Онлайн чтение книги Тачанка с юга
11

Борода разбудил меня на восходе солнца. На хуторе еще все спали. Мы отправились к пруду, умылись, и Борода подробно рассказал мне, как действовать, если Кузьма вдруг нарушит свое слово. - Ты держись у порога, в сарай не заходи, - учил Кирилл Митрофанович. - За дверью я поставил две заряженные винтовки. Патроны уже досланы. Стой и внимательно следи за двором. Если со мной начнутся шумные разговоры, хватай винтовку и бей по Сирому, Бабашу, Полковнику, - словом, кто полезет на мушку. Только меня не зацепи. Как начнешь стрелять, я побегу к сараю и оттуда буду кидать гранаты. Оружия у нас достаточно. Я еще с вечера уволок в сарай пулемет, тот, что привезли Марусины вояки. - А если хватятся? - Кто хватится? Сирый? Так он же про пулемет не знает, - успокоил Кирилл Митрофановичи предупредил: - Только учти, палка-махалка, что вся эта стрельба - на самый крайний случай. На один из тысячи! Примерно через час хутор стал просыпаться. По двору, громко ругаясь, ходил Сирый: собирал отряд. Одним из первых около него появился Порубайло. Он опасливо оглядывал каждого и жался к Сирому. Я с тревогой следил за тем, как Борода, держа правую руку за бортом френча, медленно подошел к ним, протянул левую руку Сирому и кивнул головой Порубайло. - Здоров, кум! Ну, что, узнал меня? Порубайло развел руками и замотал головой. - Не! Не узнал! Вчера мне с пьяных глаз померещилось. Больно крепкий самогон у Бабашей. - А я что говорил, - сказал Борода, - проспишься и увидишь, что ошибся. - Верно! Вы уж извините меня! Видно было, что Порубайло хотел закончить разговор, а Борода всячески его затягивал. - Вот мы и познакомились. Теперь можно и в гости к тебе приехать. Можно? Порубайло смутился, снял шапку и поклонился Бороде. - Как вам будет угодно, а я… я буду очень рад! - Ну, держи пять, Порубайло! - Борода пожал ему руку и подошел ко мне. Наклонившись к колесу тачанки и наблюдая за двором, он едва слышно шепнул: - Кажется, пронесло, но готовность номер один не снимается! Надрываясь от крика, Сирый и несколько его подручных приводили непроспавшихся, взлохмаченных, злобно ругавшихся бандитов. На опохмелку ничего не осталось: весь самогон был вычерпан с вечера. Наконец тачанки были запряжены, кони оседланы. Из дому вышло начальство. Сирый подал команду подтянуться, и Аркадьев сказал короткую речь. Он сообщил о передаче командования Сирому, пожелал "повстанцам" удачи в борьбе за счастье селянина, за лучшее будущее без коммунистов, без Советов, за независимую Украину - союзницу многострадальной матери-России. На прощанье обнял Сирого и перекрестил. - С богом, Федор Антипович! Будьте тверды и непоколебимы в борьбе за святое дело! - сказал Аркадьев и, вынув платок, картинно вытер набежавшую слезу. Банда Сирого выехала с хутора. - Василь! - позвал Аркадьев. - Переодеваться и обедать! Через два часа едем! Есаул! - повысив голос, обратился он к Бороде: - Очень недоволен вашим песенным выступлением перед казаками. Это же, это же… агитация за Советскую власть! Мне люди так и сказали: "Ваш проводник - советский агитатор!" - Агитатор?! - Борода покраснел и рванул на себе ворот. - Что вы говорите, ваше превосходительство! - Вы, есаул, - смягчился Аркадьев, - совсем как ребенок: вот уже и разволновались… Выслушайте спокойно и зарубите себе на носу: народ здесь очень чувствителен, я даже сказал бы сентиментален, если так можно сказать об этих скотах. А что вы пели? Вдумайтесь только, сколько безысходности в словах вашей песни. Тут и про атамана, в грудь которого наводит наган комиссар, и подвал Чека, из которого не уйдешь. Черт его знает, чего только вы не пели. А слова-то какие: "стенка ли, осина, могила темна!" На повстанцев это очень подействовало. Где только вы эту песню выкопали? - В Ставропольской чрезвычайке, где я сидел и откуда бежал в восемнадцатом году. Аркадьев, видимо, успокоился и негромко сказал: - Все это так, Павел Афанасьевич, но ваше выступление было нехорошо истолковано. - Виноват! Больше не повторится, - покаянно заверил Борода. - Ладно! Не будем омрачать сегодняшний день, а в дальнейшем я вас попрошу воздержаться от всяких выступлений. Аркадьев ушел в дом, а Борода еще долго стоял у крыльца с видом напроказившего и наказанного школьника. Обед прошел без обычных разговоров и смеха. Борода не шутил, а от самогона отказался наотрез. - Я, Александр Семенович, в дороге не пью! - категорически заявил он. - Я же за вас головой отвечаю! Перед самым отъездом Бабаш оглядел меня и сказал, что я очень наряден и нужно надеть ту одежду, в которой я приехал. Я залез на сеновал. Снял костюм, спрятал его вместе с кубанкой в мешок и снова обрядился в "спинжак", серые брюки и картуз. Бутсы свои я выбросил и надел сапоги, выданные Бабашем. А Борода тем временем вытащил из карманов -гранаты, завернул их в. тряпку и вместе с моим браунингом спрятал в тайник. Свой кольт он поместил в какую-то хитрую петлю под френчем. Провожали нас родители Бабаша и несколько "повстанцев". Пока Аркадьев с ними разговаривал, а Борода проверял упряжку, старая Бабашиха все подносила и подносила продукты в наш и без того набитый сундук. Выбрав момент, Борода шепнул мне: - Вот гады, завалили своей снедью всю крышку, а все этот кабан проклятый, Василь! - И громко: - Саня, а где инструменты? - В сундуке. - Проверь, чтоб ничего не забыть: путь не близкий! Я полез в сундук, переложил продукты так, чтобы можно было быстро выбросить их и поднять крышку тайника. Проделывая это, я видел, как Аркадьев отдал свой маузер Бабашу. Тот вынул его из кобуры и сунул за пазуху, а кобуру спрятал вместе с японским карабином и патронташем под заднее сиденье. Заметив это, Борода покачал головой и сказал с укоризной: - Зря, Александр Семенович, набираете столько оружия. Свои не тронут, а для заградотрядчиков достаточно наших документов. - Ничего, ничего, - сипел Бабаш, - в дороге сгодится. А если дойдет до обыска, будет чем отбиться! Аркадьев промолчал. Еще раз оглядев и проверив сбрую, Борода снял фуражку, низко поклонился провожающим. - Спасибо за прием и ласку! Оставайтесь здоровы! Ждите к осени с победой! - Дай бог, дай бог, - закрестились старики Бабаши, - счастливой путя-дороги! Я тронул коней. Старая Бабашиха, держась за борт тачанки, шла до выезда со двора, плакала и просила Аркадьева "присматривать за Василем, потому что он лезет, куда не следует, что он еще несмышленый хлопец". "Несмышленый хлопец" весом более шести пудов щурил заплывшие жиром глаза и укорял мать, как ей не совестно перед чужими людьми. - Что мне пять лет? Или я совсем глупый? Куда я лезу? - ворчал Василь. - Не беспокойтесь, Олена Степановна, все будет отлично. Спасибо за прием, за хорошего сына! - прокричал на прощанье Аркадьев.

12

От хутора за нами зарысили Гусар и три конника. Не доезжая Покровки, Борода остановил тачанку и твердо сказал, что необходимо с первых же шагов соблюдать секретность, "а не ехать, как ездил архиерей". Бабаш возразил: - Пусть едут. Кому хлопцы мешают… Но его строго оборвал Борода и приказал: - Господин Бабаш, приказываю вам отправить конных обратно! Не забывайте, что за доставку Александра Семеновича я отвечаю головой перед самим Верховным главнокомандующим, его высокопревосходительством генералом бароном Врангелем! Против этого довода не мог возразить и Аркадьев. Он поддержал "есаула". Когда конные повернули назад, Борода попросил Аркадьева снять очки, повязать платком щеку, чтобы прикрыть шрам, и надеть на голову капюшон пыльника. Это же проделал и Бабаш. В грязном пыльнике, с капюшоном на голове, он походил на мучной куль. Покровку мы проехали рысью, никого не встретив, кроме ребятишек и двух шарахнувшихся от тачанки старух. Пока все шло по намеченному плану. Скоро мы должны будем проезжать те места, которые Борода назвал "бандитскими" и где должна завершиться наша операция. В случае удачи оставшееся светлое время мы переждем в лесу, проскочим в темноте Жердевку, а за ней свернем в противоположную сторону от Екатеринославской дороги и возьмем направление к дому. Занятый этими мыслями, я старался не оглядываться на наших пассажиров, чтобы не выдать своего волнения. Борода пересел ко мне на козлы и время от времени придерживал сибирок. Постепенно они перешли на легкую пробежку, мало чем отличающуюся от шага. Тачанку чуть покачивало. Бабаш, сидевший слева от Аркадьева, стал всхрапывать, "генерал" тоже подремывал. Прямая дорога взбежала на возвышенность, откуда она просматривалась в обе стороны версты на две с половиной. Вплотную к ней подступали густые кусты, а за ними, шагах в пятидесяти, начинался лес. Борода толкнул меня локтем и громко сказал: - Что-то вроде заднее колесо бьет, останови-ка, Саня, коней! Я натянул вожжи, Борода слез. - Что случилось? - встрепенулся Аркадьев. - Ничего, ничего, ваше превосходительство, - пробасил Кирилл. - Наверно, сильно затянули втулку. Бабаш продолжал всхрапывать. Борода медленно, вразвалочку, пошел к заднему колесу. Вот сейчас он спросит про инструменты, вот сейчас все начнется… А что, если Бабаш проснется и выхватит маузер? В этом случае - пришло мгновенное решение - брошусь на его руку или ударю по руке: главное опередить его. Борода что-то бормотал, колдуя с колесом. Стукнула откинутая крышка сундука. Сердце мое стучало так громко, что, казалось, могут услышать и Аркадьев, и Бабаш. - Саня, а где гаечный ключ? - Голос Бороды был тих и спокоен. Очевидно, он волновался и забыл о моей "глухоте". - Ключ под мешком с хлебом, ближе к углу, - так же спокойно ответил я. Глухо ударился выброшенный на дорогу мешок, что-то еще звякнуло, скрипнула крышка тайника. Все эти звуки я принимал, как команды: приготовиться, раз, два… и, наконец: - Иди сюда, я что-то не найду! Бабаш продолжал похрапывать, Аркадьев потянулся, не вставая с сиденья, потер ладонями лицо. Надо было торопиться, пока ему не вздумалось слезть с тачанки или растормошить Бабаша. Крышка тайника была чуть приоткрыта, сунув туда руку, я на ощупь достал браунинг и, еще в тайнике спустив предохранитель, быстро спрятал пистолет за борт "спинжака". - Ага, вот куда он завалился! Иди, коней чуть заверни, - тотчас распорядился Борода. Держа лошадей левой рукой, прикрываясь ими, я хорошо видел, что происходит в тачанке и позади нее. Позиция для стрельбы была не из удобных. Стрелять пришлось бы из-под морд лошадей, и неизвестно было, как они себя поведут, хотя к выстрелам над головой сибирки были приучены. - Стоят кони? - Это был последний сигнал Бороды. - Стоят, Павел Афа… - И тотчас над головой Бабаша взметнулась рука с зажатым в ней кольтом, но в этот момент Бабаш проснулся и привстал. Страшный удар, наверно, размозживший бы ему голову, пришелся в спину, и Василь, хрюкнув, грудью упал на облучок тачанки. - Руки вверх! - загремел Борода. - Руки вверх! - повторил я, наводя браунинг на Бабаша. Аркадьев медленно поднял руки и, щурясь, уставился на Бороду. Прошли секунды, показавшиеся мне часами. Бабаш, широко раскрывая рот, пришел в себя. Глаза его налились кровью, свирепо ругаясь, он сунул руку за борт пыльника. - Стреляй! - закричал Борода. Я выстрелил, и рука Бабаша повисла плетью, а вытащенный до половины маузер упал на землю. С криком: "Убили гады!" - Бабаш соскочил с тачанки, и, пригибаясь, бросился бежать через кусты к лесу. После моего выстрела, лошади стали вырываться; еле удерживая их, я два раза выстрелил Бабашу вдогонку. Промах! Промах! - Эх ты, стрелок! - зло крикнул Борода. Лошади окончательно вышли из повиновения, они рванули в сторону, я выронил пистолет и, ухватившись руками за уздечки, едва удержался на ногах. В это время гулко ударил выстрел из кольта. Я видел только морды лошадей и побелевшее лицо Аркадьева, смотревшего куда-то за мою спину. Успокоив лошадей, я оглянулся. На лесной опушке, головой в кустах, лежал, раскинув руки, Бабаш, - Что все это значит? - наконец пришел в себя Аркадьев.

- А то, что вы арестованы Чека, а Бабаш, к сожалению, при попытке оказать сопротивление убит. Сойдите с тачанки! Аркадьев, с поднятыми руками, медленно сошел на дорогу. Борода, держа направленный на него кольт, приказал мне: - Обыщи задержанного да поторапливайся! У Аркадьева в боковом кармане лежал маленький браунинг, "дамская стрелялка". Из того же кармана я вынул генеральские погоны. - Оставь их ему! Пусть в рай идет генералом! - сверкнул улыбкой Борода: видно было, что он доволен тем, как складывается операция. Только теперь Аркадьев понял, что с ним произошло, и разразился руганью. - Руки назад! - приказал Борода. - А то, как брыкну, так… Что будет после слова "так", Аркадьев не стал ждать, он послушно заложил руки за спину, а Борода ремешком каким-то хитрым узлом связал бандита. - Саня, - попросил он, - собери продукты, они еще пригодятся. А вы, гражданин, садитесь в тачанку, - приказал Борода. Аркадьев уселся, Борода привязал его запасными вожжами к спинке тачанки и связал ноги. Когда я убрал продукты в сундук, Кирилл Митрофанович прошел к опушке, затащил Бабаша в кусты и возвратился, неся наган. - Вот и надейся на тебя, на призового стрелка! Ушел бы кабан в лес и открыл бы стрельбу! - беззлобно корил меня Борода. - Так лошади… - начал оправдываться я. - Лошади, лошади - на то они и лошади. Ты что думаешь, им приятно, когда под мордой палят из пистолета. Интересно, как бы ты себя вел, если бы под твоим подбородком палили? Погоняй коней. Проехав с версту, Борода велел остановиться. Сойдя с тачанки и держа лошадей под уздцы, он свернул в лес и, едва протискивая упряжку между деревьями, завел тачанку в глушь, довольно далеко от дороги. - Распрягай, Саня! Будем отдыхать дотемна. В лесу Аркадьев пустился перечислять бесконечные способы нашей казни, когда будет свергнута "комиссаро-чекистская власть на святой Руси". Борода рассмеялся. - Вы только умеете произносить бессмысленные угрозы, а дать оценку настоящей работе вам не под силу, вы ведь стратег, белоручка! Аркадьев продолжал сыпать проклятья и только после угрозы получить "затычку в рот" умолк. - Так будет спокойнее, - удовлетворенно отметил Борода. Он достал из-под сиденья саквояж и спросил Аркадьева: - Ваш? Тот молча кивнул головой. - Давай, Саня, пока есть время, перепишем вещи задержанного, - предложил Кирилл Митрофанович, - чтобы ничего не потерялось и не попортилось. - Стоит ли, - заволновался Аркадьев, - там личные вещи, бельишко… - Такой уж порядок! Начнем, Саня! В кармане пыльника у Аркадьева нашелся чистый блокнот и синий карандаш. Я приготовился к работе. В саквояжике, поверх "бельишка", лежал пистолет "стеер" и стояла большая жестяная коробка, доверху наполненная завернутыми в бумагу круглыми столбиками. Борода развернул один, из него в чемодан посыпались золотые монеты. Борода присвистнул: "Не плохое бельишко, царское!" На дне чемодана, под коробкой, лежало большое количество золотых колец, женских браслетов и серег. Дополнил эти ювелирные изделия массивный золотой портсигар. Борода повертел его в руках, прочел вслух выгравированную на крышке надпись: "Дорогому доктору Петкевичу Казимиру Станиславовичу - в день его семидесятилетия от благодарных жителей города". - Да-а! Ничего не скажешь, - протянул Борода, - целый ювелирный магазин, да еще в придачу банковская касса! - Он начал разворачивать и пересчитывать золотые монеты. Кроме монет и золотых изделий, здесь лежала перетянутая резинкой толстая пачка денег. Кирилл Митрофанович взял ее в руки, посмотрел несколько бумажек и, не став считать, обратился ко мне: - Наши, меченые! Когда будешь записывать деньги, сбоку пометишь - подлежат возврату в хозяйственный отдел Губчека, как взятые там для проведения операции "Тачанка". В опись я включил содержимое чемоданчика, все найденное оружие и сделанные нам генеральские подарки: часы с цепочкой, мой костюм, сапоги и кубанку. Внимательно прочитав, Борода спросил: - Значит, гражданин Аркадьев, это все ваши личные вещи? Низко опустив голову, Аркадьев молчал. Его безобразный шрам стал багрово-синим, на лбу выступил пот. - Допустим, - с иронией рассуждал Борода, - допустим, а как же портсигар? Он снова перечел: "Дорогому доктору Петкевичу". Так, так! Стало быть, вы доктор? Аркадьев промычал что-то нечленораздельное. - А я-то думал, - продолжал Борода, - военачальник, стратег, а вы вовсе не генерал и не доктор, а просто ворюга! Да еще, наверно, воровали чужими руками! - И Борода с презрением плюнул. - А теперь, гражданин Аркадьев, подпишите акт. Для такого дела я вам развяжу руки. - Ступай к черту! - выдавил Аркадьев. - Мы уже там побывали, погостили! - насмешливо сощурился Борода. - Не хотите подписывать, не надо. Нам и так поверят! А теперь слушайте наши порядки. Ехать будем по ночам, а днем отдыхать. Если кто попадется навстречу и вы попробуете крикнуть - пеняйте на себя! Мы люди решительные. Будете благоразумны - развяжу, нет - так и просидите двое суток. Понятно? - Я уже сказал тебе, убирайся к черту! - прохрипел Аркадьев. - Буду кричать, буду!.. А когда люди услышат… - Высказались? - очень вежливо спросил Борода. - Вы уж меня извините, но как поедем, роток я вам завяжу. Не люблю в пути шума, а у вас характер, похоже, крикливый. Аркадьев только заскрипел зубами. - Перекусим, да в путь, - решил Борода и предложил поесть генералу. - К черту! - огрызнулся тот. Я спрятал продукты и стал запрягать сибирок. Борода вытащил из-под сиденья карабин и кобуру от маузера. Карабин он дал мне, а маузер вложил в кобуру и повесил через плечо. - Теперь, палка-махалка, мы можем и дальний бой принять, - весело сказал мне Борода и повернулся к Аркадьеву: - Как у него бой? Не раскидывает по сторонам? - Спросите у комиссаров, что от него смерть приняли! - снова огрызнулся белогвардеец. Кирилл нахмурился. - Что ж, придется его без характеристики испробовать, может быть, даже на вас, гражданин Аркадьев, если будете недисциплинированны.

13

Когда совсем стемнело, мы начали собираться в дорогу. Борода сел рядом с Аркадьевым, вежливо попросил: - Откройте рот, чтоб я не причинил ущерба вашей бесценной челюсти. - Вы что хотите? - встревожился Аркадьев. - Ничего, только вот носовой платочек вложу в рот, чтобы вам не застудиться. - Палач! Хам! Да как ты смеешь! - взвился генерал, пытаясь ударить Кирилла связанными ногами, но Борода спокойно делал свое дело и приговаривал: - Голос вам надо поберечь. Много у вас спросят, много придется отвечать. Вскоре Аркадьев мог только мычать от злости. Кирилл же послал меня разведать выезд из леса. Некоторое время, притаившись в придорожных кустах, я прислушивался. Солнце уже садилось. Длинные вечерние тени легли на землю. Вокруг было тихо. Я решил было выйти на дорогу, но вдруг издалека, со стороны Жердевки, раздался топот. Вскоре появился всадник. Это был Гусар. Я бегом вернулся и доложил Бороде. - Эх, черт возьми! - расстроился Кирилл Митрофанович. - Наверно, что-то забыли передать. Гусар побывал в Жердевке, а может, и дальше. Там тачанку никто не видел, вот он и заметался. Больше ждать нельзя! Борода вывел лошадей на дорогу. Отдохнувшие сибирки резво взяли. Правил Борода, а я с карабином наготове охранял тыл. Было уже совсем темно, когда мы, никого не встретив и даже не потревожив собак, проехали Жердевку. - Пронесло! - обрадовался Кирилл. - А я уж думал: не миновать нам боя. Только бы Гончары проехать без шума. Каких-нибудь десять, от силы двенадцать верст - и все в порядке! Неожиданно мы очутились на берегу довольно широкой реки и увидали причальные мостки. По-видимому, здесь был перевоз. Борода сошел с тачанки, постоял в задумчивости, тихонько присвистнул, сказал: - Вот так номер, палка-махалка! Похоже, что Ворскла, а если Ворскла, то мы взяли сильно вправо. Попробую перегнать паром. Он быстро разделся, взял кольт и поплыл на боку, держа пистолет над водой. Я застыл в томительном ожидании. На том берегу что-то зазвенело, послышались глухие удары, а потом на воде зачернело большое пятно, постепенно принявшее очертания парома. Вскоре паром тихо причалил к мосткам. Борода бросился к одежде. - Еле-еле цепь отомкнул, - стуча зубами, рассказывал он. - Хорошо еще, что замок жиденький попался. А кольт, наверно, попортил: я им, как ломиком, орудовал. Давай заводи коней. Ай, сколько времени потеряли! На рассвете (верстах в пятнадцати за Гончарами) мы расположились на дневку в глубоком овраге, густо заросшем кустарником и невысокими деревьями. По дну оврага протекал ручеек. Борода снял с тачанки Аркадьева, развязал ему руки, вытащил из его рта платок и гостеприимно предложил: - Отдыхайте, гражданин Аркадьев, набирайтесь сил, впереди еще одна ночь. Управившись с лошадьми, мы отдали должное стряпне старой Бабашихи: и пирожки, которые мы запивали ледяной родниковой водой, и курочка после тревожной ночи показались необыкновенно вкусными. Аркадьев от завтрака отказался. - Зря, зря, гражданин Аркадьев, - посетовал Борода. - Что может быть полезнее для здоровья, чем ранний завтрак на лоне природы? Или вы голодовку объявили? Аркадьев что-то буркнул и отвернулся. - Что ж, дело ваше, насильно кормить не будем! - усмехнулся Борода. - Ты, Саня, поспи, а я немного поскучаю с генералом: больно он стал неразговорчивый. Я лег под кусты на попону и сразу провалился в сон. Солнце висело высоко, было, наверно, уже часа четыре, когда меня растолкал Борода. - Вставай, вставай, палка-махалка! Нужно ехать дальше! - Как же мы днем?.. - А так же, как и ночью! - Да я не об том, а… - Акать нечего! - строго сказал Борода и зашептал мне в ухо: - Нас обнаружили. Что-то в кустах зашумело, я - туда. Пистолет держу в руках. Смотрю, парнишка пасет корову. Увидал меня, испугался, да как стреканет прочь с криком: "Караул!" Сейчас он всю округу подымет. Пока я запрягал сибирок, Борода связал руки Аркадьеву. Генерал, очевидно, уже понял, что сопротивляться бесполезно, и, когда Борода поднял его и посадил в тачанку, Аркадьев заговорил: - Послушайте, я даю вам честное слово офицера, что не буду кричать, только не вяжите мне рот. - А вы знаете, что по этому поводу написал один великий человек? Не знаете? - И Борода продекламировал: - "…С волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой…" Попробую вам поверить, хоть и не надо бы перечить дедушке Крылову. Но предупреждаю!.. - Спасибо, солдатское спасибо… А пугать меня не нужно - моя песенка спета. Еще раз спасибо… - Неожиданно голос генерала стал жалобным. - Чего это вы вдруг солдатом стали, ваше превосходительство? - Молодой человек, - уже напыщенным тоном заявил Аркадьев, - все военнослужащие, от рядового до генерала - солдаты родины! - А кем их считать, когда они идут против своей родины? - спросил Борода. Аркадьев опустил голову, промолчал, и Борода подытожил разговор: - Я бы вам сказал, гражданин, да вы и сами знаете… По дороге мы встречали и обгоняли крестьянские подводы, запряженные медлительными волами. Дядьки вежливо здоровались и долго смотрели нам вслед. Мы миновали две небольшие деревни и выехали к развилке дорог. Неподалеку на лужке хлопчик лет десяти пас овец. Борода подозвал его и спросил, как называются ближайшие села. Пастушок долго молчал, рассматривая тачанку, потом почесал ногой об ногу и спросил: - А вы куда едете? Кто вам нужен? - Да никто нам не нужен, только интересно, как называются села, - ответил Борода. - Ага! - важно кивнул парнишка. - Если вам интересно, то налево будет дорога на хутор Петровку, а прямо - видите церковь? - это будет Катериновка. - Он солидно откашлялся и попросил закурить. - Не курим! - с досадой ответил Борода и погнал сибирок к церковной колокольне. - Вот уж никак не думал, что попадем на эту дорогу, - огорченно признался он. - Проезжать через Катериновку, да еще засветло, совсем ни к чему. - Заблудились? - спросил я. - Нет, едем правильно. Только Катериновку нужно было бы объехать стороной. - А что это за село, Кирилл Митрофанович? - Село как село. Будь таких сел побольше, мы бы с тобой, Саня, не занимались бандитами. Туда ни один бандит носа не сунет, а если попробуют, то… об этом подробно сможет рассказать гражданин Аркадьев. Верно я говорю? - обратился Борода к нашему "пассажиру". Тот молчал, и Кирилл объяснил: - В Катериновке, Саня, очень крепкий комитет бедноты, много бывших фронтовиков. Они организовали сильный отряд самообороны. У всех винтовки, кажется, есть и пулеметы. Наверно, на околице застава. Не везет нам сегодня, палка-махалка! Борода озабоченно помолчал. - Я не понял, Кирилл Митрофанович, почему не везет? Ведь если комитет бедноты и фронтовики… - Комитет, фронтовики, - перебил Борода, - а ты забыл, кто мы? А документы у нас какие? Да еще этот… Если его здесь опознают, то живым не выпустят, а нас в лучшем случае повяжут и отвезут в район. - Борода придержал лошадей и остановил тачанку. - Может, вернуться да переждать где-нибудь до ночи? Как ты думаешь, Саня? - Где же переждать, Кирилл Митрофанович? Мы уже верст десять едем, а все поля и поля, да те две деревеньки. - Да-а! - Борода сдвинул фуражку на нос, почесал затылок. - Эх, палка-махалка, была не была - поедем! Авось проскочим! Ты, Саня, в случае чего, ни с кем не болтай. А сейчас отвяжи задержанного от тачанки и спрячь карабин. Если придется стрелять, бей из пистолета над головой или под ноги: люди-то свои. - Он озабоченно покачал головой: - Вот задача! - Потом пустил лошадей шагом и сказал Аркадьеву: - А вы в Катериновке помалкивайте и не высовывайтесь из капюшона. - Боитесь, что свой народ узнает? Хороша же власть! - недовольно пробурчал Аркадьев. - Мы-то свои, узнают, не узнают - разберемся, а как вас узнают, тут вам и конец: катериновцы хорошо помнят ваш зимний налет. И еще: если кто подойдет близко, начинайте стонать, а я скажу, что везу заразного больного. У околицы Катериновки, возле столба, на котором висел медный таз, стоял седоусый дед, вооруженный берданкой. Он вышел на дорогу и щелкнул затвором. - Стой! Хто такие будете? Куда путь держите? Аркадьев громко застонал и несколько раз попросил: "Пи-ить, пи-и-и-ть!" - Добрый день, - вежливо поздоровался Борода и снял фуражку. Аркадьев снова застонал и начал ворочаться. - Хто такие? - повторил дед. - Я фельдшер, везу больного в город. - А що з вашим недужным? - Похоже на холеру, - хладнокровно ответил Борода. Дед шарахнулся от тачанки, чуть не выронив ружье, перекрестился и закричал: - Та изжайте скореича, щоб вас громом убило! Ездите, заразу развозите! Мы спокойно проехали по широкой деревенской улице. Я все ожидал, что сейчас из-за плетней захлопают выстрелы, а через свой ватный "спинжак" ощущал, как дрожит мелкой дрожью сидящий рядом со мной Аркадьев, но улица была безлюдна и никто не обратил на нас внимания. Только на выезде из деревни, у колодца с воротом, вели беседу несколько женщин. Заметив тачанку, они с интересом уставились на нас. - День добрый, бабочки! - поздоровался Борода. - И вам добрый день! - хором отозвались женщины. Миновав колодец, Борода остановил тачанку. - Принеси-ка, Саня, водички, пить охота, прямо высохло все. Я соскочил на землю, достал котелок и направился к колодцу. Любопытные бабы сразу же забросали меня вопросами: кто мы, куда и откуда едем, как меня зовут. Я помнил наставления Бороды и сначала отвечал коротко: "да" или "нет", а потом стал крутить ворот, чтобы помочь женщине вытащить ведро и заодно уйти от вопросов. Но вдруг от резкого движения мой "спинжак" распахнулся и она увидела засунутый за ремень браунинг. - Дивчата, дивчата, у хлопца ливорверт! - закричала она и ухватилась за борта моего "спинжака". - Зачем тебе ливорверт? - спросила другая. - Так воны, наверно, из леса, - предположила третья. - А ну, Галька, беги покличь дядьку Степана! - приказала девчонке, вертевшейся у колодца, пожилая женщина. Женщины заговорили все разом, поднялся невероятный шум. На деревенской улице появились двое мужчин и торопливо зашагали к нам. Дело принимало нежелательный оборот. Борода закричал: - Чего ты копаешься? Давай неси воду! Я рванулся из рук женщины, державшей меня, и, выхватив браунинг, крикнул: - Прочь с дороги! Бабы с криком шарахнулись в стороны, а я, подхватив котелок и зачерпнув из ближайшего ведра, бросился к бричке. Мужчины уже бежали к колодцу; из ближайшего дома, на ходу заряжая обрез, выскочил босоногий парень. Злобно лаяли неизвестно откуда набежавшие собаки. - Давай быстрее! - кричал Борода. - Стой! Стой! - орал парень. - Бандюги чертовы! - кричали бабы. - Стреляй, Ми-кита, стреляй!.. Грохнул выстрел. Расплескав воду, я бросил котелок и на ходу вскочил в тачанку. Борода хлестнул лошадей, и тотчас же позади снова хлопнул выстрел. Пуля подняла столбик пыли у ног лошадей, они рванули в сторону и едва не перевернули тачанку. - Стреляй, стреляй! - во весь голос закричал Борода. - Заткни им глотку! Я два раза выстрелил из пистолета. Пули ударили в дорогу у ног парня, и он, бросив обрез, низко пригибаясь, пустился наутек. А Борода по-разбойничьи свистел, нахлестывая и без того стелющихся на галопе сибирок. Вдогонку нам раздалось еще несколько выстрелов…

Мы проскакали версты три. Потом Борода стал сдерживать коней и, переведя их на шаг, заговорил: - Люблю быструю езду, только без стрельбы. Вот, Саня, как Катериновка незваных гостей принимает! - Хорошо еще, что заставы на выезде не было, да и стрелок не аховский! сказал я. - Такой же, как из тебя водонос. И не напились, и казенное имущество загубили, и гражданина Аркадьева не напоили. Придется где-то поискать воды. - Думайте лучше о себе, - заговорил молчавший все время Аркадьев. Неужели вы надеетесь, что вам везде удастся проехать безнаказанно? - Посмотрим! - нахмурился Борода. - Только вы на благополучный для себя исход не рассчитывайте. - И обратился ко мне официально, на вы: - Товарищ младший сотрудник, если меня убьют, а вы не сможете пробиться… - Он помолчал и, отчетливо выговаривая каждое слово, закончил: - Задержанного бандита Аркадьева приказываю расстрелять! Если пробьетесь, сдадите его и ценности товарищу Лемберу и доложите все, что знаете и видели. Понятно? - Понятно, товарищ Борода! Аркадьев привстал и удивленно вскрикнул: - Как! Вы… вы… и есть тот самый Борода?.. Не ответив и даже не взглянув на генерала, Кирилл Митрофанович приказал: - Повторите приказ, товарищ младший сотрудник! До этой минуты я не совсем понимал всю серьезность и опасность нашей операции, и если иногда у меня и появлялись опасения или сомнения, то своим спокойствием, уверенностью в удаче либо шутками Кирилл Митрофанович тотчас рассеивал их. Да и захват Аркадьева прошел настолько легко, что казался игрой. Сейчас же я не узнал Бороду. Голос его был сух, а приказ необычен и суров. Внутренне содрогаясь, я стал повторять приказ: - Если… если с вами что-либо произойдет, - я не мог выговорить страшное слово - убьют, - доставить и сдать бандита Аркадьева в Губчека, лично товарищу Лемберу, а если не смогу пробиться… - Голос мой задрожал. - Ну, ну! - подбодрил Борода. - Задержанного бандита расстрелять! - наконец выдохнул я. Аркадьев пытался улыбнуться, но губы его кривились и дрожали. - Поздравляю вас, господин Борода! Вы себе достойную смену выращиваете: этот гаденыш убьет и не моргнет глазом! - А зачем же ему моргать? Моргнет и промажет. Правильно, палка-махалка? Борода снова шутил, он был совершенно спокоен. Дорога, обогнув рощицу, выбежала на открытую местность. Далеко на горизонте виднелись белые домики под соломенными крышами, медленно проворачивались крылья ветряной мельницы. Вскоре дорогу пересекла речушка. На узеньком мостике с обломанными перилами стояла одноконная бричка. Возле лошади возился пожилой мужчина. Когда мы подъехали, он оглянулся и, не ответив на приветствие Бороды, продолжал что-то прилаживать. - Проезжайте, добродию, - вежливо попросил Борода. - Подождешь, не великий пан! - огрызнулся дядько. Борода соскочил с тачанки и направился к нему, но едва он ступил на мостик, Аркадьев взвизгнул: - Берегись - чекисты! Мужчина бросился к бричке и закричал: - Федя, Федя, сюда! Из кустов выскочил долговязый парень. Что произошло в следующие секунды, я не видел: мужчину и Бороду заслонила от меня лошадь. Я услыхал выстрел и голос Бороды: - Отойди в сторону и держи руки вверх! Потом я увидал долговязого парня, который бежал от брички к кустам. - Вернись! - крикнул Борода и снова выстрелил. Парень остановился как вкопанный, затем повернул назад и с поднятыми руками стал медленно подходить к Бороде. - Становитесь рядом! Кто такие? Почему не съехали с моста? - гремел мой начальник. - Та мы незаможние селяне, - залепетал дядька. Ездили с сыном на мельницу. - А где зерно или мука? Не вижу что-то! - сказал Борода. В правой руке он держал кольт, а левой стал рыться в бричке и вытащил из-под сиденья обрез. Потом он нащупал в соломе еще один обрез и ручную гранату. обрезы полетели в речку, а гранату Борода положил в карман. - Эх, вы, му-ко-мо-лы! Что мне с вами делать? - Да отпустите нас, товарищ, - затянули в два голоса задержанные. - Ладно, отпущу, но лошадь реквизирую, чтоб неповадно было разъезжать с оружием. Понятно? - Как же не понять! Незаможнего селянина только бьют да плакать не дают. - Ну, ну, заныл, бандитская кость. Я еще до тебя доберусь, выясню, какой ты незаможный! - пообещал Борода. Молодой увел с моста бричку, выпряг лошадь и, когда она была привязана к спинке нашей тачанки, мы тронулись. Через некоторое время Борода передал мне вожжи и пересел к Аркадьеву. - Как прикажете понимать ваше офицерское честное слово, гражданин Аркадьев? Молчите? Теперь уж мы услышим ваш голос только в Чека. За моей спиной послышались возня и брань. Потом ругань Аркадьева сменилась глухим мычанием. Оглянувшись, я увидал его налитые кровью и злобой глаза. Неподалеку от деревни Борода перерезал ножом уздечку нашей "трофейной" лошади, и она, обогнав тачанку, галопом понеслась вперед. - Вот чертова кобыла! - выругался Борода. - Если те "незаможники" здешние, то как бы нам не нарваться! - Он пересел на козлы. - Ты, Саня, не зевай! Чуть что - бей из карабина! Да надень арестованному капюшон. На хорошей рыси мы въехали в деревню. По длинной улице, которой, казалось, не будет конца, мальчишки с криками ловили наш "трофей". Из-за плетней, из окон выглядывали селяне… У самой околицы путь нам преградило стадо коров. Коровы затерли тачанку со всех сторон. Возле нас оказались две тетки. Одна из них, прижатая к тачанке, встала на подножку и очутилась лицом к лицу с Аркадьевым. - О, лышечко! - испуганно закричала она и бросилась в самую гущу стада. Люди добрые, спасите! Вторая, не понимая, что напугало первую, тоже стала кричать. Щелкая кнутом, к нам поспешил пастух. Он схватил сибирок за уздечки и потащил в сторону. - А ну, брось! - строго прикрикнул Борода. - Занимайся своим делом! Пастух, однако, продолжал тащить лошадей и громко кричал. На его и бабьи крики к нам со всех сторон бежал народ. Между тем, почти все стадо уже прошло. Борода несколько раз хлестнул сибирок, но они не в состоянии были сбросить пастуха, повисшего на оглобле, и лишь вставали на дыбы. - Стреляй над головой! - по-французски скомандовал Борода. Я выстрелил из карабина. Пастух опустил оглоблю и упал, сибирки рванулись, и тачанка, подскочив два раза левой стороной, вынеслась за околицу. Позади кричал пастух. К нему бежали несколько мужиков. Один из них держал обрез. Вспомнив наставление Бороды, я прицелился, стараясь, чтобы пуля легла около ног вооруженного дядьки, и выстрелил. Дядька бросился в сторону, к куче хвороста, и оттуда тотчас же раздались два выстрела. - Чего там у тебя? - не оборачиваясь, крикнул Борода. - Тут один дядько баловался с обрезом, - ответил я. На бешеном галопе сибирки вынесли нас в поле. Когда деревня скрылась за пригорком, Борода, лукаво улыбаясь, спросил: - Как, палка-махалка, не сдрейфил? - Нет, товарищ начальник, - бодро ответил я. - Вот только стрелять при такой тряске трудно. - И, вспомнив про пастуха, спросил: - Как вы думаете, мы его не раздавили? - Навряд ли. Тачанка легкая. Разве что кони копытом ударили… Да и то куда попали! Меня кони раз десять били - и, как видишь, живой. Уже порядком стемнело. Место было открытое, дорога просматривалась не более чем на полверсты. Борода остановил тачанку, слез, поправил что-то в сбруе и стал прислушиваться. - Вроде, позади скачут, - сказал он. - Ты ничего не слышишь? Как я ни напрягал слух, ничего, кроме пофыркивания наших лошадей и дальнего крика какой-то ночной птицы, не слышал. Кирилл Митрофанович присел на корточки, снова прислушался и уверенно подтвердил: - Да, палка-махалка, три или четыре коня скачут. - Он сел на облучок, разобрал вожжи и подхлестнул сибирок. Галопом мы миновали небольшое спящее село. - Хутор Посуньки, - определил Борода. - Сейчас будет лес, а от него до города восемнадцать верст. Только бы избавиться от попутчиков! Но позади уже отчетливо слышались крики и конский топот. Можно было разобрать отдельные слова. - Не уйти нам, Саня, - сказал Борода, - кони у них посвежее наших. Придется принимать бой. - Я готов, Кирилл Митрофанович! Борода перевел сибирок на шаг. Мы проехали с полсотни шагов, когда совсем рядом, из темноты, раздался злорадный голос: - Поймались, комиссары! - Не подъезжай близко! - тотчас же крикнул Борода. - Буду стрелять! - А, боишься, собака! - заорали бандиты. - Слазь с брички! - На нас посыпались угрозы и отборная брань. - Не зевай, Саня, управимся! - ободрил Борода. - Их человек пять-шесть. Справа и слева у дороги зачернели кусты. Мы въехали в лес. Борода передал мне вожжи, велел отъехать шагов на сто и подождать его, а сам спрыгнул с тачанки и мгновенно исчез среди деревьев. Я стегнул сибирок, и тотчас же над моей головой засвистели пули. В ответ прозвучали выстрелы из кольта и оглушительно разорвалась граната. Я стал ждать Кирилла. Тревога моя росла с каждой секундой. Я напряженно вглядывался в темноту, стараясь определить, где находится Борода, но ничего не видел. И кольт его почему-то молчал. Зато бандиты стреляли беспрерывно. Вдруг совсем близко хлопнул выстрел, и я увидел бегущего человека. Он тяжело дышал. - Саня, это я! Гони! - Подбежав, Борода вскочил на тачанку. - А ты, палка-махалка, отъехал не на сто, а на все триста шагов. Еле добежал! задыхаясь говорил Борода. - Давай мне вожжи и следи за дорогой да постреливай, отпугивай их. Тачанка вынеслась на открытую местность, и в это время, как назло, из-за леса показалась луна. Теперь мы стали отличной мишенью, и бандиты немедленно воспользовались этим: со стороны опушки часто-часто застучали выстрелы. По вспышкам я определил, что стреляют человек пять. Между тем сибирки начали выдыхаться: уже ни свистом, ни кнутом их нельзя было перевести на галоп. - Эх, нам бы еще версты две, - сокрушался Кирилл, - есть там лесок подходящий, я бы их еще попридержал! Пули засвистели еще чаще и пронзительнее, что-то ударило по кузову тачанки, правая сибирка захрипела и стала падать. Борода соскочил на землю и бросился к ней, а мне закричал; - Чего спишь? Бей по дороге! Я стал стрелять, целясь по вспышкам. Борода тем временем обрезал постромки и гужи. Лошадь упала, забилась на земле и затихла. Борода вздохнул: - Жаль коняку. Авось на одной дотянем до леса. Но эта одна везти не хотела, пугливо ржала, пыталась встать на дыбы. Тогда Борода повел ее под уздцы, а я, перебегая с места на место и отстреливаясь, следовал за ним. Таким образом мы продвигались до тех пор, пока лошадь не успокоилась. Наконец впереди затемнел лес. У самой опушки Борода приказал: - Дальше поедешь сам, а я постараюсь их задержать. Оставь мне карабин и патроны. А рассчитаться с Аркадьевым тебе хватит пистолета. - Кирилл Митрофанович, как же вы один… Уж если погибать… - Выдумал, погибать! Мы еще на твоей свадьбе погуляем! "Борода шутит - значит, не так уж скверны дела", - подумал я. Позади перестали стрелять, а на дороге замаячили три всадника и подвода. - Попробуй, Саня, напоследок, - сказал Борода. - Может, свалишь одного, все мне легче будет! Я долго ловил на мушку расплывающиеся на дороге силуэты. Выстрел. Застучав по дороге, подвода понеслась в нашу сторону, но неожиданно свернула в поле, и в наступившей тишине до нас донеслись громкие стоны и брань. - Наверно, возницу зацепил, - сказал Борода и подсадил меня на тачанку. Ну, друг, поезжай! Как доберешься, - сразу к Яну. Доложи обстановку. Только приказ помни, палка-махалка. Если что… - Он легонько сжал мое плечо и очень тихо, словно стесняясь, что его услышит Аркадьев, добавил: Ты уж прости меня, Александр, что втравил тебя в это дело. Что ж поделаешь, если работа у нас такая. Бывает и хуже. Я не находил слов, чтобы ответить, - таким тяжелым и неожиданным было для меня расставанье с Кириллом и такой страшной виделась дорога: один, без друга, а рядом - враг. Чуткий Борода словно угадал мои мысли и подбодрил: - Не дрейфь, палка-махалка, все обойдется. Езжай прямо, нигде не сворачивай. Я отъехал несколько метров и услыхал голос Кирилла: - Так держать!

14

Сколько времени я добирался до города и что перечувствовал, рассказать трудно. Позади мычал Аркадьев. Впереди был темный неизвестный лес… Я осуждал себя за то, что оставил Кирилла одного, хотя и понимал, что выполнял его приказ. Стрельба за моей спиной то учащалась, то затихала. Изредка хлопали гранаты, и при каждом взрыве мне хотелось повернуть назад, но вспоминал приказ: "Доставить или…" - и я нахлестывал обессиленную сибирку. Она все чаще останавливалась, тяжело поводя взмыленными боками. Тогда я сходил с тачанки и несколько десятков шагов тащил лошадь под уздцы. Стараясь, чтобы меня не слыхал Аркадьев, я тихо плакал от своего бессилия помочь Кириллу. Наконец колеса тачанки застучали по булыжной мостовой. Я узнал район: сейчас будет городская свалка, бесконечный забор лесного склада, железнодорожный переезд и наши мастерские. Неожиданно впереди выросла темная фигура с винтовкой. - Стой! Кто едет? - Это я, Саня! - Какой еще, к черту, Саня? Пропуск! - Голос был чужой, и я с ужасом подумал: "Неужели тут, у переезда, бандиты?" - Слезай, топай ко мне! - настаивал вооруженный и недвусмысленно щелкнул затвором. Чтобы выгадать время, я сердито закричал: - Не могу я слезть, конь понесет! Зови начальника. Браунинг я держал наготове, прижав к груди, чтобы караульный не видел его. - Я тебе позову, черта твоей бабке… Слазь с брички! "Явно бандит! Наш сразу бы вызвал разводящего", - решил я и крепко стиснул пистолет. Но в это время из темноты послышался чей-то начальственный голос: - Что там у тебя, Костенко? - Тут, товарищ Панов, какой-то приехал на тачанке одноконь! Обе фамилии я услыхал впервые, но обращение "товарищ" меня немного успокоило. Возможно, в мое отсутствие сменили караульную команду. - Я работаю здесь, в мастерских, - прокричал я, - везу в Чека бандита! Мне нужно срочно к телефону! К тачанке приблизился часовой и, заметив в моей руке браунинг" отскочил в сторону, закричал: - Кидай оружию, бандитская рожа! Ко мне подошел другой человек с наганом в руке. Я отдал ему браунинг. Увидав связанного Аркадьева и нашу растерзанную упряжку, он оборвал часового: - Погодь, помолчи, Костенко! Парень, вроде, дело говорит. - Товарищ Панов, - взмолился я, - давайте скорее, ведь в лесу товарищ от банды отбивается! Панов сел в тачанку, и мы подъехали к мастерским. Не дожидаясь, пока откроют ворота, я кинулся в калитку. - Стой! Стой! Куда?! - всполошился Панов. Я вбежал в кабинет Лукича. Здесь было темно. На ощупь я отыскал телефон. Вслед за мной, грохая сапогами и что-то зло крича, бежал Панов. Неожиданно щелкнул выключатель, и я увидел Лукича. - Ты откуда взялся, хомяк? - Потом, потом! - отмахнулся я. Ошарашенный моим знакомством с Лукичом, Панов замер, а я стал звонить. Меня соединили с Чека, и дежурный чекист тотчас переключил телефон на кабинет Лембера. - Здравствуйте, Ян Вольдемарович! - обрадованно заорал я в трубку, - Это я, Саша! - Откуда вы звоните? Где Кирилл? Что с ним? - взволнованно спрашивал Лембер. Я стал докладывать, но Ян Вольдемарович, не дослушав, тревожно спросил: - Кира жив? Сейчас приеду, тогда расскажете подробно. Когда я закончил разговор, смущенный Панов протянул мне браунинг. - Возьми! Мы ведь не знали, кто ты, - сказал он миролюбиво.

* * *

Во дворе вокруг тачанки толпились красноармейцы. Аркадьев сидел с закрытыми глазами, привалясь к спинке тачанки. - Развяжите его! - распорядился я. Аркадьева сняли с тачанки. Устоять на ногах он не смог и, как куль, повалился на землю. - Отойдите, ребята, человек в обмороке, - сказал Панов. Кто-то принес ковшик воды и вылил на генеральскую голову. Аркадьев встрепенулся, сел и, оглядывая всех выпученными, невидящими глазами, попросил пить. Пил долго. Потом заметил меня и насмешливо сказал: - На этот раз ваша взяла, господин самозванный Сараф. Зато вашему Бороде будет каюк! Каюк, каюк, - злобно повторил он. - Там такие хлопцы, что сам черт от них не уйдет! - А Борода уйдет, - возразил я, хотя у самого на душе кошки скребли. На двух машинах приехали чекисты. Лембер быстро подошел ко мне и, не интересуясь подробностями захвата Аркадьева, спросил; - Где остался Бардин? Я доложил. - Слыхали? Место найдете? - спросил Лембер коменданта губчека Бурова. - Найдем. Киру выручим! - пробасил Буров и двинулся со двора, на ходу выкликая фамилии тех, кому с ним ехать. - Ну, а теперь, Саша, показывайте ваш трофей, - обратился ко мне Лембер. Мы подошли к бричке. Кто-то из красноармейцев зашептал: - Предчека, предчека.

Аркадьев встал и, держась за тачанку, напыщенным голосом представился: - Генерал-майор российской армии Аркадьев! - Российской армии? - удивленно повторил Ян Вольдемарович и усмехнулся. А разве есть такая? - И, не ожидая ответа, пообещал: - Насчет армии мы с вами поговорим, только не о российской, а об вашей, бандитской. Потом Лембер распорядился вызвать охрану и отвезти бандита в Чека. Он отвел меня в сторону и стал расспрашивать, как проходила операция. Поинтересовался, было ли мне страшно. - До ужаса было страшно, Ян Вольдемарович, - без стеснения признался я. За каждым кустом бандит мерещился. Будто притаился и ждет. Да еще Аркадьев за спиной… Лембер улыбнулся. - Верю, одному всегда нелегко. - Вот я и думаю… не надо было оставлять Кирилла Митрофановича одного. Ян Вольдемарович внимательно посмотрел на меня. Лицо его стало серьезным. - Феликс Эдмундович Дзержинский говорил, что у чекиста должны быть горячее сердце и холодная голова. Вы, Саша, поступили правильно, совершенно правильно. Приказ старшего - закон. Иначе вряд ли удалось бы доставить Аркадьева живым. А он нужен нам, и только живой. А за Кирилла я тоже волнуюсь. Однако верю, убежден, что все обойдется. Взять его ночью в лесу - это задача не для десятка бандитов. Лембер ушел звонить по телефону, а я вернулся к тачанке. Красноармейцы распрягли заморенную сибирку и соломой протирали ее опавшие бока. Аркадьев сидел на земле, курил и что-то односложно отвечал чекистам. Я достал из сундука сверток с моим костюмом, саквояж с ценностями, мешок с остатками продуктов, отнес все в комнатку Лукича и разложил на столе. Саквояж был пробит пулей, она застряла в пачке денег. В моей кубанке зияли две дыры. - Что за имущество? - взглянув на стол, спросил Ян Вольдемарович. - Ценности, отобранные у Аркадьева. Вот акт. В нем все указано. А это костюм и кубанка - Аркадьев подарил. В акте это тоже отмечено. Сапоги на мне, но я их сдам, когда получу свои. - Постойте, постойте, а где же ваши? - В Екатеринославе, в Чека. Обещали прислать. Лукич с любопытством поглядывал на нас, но в разговор не вмешивался. - Надевайте, Саша, свои подарки, - разрешил Ян Вольдемарович. - Потом разберемся, что с ними делать. В ваших лохмотьях нигде не покажешься. Продукты оставьте себе. Вернется Кирилл, устроите званый обед. А переночевать можете в моем кабинете. Вскоре Лемберу доложили, что прибыл конвой. Аркадьева увели. Потом подъехал фаэтон за Лембером. Ян Вольдемарович вышел, а я бросился к Лукичу: хотелось побыть с ним. Сколько мы не виделись? Немногим более недели. Но как я соскучился по нему за это время!.. Побеседовать нам, однако, не пришлось. С улицы раздался голос Лембера: "Саша, ехать пора!" Я оставил Лукичу круг колбасы, каравай белого хлеба и простился.

* * *

Утром меня разбудил телефонный звонок. Я недоуменно оглядел комнату: спросонок не сразу понял, где нахожусь. Потом снял трубку и услышал женский голос: - Губчека? Соединяю с Харьковом. Говорите. - В трубке защелкало, затрещало, и мужской голос спросил: - Товарищ Лембер? - Товарища Лембера здесь нет. А кто его спрашивает? - Говорит член коллегии ВУЧКа Гусев. Найдите немедленно Лембера! - строго потребовал голос. Накинув на плечи волочащуюся по полу шинель, я открыл дверь и выглянул в коридор. Навстречу мне шли Лембер и… Кирилл. - К телефону, - пробормотал я и, чуть не сбив с ног предчека, бросился к Бороде. - Вот, палка-махалка, все обошлось, а ты сомневался. - Он крепко обнял меня. - В самый раз машины подоспели, а на полчаса позже - была бы мне амба. Гранаты извел, патроны в карабине и кольте расстрелял, осталось в маузере штук пять, а тут еще светать стало. Взяли бы меня бандиты, как пить дать взяли бы! Вокруг нас стали собираться чекисты. - Пойдем, Саня, к Лемберу, а то ты как из бани выскочил, - сказал Кирилл. Чекисты заулыбались. Мы вошли в кабинет. Лембер кричал в телефонную трубку: - Сегодня ночью привезли!.. Тут, у меня, рядом эти товарищи. Взял его товарищ Бардин, Вместе с нашим новым сотрудником. Нет, нет! Бардин не руководил - сам взял Аркадьева. Передаю трубку! Возьми, Кира! Борода сказал члену коллегии, что наше самочувствие отличное, как всегда. "Правда, жарковато было напоследок, - весело кричал он в трубку, - зато знали, что дело верное. - Кирилл Митрофанович стрельнул глазами в мою сторону, отчеканил: - Спасибо за доверие! Довезем, как куколку!" Оказывается, Гусев приказал ему и мне сопровождать Аркадьева в Харьков. - Зачем его от нас забирают? - возмутился было Кирилл. - Сами бы разобрались. Подумаешь, невидаль - битый бандит! Лембер пожал плечами. - На Аркадьева, Кира, особые виды. Гусев сказал, что его отправят в Москву. Сегодня, товарищи, отдыхайте, а завтра поедете в Харьков. Снова зазвонил телефон. Лембер махнул нам рукой, и мы вышли. Борода, посмеиваясь, стал рассказывать о событиях после моего отъезда. - Они, как услыхали, что тачанка тронулась, бросились к лесу. Я кинул лимонку. На крик пострелял из карабина. Но вот оказия - патроны кончились. Карабин я бросил. Пробовали бандиты заскочить в лес еще раза два. Я их опять успокоил гранатами. Потом полез на дерево: думаю, сверху виднее. Но лазил зазря: ни черта не было видно. Тогда я в сторону от дороги метнулся и снова пострелял наугад. Словом, канителил, сколько мог. Потом уж, вижу, светать стало. Ну, думаю, теперь мне конец! Как загудели машины, я сразу и не услыхал. Только потом слышу, кто-то из бандитов крикнул: "Чека едет! Беги!" Тут и я услыхал - едут! Подобрали мы одного убитого. Видно, попал под мою лимонку: уж больно его самого и лошадь посекло. А на второй опушке, в кустах, нашли раненого. Это, палка-махалка, твоя работа: я по той опушке не стрелял. Твой "крестник" сказал, что на подводе ехал "Батько Федор, что он тяжело ранен и, наверно, не выживет". Ты, брат, там устроил настоящее побоище! Стрелял, как в тире, да еще на полудохлой коняке привез Аркадьева. - Ну уж как в тире, - скромничал я, - а кто по Бабашу дважды промазал? Вот вы сражались с целой бандой один. Это настоящий подвиг! - Твои промахи, Саня, не в счет, - запротестовал Борода, - у тебя же кони из рук рвались, тут не до меткой стрельбы. А насчет моего подвига, так ты, брат, загнул. Какой это подвиг? Подвиг - это, палка-махалка, это… это, словом, подвиг, а я что сделал - пострелял, пострелял да побегал между деревьями, - он махнул рукой, - это же работа, а любую работу нужно выполнять хорошо! - Кирилл Митрофанович, а куда делся другой раненый? - Какой другой? - удивленно спросил Борода. - А тот, что был на подводе? Борода пожал плечами. - Куда? Увезли, конечно. Вот только куда увезли? Постой, постой! - Ему пришла какая-то мысль: - А не Сирый ли этот "батько Федор"? - Навряд ли, Кирилл Митрофанович, как он мог… - Мог! - оборвал меня Борода. - По правде говоря, работали мы грязно. На пути оставляли свои следы. - Где, например? - удивился я. - Например: на первой же дневке, в овраге. Было такое? - Было, Кирилл Митрофанович. Только какой это след? - Ну, пусть, это не след. А стрельба на мостике? А расспросы пастушка про названия деревень, а твой поход по воду в Катериновке? Это что, по-твоему, чистая работа? Сами указывали, где нас искать. Одно мне непонятно: как оповестили Сирого, если это был он? - А может быть, Кирилл Митрофанович… - Я вспомнил и рассказал ему, как еще зимой Катря болтала, что бандиты пользуются телефоном и телеграфом на почтах, где у них есть "свои люди". - Чего же ты раньше молчал? - рассердился он. - Я, Кирилл Митрофанович, думал… - Думал! Нужно, брат, из всего услышанного делать выводы, нет дыма без огня! - Он подошел к столу и сделал какую-то запись. - Приедем из Харькова, займусь этим делом. Если есть такая связь, то нужно найти ее концы и обрубить…

* * *

Через день мы отвезли Аркадьева в Харьков и сдали его в ВУЧКа. На этом операция "Тачанка" закончилась.

This file was created

with BookDesigner program

[email protected]

25.01.2009