Онлайн чтение книги Сжигающий суд The Burning Court
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОБЪЯСНЕНИЕ

Глава XVII

Дверь маленького каменного домика была нараспашку. Туман поднялся, и наступил светлый и свежий день. Невдалеке среди щебенки и разбитых плит виднелся брезент, прикрывавший вход в склеп, углы брезента были придавлены большими камнями.

Хендерсона они нашли в маленькой гостиной, где они собирались прошлой ночью. Он лежал на старом кожаном диване, уставившись полуприкрытыми глазами в потолок. На лице его застыло выражение, в котором удивление смешалось с физическим страданием. Волосы его были спутаны, а на левом виске виднелся синяк. Он был в той же одежде, что и прошедшей ночью, и, кажется, не мылся с той поры. Поверх укутывавшего его до подбородка одеяла лежали дрожащие руки. Услышав, что кто-то вошел, он напряженно повернул голову, затем снова уставился в потолок.

– Добрый день, Джо, – сказал Марк.

Что-то дрогнуло в лице Хендерсона, но он по-прежнему выглядел человеком, испытывающим невыносимые страдания.

– Ну что, старина, – сказал Марк, приветливо положив руку ему на плечо. – Этой ночью, несмотря на ваш возраст, вы работали как лошадь, и, конечно, очень устали. А что это за забавная история приключилась у вас с дядей Майлзом?

– Мистер Деспард, – спокойно вмешался Бреннан. – Я перестал понимать вас. Сейчас вы называете историю с дядей забавной, а всего пять минут назад всерьез рассуждали о призраках и «неумирающих». Что означает эта перемена?

– Я не знаю… – смутился Марк. – Но мне показалось, что вы заинтересовались версией Стивенса. И когда один из Хендерсонов снова увидел призрак, я подумал, что это уж слишком… Он снова повернулся к старику и сказал сухо: – Попытайтесь взять себя в руки, Джо. Здесь полиция.

Хендерсон со страхом, будто эта новость была для него еще одним ударом, вытаращил глаза. – Полиция… Кто ее прислал?

– Ваша жена, – ответил Бреннан.

– Это неправда! Вы обманываете меня!

– Не будем спорить. Я бы хотел, чтобы вы повторили все, что сказали мистеру Огдену Деспарду относительно призрака его дяди…

– Это был не призрак, – с трудом запротестовал Хендерсон.

Стивенс с тревогой отметил, что старик был явно не в себе.

– По крайней мере, это не походило на призрак, насколько я о них слышал. Он был… Он был…

– Живой?

– Я не знаю, – жалобно вымолвил Хендерсон.

– Что бы это ни было, попытайтесь подробно нам все рассказать, – попросил Марк. – Прежде всего, где вы его видели?

– Там, в спальне, – проговорил Хендерсон, указывая на дверь. – Вы помните, что вчера вечером после приезда мисс Эдит мы все отправились в большой дом. Мисс Эдит приказала мне включить отопление, и я занялся этим делом, пока вы спорили в библиотеке. Потом в три часа все пошли спать. Вы помните это?

– Да, – сказал Марк.

– Вы со мной должны были пойти искать брезент, чтобы натянуть его на вход в склеп. Но вы показались мне очень уставшим, дело было простое, и я сказал, чтобы вы тоже шли спать, а я справлюсь один. Вы поблагодарили меня и предложили выпить на посошок…

– Да, я прекрасно все это помню…

– Погодите… да… в спальню я пришел сразу. Вначале вспомнил, что брезент лежит не у корта, а у меня дома, потому что еще месяц назад я брал его, чтобы зашить дырку. Я вернулся сюда. В доме было темно. Я повернул выключатель в комнате, но свет не зажегся. Это мне очень не понравилось, но, к счастью, у меня был фонарь. Я взял брезент в углу у двери и отправился к склепу. И все время, пока я укладывал на углы брезента камни, мне казалось, что вот-вот он поднимется из-за того, что кто-нибудь захочет выйти наверх… Как только я закончил, я быстренько вернулся сюда, закрыл и забаррикадировал входную дверь. Но я не трус! Я самый обыкновенный человек, мистер Марк может это подтвердить!

Электричество не работало, а когда я захотел увеличить свет фонаря и стал выворачивать фитиль, он тоже погас! Я не стал снова зажигать его, а пошел в свою комнату, чтобы включить освещение. Вхожу, значит, в комнату и вдруг слышу свое кресло-качалку! Оно раскачивалось с хорошо знакомым мне скрипом! Я взглянул в сторону окна, где стояло кресло, и увидел, что кто-то сидит в нем и качается!

Через окно проникало достаточно света, чтобы я смог узнать в нем вашего дядю, мистер Марк. Он раскачивался в моем кресле точно так же, как всегда, когда он заходил ко мне в гости. Я прекрасно мог различить его лицо и руки, они были совершенно белыми… Он даже сделал жест, собираясь пожать мне руку!

Я бросился вон и захлопнул дверь, но ключ был с другой стороны, и я слышал, как ваш дядя поднялся и последовал за мной. Затем я споткнулся, упал и ударился головой скорее всего о диван. Потому что именно около него и нашел меня ваш брат Огден, когда влез в окно. Он и привел меня в сознание.

Хендерсон устало закрыл глаза.

Все присутствующие, не говоря ни слова, переглянулись, затем Бреннан подошел к выключателю и повернул его. Свет зажегся. Глядя на Хендерсона, он несколько раз повернул выключатель. Стивенсу захотелось вдохнуть свежего воздуха, и он вышел из дома. Он видел, как Бреннан направился в спальню и через некоторое время тоже появился на улице.

– Если я вам больше не нужен, – сказал Стивенc, – позвольте мне сходить позавтракать.

– Идите. Но я хотел бы видеть вас сегодня с женой. Поэтому прошу вас быть дома. А мне предстоит немало потрудиться, немало! – сказал он, сделав ударение на последних словах.

– Что вы думаете обо всем этом? – спросил Стивенc, кивнув в направлении домика.

– Если этот тип лжет, то он самый оригинальный лжец из тех, которых я встречал за тридцать лет.

– Ну хорошо… В общем, до встречи!

– До свидания. Было бы очень хорошо, если бы ваша жена вернулась до вечера, мистер Стивенс…

Несмотря на то, что стрелка часов уже перевалила за одиннадцать, Мэри все еще не было дома. Правда, выяснилось, что она уже приезжала, но уехала снова, оставив мужу записку, что завтрак в буфете.

Стивенс медленно пережевывал все, что приготовила Мэри, когда мысль, внезапно пришедшая ему в голову, заставила его встать и отправиться к телефонному столику, где лежала рукопись Годена Кросса. На титульном листе рукописи он прочел: «Опыт повествования об отравлениях через годы. Годен Кросс. Филдинг Холл, Ривердейл. Нью-Йорк».

Стивене снял телефонную трубку.

– Алло, алло! Девушка, вы не могли бы сказать мне, был ли сегодня ночью междугородный разговор отсюда, с этого номера?

– Этой ночью… Да, сэр, Ривердейл три, шесть, один!

Повесив трубку, Стивенс прошел в библиотеку и взял с полки «Господ присяжных». С задней стороны обложки на него глядел Годен Кросс. Лицо худое, умное, выражение мрачное, глаза с тяжелыми веками, волосы черные, с небольшой сединой. Он вспомнил о споре, который возник в связи с тем, что утверждали, будто в то время Годену Кроссу было сорок лет.

Стивенс поставил книгу на место и поднялся наверх. Открыв платяной шкаф, где висела одежда Мэри, он осмотрел ее. Гардероб был небольшой, основная часть его находилась в Нью-Йорке.

В ожидании время тянулось медленно. Стивенс попробовал читать, затем послушал радио, поразмышлял, не выпить ли ему виски, однако отказался от этой затеи. В четыре часа пополудни он вдруг выяснил, что кончился табак; это обрадовало его, так как надо было отправиться в лавку.

Несколько дождевых капель упали на лицо Стивенса, когда он вышел из дома. Он пересек Кингс-авеню и направился к вокзалу. Стивенс уже почти добрался до лавки аптекаря, украшенной витриной с большими красными и розовыми электрическими фонарями, и тут, точно так же как и вчера, ему показалось, что кто-то зовет его. Он оглянулся. Дверь между двумя витринами магазина «Дж. Аткинсон. Бюро похоронных торжеств» была открыта, и с порога кто-то подавал ему знаки рукой.

Стивенс пересек улицу и увидел немолодого, плотного, похожего на бизнесмена, элегантно одетого мужчину. У него были черные, редкие, зачесанные назад волосы с пробором посередине. Лицо, его было жизнерадостным, а манеры указывали на приветливый характер.

– Мистер Стивенс, – сказал мужчина. – Мы с вами не знакомы, но я вас знаю. Позвольте представиться – мистер Аткинсон, Джонах Аткинсон. Мой отец уже почти совсем отстранился от дел. Вы бы не могли заглянуть ко мне на минуточку? У меня к вам небольшое дельце.

Черные занавески на витринах оказались намного более высокими, чем это представлялось снаружи, и они погружали в полутьму маленький зал ожидания с бархатистым, похожим на искусственный ковром. Обстановка в магазине была очень мирная, и ничто не наводило на мысль о его предназначении, кроме двух урн, похожих на те, что стояли в склепе. Но и они находились около второй двери в глубине комнаты. Аткинсон подошел к столу и протянул Стивенсу фотографию Мари Д'Обрэй, которая была гильотинирована за убийство в 1861 году.

– Меня попросили передать вам это, – сказал он.

– В чем дело? Вам нехорошо?

Как Стивенс мог объяснить ему свои чувства? У него возникло ощущение какого-то кошмара и не только из-за фотографии, но и из-за куска веревки с узелками, лежавшего на столе между беспорядочно разбросанными журналами…

– Нет… Нет… Ничего… – проговорил Стивене, невольно вспомнив о полицейском романе, который он придумывал некогда, увидев этот магазин. – Откуда у вас это?

Аткинсон улыбнулся.

– Видите ли, вчера вечером в девятнадцать тридцать пять вы сошли с поезда. Я видел вас через витрину…

– Да, действительно, я заметил, что в магазине кто-то есть!

– Вас ждала машина, – продолжал Аткинсон, заинтригованный, казалось, словами Стивенса. – Вы сели в нее, и, как раз когда она поворачивала за угол, я услышал, что кто-то с вокзала зовет вас. Это был сборщик билетов. Кажется, вы уронили эту фотографию в вагоне, контролер поезда поднял ее и передал сборщику билетов, когда поезд уже тронулся. Стивенс вспомнил, как вынул фотографию из книги, чтобы получше ее рассмотреть; затем появился Вельден, и он поспешил убрать рукопись подальше от его глаз…

– Служащий уже повернул к себе, потом увидел меня у дверей и попросил передать вам эту фотографию при первом удобном случае. При этом он сострил, и, как ему, наверное, показалось, остроумно: «Вам это больше подойдет, чем мне!» Это по поводу надписи на фото, как вы понимаете… Как бы то ни было, я решил, что вы будете рады, если вам эту фотографию вернут.

– О да, конечно! Вы не представляете, как я рад, что нашел ее. Ах, если бы все трудности могли разрешаться таким же чудесным образом… Послушайте, мистер Аткинсон, я бы не хотел, чтобы вы приняли меня за сумасшедшего, но позвольте задать вам один вопрос. Это очень важно. Каким образом попал сюда этот кусочек веревки… вот этот на столе, с узелками?

Аткинсон повернулся и сунул обрывок веревки в свой карман, пробормотав:

– Этот? О, дело рук моего отца. Он оставляет их повсюду! Он стал немного… как бы это сказать… В общем у него всегда была эта мания. Он брал обрывок веревки и принимался завязывать узелки. Понимаете – одни курят, другие поигрывают ключами, третьи чиркают карандашом, а тут – узелки. Его прозвали Старик на Углу… Вы читаете полицейские романы? Возможно, вы помните новеллы баронессы Орже, там действует старик, который сидит в углу чайного салона и целыми днями завязывает узелки на обрывке веревки. Мой отец всегда делал то же самое, но раньше это не было манией… А почему вы спрашиваете?

Слушая рассказ Аткинсона, Стивенс вдруг вспомнил, как Партингтон прошлой ночью говорил по поводу Джонаха Аткинсона старшего: «Старый Джонах часто видел отца Марка, тот имел привычку спрашивать его шутливо, не сидит ли Джонах в своем «чайном салоне» или в своем «углу»? Я не знаю, что он слышал в ответ…»

– В свою очередь, позвольте же и мне узнать, почему вы меня об этом спросили? – обеспокоенно поинтересовался Аткинсон. – Это важно для меня. Был… – он осекся. – Я знаю, вы большой друг Деспардов. Мы занимались похоронами мистера Деспарда. Было что-то…

– Вы хотите сказать, какие-то неурядицы? О, нет! – осмотрительно ответил Стивенс. – Но вы, наверное, думаете, что один из этих обрывков веревки мог быть… мог быть положен в гроб Майлза Деспарда?

– Полагаю, что мог бы. Хотя это было бы совершенно непростительно со стороны моего отца… Господи! Я надеюсь…

«Странно, – подумал Стивенс, – старый Аткинсон всегда делает девять узелков на веревке. Такая же веревка каким-то образом попадает под подушку Майлза Деспарда. В ночь его смерти, еще до того, как обратились к услугам Джонаха Аткинсона-старшего!»

Перестав думать об этом, Стивенс рискнул даже спросить Аткинсона-младшего, может ли он подтвердить, что тело Майлза Деспарда находилось в гробу, когда его переносили в склеп. Аткинсон был категоричен, даже раздражен.

– Я догадывался, что в Деспард Парке произошло нечто странное! Я слышал… Да, да, конечно, это останется между нами. Во всяком случае, я могу ответить на ваш вопрос: нет ни малейшего сомнения в том, что тело мистера Деспарда было положено в гроб. Я сам помогал делать это, и тотчас носильщики отправились прямо к склепу. Мои помощники могут подтвердить.

Наружная дверь тихо открылась, и в лавку вошел незнакомец. Он остановился у покрытого каплями дождя окна, и силуэт его выделялся на сером фоне сумерек. Незнакомец был невысок, даже казался тщедушным, хотя на нем была толстая шуба. Эта шуба, так же как и коричневая фетровая шляпа, мягкий край которой прикрывал глаза, произвели на Стивенса неприятное впечатление, так как в первый момент ему почудилось, что перед ним Майлз Деспард. Но мертвецы не разъезжают на «мерседесах» с водителем за рулем, а именно «мерседес» стоял у края тротуара. К тому же вошедший приблизился, и Стивенс смог убедиться, что это был не мертвец.

Шуба незнакомца была сшита не по моде, и на вид ему было за семьдесят. Лицо у незнакомца было очень некрасиво, и, несмотря на выдающийся вперед нос, казалось похожим на обезьянье. Но тем не менее, лицо это производило впечатление привлекательного. Стивенсу почудилось в нем что-то неуловимо знакомое, но отчего возникло такое впечатление, он вряд ли смог бы сказать. Взгляд незнакомца, взгляд острый, циничный и злой, блуждал по комнате, затем остановился на Стивенсе.

– Я прошу извинить меня за вторжение, – проговорил гость. – Но мне надо побеседовать с вами, сэр. Я видел, как вы вошли сюда, и последовал за вами, так как я проделал большой путь только для того, чтобы познакомиться с вами. Меня зовут Кросс… Годен Кросс.

Глава XVIII

– Да, да, это действительно, я, вот моя визитка, – видя удивление на лице собеседника, подтвердил он. – Вам, наверное, кажется, что я выгляжу намного старше и куда как менее благообразно, чем на обложке моих книг. Это потому, что та фотография тридцатилетней давности. Она была сделана до того, как я попал в тюрьму. – Он, предупреждая возражения, поднял руку в перчатке и продолжал: – Вам также, наверное, кажется, что мои авторские гонорары, как бы значительны они ни были, все же недостаточны для того, чтобы разъезжать на автомобиле вроде этого, – показал он в сторону улицы. – Вы совершенно правы. Но когда я отправлялся в тюрьму, у меня уже была довольно кругленькая сумма, а поскольку я не имел возможности израсходовать из нее ни крупицы, она возросла до целого состояния; к ней я прибавил еще и авторские гонорары, так как в тюрьме у меня было достаточно времени, чтобы писать. На моем примере прекрасно видна разница между финансистами и писателями. Первые вначале зарабатывают, а потом садятся в тюрьму. Вторые садятся в тюрьму и там уже сколачивают состояние. Я полагаю, мистер Аткинсон извинит нас, если вы, мистер Стивенс, пожелаете поехать со мной.

Он приоткрыл дверь, и Стивенс, совершенно обескураженный, подчинился. Шофер вышел, чтобы открыть перед ними дверцу машины.

– Прошу вас, – сказал Кросс.

– Куда мы едем?

– Понятия не имею, – сказал Кросс. – Везите туда, куда захотите, Генри.

Мотор работал негромко. В отделанном серым лимузине было уютно и покойно. Кросс уселся в углу длинного сиденья и не отрывал глаз от Стивенса. Лицо его по-прежнему выражало какую-то смесь злости и цинизма, но к ним добавилось еще кое-что, чему дать определение Стивенс был не в силах. Достав из кармана портсигар, Кросс предложил гостю сигару.

– Итак?

– Итак что? – в свою очередь спросил Стивенс, и, испытывая острое желание закурить, взял сигарету.

– Вы по-прежнему ослеплены ревностью? Я спрашиваю вас об этом, потому что ваша жена, которую я, кстати, видел впервые прошедшей ночью, проехав уж не знаю сколько миль в автомобиле, разбудила меня, чтобы забросать вопросами. Она ночевала под моей крышей, но помимо того, что с нами была гувернантка миссис Мергенроуд, уже один мой возраст вполне достаточен, чтобы успокоить вас. Я полагаю, вы догадались о том, что ваша жена отправилась ко мне. По крайней мере, вы должны были догадаться, если бы даже были глупее, чем я думал о вас.

– Однако, – заметил Стивенс, – если не считать Огдена Деспарда, вы, безусловно, самый нахальный из всех моих знакомых! Ну, а так как вы предложили говорить открыто, я готов подтвердить вам, что смешно было бы считать вас опасным соперником.

– Вот и прекрасно! – закудахтал Кросс и сухо заметил: – Однако почему же? Вы – молоды, я – умен. Вам рассказывал обо мне ваш директор Морли?

– Нет, – поразмыслив, ответил Стивенс. – Он лишь спрашивал, не встречался ли я с вами. И все. Где сейчас Мэри?

– Она дома. Но давайте пока не будем спешить к ней. Видите ли, молодой человек, – продолжал Кросс, развернувшись и продолжая курить сигару, – мне семьдесят пять лет, и я изучил уголовных дел больше, чем можно было бы изучить их за сто семьдесят пять. И все это благодаря тем двадцати годам, которые провел в тюрьме. Я приехал дать вам один совет только для того, чтобы доставить удовольствие вашей жене.

– Я благодарен вам за это. Кажется, я сейчас сделаю то, чего не должен был бы делать, – сказал Стивенс, вынимая из кармана фотографию Мари Д'Обрэй, – однако, если у вас такие намерения, не можете ли вы объяснить мне, что это означает? И почему Мэри стала разыскивать вас? И откуда у вас такое имя – Годен Кросс?

И снова Кросс негромко закудахтал:

– А, так вы попытались, значит, сделать кое-какие вы воды! Именно этого и боялась ваша жена. Мое имя действительно Годен Кросс, и я имею полное право носить его. Хотя до того, как мне исполнился двадцать один год, я назывался Альфредом Моссбаумом. Нет, нет, не думайте, что здесь какой-то криминал! Я – еврей, и, как все великие люди моей нации, горд тем, что принадлежу к ней. Без нас в мире наступит хаос. Но я также еще и эгоист и нашел, что мое еврейское имя Альфред Моссбаум не очень благозвучно. Я думаю, что вы согласитесь со мной. Видите ли, преступление с детства привлекало меня. Я присутствовал на огромном количестве знаменитых процессов, а, достигнув сорока лет, чтобы доказать, что преступление вещь исключительно простая, сам совершил его. Вы, наверное, уже готовы посмеяться надо мной: а дальше, мол, для того, чтобы показать, как легко избежать наказания, вы двадцать лет провели в тюрьме! Все так, друг мой. Но виновность моя была открыта единственно возможным способом: моими собственными стараниями. Напившись однажды, я похвалился содеянным.

Он выпустил облако дыма и развеял его быстрым движением руки.

– Но какие прекрасные перспективы открылись в тюрьме для человека моего рода занятий. Я стал доверенным лицом начальника тюрьмы. Представляете, что это значит? Для меня это была возможность прикоснуться к источникам всех великих уголовных дел. Я познакомился со знаменитыми убийцами лучше, чем судьи, перед которыми они представали, лучше чем присяжные, приговаривавшие их. Я познакомился также с теми, кто их ловил. Я попал в самую гущу уголовного мира и не стал искать смягчения наказания и даже не пытался освободиться под залог. Я жил за государственный счет, накапливая то, что можно было затем превратить в деньги.

– Интересный взгляд! – заметил Стивенс.

– Конечно, были и темные пятна на той светлой картине, что я вам сейчас обрисовал – пребывание в тюрьме могло нанести вред моей литературной карьере. Однако, искупая свою вину перед обществом под легко запоминающимся именем Годена Кросса, я вовсе не стремился снова стать Альфредом Моссбаумом. Но, желая исключить возможность установления сходства между Годеном Кроссом, заключенным в тюрьму за убийство в 1895 году, и Годеном Кроссом, который только что начал карабкаться на литературный Олимп, я позаботился о том, чтобы создать мнение, будто мне всего сорок лет, и потребовал, чтобы на обложках моих книг помещали только очень старую мою фотографию.

– Ах, значит, речь шла об убийстве?

– Разумеется, – с не перестававшим удивлять Стивенса цинизмом ответил Кросс. – Поймите, я специалист именно по этой части. Не случайно ваша жена отправилась разыскивать меня. Ей достаточно было пробежать глазами лишь первую главу рукописи, чтобы удостовериться в том, что мне известны такие факты, о которых она даже понятия не имела.

– Факты, касающиеся чего?

– Касающиеся Мари Д'Обрэй года 1676, и Мари Д'Обрэй 1861 года. Касающиеся ее предков, или точнее тех, кого она считала своими предками.

– Ну, вы прямо читаете мои мысли, – заметил Стивенс. – Я как раз хотел вас спросить не о настоящем, а об отдаленном прошлом… о мертвецах… о «неумирающих» – так кажется? Есть ли во всем этом хоть капля правды?

– Нет. Хотя говорю я вам об этом с сожалением. По крайней мере, все это никак не касается вашей жены.

«Вот я сижу в комфортабельном лимузине, – подумал Стивенс, – курю хорошую сигару с человеком, который сам признался, что он убийца. Но тем не менее, одно лишь присутствие этой живой мумии у меня под боком достаточно, чтобы все расставить на свои места и вернуть мне здравый рассудок. Причем, гораздо быстрее, чем все объяснения с распорядителями похоронных торжеств».

– Как я понял, вы женаты три года? – поморгав, сказал Кросс. – А хорошо ли вы знаете свою жену? Нет. Не так ли? Но почему же? Ведь женщины обычно болтливы. Если в разговоре вы упомяните одного вашего дядю, они тут же вспомнят двух своих теть и начнут рассказывать истории одну за другой! Но почему же ваша жена никогда не рассказывала вам о своей семье? Да потому что она сама запретила себе делать это. Почему она постоянно осуждала вещи, которые считала патологическими? Да по тому что очень их боялась. Мне понадобилось не более десяти минут, чтобы выяснить всю ее подноготную. Хотя, разумеется, во время ее рассказа я вынужден был постоянно анализировать факты, отнюдь не принимая на веру все, что она говорила.

Выслушайте меня внимательно. В одном местечке, называемом Гибург – ужасной дыре на северо-западе Канады – действительно проживает семья по фамилии Д'Обрэй, имеющая отдаленное родство с теми Обрэй, которые породили маркизу де Бренвийе, так же как и Мари Д'Обрэй, чей портрет вы держите в руках. До этого момента все точно, как я и сам смог убедиться, готовя свою книгу и проведя в Гибурге две смертельно скучных недели. Мне тогда захотелось убедиться в реальности гипотезы относительно «неумирающих». Скажу вам, что я не доверяю легендам, поэтому изучаю выписки о рождении, акты гражданского состояния. Ваша жена вообще не связана с семьей Д'Обрэй, хотя она считала иначе. Ее удочерила в возрасте трех лет мисс Андриенн Д'Обрэй, единственный продолжатель этого рода. Ее имя так же не Д'Обрэй, как и мое – не Кросс. Ее мать была французской канадкой, а отец – шотландским рабочим.

– Но право, я не знаю, – сказал Стивене, – может быть, мы находимся в каком-то колдовском мире, однако взгляните на эту фотографию. Сходство потрясающее…

– А вы думаете без этого сходства ее могли бы удочерить? В том-то и вся штука! Живи я в Гибурге в течение многих лет, я бы тоже считал мисс Андриенн Д'Обрэй колдуньей. Кстати, а вы знаете, откуда происходит это название – Гибург? В XVII веке черную мессу называли «Гибургской мессой», по имени аббата Гибурга, служившего ее. У семьи Д'Обрэй в Гибурге старый и довольно зловещий дом. Итак, мисс Андриенн Д'Обрэй удочерила дочь шотландского рабочего только с одной целью – убедить ее в том, что в ее жилах течет кровь «неумирающих», и однажды настанет день, когда «неумирающий» придет, чтобы вселиться в ее тело. Она показывала ей портреты, рассказывала страшные легенды, додумалась даже до того, чтобы демонстрировать ей различные предметы ночью, в еловом лесу, окружающем дом. Ребенка наказывали при помощи воронки и воды – как и ее предполагаемого предка. Для нее совершались сожжения животных, чтобы она видела, как это происходит. Надо ли мне и далее углубляться в детали?

– Нет, – сказал Стивенс, обхватив голову руками.

Кросс казался очень довольным своим рассказом и продолжал не спеша курить. Но сигара была толстовата для него и разрушала то сатанинское впечатление, которое он изо всех сил старался придать своей внешности.

– Ну вот, молодой человек, теперь вы знаете, что за женщина ваша супруга. Замужество казалось ей счастливым освобождением от прошлого, и она старалась хранить свою тайну. Но в результате ваших отношений с семьей Деспард, кажется, произошли некоторые инциденты, которые заставили ее вспомнить прошлое. Миссис Люси Деспард однажды в воскресенье в присутствии сиделки, ухаживавшей за больным стариком, завела беседу о ядах…

– Я знаю, – сказал Стивенс.

– А, так вам это известно? Все эти страхи, все демоны, от которых избавилась ваша жена, снова ожили в ходе этой беседы. Если говорить словами вашей жены, она «снова почувствовала себя не такой, как все», – сказал Кросс, с удовольствием выпуская клуб дыма. – Великий Боже! Она была даже настолько наивна, что бросилась из комнаты вслед за сиделкой и принялась расспрашивать ее о ядах. Ваша жена призналась, что она сама не знает, зачем она так поступила. Я думаю, что это уже из области психоанализа. Однако вас я могу заверить, что ваша жена находится совершенно в здравом рассудке, но это только благодаря своему природному психическому здоровью. Без него методы мисс Андриенн достигли бы своего и сделали из нее что-то вроде ненормальной. Как бы то ни было, спустя менее трех недель после этого разговора о ядах старик умирает. Затем вы под впечатлением моей рукописи произносите несколько неподходящих фраз, а в довершение всего появляется некто Марк Деспард в компании с незарегистрированным врачом, и в то время, когда ваша жена стоит за дверью, рассказывает вам, что его дядя был отравлен и что какая-то женщина в костюме маркизы де Бренвийе была замечена в комнате жертвы. Только недалекий человек не может представить, в какое состояние пришла ваша жена. После этого она, конечно, захотела выяснить о своих предках все.

Стивенс, по-прежнему закрывая лицо руками, умоляюще сказал:

– Попросите шофера повернуть. Я хочу вернуться к ней. Пока я жив, она больше никогда не будет жертвой своих безумных страхов!

Кросс отдал приказание в слуховую трубу.

– Эта ситуация была совершенно новой для меня, – заметил он. – А так как у меня нет привычки устранять чужие трудности, признаюсь вам, что все это мне не по душе. Тем не менее я здесь, и ввожу вас в курс дела, так как она чувствовала себя неспособной сделать это сама. Мне трудно понять причины, но, кажется, она влюблена в вас. Бедное создание! Есть ли у вас ко мне еще вопросы?

– Да… а… я хотел бы знать, говорила ли она вам что-нибудь по поводу таблеток морфия?

– Ах, да, я забыл! Конечно! – сказал Кросс с раздражением. – Это она украла таблетки. И знаете зачем? Не пытайтесь понять, вы все равно не догадаетесь. Вернемся, однако, немного назад. Как-то раз вы были в известном, отвратительном для меня, Деспард Парке ночью. Вы помните число?

– Да, конечно, субботним вечером восьмого апреля.

– Правильно. И вы помните, что вы тогда делали?

– Мы собирались поиграть в бридж, но… но провели весь вечер, рассказывая истории о призраках.

– Совершенно верно. Вы рассказывали истории о призраках – выбирая пострашнее, я думаю! – вечером, ночью, в присутствии жены, уже охваченной страхом перед своим прошлым. У нее была единственная мысль, – заснуть как только голова ее коснется подушки и не видеть этих вертящихся перед глазами колдунов и призраков. Я не удивлен тому, что вы не заметили ничего, но то, что все это прошло мимо внимания Деспардов, поразило меня! Мне кажется, что Деспарды влияют на вас обоих роковым образом. Они любят сверхъестественное…

Снаружи послышался глухой раскат грома, и по стеклам ударил дождь. Стивенс почувствовал, что все его тревоги, за исключением одной, свалились с плеч.

– Все, что вы говорите, верно, – сказал он. – Но, однако же, остается еще и тело, исчезнувшее из склепа…

– Конечно! – подался Кросс поближе к собеседнику. – Я как раз собирался поговорить с вами и об этом. Как я уже объяснял, я приехал помочь вам и доставить тем самым удовольствие вашей жене. У нас в распоряжении минут десять до прибытия к вам. Расскажите мне всю эту историю в деталях.

– С удовольствием. Я не собираюсь держать ее в секрете теперь, когда даже полиция уже в курсе. Капитан Бреннан…

– Бреннан? – неожиданно оживившись, переспросил Кросс. – Возможно, речь идет о Френсисе Ксавье Бреннане? О Лисе Френке?

– Да, это он. Вы его знаете?

– Я знаю некоего Френка Бреннана с того времени, когда тот был еще сержантом, – задумчиво ответил Кросс. – Каждый год к Рождеству он присылает мне открытку. Он довольно хорошо играет в покер, но возможности его ограничены… Продолжайте же, я слушаю вас.

Судя по тому, нравился ли Кроссу рассказ Стивенса или нет, лицо его то, казалось, молодело, то старело еще больше. Иногда он даже восклицал: «Чудесно!», но прервал своего собеседника только один раз и лишь для того, чтобы приказать шоферу ехать помедленнее.

– И вы всему этому поверили? – спросил он наконец. – Да оставьте вы в покое колдовство! Надеюсь, вы не станете оскорблять черную магию, смешивая ее с этим дешевым шарлатанством! Речь идет об обычном преступлении, друг мой! Хорошо инсценированном, красиво обставленном, но автор его – человек нерешительный и неудачник. Все лучшее в этой истории – результат совершенно неожиданных совпадений.

– Вы хотите сказать, что знаете, как было совершено это преступление и кто его совершил? – Разумеется! – сказал Кросс.

Оглушительный удар грома почти сразу после вспышки прокатился по окрестностям, и дождь полил как из ведра.

– В таком случае, кто же убийца?

– Кто-то из домашних. Это очевидно.

– Я должен предупредить вас, что все имеют полное алиби, за исключением Хендерсонов, конечно…

– Могу заверить вас, что Хендерсоны ни при чем. Убийца был гораздо более сильно заинтересован в смерти Майлза Деспарда, Хендерсоны – не тот случай. А что касается алиби, советую вам не очень-то им доверять. Когда я убивал Ройса – а между нами говоря он заслуживал смерти! – у меня было абсолютное алиби: двадцать человек, включая метрдотеля, были готовы подтвердить, что я ужинал в Дельмонико. Это было результатом довольно хитроумных комбинаций, и я доставлю себе удовольствие рассказать вам об этом, когда у нас будет побольше времени. То же самое было, когда я совершил кражу, которая легла в основу моего состояния. Нет, в самом деле, в вашем случае нет ничего оригинального. Даже способ, каким тело вытащили из склепа. Хотя он и не лишен изящества. Но могу сказать, что мой друг Бестиен проделывал это гораздо эффектнее. Он кончил не очень хорошо – его казнили в 1906 году. К несчастью, когда он покинул нас и возвратился в Англию, его там арестовали. Между тем, он совершил такие вещи, которые, если взглянуть на них с точки зрения мастерства, могут стать классическими… Но думаю, что мы приехали…

Стивенс выскочил еще до того, как лимузин полностью остановился. В доме не было заметно ни лучика света, а на аллее, ведущей к крыльцу, виднелся знакомый массивный силуэт.

– Фрэнк! – позвал Кросс. – Забирайтесь же в машину…

– Ну вот, наконец-то! – увидев Стивенса, воскликнул Бреннан. – Извините, мистер Кросс, но у меня здесь дело. Позже…

– Старый Лис, – сказал Кросс, – за четверть часа я распутал это дело больше, чем вы в течение целого дня. Садитесь же и я объясню вам его механизм…

Бреннан нехотя подчинился, и Стивенс видел, как удалялась машина. Он с наслаждением ощущал, как дождь стекает по его лицу, но на душе было легко, Стивенс повернулся и направился к дому, где его ждала Мэри.

Глава XIX

Они стояли в гостиной около окна, выходящего в сад. Он прижимал ее к себе, и обоим казалось, что уже ничего не может нарушить их счастье. Дождь прекратился, от земли поднимался белый туман.

– Я не знаю, почему я не могла решиться рассказать тебе все это, – пробормотала Мэри, еще сильнее прижимаясь к мужу. – Иногда это представлялось мне слишком смешным, а иногда слишком страшным… От хватки такой женщины, как моя тетка Андриенн, освободиться непросто, хотя я и покинула ее после совершеннолетия, и я…

– Не думай больше об этом, Мэри. Не стоит говорить обо всем этом снова.

– Да, но я хочу говорить, ведь все зло возникло из-за моего молчания. Я так хотела правды! Ты помнишь нашу первую встречу в Париже?

– Да, на улице Нев-Сен-Поль, 16.

– В доме… – она помолчала. – Я отправилась туда и села во дворе, чтобы попытаться понять, чувствую ли я что-нибудь. Теперь это кажется мне диким, но если бы ты знал тетку Андриенн, видел дом, в котором я жила… За домом была долина и…

Она повернула голову, и Стивене увидел, как дрожит ее белая шея. Но это был не страх – Мэри смеялась.

– Я верю, что избавилась от всего этого. Если мне когда-нибудь снова станет жутко, если я снова увижу кошмары во сне, ты должен только прошептать мне в ухо: «Мэгги Мак Тэвиш» и это вылечит меня.

– Почему Мэгги Мак Тэвиш?

– Потому что это – мое настоящее имя, дорогой. Имя прекрасное, волшебное. Его нельзя переделать ни в какое другое имя… Видишь ли, мне кажется, что во всем виноваты Деспарды. Их дом настолько похож на тот, в котором я росла, что он пробудил во мне все, от чего, как я надеялась, ты вылечил меня. Это странно, но я словно привязана к этому дому. Он все время как будто стоит у меня перед глазами, я без конца думаю о нем… И знаешь, Тед, ведь это все правда по поводу мышьяка. Я действительно спросила, где я могу его купить. Это было что-то жуткое. Я не знаю…

– Мэгги Мак Тэвиш, – сказал Стивенс.

– О, нет! Сейчас все в порядке, я только вспомнила тот субботний вечер, когда вы принялись рассказывать истории о призраках. Марк рассказал тогда… О! Я должна была напрячь все силы, чтобы не закричать. Я почувствовала, что мне надо все забыть, в одно мгновение, или я сойду с ума. Поэтому я и украла флакон с морфием. Но я не удивляюсь, Тед, тем мыслям, которые пришли вам в головы… Я даже поражаюсь тому, что такое огромное количество улик против меня не убедили меня в собственной виновности. Людей сжигали на костре и за меньшие подозрения.

Он с усилием повернул ее к себе лицом и поцеловал в лоб.

– Только ради истины, скажи мне, ты не подсыпала таблеток нам обоим вечером в прошлую среду? Это беспокоило меня больше всего. В тот вечер я свалился замертво и уснул в половине одиннадцатого…

– Нет, совершенно искренне говорю тебе, Тед. К тому же я и не могла этого сделать, потому что взяла всего одну таблетку и половинку использовала…

– Одну таблетку? Но утверждают, что пропали три!

Она казалась удивленной.

– Значит, еще кто-то брал флакон, – сказала она, и голос ее прозвучал удивительно правдиво. – Я не осмелилась взять больше, потому что побоялась отравиться. Тед, я действительно задаюсь вопросом, что может скрываться во всей этой истории. Кто-то убил бедного Майлза, однако, поверь мне, это не я. Я не могла совершить это преступление даже мысленно, потому что в ту ночь я заснула раньше половины двенадцатого. Я не принимала снотворного, не была пьяна, просто растянулась рядом с тобой… Я прекрасно помню это! Тебе не представить, какое удовольствие можно испытывать, вспоминая такие подробности!.. Но мне кажется, что кто-то в Деспард Парке догадывался о том, что меня тревожило. Ты говорил, что Эдит…

Она помолчала, затем направила разговор в новое русло.

– О, Тед! Какую бы радость я ни испытывала сейчас, это ничто по сравнению с тем, что я буду чувствовать, если для всей этой истории найдется естественное объяснение. Ты понимаешь, это убийство… Возможно, что… Ты сказал, что мистер Кросс… Кстати, а что ты думаешь о нем?

– По-моему, – немного поразмыслив, сказал Стивенс, – без всяких сомнений, это старый негодяй. По его собственному признанию он убийца, вор и не знаю что еще! Он видимо человек, лишенный любых моральных принципов, и, если была бы хоть доля правды во всех этих историях с переселением душ, он, безусловно, и должен был оказаться одним из этих самых «неумира…»

– Не произноси это слово!

– Ну, Мэгги! Я хотел добавить, что несмотря на все это в нем тоже можно найти кое-что симпатичное, к тому же он, кажется, питает к нам чувства, похожие на дружеские. Ну, а уж если ему когда-нибудь удастся дать толковое объяснение той тайны про… я подниму его авторский гонорар до двадцати пяти процентов за первые три тысячи экземпляров!

Мэри вздрогнула и принялась открывать окно. Оба они вдохнули свежего воздуха.

– Как клубится туман! – сказала она. – Даже кажется, что должно запахнуть дымом… О, Тед, когда все это кончится, возьми отпуск и давай отправимся в долгое путешествие. А может быть, лучше будет пригласить сюда тетю Андриенн, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть за пределами Гибурга. Уверена, что это всего лишь безобразная старуха. Ты знаешь, я могу описать тебе обряд черной мессы. Я присутствовала на нем, и это действительно нечто невероятное. Я расскажу тебе позже. Это заставляет меня думать… Минуточку!

Мэри побежала в холл, и Стивенс слышал, как она поднимается наверх. Мэри вернулась, держа осторожно в руке, словно вещь, о которую можно обжечься, золотой браслет с головой кошки. Она выглядела слегка смущенной.

– Это единственное воспоминание о той моей жизни, в Гибурге. Я сохранила его, потому что он мне кажется красивым. Но этот браслет мне приносит несчастье. А теперь, после того, как я увидела его на фотографии женщины из 1860 года, мне хочется его расплавить или… Мэри не закончила и посмотрела в окно.

– Правда… он очень ценный, – поколебавшись добавила она.

– К черту! Я куплю тебе в сто раз красивее! Дай-ка его мне…

Браслет, который Стивенс взял в руки, показался ему символом зла, и вся его ненависть сосредоточилась на нем. Стивенс размахнулся и швырнул его в окно. Браслет задел ветку вяза, и его поглотил туман. И в этот же самый момент послышалось мяуканье рассерженной кошки.

– Тед, не!.. – вскрикнула Мэри. Затем сказала: – Ты слышал?

– Конечно, – сказал он, – Браслет тяжелый, и бросил я его с силой. Если он угодил по ребрам какой-нибудь кошке, ей есть отчего мяукать!

– Кто-то пришел… – насторожилась Мэри.

Они услышали явственный хруст гравия на аллее, из тумана стал появляться силуэт.

– Да, но не думай, что ты вызвала какого-то демона. Это всего лишь Люси Деспард.

– Люси? – странным голосом спросила Мэри. – Люси? Но почему она собирается войти в дом через черный вход?

Не дожидаясь стука, они отправились открывать дверь.. Люси вошла в кухню, сняла мокрую шляпку и резким движением привела в порядок волосы. У нее были покрасневшие глаза, но она не плакала, слез на них не было видно.

– Я прошу прощения за свое появление, – сказала она, – но там я уже больше не могу находиться.

Она с любопытством посмотрела на Мэри, затем лицо ее снова приобрело озабоченное выражение.

– Я бы немного выпила, Тед… Там произошли страшные вещи. Тед… Мэри… Марк сбежал. – Сбежал? Почему?

Люси молчала, разглядывая паркет, и Мэри нежно положила руку ей на плечо.

– Это из-за меня, ну и также по другим причинам, – вздохнула Люси. – Все было прекрасно до завтрака. Мы хотели, чтобы этот полицейский, такой любезный, вы знакомы с ним – Бреннан, остался завтракать с нами, но он отказался от приглашения. До этого момента Марк оставался спокойным. Он ничего не говорил, не проявлял дурного настроения, но я все равно почувствовала, что что-то не в порядке. Мы все прошли в столовую, и, как только расселись, Марк подошел к Огдену и ударил его в лицо. Затем он принялся избивать его. О, это было ужасно, но никто не мог остановить Марка. Вы же знаете, каков Марк! Когда все кончилось, он ушел в библиотеку курить.

Она вздохнула и подняла голову. Мэри, видимо, стало не по себе, она тревожно переводила взгляд со Стивенса на Люси, затем вымолвила наконец:

– Я бы не хотела при этом присутствовать. Но, Люси, объясни нам, что же его могло так взволновать? Если вас интересует мое мнение, то хочу сказать, что я давно удивляюсь, как вы можете так долго терпеть Огдена? Ведь он ведет себя вызывающе!

– Верно! Да еще и это письмо, и разосланные телеграммы. Для Марка они были последней каплей, – подхватил Стивенс.

– Да, но все же это безумие – набрасываться на Огдена, – упавшим голосом сказала Люси.

– В самом деле? Хорошо, но я тоже готова наброситься на него, – заявила Мэри. – Он втайне попытался приударить за мной и очень удивился, когда выяснил, что не производит на меня никакого впечатления…

– Но это еще не все, – сказала Люси. – Мы с Эдит сполоснули Огдену лицо, и он пришел в сознание. Как только он смог встать на ноги, он сказал, что хочет сделать нам заявление. Он прошел в комнату рядом с библиотекой, чтобы Марк слышал его… Я не знаю, что вы знаете о докторе Партингтоне. Одно время он был помолвлен с Эдит, но тогда открылось, что он сделал операцию аборта, и, чтобы избежать судебных преследований, Партингтон вынужден был эмигрировать из Америки. Эдит до сегодняшнего дня была уверена, что женщина, которой он сделал аборт, была его любовницей. Эдит довольно холодна, и мне всегда казалось, что она не очень-то расположена к замужеству. Короче, она использовала эту историю с Джинет Уайт, чтобы порвать с Партингтоном. И только сегодня Огден сказал нам правду. Джинет Уайт была любовницей не Тома, а Марка!

Через некоторое время Люси продолжила все тем же упавшим голосом:

– Том был лучшим другом Марка, и все же Марк ни в чем не признался. Он оставил Эдит думать так, как она хочет. А Том не знал правды, потому что Джинет Уайт не выдала ему имя возлюбленного. Ну, а Марк все так и оставил, вовсе не подумав о Томе, который был влюблен в Эдит. Вы понимаете, в то самое время Марк был помолвлен со мной и боялся открыться…

– Дела в этом низменном мире очень запутаны, и в них трудно разобраться, – меряя шагами кухню, сказал Стивенс. – Если Марк Деспард поступил так, то как личность, он, пожалуй, еще мельче Огдена. Однако, как это ни странно, я продолжаю испытывать уважение к Марку, и мне вовсе не жаль Огдена.

К его удивлению, оказалось, что Мэри испытывает те же чувства.

– Получается, – сказала она с презрением, – что Огден копается в грязном белье!

– А что Партингтон? – вмешался Стивенс. – Как он-то принял это известие? Он при разговоре присутствовал?

– О, да! – сказала Люси. – Однако разоблачение, кажется, не произвело на него никакого впечатления. Он только пожал плечами и сказал, в общем довольно здраво, что с тех пор утекло довольно много воды. А потом добавил, что теперь алкоголь он предпочитает любой женщине. Возмущался не Том, а я. Я вбежала в библиотеку и сказала Марку, что не желаю больше видеть его. И он поймал меня на слове!

– Но почему, черт возьми! – продолжая удивлять своего мужа, воскликнула Мэри. – Зачем вы так себя повели? Неужели имеет такое уж большое значение то, что Марк спал с какой-то девушкой десять лет назад! Моя дорогая Люси, найдите мне мужчину, который ни разу не поступал подобным образом, и я уверяю вас, что это скучный, унылый муж! И потом, существует же срок давности! Между прочим, то, что он дурно поступил по отношению к доктору Партингтону – это факт, но все же сделал он это только потому, что дорожил вами! Это единственное, что следует изо всей этой истории!

Стивенс приготовил мартини для Люси. Она глотала его с жадностью и, почти допив, сказала:

– Видите ли, я боюсь, что он встречался с этой девушкой и потом.

– С Джинет Уайт?

– Да.

– И это Огден, разумеется, постарался пробудить в вас такие подозрения? – с горькой усмешкой сказал Стивенс. – Я лично думаю, что Огдена давно пора поставить на место. Чтобы получить свою долю наследства, он слишком долго скрывал злобу под мягкими манерами, а теперь она ударила ему в голову!

– Тед, – сказала Люси, строго глядя на него, – вы помните тот таинственный телефонный звонок, который едва не заставил меня покинуть бал в Сент-Дэвиде? И у меня бы тогда не было никакого алиби. Этот звонок был анонимным…

– То есть от Огдена!

– Да, именно так я и решила. Именно поэтому я и поверила звонку – ведь Огден обычно хорошо осведомлен. По телефону мне дали понять, что Марк возобновил отношения с Джинет Уайт. В тот момент я не знала, или даже скорее забыла имя девушки, которая была замешана в истории с Партингтоном. Но речь шла о женщине, и этого мне было достаточно… так как Марк со мной уже не тот…

Она говорила с трудом. Наконец она осушила свой стакан и уставилась на стену.

– Мой невидимый собеседник сказал, что Марк, воспользовавшись тем, что он в маске, и думая, что никто этого не заметит, отправился обратно домой, чтобы там встретиться с девушкой. В наш дом. Он добавил, что, если я потружусь съездить в Криспен, я смогу собственными глазами убедиться в правоте его слов. Сначала я не могла этому поверить, затем напрасно пыталась найти Марка среди приглашенных. А он, оказывается, в это время играл в бильярд с двумя друзьями в комнате в задней части дома, как я потом выяснила. Я уже собралась было отправиться в Криспен, но потом решила, что все это выглядит смешно, и вернулась на бал. Однако сегодня, когда Огден назвал имя этой Джинет Уайт, я… я…

– И вы верите, что все это правда? – спросил Стивенс. – Ведь если предположить, что телефонный звонок в тот вечер был ложным и имел совсем другие цели, то и все обвинение против Марка тоже может оказаться ложным.

– Марк согласился с этим обвинением. А теперь и вообще уехал. Тед, надо во что бы то ни стало найти его! Я прошу вас. Не ради меня, а ради самого Марка! Когда капитан Бреннан узнает, что Марк уехал, он подумает, что побег связан с убийством…

– Значит, Бреннан не в курсе?

– Нет. Он уехал раньше, чем это случилось, и вернулся только что с каким-то старичком в шубе, похожим на клоуна, но мне сейчас не до смеха. Капитан Бреннан спросил меня, не буду ли я возражать, чтобы этот Крофт или Кросс, кажется, остался в Деспарде. Он прибавил, что этот человек знает психологию преступников как свои пять пальцев. Они вместе пошли в склеп, и когда вышли из него, капитан был красным как рак, а маленький человечек хохотал. Все, что я могла понять, это то, что они не обнаружили никакого тайного хода. Я спросила Джо Хендерсона, что они делали в склепе… Возможно, вы помните, что там есть такая старая деревянная дверь, которую никак не удается плотно закрыть?

– Ну, да.

– Джо сказал, что он с хохотом открывал и закрывал ее. Не знаю почему, но я испугалась… Затем они прошли на веранду около комнаты дяди Майлза и стали двигать занавеску и смотреть через стеклянную дверь. Это, кажется, тоже очень забавляло маленького человечка. Как вы думаете, что все это значит?

– Я не знаю, – сказал Стивенс, – но мне кажется, что вас, Люси, беспокоит что-то другое. Может быть, вы объясните нам?

– Я затрудняюсь сказать, это ли меня беспокоит или что-то другое, – со странной готовностью ответила Люси. – Вообще, это может быть в любом доме, и Бреннан это признал, когда обнаружил… Но тем не менее для нас это может иметь серьезные последствия, если не будет надежного алиби на ночь среды. Дело в том, что после вашего ухода, Тед, капитан обнаружил в доме мышьяк.

– Мышьяк? Боже мой! И где же?

– В кухне. Я могла бы и сама ему об этом сказать, если бы вспомнила. Но у меня не было никаких причин думать об этом, потому что до настоящего дня никто не говорил о мышьяке…

– Кто его купил, Люси?

– Эдит. Для крыс. Но это совершенно вылетело у нее из головы.

Наступила пауза. Люси машинально поднесла к губам пустой стакан. Мэри, дрожа, подошла к задней двери и приоткрыла ее.

– Ветер изменился, – сказала она. – Сегодня ночью снова будет гроза.

Глава XX

Действительно, вечером снова разыгралась гроза, и как раз в это время Тед отправился в Филадельфию на поиски Марка. Но ни в клубе, ни в конторе, ни в других местах, где он обычно бывал, его не видели.

Стивенс вернулся в Криспен поздно, промокший и разочарованный. Он согласился с тем, чтобы Кросс провел ночь в его коттедже, но встретился с ним только около полуночи, так как вначале отправился в Деспард Парк, чтобы как-нибудь попытаться успокоить Люси. В доме было тихо, и казалось, что Люси была единственной, кто оставался на ногах в этот час. Когда Стивенc добрался наконец до своего дома, он увидел Бреннана и Кросса, расположившимися в лимузине у входа в дом.

– Вы…

– Да, – с мрачным видом прервал его Бреннан, – да, я думаю, что мы уже можем назвать имя убийцы. Но есть одно обстоятельство, которое надо проверить, поэтому я отправлюсь в город… Да, когда все кончится, вспоминать об этом, я думаю, будет странно.

– Хотя, как вы знаете, я сам лишен каких бы то ни было моральных принципов, – вмешался Кросс, – но не могу не согласиться с возмущением Фрэнка Лиса. Речь идет, сэр, о преступлении на редкость отвратительном, и я не удивлюсь, если убийца пойдет на электрический стул. Мистер Стивенc, к моему огромному сожалению, я не смогу воспользоваться вашим любезным приглашением и переночевать под вашей крышей, так как мне нужно ехать с Бреннаном, чтобы довести дело до конца. Я обещал вам распутать его, и, если вы с женой не откажетесь прибыть завтра в Деспард Парк к двум часам дня, я представлю вам убийцу. Поезжайте, Генри!

Мэри высказала свое сожаление, узнав о том, что Кросс не сможет провести ночь у них.

– Он был очень любезен, и я ему крайне благодарна, однако есть в нем что-то неприятное. Кажется, что он читает твои мысли.

Хотя они и легли в двенадцать и не спали прошлой ночью, Стивенc все равно не мог сомкнуть глаз, он слишком перевозбудился. Гром грохотал почти без перерыва, и кошки устроили вокруг дома настоящий концерт. Мэри спала очень беспокойно. В два часа ночи она стала бормотать что-то бессвязное, и он едва не начал будить ее, боясь, что ей снится кошмар. Казалось, будто кошачья возня приближалась к самым окнам. Стивенc поискал что-нибудь, чем можно было бы запустить в кошек, и смог найти в ящике туалетного стола только что-то похожее на пустую банку из-под крема. После того, как уже во второй раз за эти сутки он бросил предмет из дома в сад, раздался жуткий, похожий на человеческий вопль, и Стивенc поспешил поскорее захлопнуть окно. Он заснул около трех часов ночи и проснулся только от звона воскресных колоколов.

Около двух часов дня Стивенc и Мэри прибыли в Деспард Парк. Им открыла миссис Хендерсон. Стивенc, словно бы видя ее впервые, внимательно рассматривал миссис Хендерсон. В воскресной накрахмаленной одежде она вовсе не производила впечатление женщины, которой мерещатся призраки, но глаза ее были заплаканы.

– Я заметила, как вы подходили к дому, – с достоинством сказала она. – Все уже наверху, за исключением миссис Деспард. Она почему-то…

Миссис Хендерсон смолкла с таким видом, будто ворчание казалось ей недостойным воскресного дня, и, шаркая туфлями, повела гостей по дому.

– Как бы то ни было, – прибавила она себе под нос, – сегодняшний день совершенно не подходит для развлечений!

Она, кажется, имела в виду звуки, раздающиеся со второго этажа. Без сомнения, это был радиоприемник, находившийся на веранде, и именно туда направлялась служанка. Когда они проходили по коридору, Стивенс заметил, что кто-то прячется за дверью. Оказалось, что это Огден с немного опухшим лицом. По всей вероятности, он не собирался присутствовать на собрании, но желал слушать, что там будут говорить.

В углу веранды стоял Хендерсон. Эдит сидела в плетеном ивовом кресле, а около нее на софе расположился совершенно трезвый и с мефистофельским видом Партингтон. Капитан Бреннан рассеянно опирался на один из подоконников, мисс Корбет очень церемонно разносила шерри и бисквиты. Люси не было так же, как и Огдена, правда его присутствие за дверью чувствовали все. Самым заметным было отсутствие Марка, без которого словно бы образовалась какая-то пустота.

Всем собранием руководил Кросс. Он наклонился к радиоприемнику, и его обезьяноподобная физиономия источала удовольствие. Мисс Корбет предложила ему стакан с шерри, он почти не глядя, взял его и поставил на приемник, словно не желая отвлекаться от слушания передачи. Это была какая-то проповедь.

– Ну вот и они, – несколько манерно сказала миссис Хендерсон, вводя Стивенсов.

Никто не сказал ни слова. Лишь Эдит быстро взглянула на Мэри, и что-то непонятное появилось в ее глазах.

– Неужели нужно, чтобы радио так гремело! – возмущенно вскричала миссис Хендерсон, – Я прекрасно знаю, что это шабаш!

Кросс повернул ручку приемника, и в комнате мгновенно воцарилась тишина. Если он хотел взвинтить обстановку и поиграть у всех на нервах, то это ему, безусловно, удалось.

– Сколько раз мне приходилось объяснять непосвященным, – медленно сказал Кросс, – что в воскресенье не может быть шабаша. Шабаш – это еврейское слово, означающее субботний праздник. Поэтому и колдовской шабаш совершается в субботу. Сейчас как раз мы собираемся обсудить колдовство или то, что принимаем за колдовство. Вы, миссис Хендерсон, были очень загадочным свидетелем во всем расследовании преступления. Вы поведали всем очень логичный и очень душещипательный рассказ о том, что видели через эту дверь…

– Нечего пытаться запутать меня, – сказала миссис Хендерсон. – Наш пастор утверждает, что это шабаш, и в Библии говорится то же самое. А что касается моего рассказа, то я не нуждаюсь в его оценках. Я знаю, что я видела!

– Альтеа! – спокойно сказала Эдит.

Хендерсон оборвала себя на полуслове. Было заметно, что все побаиваются Эдит.

– Я сказал это только для того, чтобы удостовериться в том, что вы твердо уверены в том, что видели, – совершенно бесстрастно сказал Кросс. – Вы можете подтвердить, что занавеска находится в том же положении, что и вечером в среду двенадцатого апреля. Если же нет – укажите на отличие, которое вы заметили. Обратите внимание на то, что лампа в изголовье кровати мистера Деспарда тоже зажжена. Мы занавесим окна веранды, чтобы было темно, а вы подойдете и посмотрите через левую прорезь занавески и скажете мне, что вы видите.

Мисс Хендерсон смешалась. Стивенс услышал за своей спиной приближающиеся шаги Огдена Деспарда, но никто не повернулся в его сторону. Кросс затянул занавеси на окнах, полностью закрыв ту часть веранды, которая выходила на запад. Очень бледная миссис Хендерсон посмотрела на Эдит.

– Делайте, что вам говорят, Альтеа.

– Чтобы воссоздать насколько возможно те же условия, что и в ночь, – продолжал Кросс, – я все-таки включу радио. Сейчас должна начаться музыка… Ну вот, чудесно.

Послышалась песенка креолки под аккомпанемент банджо, и миссис Хендерсон стала приближаться к двери, она наклонилась к прорези… И тут вопль служанки заглушил все.

Кросс выключил радио. Миссис Хендерсон повернула к нему лицо с вытаращенными от ужаса глазами.

– Что вы видели? – поинтересовался Кросс. – Все остаются на местах!.. Что вы видели? Ту же самую женщину?

Миссис Хендерсон молча кивнула.

– Ту же самую дверь?

– Я… да…

– Посмотрите еще раз, – бесстрастно сказал Кросс, снова включил радио и креолка снова принялась петь, через некоторое время Кросс выключил приемник. – Отлично, миссис Хендерсон. Я повторяю, никто не встает! Френк, было бы неплохо, если бы вы занялись этим молодым человеком, который, как мне кажется, куда-то слишком спешит…

Огден вышел из-за угла веранды и, казалось, не замечая никого вокруг, с перекошенным лицом, направился к застекленной двери, но Бреннан остановил его, схватив за руку.

– Если присутствующие не будут возражать, – сказал Кросс, – в первую очередь я займусь наименее важной, наиболее очевидной и случайной ситуацией в этом деле. Той ситуацией, которую совершенно не предусмотрели преступники. Это было счастливое или, наоборот, несчастливое совпадение, которое едва не разрушило планы убийцы. Некий призрак, приведение возникшее вопреки его желанию.

Имеется два факта, о которых не устают повторять буквально все – о мистере Майлзе Деспарде и о его комнате. Первый факт: большую часть времени он проводил, закрывшись в своей комнате и занимаясь примеркой костюмов, которых у него было великое множество. Второй факт: освещение в комнате скудно. Есть только две слабые лампочки. Одна – в изголовье кровати, вторая висит на длинном шнуре между окон. По вечерам мистер Майлз Деспард обычно оставался в своей комнате.

Если вы внимательно проанализируете все, что я вам сказал, вы, безусловно, заметите между этими фактами некоторую связь. Что нужно человеку, который проводит время в переодеваниях? Кроме самих костюмов ему, безусловно, необходимо хорошее освещение и зеркало, чтобы видеть свое отражение.

В этой комнате есть нечто вроде туалетного столика для бритья с зеркалом, но стоит он в неудобном месте, где мало света от окон днем и совсем нет от ламп вечером. Однако между окон – заметьте, любопытная деталь – находится высоко висящая лампа, которая освещает только картину и конторку. Лампы, висящие на шнуре, обычно употребляются для освещения туалетных столиков. Но тогда, чтобы глядеться в зеркало, можно переставить стол под эту лампу.

Однако в таком случае вначале надо перевесить картину, и картину дорогую, впрочем перевесить только на время, пока не будет возвращен на место столик. Ну, куда перевесить эту картину? В комнате нет хороших гвоздей, кроме одного… на двери, соединяющей эту комнату с комнатой сиделки. Сейчас там висит голубое домашнее платье покойного. Конторку в таком случае тоже нужно куда-нибудь перетащить. Но куда? Мы знаем, что мистера Деспарда очень раздражало, если кто-нибудь неожиданно входил в комнату. Поэтому он должен был забаррикадировать дверь сиделки.

Давайте теперь посмотрим, что же получилось в комнате. Лампа над туалетным столиком погашена, и помещение освещено лишь слабым рассеянным светом, не позволяющим различить даже цвет волос женщины… Прорезь в занавеске находится высоко, поэтому свидетель мог видеть только бюст таинственной женщины. А прямо напротив столика с зеркалом расположена дверь, сделанная в деревянной обшивке стен. Она выходит в комнату сиделки и смутно отражается в зеркале, если смотреть из-за занавески. Имеем в виду также, что деревянная обшивка сделана по всему периметру комнаты. На двери теперь висит картина Креза и стоит высокое кресло. Все погружено в полутьму. Всякий шум шагов, открывание и закрывание двери заглушается звуком радио. Вывод ясен: нет никакого сомнения в том, что свидетель видел комнату сиделки, отраженную в зеркале туалетного столика.

– Мисс Деспард, вы теперь можете войти…

Стеклянная дверь открылась, послышался шорох широкой юбки, и на веранду вошла Люси в платье из сатина и велюра. На красно-голубой ткани сверкали камни… Люси, отбросив назад вуаль, покрывавшую голову, осмотрела присутствующих.

– Мисс Деспарl очень помогла мне сделать маленький эксперимент: она вошла в комнату сиделки, затем вышла из нее и все это проделала в полутьме, и все это отразилось в зеркале туалетного столика, который установлен сейчас между окон.

– Но, – воодушевленно продолжил Кросс, – если мы принимаем это объяснение, мы сталкиваемся с другой проблемой. Мы не знаем, каким образом таинственная посетительница очутилась в комнате. Хотя нет никакого сомнения в том, что вышла она из нее совершенно нормально, через дверь, ведущую в комнату мисс Корбет. И миссис Хендерсон видела этот выход в зеркале туалетного столика. Но, оказывается, в ту ночь мисс Корбет заперла на засов эту дверь с внутренней стороны и закрыла замок двери, выходящей из ее комнаты в коридор, таким хитрым образом, что открыть его могла только она сама.

Итак, две двери у нас закрыты. Таинственная женщина, которая покинула комнату Майлза Деспарда после того, как отравила его, не могла выйти через дверь, запертую на засов. Если даже допустить, что она сумела сделать это, то ей надо было бы открыть и следующую дверь в коридор. Есть, правда, еще застекленная дверь из комнаты сиделки на веранду, но женщина не решилась бы выйти в нее, так как миссис Хендерсон находилась на веранде.

Со всей очевидностью получается, что преступление мог совершить только один человек. Этот человек вернулся сюда около одиннадцати, открыл комнату сиделки ключом, которым умел пользоваться только он, отодвинул засов второй двери, вошел в комнату Майлза Деспарда с чашкой лекарства, содержавшего яд, заставил больного выпить, вышел из комнаты, задвинул засов двери, вышел из комнаты сиделки в коридор и закрыл дверь на ключ…

Кросс театральным жестом положил руку на радио, слегка поклонился и сказал:

– Мира Корбет, я имею огромное удовольствие сообщить вам, что имеется ордер на ваш арест. Он выписан на ваше настоящее имя: Джинет Уайт.

Глава XXI

Сиделка чуть отступила к двери-окну комнаты, которую всегда занимала. На этот раз была не в униформе, на ней было узкое, стесняющее движение голубое платье, лицо ее покрылось соблазнительным румянцем, но во взгляде появилось что-то испуганное и неприятное.

– Вы сумасшедший! – облизнув губы, сказала она. – Вы ничего не сможете доказать!

– Минутку, – сказал Бреннан, сделав к ней тяжелый шаг. – Вы отрицаете, что ваше настоящее имя Джинет Уайт?.. Хотя можете не отвечать. Есть еще один человек, который поможет нам это установить – доктор Партингтон!

Врач, который до этого разглядывал пол, поднял голову.

– Да, – подтвердил он. – Это Джинет Уайт. Вчера я обещал ей не выдавать ее, но если она совершила все это…

– Вчера, доктор, – мягко сказал Бреннан, – когда я увидел вас в первый раз, вы так испугались, что мне подумалось, что вы кинетесь бежать. Я тогда сказал вам, что я из полиции, а за моей спиной вы заметили женщину, которая когда-то работала у вас, и которой вы делали аборт. Я слышал, что вам удалось избежать суда только потому, что вы скрылись за границей. Вы рисковали, соглашаясь на вызов мистера Марка Деспарда… Не правда ли, вы готовы были удрать именно потому, что увидели меня вместе с этой женщиной?

– Да, это правда, – сказал Партингтон, закрывая лицо ладонями.

Бреннан повернулся к Мире Корбет.

– Вам я задам еще один вопрос. Вы отрицаете, что снова встретились с Марком Деспардом год назад и возобновили ваши отношения?

– Нет. Зачем же мне это отрицать? Я даже горжусь этим! Он любит меня и предпочитает всем другим женщинам, включая и присутствующих здесь. Но между нашими отношениями и преступлением нет ничего общего!

Усталость и раздражение появились на лице Бреннана.

– Скажу вам сразу, что ваше алиби на ночь с двенадцатого на тринадцатое апреля рассыпалось. Вчера все мое возмущение было направлено на миссис Стивенс, – сказал он, повернувшись к Мэри, которая с любопытством рассматривала сиделку, – так как ее алиби на ту же ночь основывалось только на показаниях ее мужа, спавшего в той же комнате, что и она. И кажется, никому из нас не пришло в голову, что есть еще один человек, хрупкое алиби которого покоится лишь на словах единственного свидетеля… Это вы, Джинет Уайт. Только ваша соседка по комнате могла подтвердить, что с десяти вечера вы не выходили из своего дома. Все же остальные имеют по полдюжине свидетелей, включая и служанку, которая была на «групповом свидании»… Ну, а вы заглянули сюда, не правда ли?

Казалось, сиделка начинает терять свою выдержку.

– Да, я приехала сюда, чтобы встретиться с Марком, – нерешительно призналась она. – Но я не видела старика, да и не желала его видеть. Я даже не поднималась наверх. Но Марк меня обманул! Он не приехал! Он боялся, что она… Но где же Марк? Он бы мог подтвердить вам мои слова… Его здесь нет, поэтому вы…

– Действительно, его здесь нет, – насмешливо сказал Бреннан. – И я думаю, пройдет немало времени, прежде чем мы найдем его. Он-то почувствовал, что ветер переменился. Вы и Марк вместе организовали это убийство. Вы должны были сделать грязную работу, а он должен был помочь вам спрятать концы в воду, не так ли?

На веранде воцарилось молчание. Стивенс повернулся к Огдену Деспарду, стоящему в тени, и заметил на его опухших губах удовлетворенную улыбку.

– Я этому не верю, – спокойно сказала Люси. – Что бы я ни думала о ней, я не могу подумать того же о Марке. А вы что скажете, мистер Кросс?

Кросс, облокотясь на приемник, наслаждался ситуацией.

– Я недоумеваю – есть ли среди вас люди с мышлением глубоким и развитым? Вы все время обращаетесь ко мне, миссис Деспард, и, кажется, это уже входит у вас в привычку. Но я должен сказать, что, к несчастью, правда состоит в том, что именно ваш муж с мисс Корбет задумали это убийство и тут же принялись заметать следы. Он был сообщником и перед и после совершенного, но есть одно свидетельство в его пользу: он не пытался бросить тень вины на вас. И даже больше – когда заметил, что вы попали под подозрение, тут же постарался выгородить вас. Делая это, он запутался, усложнил все неимоверно и сделал фантасмагорическим преступление, которое было совершенно обыкновенным. Видите ли, наиболее любопытным в этом преступлении является столкновение двух характеров, двух намерений.

Первоначальный план был прост. Марк Деспард и мисс Корбет решили убить старого Майлза Деспарда, потому что Марк нуждался в деньгах. Но жертва должна была умирать как бы естественно. Он должен был скончаться от гастроэнтерита, и у семейного врача не должно было бы возникнуть никаких подозрений. И не должно было быть никакой серебряной чаши с мышьяком, оставленной странным образом рядом с мертвой кошкой, а позже – никаких книг о колдовстве.

Таким был очень простой способ, выбранный Марком Деспардом. Но он не удовлетворил Миру Корбет. Она желала не только смерти Майлза Деспарда, ей надо было еще и убрать с дороги Люси Деспард, В этом намерении нет ничего удивительного: ведь миссис Деспард была женой ее любовника. Поэтому Майлз Деспард должен был умереть не просто так, он должен был скончаться в результате преступления, которое приписали бы Люси Деспард.

Исполнить этот план без ведома Марка не составляло труда. С самого начала распутывания этого дела казалось очевидным, что женщина в платье маркизы де Бренвийе могла быть только из этого дома. Я уже говорил моему другу Стивенсу, что не придаю слишком большого значения алиби, но чтобы поверить в виновность миссис Деспард или мисс Эдит, мне пришлось бы отбросить такое их количество, которому был бы удивлен даже я сам. То есть ни та, ни другая не могли быть таинственными посетительницами. Но кто же тогда? Видимо, тот, кто мог скопировать это платье. Однако этот кто-то тоже не мог быть посторонним. За пределами этого дома миссис Деспард не рассказывала о том, что шьет платье такое же, как на портрете. Кроме того, чужой не мог бы постоянно обращаться к портрету, чтобы сделать точную копию, по крайней мере такую копию, которая убедила бы миссис Хендерсон в его сходстве с образцом. Но если это платье шилось в доме, создатель его должен был предусмотреть еще кое-что…

– И что же? – вырвалось у Стивенса.

– Он должен был сделать так, чтобы никто не мог войти в комнату, где находилось второе платье, пока его изготавливали, – бесстрастно ответил Кросс. – Предлог для этого представился просто невероятный. Миссис Стивенс похитила флакон с таблетками морфия в комнате сиделки вечером в субботу и вернула его на следующий день. Как мы знаем, только в понедельник Люси Деспард решила шить платье с портрета маркизы де Бренвийе, чтобы надеть его на маскарад. К этому моменту Мира Корбет уже имела прекрасное объяснение для того, чтобы держать свою комнату закрытой. Остальное было просто. Мисс Корбет облачилась в платье, сходное с платьем миссис Деспард, надела маску и, вероятно, парик. И постаралась, чтобы ее увидели.

Однако нужно было предпринять еще одно действие – позвонить миссис Деспард и заставить ее уехать с маскарада. Она не должна была избежать обвинения.

Таким образом убийца приезжает в дом и переодевается в приготовленное платье. Она прекрасно знает, что миссис Хендерсон в одиннадцать часов на веранде будет слушать свою любимую передачу. У нее есть время, чтобы приготовить смесь яиц с портвейном в кухне, пока миссис Хендерсон еще находилась в своем домике недалеко от склепа. Эта смесь нужна для того, чтобы сиделка могла появиться с нею у постели больного. Тот по замыслу не должен был особенно удивляться, увидев ее в маскарадном костюме. Он знал, что состоится бал-маскарад, и мог предположить, что мисс Корбет приглашена тоже.

Но Мире Корбет хочется, чтобы ее увидели, через прорезь в занавеске. Я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Миссис Хендерсон стояла вот здесь, около приемника, примерно там же, где нахожусь я. Комната Майлза у дальней стены за плотно закрытой дверью. И несмотря на это свидетельница слышала голос женщины совершенно отчетливо. Странно выглядит, что убийца разговаривала так громко именно в тот момент, когда давала отравленное питье. Этому может быть единственное объяснение: она хотела быть обнаруженной.

Мисс Корбет не учла, что в занавеске может быть и еще одна прорезь, которая бы позволила увидеть ее в зеркале. Она завершила свою убийственную миссию, а так как больной не выпил все содержимое чаши – это не имело значения, потому, что доза мышьяка была большой – она дала остаток кошке и поставила чашу на видном месте в шкафу. Эти ее действия сводились к тому, чтобы никто не сомневался в том, что было совершено убийство и нельзя было бы пройти мимо фактов смерти кошки и большого количества мышьяка в чаше.

Итак, дело сделано. Майлз Деспард не подозревает, что его отравили. Он ставит туалетный столик на место, снова вешает картину Греза между окон и передвигает кафедру на свое обычное место. Эти его усилия ускоряют действие яда до такой степени, что у мистера Деспарда уже нет сил отправиться за помощью куда-либо, а в доме, как известно, он один.

Лишь в третьем часу ночи возвращается Марк и находит своего дядю – к чему он стремился – уже агонизирующим. Однако с ужасом, который вы можете себе вообразить, он также обнаруживает и следы отравления, оставленные на виду у всех. Я очень хотел бы обратить ваше внимание на то, что странное поведение Майлза перед смертью, его бессвязные слова, желание быть похороненным в деревянном гробу и даже шнурок с девятью узелками – все это известно нам только со слов Марка.

Да, у Марка Деспарда были веские причины для того, чтобы спрятать стакан и чашу и тайно похоронить труп кошки. Но было и кое-что посерьезнее. На следующее утро он узнал от миссис Хендерсон, что какая-то женщина, одетая в платье, схожее с платьем его жены, была замечена как раз в тот момент, когда давала яд Майлзу. Он больше не сомневался в том, что его любовница намеренно старалась направить подозрения против его жены. Он не знает как быть. Он просит миссис Хендерсон хранить все в секрете, и это первый его шаг. Затем ему вдруг потребовалось подтверждение того, что все это продумано его любовницей заранее, и что чаша и стакан содержат мышьяк. Это сообщает ему аптекарь. Но есть и самое худшее.

Сразу после дядиной кончины он уже слышит намеки и слухи о том, что смерть Майлза Деспарда была неслучайной. Марк не может остановить расползание этих слухов, которые рано или поздно приведут к требованию эксгумировать тело. Я думаю, не надо пояснять, кто был источником этих слухов.

Нужно было предупредить эту главную опасность, заставив труп с желудком, полным мышьяка, исчезнуть. Похороны должны были состояться в субботу. Но до тех пор, включая и сами похороны, у Марка не было возможности что-то предпринять с телом. Во-первых, потому что официальные лица уже взялись за подготовку Майлза Деспарда к погребению, и во-вторых, потому что его сообщница могла помешать всякой его попытке избавиться от тела. Значит, надо было схитрить.

Поведение Миры Корбет, должен признать, было очень ловким. Она могла бы сразу после смерти больного объявить, что подозревает отравление, могла бы поделиться своими сомнениями с врачом, подтолкнув его к тому, чтобы тут же сделать вскрытие. Но она не хотела рисковать, так как в любой момент могла открыться ее прошлая связь с Марком. И странно выглядело бы тогда ее присутствие у изголовья больного Майлза. Для нее безопаснее было оставаться сиделкой, автоматом, существом. Надо было позволить похоронить Майлза, ничего не говоря, и ни на кого не наводя конкретных подозрений, а затем уже броситься в атаку, и посеять следы, которые привели бы в конце концов к намеченной жертве.

Но с вмешательством Марка все усложняется чрезвычайно и как по мановению волшебной палочки. Возможно, что новая идея пришла ему в голову после рассказа миссис Хендерсон, заявившей вдруг утром в четверг, что она «видела женщину, прошедшую сквозь стену». Что подумал Марк, когда услышал эти слова, мы узнаем лишь тогда, когда схватим его, но этот рассказ, а также книга о колдовстве, которую читал Майлз, и которая, кажется, глубоко потрясла старика, особенно глава, повествующая о «неумирающих», были для него источником вдохновения. Поэтому, запутывая следы, Марк утверждает, что нашел под подушкой дяди веревку с девятью узелками, и также рассказывает одному из своих друзей Эдварду Стивенсу историю о женщине, «которая проходит сквозь стену». Он сделал все это, пустил всю эту пыль в глаза с одной целью – обставить придуманную им самим просьбу Майлза о том, чтобы его погребли в деревянном гробу.

Просьба необычная, достаточная для того, чтобы возбудить подозрения. Но только до тех пор, пока мы не прибавим к ней утверждение короля Джеймса I о том, что «те, кто убежден в страшном колдовском преступлении, всегда стремятся искать дерево или камень и совершенно не выносят стали». Вот такой изумительный камуфляж…

Партингтон резко поднялся.

– Камуфляж чего? – спросил он. – Если Марк убрал тело из склепа, то как он это сделал? Какая разница, сделан гроб из металла или из дерева?

– Но ведь деревянный гроб легко переносить! – нетерпеливо воскликнул Кросс. – Даже для человека с такой чудовищной силой, как у Марка Деспарда, свинцовый гроб был бы слишком тяжел.

– Переносить? – переспросил Партингтон.

– Позвольте мне перечислить вам несколько фактов, касающихся тела и склепа. Первое. Гроб хотя и защелкивается на две защелки, открыт он может быть мгновенно. Второе. Майлз Деспард очень исхудал и почти ничего не весил. Третье. У нижних ступенек, ведущих в склеп, есть старая дверь из дерева, препятствующая обзору того, что делается внутри. Эту дверь вы нашли закрытой в пятницу вечером. Четвертое. В склепе имеются две громадных урны из мрамора…

– Если вы ведете к тому, что тело было засунуто в одну из урн, – вступил в разговор Стивенс, – то вы напрасно теряете время, так как мы заглядывали в них!

– Если те, кто просил моего присутствия здесь, помолчат до тех пор, пока я не закончу объяснения, то это будет лучшее, что они смогут сейчас сделать, – язвительно сказал Кросс и продолжил: – Наконец, пятый пункт. И он должен был бы вас встревожить еще в пятницу, когда вы проникли в склеп и обнаружили валяющиеся на полу цветы. Как они там оказались? Очевидно, они выпали из урны, но похороны – это дело не суматошное, поэтому трудно предположить, чтобы цветы случайно уронили на пол.

Учитывая все сказанное, давайте рассмотрим, что же произошло во время погребения, которое состоялось субботним днем пятнадцатого апреля. Марк Деспард вам все очень точно и подробно описал. Он не мог поступить иначе, ему требовалось, чтобы и незаинтересованные свидетели могли бы подтвердить детали. Ну, а мы давайте все же обратимся к некоторым из этих деталей.

Марк Деспард признал, что он последним покинул склеп. Все, мол, уже ушли за исключением пастора. Но находился ли пастор в склепе? Нет, так как, опять-таки по словам Марка, никто не хотел дышать спертым могильным воздухом дольше, чем в этом была необходимость. Пастор поджидал Марка на верхних ступеньках, где он мог свободно дышать. Между ним и склепом была деревянная дверь, которая препятствовала обзору. Марк оставался в склепе якобы для того, чтобы расставить несколько железных подсвечников. Он заявил, что пробыл там не больше минуты, и я не вижу никаких причин, чтобы поставить его утверждение под сомнение. Шестьдесят секунд – время вполне достаточное для того, чтобы сделать то, что сделал он: вытащить из ниши гроб, открыть задвижки, вынуть тело, запихнуть его в урну, закрыть гроб и водрузить его на место. Какой бы шум ни слышал в это время пастор, он все равно показался бы ему естественным – ведь Марк в это время якобы возился с канделябрами. С этого момента труп находился в урне под цветами. И единственная улика, оставленная Марком – разбросанные по полу цветы. Но все это было подготовкой к свершению «чуда».

«Чудо» преследовало двойную цель. Если бы, благодаря таинственной атмосфере, которую удалось создать Марку, жертвы обмана увидели в исчезновении тела нечто сверхъестественное, он бы ничуть не возражал. Но до той поры, пока «чудо» не свершилось, пока тело не исчезло из склепа, Марку не нужно было слишком сильно упирать на сверхъестественное в этой истории, так как его могли принять за сумасшедшего и отказать ему в помощи. А в ней он нуждался, так как требовалось открыть склеп ночью, в полной тайне, без любопытных взглядов полицейских, способных рассеять атмосферу странности, которую ему удалось создать.

Сначала я коротко расскажу вам, как Марку Деспарду удалось обвести вас вокруг пальца. Я готов снять перед ним шляпу, так как он действительно здорово сыграл свою роль. Он рассчитывал на психологический шок, который вызовет у вас пустой гроб.

Итак, вы спускаетесь в склеп. Марк – единственный у кого есть электрический фонарь. Он возражал, чтобы вы спускались с фонарями, утверждая, что вентиляция в склепе недостаточная. Вы открыли гроб и… обнаружили, что он пуст. Вам было отчего изумиться! Когда вы замерли, не веря собственным глазам, какая первая мысль пришла вам в голову? И эту мысль, я уверен, поддержал Марк. Вы помните, его первые слова?

– Да, – сказал Стивенс, – я помню, Он сказал: «А не перепутали ли мы гроб?»

– Так и должно было быть, – подтвердил Кросс. – Он хотел убедить вас в том, что если тела нет в этом гробу, значит оно находится в другом. Тогда как в действительности тело было спрятано в урне под цветами. Но Марк имел огромное преимущество – у него был фонарь. Он мог регулировать освещение, и управлять поисками. И вы все поверили, что тело находится в одном из гробов. Что произошло после этого? Сначала вы осмотрели гробы на нижних рядах, затем он натолкнул вас на мысль, что тело может находиться в одном из гробов наверху… Именно здесь мы подходим еще к одному повороту нашей истории. Марк преследовал единственную цель – заставить всех покинуть склеп хоть на несколько минут. Хендерсон и Стивенс отправились в дом Деспардов за табуретками, Партингтон захотел принять дозу спиртного. Полицейский, который следил за вами, свидетельствует, что с двадцати восьми минут первого Стивенса, Партингтона и Хендерсона в склепе не было. Стивенc и Хендерсон вернулись только в тридцать две минуты, а Партингтон в тридцать пять минут. Если бы полицейский остался следить за склепом, весь план Марка мог бы рухнуть, но тот отправился вслед за Стивенсом, Хендерсоном и Партингтоном. Получается, что четыре минуты Марк Деспард оставался совершенно один.

Нужно ли объяснять вам, как он использовал эти четыре минуты? Он вынул тело из урны и потащил его к дому Хендерсона, чтобы оставить его там, вероятно в спальне. Ну, а когда все остальные вернулись, он посоветовал перевернуть урны. Что и было, как известно, сделано.

– Вы хотите сказать, сэр, – дрожащим голосом вмешался Джо Хендерсон, – что когда я увидел в ту ночь старого мистера Майлза сидящим в кресле…

– Ах, да! Я забыл эту деталь. Хорошо, что вы мне напомнили. Вы видели не призрак Майлза, мой друг, а самого Майлза.

Теперь уже ясно, что, как только тело было извлечено из склепа, Марк стал нажимать на сверхъестественное, толковать о женщине, проходящей сквозь стену, подсунул книгу о колдовстве в комнату Майлза, где мисс Деспард ее тут же и нашла. Но насчет шнура с узелками, обнаруженного в гробу, я сомневаюсь – не был ли он оставлен мистером Джонахом Аткинсоном старшим? Если это так, то Марк должен был испытать шок не меньший, чем тот, который он испытал, когда увидел, что в убийстве может быть обвинена миссис Стивенc!

Что касается таблеток с морфием, знайте, что миссис Стивенc взяла только одну. Две другие были похищены с ведома или без ведома сообщницы.

Марк собирался напичкать ими Хендерсона, чтобы суметь вытащить труп из его спальни и уничтожить…

– Уничтожить? – вскричала Эдит.

– Сжечь, вероятно. Кажется, последние два дня ваши батареи были чересчур горячими… Но это оказалось не так-то просто, так как миссис Деспард и мисс Эдит, получив телеграммы, внезапно вернулись домой. Однако трудности могли только отложить исполнение плана. Когда все разошлись по спальням, Марк распорядился, чтобы Хендерсон один отправился искать брезент и накрывать им вход в склеп. Марк предполагал, что Хендерсону придется пройти несколько сот метров по парку, а он тем временем вытащит из дома тело Майлза. Но Хендерсон внезапно вспомнил, что брезент лежит в его доме. И он с Марком оказался в доме в одно и то же время. Но Марк уже подсыпал морфия в стакан, предложенный старику «на посошок». К тому же лампочка, вывернутая из гнезда… труп, покачивающийся в кресле-качалке и даже поднимающий руку… Нужно ли еще хоть что-нибудь, чтобы вызвать панику у перепуганного человека, к тому же испытывающего действие морфия? Марк с этого момента мог полностью распоряжаться телом.

Кросс выждал какое-то время, в течение которого на его лице расползлась почтительная улыбка.

– Я мог бы добавить и еще кое-что. Вы, без сомнения, заметили, что дом сегодня необычно холодный. Это оттого, что люди Бреннана в настоящий момент занимаются котельной. Возможно, конечно, что они там ничего не найдут, но…

Мира Корбет, покачнувшись, сделала два шага вперед. Лицо ее выражало сильный страх.

– Я не верю вам! Нет! Марк не совершал ничего подобного! Он бы мне сказал!

– Да? – спросил Кросс. – Значит, вы признаетесь, что отравили Майлза Деспарда? В таком случае, друзья мои, остается только один факт, чтобы осветить все, что касается мисс Корбет-Уайт. Вчера она выдумала версию, которая, казалось, должна была возложить ее вину на миссис Стивенс. Известно, что ко всеобщему удивлению, да и к своему удивлению тоже, миссис Стивенc действительно спрашивала, где она могла бы купить мышьяк. Верно и то, что мисс Эдит Деспард его купила. Но вы помните, что мисс Корбет ответила вам, когда вы уже было решили, что миссис Стивенс завела разговор о ядах? Мисс Корбет стала настаивать, что разговор этот завела Люси Деспард! Она осталась верна своему первоначальному плану и прекратила попытки обвинить во всем жену своего любовника только тогда, когда алиби миссис Деспард выяснилось со всей очевидностью. Значит, если она признает, что отравила…

– Я не убивала его! – закричала Мира Корбет. – Я даже не думала никогда об этом. Единственная моя цель – Марк. Он сбежал не потому, что виновен! Он сбежал… от своей жены! Вы не сможете доказать, что я убила Майлза Деспарда! Вы даже не знаете, где тело! Вы можете делать со мной что угодно, но вам никогда не добиться, чтобы я созналась в убийстве!

Она замолчала, с трудом дыша, затем добавила жалобным, умоляющим голосом:

– Неужели здесь нет никого, кто бы поверил мне?

Огден Деспард неожиданно поднял руку.

– Кажется, я начинаю сомневаться в вашей вине! – сказал он. Затем, повернувшись ко всем остальным, добавил: – Каковы бы ни были мои поступки в прошлом, я не считаю их неправильными. Но есть один неоспоримый факт, на который я хочу обратить ваше внимание: эта женщина никогда не звонила в Сент-Дэвид в ночь преступления. Звонил я. Мне показалось занятным услышать реакцию Люси, когда она узнает, что ее Марк возобновил свою старую связь.

Бреннан пристально посмотрел на него, в то время как Кросс, подняв стакан с шерри, поклонился в сторону Огдена.

– Я пью за ваше здоровье, молодой человек, – сказал он. – Потому что вижу, как вы впервые за все ваше бесполезное существование попытались кому-то помочь. Хотя я никогда и не сомневаюсь в своих версиях, однако я достаточно открытый человек, и готов исследовать с вами…

Он резко оборвал себя. Все взглянули на сиделку, сделавшую в этот момент шаг вперед, и вдруг услышали глухой удар. Повернувшись, они увидели Кросса, рухнувшего на радиоприемник. Он задыхался. Затем пораженные увиденным присутствующие стали свидетелями того, как он соскользнул на пол и замер. Партингтон вскочил и склонился на ним.

– Он мертв, – объявил Партингтон.

– Да вы с ума сошли! – воскликнул Бреннан. – Он упал в обморок… он наверное поскользнулся… но невозможно, чтобы…

– Он мертв, – повторил Партингтон. – Можете удостовериться сами. А по запаху я могу утверждать, что смерть наступила от цианистого калия. Действие почти мгновенно. Лучше бы вам убрать этот стакан куда-нибудь подальше…

Бреннан подошел к телу и, осмотрев его, сказал:

– Да, он мертв. Мира Корбет, – прибавил он, повернувшись к сиделке, – ведь это вы вручили мистеру Кроссу стакан и были тем единственным человеком, который прислуживал нам? – Подержав стакан в руке, он поставил его рядом с собой на радиоприемник. – Около Кросса никого не было, и значит никто не мог бы отравить его, кроме вас. Но он не выпил яд сразу, как вы рассчитывали. Он, как актер, ожидал случая, произнести тост. Если раньше и не было достаточных оснований, чтобы послать вас на электрический стул, то теперь уж это дело решенное!

Сиделка в ответ улыбнулась странно, будто она внезапно сошла с ума, и люди Бреннана, явившиеся арестовывать ее, вынуждены были буквально нести ее на руках.