Онлайн чтение книги Страна ночи The Night Country
7

Я моргнула.

Закрыла глаза, и по опущенным векам пробежали лучи. Лунный свет, и свет фонарей, и четкие очертания рассыпанных по небу звезд исчезли, когда из-за горизонта выглянуло солнце. С тихим жужжанием мигали уличные фонари, светились белые фары автомобилей и желтая вывеска метро. Я еще что-то помнила и пыталась удержать в голове, но это было все равно что пытаться ухватить луч фонарика. Еще мгновение – и все исчезло.

Я открыла глаза. В окно моей спальни глядело раннее утро. Кошмар напоследок сверкнул молнией и тут же убрался в свое укрытие. С минуту в голове было пусто, как в нежилой комнате. А затем в нее хлынули события прошедшей ночи.

Выпивка у Робина. Поход в Ред-Хук. Проникновение в дом через окно. Квартирка, вызывающая клаустрофобию, сладкий и жуткий треск разорванной губы. Его презрительный взгляд, сменившийся испуганным, и то, как смотрела на меня София. «Алиса! Твои глаза!»

На меня давила какая-то тяжесть, так что трудно было дышать. Я думала, что это от ужаса, пока пальцы не скользнули по шее.

Горло сжимало что-то твердое и теплое – слишком туго, не разглядеть. Я выпуталась из простыней, скатилась с кровати и выскочила в коридор. В зеркале ванной отразились мои глаза – две холодные впадины. И уже поблекшие виноградные лозы, нарисованные черной подводкой.

А на шее у меня было красное рубиновое ожерелье.

Я укусила того мужчину из моей сказки. Может, и еще что-нибудь похуже сделала, но на этом месте в моих воспоминаниях зияла дыра – аккуратная, с четкими границами. Вокруг губ остались ржавые пятна его крови. На языке – запах скотобойни. А там, куда кровь стекала ручьем с подбородка и где засохла зловещим кольцом, как раз и сверкали камни.

Они впились в шею, как клещи. Я стала яростно чесаться, протянула руку за спину и нащупала под волосами застежку. Расстегнула. Ожерелье соскользнуло и обвилось вокруг моих рук, оставляя красные пятна на коже. Я бросила его в раковину и открыла кран. Камни кровоточили под струей воды, размывались и таяли, будто густая краска, и наконец от них не осталось ничего, кроме следов на моей коже – словно когтями провели.

Вначале мне показалось, что во мне закипают слезы, но это был смех. Тихий, густой, словно кофе у походного костра.

Это было волшебство, и отнюдь не доброе. Мир, который я хотела забыть, ночь, которую не могла вспомнить, и страшный подарок, который едва не удушил меня. Сопределье тянуло к себе, дышало мне в лицо, хватало пальцами за горло. Смех мой оборвался.

«Будь уверена», – сказала София.

«Я сказала, что не хочу видеть здесь ягнят». Это Дафна.

– Что же ты сделала? – спросила я девушку в зеркале.

Она глядела на меня. И скалила окровавленные зубы.

Я стянула с себя одежду и забралась под душ. Вода была сначала чуть теплой, но постепенно стала приближаться к кипятку. Когда кожа наконец стала чистой, я растерла ее одним из тех колючих полотенец, которые Элла стащила в бассейне, – жестко, с силой, до боли. Виноградные лозы смылись. И кровь, и хмельной пот, и вся эта ночь.

– Все в порядке, – прошептала я. Зачесала волосы назад, намазала губы гигиенической помадой. Никакой подводки, чистое лицо. Свежая одежда, старые кроссовки. В животе екало, но я все же съела тост с вареньем, обильно запивая каждый кусок холодным чаем.

Пропущенных звонков от Софии не было. Я открыла браузер и задумалась на минуту. Быстрый поиск в новостях: «Ред-хук».

Я отложила телефон. Вся моя помада осталась на тосте, и я пошла в ванную, чтобы нанести ее снова. Глядя в зеркале на свои кроткие глаза, глаза «девицы в беде», я все водила и водила помадой по губам, пока они не сделались восковыми. А потом резко оторвала взгляд от зеркала, потому что…

Да никаких «потому что». Тут и думать особенно не о чем. Если слишком долго шаришь рукой в темноте – только себя и вини за то, что найдешь. В груди было странное ощущение – непроходящая саднящая боль, как при астме, и я никак не могла от нее избавиться. Надо бы прогуляться, это поможет. Было совсем рано, Элла в такое время спит. До работы еще несколько часов.

Я снова проверила телефон. Ни одного сообщения. Бросила взгляд на закрытую дверь Эллы. Набирала и стирала, набирала и стирала.

«Пошла за кофе, – написала я наконец. – Хорошего дня».

Поток прохожих с кофейными стаканчиками, телефонами и портфелями в руках огибал меня, как вода огибает риф. Какой-то терьер шарахнулся из-под ног, рыча сквозь зубы. Его владелец поднял голову, чтобы извиниться, но ничего не сказал, только крепко стиснул зубы и быстро зашагал прочь.

Какое-то время я шла, не видя куда. По коже словно пробегали электрические разряды. При моем приближении мужчины, игравшие в домино под навесами, настороженно поднимали глаза, а старушка, толкавшая перед собой тележку с покупками, свернула в канаву, чтобы со мной не столкнуться. Когда на весь квартал взвыли сирены, у меня разом вспотели руки и пересохло во рту.

Две полицейские машины, с ревом выскочив из-за угла, пролетели мимо.

Только когда они скрылись, я снова смогла вздохнуть.

Боль в груди поднялась выше и сдавила горло. Когда я поняла, что больше не могу идти, потому что меня вот-вот вырвет, я в изнеможении опустилась на крыльцо и стала набирать сообщение Софии. Пальцы у меня дрожали.

«Что было ночью?»

Ответ пришел почти мгновенно.

«А ты что, не помнишь?»

Я ждала продолжения. Ждала, ждала, ждала, и непролитые слезы мерцали радугой перед глазами.

«Ничего страшного, – ответила она наконец. – Правда. Поговорим позже».

Звуки города разом обрушились на меня. Птичье пение, утренний шум машин, беспричинно-радостный крик детей – отчего бы не покричать, раз легкие есть. Я сама готова была так же завопить. С полминуты мир был ярким и солнечным, и солнечный луч на лице казался благословением. А затем в голове снова всплыла зловещая арифметика.

Три убийства. Две руки. Одна нога.

Под бодро сияющим солнцем в семь утра я вдруг почувствовала свою беззащитность. Представила, как, должно быть, выгляжу сзади: спутанная грива отросших волос, птичьи косточки… Все такое ломкое или мягкое – ничего не стоит разрезать ножом. Я вся дрожала – от прилива адреналина, от облегчения, от страха, и домой идти не хотелось. Но и здесь я оставаться не могла – нервы были слишком взвинчены. И я подумала: есть одно местечко, где можно отсидеться.

Несколько месяцев назад, когда мы только вернулись в Нью-Йорк, я решила совершить паломничество в кафе, где работала до отъезда. Но оказалось, что кафе больше нет: на его месте появился магазин детской обуви. Еще один осколок моей прошлой жизни унесло водоворотом большого города. Какое-то время я проработала в супермаркете, но это было не по мне.

Новую работу помог найти случай – или удача, или судьба. Прошлой зимой, блуждая вечером без цели, я укрылась от метели в книжном магазине на Салливан-стрит – узком, как коридор, освещенном старыми лампочками, придававшими всему вокруг оттенок кофе с молоком. У парня за прилавком была шкиперская бородка и маленькие очки в тонкой оправе, и он что-то кричал в старенький телефон-раскладушку.

Я делала вид, что разглядываю книги, а сама слушала, как он распекает какого-то парня по имени Алан.

– Дело не в качестве, Алан, – повторял он. – А в том, что слово надо держать.

Я сняла с полки старый том в твердом переплете, с чайно-коричневыми страницами и обложкой цветов геральдического флага. «Создания земли и воздуха. Справочник» и стала аккуратно перелистывать. Тем временем парень за прилавком перешел на саркастичный тон:

– Нет уж, ради бога, не приходи больше, не трать свое драгоценное время. Прожигать денежки из трастового фонда – тоже работа, считай, на полную ставку.

Я старалась не рассмеяться, и тут книга у меня в руках открылась на странице с закладкой.

Я затаила дыхание. У меня всегда было особое отношение к находкам, встречающимся между книжных страниц. Правда, в этот раз это была всего лишь игральная карта. Пиковый валет, на обороте – классическая красная рубашка с девицей. Я вертела карту в руках, не замечая, что продавец уже повесил трубку, пока не увидела, что он стоит рядом со мной.

– В книге нашли? – спросил он и взял у меня из рук карту.

– Вот в этой. – Я показала ему «Создания».

– Хм… – Он склонился над картой и снова хмыкнул, на этот раз торжествующе. – Ага. Смотрите-ка.

Я вгляделась. Девица в центре держала букет, по углам сидели четыре русалки.

– Вот эта. – Он указал на русалку в левом верхнем углу. Все остальные тянули руки к цветам, а эта – к прялке. Изображение было стилизованным, но узнаваемым. Но если специально не присматриваться, то и не заметишь.

– Что это значит?

Ему, кажется, польстило мое любопытство.

– Это значит, что она из меченой колоды.

– Как это? Шулер пометил?

– Или волшебник. Правда, метка странная – ни на масть намека нет, ни на значение. Знаете, в книгах каких только диковин не найдешь.

Я подошла за ним к прилавку. Он достал коробку из-под сигар и сунул карту туда.

– А каких? Что еще вы находили в книгах?

– Ну… – Он огляделся вокруг, будто опасался, что у стен могут быть уши, и снова открыл сигарную коробку, повернув ее так, чтобы мне не видно было содержимое. – Вот такие штуки, например.

Он показал мне засушенный синий цветок размером с мой кулак – тычинки у него торчали в разные стороны фейерверком. Бумажку из печенья с предсказанием: «Горе тебе». Аккуратно вырезанную страницу объявлений о знакомстве из газеты «Ист-виллидж хроникер» от 1 сентября 1970 года.

– Любопытно, правда?

Это было и в самом деле любопытно. Мне нравилось думать о том, что в книгах можно найти разные безобидные диковинки. Это напоминало, что в мире есть и такие тайны, которые не угрожают переписать заново всю историю твоей жизни.

– Однажды я нашла фотографию в одной старой книге, – сказал я, глядя ему в лицо в ожидании реакции. – В сборнике сказок. Но самое странное, что это была моя фотография.

– Обалдеть, – сказал продавец, и глаза у него восхищенно загорелись. Ему, кажется, даже не пришло в голову, что я могла соврать. Я-то не врала, но ведь могла бы.

– А вам тут работники не нужны? – спросила я.

Продавец провел ладонью по бородке, и по этому жесту было заметно, как он ею гордится.

– Да, можно сказать, нужны. Если вас устроит нерегулярный график, пожалуй, сговоримся.

Вот так я и начала работать в маленьком букинистическом и антикварном магазинчике. График там и впрямь был нерегулярным. Парня с бородой звали Эдгар, он был владельцем магазина, и он никогда не выдавал мне расписания рабочих часов больше чем на неделю вперед. Смены длились от двух часов до десяти, а иногда я приходила к дверям закрытого магазина. Выручку все равно делали те, кто заказывал редкие книги по почте, а не студенты, заглядывающие по пути из любопытства и уходящие с подержанным изданием гинзберговского «Вопля» ценой в пять долларов.

Жгучая жара еще усилилась после вчерашнего ливня, и к тому времени, как я зашла в магазин, вся футболка на мне была мокрой от пота. До открытия оставалась еще пара часов, но, на мое счастье, Эдгар очень плохо разбирался в людях, и поэтому у меня были свои ключи.

Сердце перестало колотиться, как только я вдохнула запах кофе, бумаги и нагретой солнцем пыли. Как и все стоящие книжные магазины, магазинчик Эдгара был карманной вселенной, где время ползло медленно, словно облака по небу. Обычно в рабочее время я или читала, или слушала, как Эдгар перебирает свои многочисленные обиды на мироздание, или пила кофе в фантастической тишине, пока пальцы не начинали дергаться от кофеина.

С самого начала у нас с Эдгаром было соревнование: кто отыщет в старой книге самую диковинную штуку. С тех пор как я в первый же день обнаружила меченую карту, коллекция моих находок пополнилась официальным письмом о разрыве помолвки, полоской кадров из фотобудки, изображавших мужчину в обнимку с ананасом, и визитной карточкой «духовной свахи» из Южной Флориды (я даже позвонила ей, но оказалось, что номер больше не обслуживается). Но пока что победа оставалась за Эдгаром: ему недавно попался шиньон, сплющенный между страницами «Памелы».

Однако сегодня мне было суждено выиграть это соревнование с гигантским отрывом, хоть Эдгар об этом так и не узнал.

Я обошла весь магазин, оглядывая проходы между полками, а в голове все крутились рубины и кровь. Подключила телефон к громкоговорителю и поставила на повтор Pink Moon. Слушая одну и ту же песню раз за разом, я все теребила свою память, будто гнилой зуб, – пыталась вытянуть из нее пропавшие события прошлой ночи. Через пару часов Эдгар открыл дверь, сделал несколько шагов, прежде чем увидел меня, и вскрикнул от неожиданности.

– Это еще что за фокусы? – рявкнул он, выдергивая из ушей наушники. – Ты что, поселиться здесь решила?

– Извини, – пробормотала я. К счастью, Эдгар не стал больше задавать никаких вопросов.

До десяти утра мы в дружеском молчании жевали соленую лакрицу из одного пакета, и я даже стала чувствовать себя почти нормально. К одиннадцати в магазин хлынули посетители, и с каждым треньканьем колокольчика нервы у меня натягивались все сильнее. Казалось очень странным, что в одном городе, в одной жизни может совмещаться вот это все. Поток посетителей с объемистыми сумками – и ночь в Ред-Хук, окрашенная хмельным зельем и кровью.

И три мертвых бывших персонажа с отрезанными частями тела.

Наконец, во время короткого затишья, я подошла к двери, повернула табличку в положение «Закрыто» и щелкнула замком.

Только на часок, мысленно оправдывалась я. Потом пойду куплю Эдгару кофе в качестве компенсации. Он все равно так зачитался, что ничего вокруг не замечал.

Почему-то в проходе между секциями английской литературы и мифов народов мира ковер был самым мягким, поэтому я устроилась там и сняла с полки «Доводы рассудка». Вот уже неделю я читала эту книгу каждую смену и теперь нырнула в нее, как в прохладную воду: мой воспаленный мозг нашел убежище в уютном мирке Джейн Остин. Поначалу я скользила по строчкам рассеянно, но вскоре зачиталась, особенно когда добралась до самого классного момента – того, где капитан Уэнтуорт пишет Энн письмо.

«Я не могу долее слушать Вас в молчании…» Я читала это уже сто раз, иногда вслух Элле в дороге. «Я должен Вам отвечать доступными мне средствами».

Я пробежала глазами предыдущие страницы. Вот Энн беседует с Харвиллом, а Уэнтуорт стоит, окаменев, в другом конце комнаты. Вот он что-то нацарапал на листе бумаги, выбежал из комнаты и тут же вернулся, чтобы вложить письмо в руку Энн. Я проглотила остатки кофе – вместе с гущей и неразошедшимся сахаром. Вот Энн открыла письмо и начала читать…

«Я совсем потерян и оттого делаю глупости. Может быть, ты никогда этого не прочитаешь…»

Я резко выпрямилась. Перечитала снова. В романе Джейн Остин не было таких слов! Но вот же они, отпечатанные бледным черным шрифтом на странице, от которой тянет клеем и запахами старого дома.

«Я совсем потерян и оттого делаю глупости. Может быть, ты никогда этого не прочитаешь. Но если это письмо дойдет до тебя, значит, волшебство подействовало.

А если волшебство действует, значит, мы когда-нибудь встретимся снова. Думаю, что встретимся. Думаю, должны встретиться. То есть я уже не знаю, что и думать.

Ты простила меня за то, что я не вернулся? Думаешь иногда о том, как я тут блуждаю среди звезд? Иногда твое лицо встает передо мной так ясно и так внезапно, что этому должно быть одно-единственное объяснение: ты тоже вспоминаешь обо мне в эту минуту. Но, может быть, я просто обманываю себя. Может быть, ты никогда этого не прочитаешь. А если и прочитаешь – может быть, не решишься поверить в невероятное.

Но это вряд ли – ведь ты и сама невероятная. С тех пор, как ты ушла, я чувствую себя потерянным. Но теперь думаю, что скоро найду дорогу назад. Мы ведь еще встретимся с тобой? В какие-то дни мне кажется, что да, а в какие-то – нет. Ты ведь никогда этого не прочитаешь, правда? Я это уже три раза повторил, значит, наверное, правда. Не знаю, как закончить. Как? Может быть, просто оборвать…»