротко улыбнулся гостю, не меняя позы. Воевода помахал рукой, не отрываясь от бокала с выпивкой. Пан вообще не обратил на Синклера никакого внимания, он кутался и непрерывно ворчал.

Синклер привстал, склонил голову и уселся обратно.

– Наш добрый друг Синклер уверяет, господа, что скоро в сторону Красноармейска двинутся орды эмиссаров Стазиса и мы будем сметены, – сказал князь, развел руками и виновато улыбнулся. – Владимир, насколько это возможно?

– Невозможно решительно, – отозвался воевода.

Он изучал свое отражение в бокале и немного улыбался сам себе.

– Я докладывал, ваша светлость. Недавно я запустил новую и совершенно прекрасную систему мотоциклетного дозорного патрулирования на западной, на минуточку, границе. Это раз. Никто не пройдет незамеченным. Западная граница укреплена великолепными глубокими вырытыми рвами и деревянными защитными дзотами. Это два. Стены города очень крепкие, в расположениях тысячи верных вам храбрых бойцов, вооруженных оружием, бесстрашно бившихся в битвах. Это три.

– Ваше патрулирование. Дерьмо, – сказал Синклер. – Пять слонов. В ряд пройдут. Дойдут сюда. Никто не заметит.

– Я бы попросил, – сказал воевода.

Он презрительно посмотрел в сторону, не удостоив Синклера даже взглядом.

– А если эмиссаров придут прямо-таки невозможные тысячи? – спросил князь. – Владимир, на сколько существ рассчитана наша оборона?

– Про оборону лучше бы рассказал мастер обороны, решительно, – признался Владимир.

– На вас его полномочия и обязанности, пока он в отъезде, воевода.

– Совершенно верно, – сказал воевода. – Я хотел сказать, что мастер обороны лучше меня рассказал бы про стратегические моменты, но всей полноценной информацией я тоже владею. Стены выдержат очень много, прямо-таки до неприличия много существ. Откуда им взяться в таком неисчислимом количестве, ваша светлость?

– Пятьдесят тысяч. Выдержат? А сто? А откуда. Они вообще изначально. Взялись? – спросил Синклер с раздражением.

– Я прошу меня решительно извинить, княже, но ваш гость меня постоянно перебивает. Я не могу работать в такой обстановке мрачного недоверия и постоянных попыток невозмутимого и очевидного попрания моего авторитета как воеводы доблестного князя Хлеборобов, – сказал Владимир.

– Приношу извинения, воевода, – сказал Синклер.

– Извинения приняты, – ответил князь за воеводу. – Перестаньте перебивать и обижаться. Как дети малые, честное слово. Виталий Александрович, вопрос вам. Что слышно о ситуации в Москве?

– Быть может, наш гость сначала изложит свою версию? – спросил Коршун.

Он сладко улыбнулся, рассматривая свои ногти.

– И то верно, – согласился князь. – Синклер, расскажи сначала, будь добр.

Синклер тяжело вздохнул:

– Господа. Мне непросто говорить. Как видите. Дефект речи. Контузия. Наберитесь терпения.

– Мы очень внимательно слушаем вас, Синклер, – ласково сказал глава службы княжеской безопасности. – Продолжайте, мы не будем перебивать.

«Змей. Ты-то хорошо знаешь, какая у меня там контузия, сволочь», – подумал Синклер.

– Угу, – сказал воевода.

– Так в чем сыр-бор? – недовольно спросил пан Корча.

Синклер прочистил горло и продолжил:

– Прошлую неделю. Провел в Москве. Дошел до Кремля. Исходил ее всю. Едва ушел живым. Вы все знаете. Главный очаг – Москва. Вы живете рядом. Вы хорошо знаете.

Воевода важно покивал. Князь начал скучать и ковыряться зубочисткой из канапе.

– Я тоже знаю. Москва изменилась. Стазис идет. Прорыв будет жуткий. Тьма эмиссаров. Стоят строем. Десятки тысяч. Не бродят. Ждут приказа. Смотрят на восток. Я много путешествовал. Я изучал Стазис. Перед атакой. Во время волнений. Эмиссары поют. Слышали песни эмиссаров?

– Да уж, приходилось слышать много раз и неоднократно, – сказал воевода.

– Твари эти всегда воют. Спать мешают, – сказал пан Корча.

– Кажется, что вой, – согласился Синклер. – Не просто вой. Он имеет тональности. Оттенки смысла. Я могу уверенно. Сказать, что сейчас. Эмиссары Москвы. Поют боевой клич. Песню Грядущего Покоя. Атака скоро.

– Это все, Синклер? – спросил князь. – Признаться, я ожидал более подробного изложения и более весомых аргументов.

– Есть и еще, – сказал Синклер.

Коршун кашлянул и робко поднял руку, как школьник на уроке.

– Князь, могу я задать вашему гостю несколько вопросов?

– Для этого я вас и позвал, Виталий Александрович, – сказал князь.

– Синклер… кажется, вас так зовут? – спросил Коршун.

«Ты же прекрасно знаешь, как меня зовут», – подумал Синклер.

– Да, – ответил он.

– Могу я попросить вас снять перчатки и положить вашу левую руку в центр стола, чтобы все присутствующие могли ее наблюдать?

«Пакость очкастая», – подумал Синклер.

– Зачем? – спросил он.

– Вы увидите, – сказал Коршун и улыбнулся.

– Нет причин, – ответил Синклер.

– Дорогой мой, это просто рука, – сказал Коршун. – Хотите, я вам свои руки покажу? Вот они, смотрите, пожалуйста.

Глава службы безопасности отвернул манжеты офицерской куртки и стянул перчатки. На левом запястье переливалась клановая татуировка Хлеборобов. Он помахал ладонями в воздухе, чтобы все находящиеся за столом могли их видеть.

– Вы меня подозреваете. В чем? – спросил Синклер.

– Пока ни в чем, Синклер, – сказал Коршун. – Но ваше нежелание выполнить элементарную просьбу скоро вынудит меня подозревать вас черт знает в чем. Я же не прошу танцевать гопака и не желаю вас унизить. Просто покажите левую руку.

Синклер помедлил. Наконец он отвернул рукав плаща и снял тяжелую, потертую кожаную перчатку. И положил ладонь на стол. На левом запястье виднелась почти бесцветная, но однозначная гербовая татуировка – перекрещенные меч и рог с вином, а на заднем плане – ряд пляшущих человечков.

– Как вы можете видеть, наш гость носит татуировку Распутников, – сказал Коршун с грустью. – В первую очередь я должен спросить уважаемый совет, можем ли мы доверять Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию?

– Что за игра? – спросил Синклер. – Я не Распутник. Очень давно. Князь это знает. И ты знаешь.

– Да, князь это знает. И я это знаю. Но наш воевода и мастер экономики, может быть, и не знают. Я не могу вводить в заблуждение высших чиновников своего клана. Простите, Синклер, если я сказал что-то обидное. Я переформулирую вопрос. Можем ли мы доверять бывшему Распутнику, учитывая актуальную политическую ситуацию?

«Надо было задушить эту гниду еще во время замеса у Круглого озера», – подумал Синклер.

Пан Корча встал со своего места. Из своей необъятной шали он выудил круглые очки с толстыми стеклами. Он подошел к Синклеру, нацепил очки на нос, наклонился и внимательно рассмотрел татуировку.

– Сомнений быть не может. Это татуировка Распутников, – объявил он экспертным тоном.

– Я не отрицал, – сказал Синклер.

Князь все это время молчал. Он переводил взгляд с виновато улыбающегося Коршуна на Синклера и что-то напряженно обдумывал. Морщил лоб, цыкал и потирал висок.

– Вероломство. В нем нет ничего зазорного. Каждый имеет право, хотя нам, Хлеборобам, верным своему клану от рождения и до смерти, бывает трудно это понять. Но я не хочу навязывать вам наши этические модели, Синклер, – сказал Коршун.

– Благодарю, – сказал Синклер.

– Не за что. Теперь второй момент. Пан, пока вы не отошли от нашего гостя. Потрогайте его руку. Прямо сейчас.

Синклер растерялся и не успел отдернуть запястье. Старик вцепился в него обеими руками, приподнял и затряс им, словно вещественным доказательством.

– Холодная как лед! – завопил он.

«Целых тридцать градусов, старый кретин», – подумал Синклер.

– Может быть, вы просто замерзли? Кажется, здесь немного прохладно. Велеть стюардам разжечь огонь? Мы можем переместиться к камину.

– Прекрати цирк, – сказал Синклер. – Говори прямо.

– Говорить прямо? А вы уверены, что сейчас для этого время и место? – улыбнулся Коршун. – Впрочем, прямо так прямо, извольте. Вы эмиссар.

Воевода поперхнулся своим виски и громко закашлялся. Он машинально отодвинулся подальше от Синклера и загремел стулом. Пан со стуком выронил запястье и мелкими шажками, не поворачиваясь, спиной вперед, пошел на свое место.

– Виталий Александрович, это тоже не тайна, – сказал князь и поморщился. – Мне известно, что у нашего гостя… непростая биография. И он все-таки не эмиссар. Не совсем.

– Мне тоже, – сказал Коршун. – Но опять же, я не могу держать в неведении своих уважаемых коллег. Им должно быть известно об истинной сущности нашего гостя. Скрыть от них подобную информацию было бы равноценно преступлению. Кроме того, князь, такие вещи иногда полезно освежить в памяти. Старое товарищество – сильная штука, мне ли не знать, ваша светлость? Важно, чтобы в критический момент оно не помешало мыслить здраво.

– Я не эмиссар, – сказал Синклер.

– Правда? – улыбнулся Коршун.

– Не совсем. Черт. Уважаемый совет. Я пережил нападение. Очень давно. Долго без сознания. Провел на территории Стазиса. Это дало эффект. Странный эффект. Вроде болезни. Но я не эмиссар. Я человек.

– Мы можем быть в этом решительно уверены? – спросил Владимир.

– Можете, воевода.

– Это невозможно. Так не бывает, – сказал пан Корча.

– Я перед вами, – ответил Синклер.

– Не знаю, зачем вы это устроили, Виталий Александрович, – сказал князь. – Но напомню вам, что мы собрались не для обсуждения Синклера. Мы собрались здесь для обсуждения информации, которую он принес.

– Именно к этому обсуждению я и собирался перейти незамедлительно, – сказал Коршун. – Синклер, когда вы посещали Москву? Сразу ли после Москвы вы направились к нам, в Красноармейск?

– Полторы недели назад. Был там неделю. Около МКАД. Меня ранили мародеры. Два дня. Приходил в себя. Сразу после этого. Пошел сюда.

– Вы не посещали другие города? Не общались с клановыми офицерами других кланов? – спросил Коршун.

– Нет, – ответил Синклер раздраженно. – Я два дня лежал. Под брезентом. Почти без памяти.

– Вы совершенно уверены, что в течение последних трех дней не посещали Рязань или ее пригороды? Скажем, Рыбное?

– Как бы я. Это сделал? – спросил Синклер.

– На армейском грузовике, например, – сказал Коршун и пожал плечами.

– Еще раз. Около Москвы ранили. Два дня лежал. Пришел сюда. Здесь. Какая Рязань?

– Действительно, какая Рязань, – сказал Коршун и рассмеялся. – Вернемся к теме. Вы говорили, что на улицах Москвы стоят орды эмиссаров. Орды – это сколько?

– Это много, – сказал Синклер.

– И все-таки чуть подробнее. Сколько, по-вашему? По вашей экспертной оценке.

– Десятки тысяч.

– Вы были в Москве целую неделю, и все, что вы можете сказать, – «десятки тысяч»? Два десятка? Или десять десятков? Я даже не спрашиваю, как вы смогли выжить в Москве целую неделю. Надеюсь, вы оценили мою деликатность. – Коршун весело улыбнулся и огляделся по сторонам, словно хотел призвать коллег оценить шутку.

– Я должен был. По головам их. Пересчитать? Не меньше пяти. Десятков.

– Пятьдесят существ? – спросил Коршун.

– Пятьдесят тысяч. Зря теряем время. Вы должны мобилизовать. Эвакуировать. Я спешил. Чтобы вам помочь. Надо собирать. Великий Совет кланов. А вы… – сказал Синклер.

– Мы ценим вашу помощь. От лица клана я приношу вам благодарность, Синклер, – сказал князь.

– В дупло благодарность. Спасайте людей.

– Мы не сможем приказать сдвинуть с места такой огромный крупный город, как Красноармейск, только если не будет решительной уверенности в целесообразности этого необратимого действия, – сказал воевода.

– Вы с ума сошли все? – сказал мастер экономики. – Чтобы эвакуировать Красноармейск, надо неделю, не меньше! Ваша светлость, дело ваше, а закрома так быстро не вывезти. Послезавтра обоз из Дубны придет, завтра нижегородский, а куда их девать? И вообще. Это надо не меньше десятка писем разослать. Иначе ничего путного не выйдет. Дело хлопотное.

– Они правы, – сказал князь.

– Не торопитесь, господа, – сказал Коршун. – У нас с вами еще нет, как выражается Владимир, решительной уверенности в словах нашего гостя. Хорошо, Синклер. За неделю вы даже не смогли примерно сосчитать поголовье существ. Никаких доказательств того, что они собираются атаковать, у вас нет. Однако вы требуете, чтобы князь немедленно покинул свою столицу… ради чего?

– Ради спасения. Ваших жизней.

«Идиоты», – подумал он.

Коршун встал и начал расхаживать вокруг стола, поглядывая на большие настенные часы.

– Чего мы ждем, Виталий Александрович? – спросил князь.

– Мы ждем полудня, ваша светлость, – объяснил Коршун.

– И зачем это?

Дверь открылась. Вбежал парнишка, совсем юный, лет пятнадцати, в клановом жилете с эмблемой всевидящего глаза. Он приложил правую руку к левому плечу, испуганно поклонился Коршуну и всем собравшимся, передал ему тонкую папку-скоросшиватель с бумагами и быстро ушел.

Коршун бегло пробежал глазами донесение. Удовлетворенно кивнул и передал папку князю. Тот развернул листы и близоруко сощурился, пытаясь их рассмотреть.

– Это что, Виталий Александрович? Что за схемы?

– Это актуальные данные по востоку Москвы на девять утра сегодняшнего дня, князь. За эти сведения отдал жизнь один из ваших бойцов, мой подчиненный, между прочим. Посмотрите внимательно.

Князь погрузился в изучение документов.

– Ничего не понимаю. Написано, что концентрация существ ниже сезонной нормы на десять процентов. Тут ничего не сказано про орды и колонны. Почему?

– Действительно, почему? – удивился Коршун. – Может быть, нашему гостю они приснились, пока он лежал со своей раной. Бредовые галлюцинации или что-то типа того. Слышал, такое бывает у контуженых и раненых. Я не врач, я не знаю.

– Это чушь, – сказал Синклер. – Можно посмотреть?

– Не давайте ему бумаги, – сказал Коршун.

Но князь и сам не торопился выпускать агентурные данные из рук. Он пролистывал страницы и что-то считал, щелкая пальцами. Синклер встал и подался к нему.

– Никакого бреда. Неделю был там. Видел своими глазами. Как вас сейчас, – сказал Синклер беспомощно.

– А знаете, я с вами согласен, – внезапно сказал Коршун. – Вы не говорили бреда, у вас не было никаких галлюцинаций.

Коршун едва заметно двинул бровями и провел большим пальцем по указательному. Синклер считал этот знак и рванулся к выходу, но автоматчики, подошедшие по знаку Коршуна, уже уперли ему в спину стволы.

– Защищайте князя! – запоздало крикнул воевода.

Пан Корча посмотрел на него иронично, но на всякий случай передвинулся вместе со стулом от линии огня.

– Вы не говорили бреда, – повторил Коршун. – Вы врали совершенно сознательно. Пользуясь своим влиянием на князя, вы готовили масштабную провокацию по заказу Соловьева. Вы знали, что князь, как ваш старый товарищ, скорее поверит вам, чем нет. Кроме того, вы действительно… нестандартный персонаж, и князь опять же поверит, что вы могли неделю провести в Москве и выжить. И в эту чушь про песни эмиссаров, ведь вы гораздо ближе к Стазису, чем любой из нас. Я более чем уверен, что в случае вашего успеха наши эвакуационные обозы взяли бы в котел Распутники. Обезглавить целый клан одним ударом, застать врасплох, вбить клин – хорошая идея. Думаю, князя вы бы устранили лично. Во время атаки Распутников начался бы переполох, и вам бы представился удобный случай. Уничтожив обозы, они заняли бы освободившийся Красноармейск – город хорошо укреплен и готов к атакам, это первоклассный форт. Отбить его обратно стало бы непростой задачей. Клан Хлеборобов могуч и силен, но и наши враги не хлебают лаптем щи – иначе они давно стали бы нашими мертвыми врагами. Если бы ваша провокация удалась, Распутники получили бы нашу столицу, смуту в наших рядах и серьезный перевес в конфликте.

Воевода слушал в полнейшем потрясении. Он даже перестал пить. Пан Корча задумчиво черкал карандашом в блокнотике, каждые несколько секунд охал и тряс седой головой. Только князь превратился в камень и смотрел на Синклера не моргая.

– Это неправда. Полностью. Это неправда, – сказал Синклер. – Зачем мне, князь?

– Зачем предателю, преступнику, вероломному бродяге большие деньги? – спросил Коршун. – Предатели и преступники тоже люди и тоже хотят денег. Даже если они не совсем люди – как вы, Синклер. Дружба вам чужда, товарищеские отношения – блеф. Нам известно, что Стазис выжег в вашей душе значительную часть человеческих эмоций. Впрочем, он любезно оставил вам умение наслаждаться алкоголем и женской любовью. Вы сами это говорили. Кажется, в казанском баре-борделе «Астрид» летом прошлого года, четырнадцатого июля, приблизительно в половину десятого вечера. Или пятнадцатого июля? Всего не упомнишь, человек я уже немолодой, память иногда подводит. У меня на вас большое досье, Синклер. Я давно вас изучаю. Стало быть, Стазис оставил вам еще меньше моральных барьеров, хотя их и раньше было не так много, не правда ли?

– Вот ублюдок, – сказал Синклер. – Это ложь. Князь, это ложь.

– Вы такого не говорили? – удивленно спросил Коршун.

– Говорил. Все остальное ложь. Я не провокатор.

– Как это у нас здорово выходит. Это правда, и это правда, и пятое правда, и десятое – правда, причем документально подтвержденная. И ваша попытка сбежать, когда я подал бойцам знак ареста. А в целом все ложь, я ублюдок и вас цинично оболгал?

– Да, – сказал Синклер. – Я действительно. Все это видел. Я не работаю. На Распутников.

– Но носите их татуировку? – спросил воевода.

– Это было давно, – сказал Синклер. – Как вам объяснить?

– У вас была возможность все объяснить, Синклер, – сказал Коршун. – Боюсь, вы ее упустили. Зря вы это затеяли. Зря вообще сюда пришли.

– Князь, – сказал Синклер и беспомощно посмотрел на лидера Хлеборобов. – Скажи!

Князь задумчиво перебирал в руках листы с донесениями. Он уже не читал их, просто по инерции вертел в руках. Уголки его губ опустились. В своем слишком большом и чересчур высоком кресле он стал похож на обиженного сгорбленного ребенка.

– Тебе есть чем ответить, Синклер?

– Я не показал вам всем еще одну вещь, – сказал Синклер.

– Да, ты говорил, у тебя есть что-то еще. Какое-то еще доказательство. Оно у тебя с собой? Покажи его нам. Но учти, что это твой последний шанс.

– Мне нужен вещмещок, – сказал Синклер. – Прикажи им принести.

– Подайте баул нашего гостя! – крикнул Коршун. – И готовьте почетный эскорт!

Князь бросил на него быстрый взгляд.

– А что? – удивился Коршун. – Эскорт в любом случае понадобится. Если врет – до тюрьмы. Если нет – до покоев.

– Зачем до покоев. Эскорт? – спросил Синклер.

– Не будет никаких покоев, – ответил Коршун.

Бойцы клана внесли в комнату потертый вещмещок Синклера. Они остановились перед ним с мешком в руках и замялись. Синклер протянул руку. Бойцы отшатнулись.

– Дайте ему мешок. Наш гость все равно под прицелом, – разрешил Коршун.

– Спасибо, – сказал Синклер.

«Скотина», – подумал он.

Бойцы аккуратно, на вытянутых руках протянули мешок и поспешно, но стараясь не терять достоинства, отступили назад. Синклер запустил руки в мешок и принялся рыться. Не доставая рук, он сказал:

– Вы видели зерно. Стазиса. Когда-нибудь?

– Приходилось, когда вылавливали скрытых эмиссаров и диверсантов Распутников. В этом деле мы накопили некоторый опыт, – сказал Коршун.

– Конечно, видел, – сказал князь. – Отвратительная дрянь.

– Я сжигал их сотнями, – подтвердил воевода.

– Кого видели? – спросил пан.

Со своими подсчетами он немного потерял нить событий. Кроме того, он был слегка глуховат.

– Тогда вам будет. С чем сравнить. Господа, – сказал Синклер. – Приготовьтесь.

Он аккуратно достал из мешка предмет, похожий на стальной подшипник. Предмет был окутан легкой туманной дымкой. На его блестящей поверхности вспыхивали и гасли яркие белые прожилки. Стальной шар был мертвым и в то же время казался живым существом. Каждый, кто смотрел на него, чувствовал умиротворение – и чем слабее его воля, тем сильнее умиротворение.

«Других вариантов у меня все равно не осталось. Придется им показать».

– Я принес из Москвы. Оно ярче обычного. Во много раз. Это доказывает… – сказал Синклер, но договорить не успел.

Коршун сделал неуловимый жест, и Синклер получил два синхронных удара по почкам прикладами автоматов. Он охнул и согнулся. Руки разжались, но кончиками пальцев он все еще удерживал шар.

– Не дайте ему разбиться здесь! – крикнул Коршун.

Бойцы растерянно смотрели на Коршуна. Им не хватило силы духа забрать из рук Синклера зерно Стазиса. У одного из них автомат ходил ходуном. Другой просто глупо улыбался. Коршун чертыхнулся и бросился к ним, сшибив пустой стул.

– Олухи, мать вашу, – сказал он.

Коршун вырвал у согнутого Синклера зерно. Другой рукой он коротко двинул его в диафрагму. Синклер задохнулся и упал на пол.

После Коршун порылся в его мешке, достал оттуда кусок конопляной дерюги и плотно замотал шар в него.

– Вы все видели сами, князь, – сказал Коршун. – Ваш гость попытался разбить здесь зерно Стазиса. В зале вашего Малого совета! Какие еще доказательства вам нужны?

«Я кретин, – подумал Синклер. – Я совершаю ошибку за ошибкой. Нельзя было показывать им зерно. Если Коршун так хорошо подготовил подлог, он и к другим неприятностям должен быть готов. Коршун любит продумывать комбинации досконально». Синклер лежал на полу, а очнувшиеся бойцы слегка колотили его прикладами.

«Да прекратите уже, козлы», – подумал Синклер.

– Я не хотел бить, – прохрипел он. – Я хотел показать.

– Замолчи. Я вижу, как ты отвечаешь на гостеприимство, – сказал князь.

Он приподнялся на стуле, и его глаза недобро засверкали.

– Я был не прав, – медленно сказал князь. – Не прав, когда позволил тебе войти. Нельзя заносить эту дрянь в черту города. Сначала то, что сказал Коршун, показалось мне ерундой. Я подумать не мог, что ты способен на предательство. Но мы давно не виделись, а люди имеют склонность меняться. Дружба – понятие условное. Я не могу игнорировать сигналы от человека, которому доверяю свою безопасность и безопасность своего клана.

– Коршун обманывает тебя, – сказал Синклер.

Коршун усмехнулся и закатил глаза.

Синклер попытался привстать, получил еще один удар прикладом, охнул и упал на одно колено. Бойцы были смущены недавним конфузом с зерном и старались хотя бы так отработать эту промашку.

– Прекратите его бить. Лучше свяжите ему руки, – сказал князь. – Синклер, почему ты не попробовал моих яблок?

– Что? – спросил Синклер. – Каких еще яблок?

– Антоновки.

– Не понимаю.

– Я говорю, ты ничего не ел. Ни яблок, ни канапе, – грустно сказал князь. – Есть такой древний обычай. Гость, вкусивший хлеб-соль под крышей хозяина, становится повязан специально обученной магией. Он не может причинить хозяину вреда. А хозяин не может напасть на гостя или сделать ему какое-то другое западло. На этом строилась вся наша цивилизация. Но ты же любишь всякое старье? Видимо, древние обычаи ценишь тоже? Потому и не ел ничего? Чтобы не связать себе руки?

– Это какой-то бред, – сказал Синклер.

– Наша жизнь заполнена бредом. Огромный бредовый пирог, со слоями чуши и абсурдной начинкой. С одной стороны он пригорел, а с другой – сырой. Рано или поздно любой отравится этим сраным пирогом. Но мне нравится его вкус. Я еще не устал его есть. Бросьте его в тюрьму.

Синклер попытался вырваться из рук бойцов, но получил очередной удар, теперь по голове. На этот раз его ударил Коршун – рукояткой своего «стечкина». Экономным профессиональным приемом, по автоматизму которого легко догадаться, что глава службы княжеской безопасности пользуется им нередко.

В голове у Синклера зашумело, но он все еще держался. Коршун удивленно покачал головой и выдернул из-за пояса у одного из бойцов тазер.

– Вот это тебе точно не понравится, – улыбнулся он.

«Почему я всегда делаю все не так», – успел подумать Синклер, получил заряд и потерял сознание.