Онлайн чтение книги Талантливая мисс Фаруэлл The Talented Miss Farwell
Глава 6. Пирсон. 1986–1987

Прошло много времени, прежде чем они встретились вновь. Сразу после концерта Бекки ушла, радуясь, что Ингрид не полезла обниматься на прощание.

Как-то в ноябре на собрании персонала один из секретарей наклонился и громко прошептал Карлу:

– Пожарные приехали!

Все сразу оживились: что угодно, лишь бы не эта скукотища.

– О! – сказал Карл. – Кто-то забыл выключить тостер?

Но это была не пожарная машина и не парни в полной экипировке, а только их шеф Эдвардс на личной машине. Он подошел к Бекки.

– Нужно кое-куда съездить. – Эдвардс мягко обнял ее за плечи. – Твоего отца увезли в больницу.

Умер. Умер еще до того, как к ним приехала скорая помощь – ее вызвала миссис Ровнер, обнаружив соседа лежащим в коридоре между гостиной и туалетом.

Утром Бекки сняла обертку с кусочка торта к папиному утреннему кофе, показала отцу, куда поставила обед – как обычно, в холодильник на среднюю полку: тарелка, закрытая фольгой. Хэнк выглядел как всегда, не лучше и не хуже; кивнул, когда Бекки напомнила ему, что днем зайдет миссис Новак.

По пути в больницу Бекки пыталась вспомнить, поцеловала ли отца на прощание сегодня утром. Обычно она всегда так делала, только иногда, в спешке, забывала попрощаться. Сегодня утром – торопилась?

– Спасибо, – сказала она Эдвардсу. Он довел ее до входной двери.

Нет, дальше не надо, все будет в порядке.

По серьезному, спокойному лицу врача Бекки поняла – да, умер. Ее повели в тихую и темную комнату, отец лежал там. Под зеленой простыней округлым бугорком выделялся живот. Обвисшие щеки, морщинистый лоб, глаза закрыты.

– Обширный инфаркт, – сказал врач, когда она откинула простыню и взяла отца за руку. Не теплая и не застывшая. Умер мгновенно и не страдал.

Бекки присела на кровать рядом. Ей не хотелось отпускать его руку.

– Я принесу стул.

– Можно… можно посидеть на кровати?

– Да, конечно, – тихо ответил врач. И помог ей подвинуть тело отца, чтобы освободить место.

Она вернулась домой почти в восемь вечера. Перед входом стояла незнакомая машина; подойдя ближе, Бекки увидела Ингрид. Подруга коротко улыбнулась, а затем внимательно посмотрела на Бекки. Вышла из машины, открыла заднюю дверцу, выпустила мать, и Бекки неловко обнялась с ними. Стояла и думала – может быть, они сейчас уедут, но Ингрид проводила ее до двери и, как ни странно, вошла.

Бекки слишком устала, чтобы возражать.

– Ты вовсе не обязана… – сказала она, когда Ингрид прошла на кухню, чтобы разогреть еду – они принесли ее с собой. И стала накрывать на стол.

– Знаю, – ответила Ингрид. – Мама, это вон там. – Она показала матери, где стоят моющие средства, и миссис Бинтон начала пылесосить коридор рядом с ванной, где… Ох. Бекки смутилась, когда поняла, что именно и почему убирает мать Ингрид.

Она съела курицу и рис, которые ей подали, и выпила стакан воды. Начала злиться – почему бы Ингрид не прекратить эти хлопоты. Подъезжали машины; миссис Бинтон ставила еще какие-то блюда в холодильник. Звонил телефон, Ингрид отвечала и записывала сообщения, кивала и говорила – все, что говорят в таких случаях. Миссис Бинтон проводила Бекки наверх в спальню; на постели было свежее белье. Бекки заснула, прислушиваясь к звукам, доносящимся с кухни, а утром ей даже показалось, что сейчас она спустится – а там Ингрид. Однако в доме было пусто и тихо.

Хэнка похоронили через неделю, и за это время Ингрид незаметно вошла в жизнь Бекки. В пресвитерианской церкви, которую они обе посещали, организовали церковную службу, похороны, поминки. Бекки и понятия не имела о многих вещах, о которых следовало позаботиться. Люди любили Хэнка и очень старались помочь.

Удивительнее всего было поведение Ингрид. Она приходила, придирчиво инспектировала содержимое холодильника: порции, маркировка, можно ли замораживать. Время от времени решительно заявляла: «Так, это лучше выбросить. Я видела – миссис Фремонт чихает, а вдруг у нее грипп». Заказала еду для поминок, записала Бекки к парикмахеру, отмечала, кто прислал цветы и карточки. Бекки устала от того, что ею командуют, однако намеки типа «Спасибо за помощь, но…» не помогали.

Ингрид стала появляться у нее довольно часто. Приходила после ужина с какой-нибудь закуской или парой банок светлого пива. Бекки совершенно не хотелось болтать, и уж точно она не собиралась плакать или перебирать старые фотографии, поэтому в основном они смотрели телевизор. Ингрид нравились смешные шоу и короткие комедии о семьях, где взрослые решают какие-нибудь идиотские проблемы и забывают воспитывать детей. Она высмеивала эти шоу, но, похоже, все равно наслаждалась ими. Бекки привыкла к тому, что Ингрид разувалась, забиралась с ногами в уголок дивана с банкой пива в руке. В любимое кресло Хэнка никто не садился.

День похорон выдался холодным и слякотным. Чем бы Бекки ни занималась, с кем бы ни говорила – не чувствовала ничего, кроме горя. Во время службы в церкви ее била дрожь, ноги онемели и замерзли. Лишь несколько человек поехали с ней на кладбище. А в церковь пришло очень много людей – сослуживцы Бекки (включая Карла с женой), родители одноклассников. Принесли множество домашних десертов, помогали подавать кофе и закуски.

Ингрид была везде: на службе, на похоронах, на поминках. Помогала людям раздеться, убирала тарелки, напоминала, что нужно поставить подпись в гостевой книге. Бекки не покупала гостевую книгу; кто-то позаботился и об этом.

Уже в конце дня, когда все начали расходиться, Бекки увидела Ингрид с охапкой смятых скатертей в руках и наконец потеряла самообладание:

– Слушай, чего ты тут торчишь? Твои ведь недавно уехали?

Ингрид тоже жила с родителями.

– Я не просила тебя все это делать.

Мы вовсе не друзья. Мы даже не знаем друг друга! И совершенно необязательно держаться вместе только потому, что и ты и я – неудачники, единственные из нашего выпуска, кто остался в городе.

Бекки удалось не произнести это вслух, но она знала: Ингрид все поняла.

Она ничего не сказала в ответ, только закатила глаза и ушла. Позже Бекки поискала ее глазами, но не увидела. В церкви никого не осталось, за окном стемнело. Бекки пришлось в четыре приема отнести цветы к себе в машину – все уже разъехались.

Какое-то время она просто каталась по городу. Туда и обратно вдоль реки, через мосты, на север, на юг. Притормозила при виде ресторана «Хэммонд», понимая, насколько устала и замерзла; ведь не ела весь день. Губы потрескались, горло болело, и Бекки казалось, что она не в состоянии выдавить из себя ни слова, не говоря уже о том, что не хотела бы столкнуться с официантом, который подавал отцу его последнюю тарелку теплого картофельного пюре, политого растопленным маслом, – любимое блюдо Хэнка.

Можно было бы и поплакать. Поддаться горю и неуверенности – что теперь будет? Почему она чувствует себя ребенком? Ей двадцать лет! Помощник контролера, вовсе не малыш-сирота.

Первое, что она увидела, остановившись перед домом, – «фольксваген» Ингрид. И Бекки… обрадовалась. Вылезла из машины, набитой лилиями и гладиолусами, и подошла к Ингрид. Та сидела на пассажирском сиденье. Двигатель выключен, горит верхний свет, в руках журнал «Гламур».

Ингрид опустила окно. Указала на коричневый бумажный пакет.

– Крекеры и бутылка портвейна. Еще печенье – разное, я не знала, ты любишь сладкое или соленое. Или и то, и другое, как я. И… – Ингрид порылась у себя под ногами и вытащила стеклянную бутылку. – Вуаля, «Джонни Уокер блэк»! Папин. Думаю, он приберегал его, скажем так, для особого случая.

Бекки двумя руками дернула тугую замерзшую дверцу старой машины. Ингрид расплылась в глупой широкой улыбке.

– Хочешь, выброшу все это, – сказала она, с пакетом и бутылкой следуя за Бекки к дому. – Если тебе не нужна компания.

– Мне никогда не нужна компания, – пожала плечами Бекки, придерживая входную дверь для Ингрид. – Можешь выбрать любое шоу. Я просто не хочу разговаривать. Надоело. – Она смотрела, как Ингрид скинула туфли и начала открывать бутылку. И добавила: – А то буду брюзжать весь вечер.

– Бекки Фаруэлл, думаешь, ты меня удивила? Держи свой бокал.

Так часто бывало в Пирсоне и других небольших городках Среднего Запада – смерть Хэнка Фаруэлла вызвала волну любви и заботы, которая помогла его единственной дочери пройти через многие трудности. Бекки получила огромное количество приглашений на Рождество и Новый год и посетила несколько праздничных ужинов, прежде всего – у Бинтонов. Смерть отца подтолкнула ее наконец официально закрыть бизнес и, возможно, явилась причиной неожиданного увеличения зарплаты в мэрии. Девушка осталась совсем одна и стойко переносила горе – ничто не могло вызвать большего уважения у жителей Пирсона.

Теоретически она могла поступить в колледж. Никто бы не стал ее критиковать. Но Бекки знала – слишком поздно. Каждую неделю Карл передавал ей все новые обязанности. Она уже курировала всю команду штатных бухгалтеров, и ее просили присутствовать на встречах высшего руководства по вопросам финансового планирования. Бекки тщательно следила за тем, чтобы выглядеть респектабельно: четыре деловых костюма пиджак-юбка, десяток блузок.

Они с Ингрид стали подругами. Бекки купила видеомагнитофон, чтобы смотреть кассеты, которые Ингрид брала напрокат по выходным. Запасалась пирожными, газировкой «Доктор Пеппер», чипсами. А если они проводили вечер не вместе, то Ингрид звонила ей просто поболтать. Бекки долго не понимала, что это за удовольствие, однако в конце концов ей стало нравиться такое общение. Они спорили, какая радиостанция лучше – WMMR легче настроить, однако во второй половине дня там скучный ди-джей; а у WOHA слабый сигнал, зато больше малоизвестных песен Джорджа Стрейта и Рэнди Трэвиса. Сплетничали об одноклассниках, вспоминали школу – ссоры, увлечения. Обсуждали мужчин, с которыми работали. Бекки привыкла к тому, что Ингрид сводила все темы к интересующим ее парням и вечно волновалась, позвонят они ей или нет. Роль Бекки, как она поняла после того, как разок оплошала, заключалась в том, чтобы, несмотря ни на что, настаивать: да, конечно, «Как-его-там» обязательно позвонит. Порой Ингрид принималась зевать посреди разговора, и Бекки начинала прощаться, однако Ингрид нравилось болтать, засыпая. Она всегда находила что сказать.

Порой они вместе ходили в церковь, когда после «Часа кофе» проводилось какое-то мероприятие, вроде упаковки обедов для приюта или обучения детей. Обе были очень энергичными, им нравилось делать что-то для города, особенно если за это хвалили (Бекки) или угощали выпечкой (Ингрид). Пирсон привык к тому, что они часто появлялись вместе; со временем и Бекки привыкла.

Она проводила много времени с Ингрид еще и потому, что ее Предприятие простаивало. После смерти отца прошла череда праздников, и Бекки уже больше месяца не работала – Карл всякий раз отправлял ее домой.

Ладно. Если пока нельзя ходить на работу и следить за платежами и статьями бюджета, можно заняться учебой. Однако Бекки чувствовала, что ей уже неинтересны местные кружки любителей искусства, домашние коллекции и небольшие захолустные галереи. Она пролистала в библиотеке все старые выпуски «Midwest Art» и теперь выискивала в газетных киосках журналы «о моде, стиле и обществе», типа «Vogue» или «Bazaar», которые сами киоскеры называли «журналы для снобов». Она покупала и некоторые европейские издания ценой под десять долларов, где печатали статьи самых авторитетных искусствоведов, в основном нью-йоркских. Оттуда Бекки черпала имена и тенденции. Долгие зимние дни она проводила, погрузившись в созерцание репродукций картин или блестящих трубчатых скульптур, изучала цены на аукционах и правила продажи. Лежала в своей старой кровати, все в той же маленькой комнате – и думала об искусстве. Точнее, о покупке и продаже произведений искусства.