Онлайн чтение книги Чаша кавалера The Cavalier's Cup
Глава 16

Во внешности и одежде высокого худощавого Дженнингса не было почти никаких признаков проведенной в бегах ночи. Его гладко зачесанные черные волосы слегка поблескивали, и, очевидно благодаря освещению, длинное лицо казалось почти желтым. Видимый до пояса через открытое окно, он вызывал неприятные ассоциации с Питером Квинтом из чрезмерно изощренного рассказа Генри Джеймса о призраке.[70]Джеймс, Генри (1843–1916) — американский писатель, с 1875 г. живший в Европе. Имеется в виду его рассказ «Поворот винта».

При виде Дженнингса Вирджиния и Том сразу позабыли о событиях, которые можно было счесть забавными. Дворецкий с его бегающими темными глазами выглядел доведенным до отчаяния. Он казался висящим в воздухе — любой ветерок преследования сдул бы его, как фигурку из папиросной бумаги.

Муж и жена поспешили к окну. Оба заговорили одновременно.

— Где вы были, Дженнингс?

Дворецкий бросил взгляд через плечо. Он подошел с северной стороны, миновав георгианское крыло и находящийся за ним лес, известный как «роща Мэриан».

— Я провел ночь у друга неподалеку от Черритона, — ответил Дженнингс хриплым голосом. Он коснулся длинной рукой гладко выбритого, хотя и синеватого подбородка, давая понять, подобно древнему бритту Дж. Б. Шоу,[71]Шоу, Джордж Бернард (1856–1950) — английский писатель. что, по крайней мере, сохраняет респектабельность. Хотя его речь была куда менее педантичной, чем у Бенсона, он был куда более начитан.

— Сэр, — продолжал Дженнингс, — вы и мадам вели себя со мной очень достойно. Я вынужден уехать, но чувствовал, что сначала должен повидать вас, потому что… — Он сделал паузу. — Я уверен, что вы не выдадите меня легавым. Вот! Люди, живущие по этому адресу, всегда могут меня отыскать, если вы будете настолько любезны, что пришлете туда мои вещи, а если его найдут, это не выдаст ни вас, ни меня.

Его узловатая рука метнулась через окно, протянув клочок бумаги с какой-то надписью. Том машинально взял бумагу и сунул ее в карман.

— Но послушайте, Дженнингс! Ваше настоящее имя действительно Прентис Торн? И вы фальшивомонетчик, способный первоклассно подделать любой английский банкнот?

Дженнингс выглядел так, словно собирался пуститься в длительные объяснения, но ограничил ответ двумя словами:

— Да, сэр.

Объяснение, однако, потекло по другому руслу.

— Я пробыл у вас недолго, сэр и мадам, но я пришел сюда не с дурной целью. Клянусь вам как перед Богом! Я родом из Суссекса и всегда любил Телфорд. Но я не устоял перед искушением. Это все проклятые деньги. Но я хотел сказать вам, сэр, что все в порядке. Ничего страшного не случилось.

— Что значит «ничего не случилось»? О чем вы говорите?

Рука Дженнингса, или Прентиса Торна, снова метнулась в карман пиджака. На сей раз он протянул Тому свинцовую дубинку с мягким кожаным покрытием. Том взял ее с таким видом, словно она могла обжечь.

— Дженнингс, вот этой штукой вы ударили старшего инспектора Мастерса?

— Да, сэр. И у меня был хлоралгидрат. Ради бога, простите меня, сэр, но я добавил его вам в кофе в среду вечером. Черный кофе горчит и скрывает привкус. Если не использовать слишком много хлорала, следующим утром не будет никаких последствий. Конечно, я отдал остаток хлорала… — Дженнингс сделал паузу и быстро огляделся по сторонам, потом стиснул руки, щелкнув суставами. — Вы понимаете, в чем моя трудность, сэр и мадам. Это то же самое, что с банкнотами. Сложность не в гравировке, а в бумаге. Нужно найти точную копию бумаги, иначе ничего не выйдет. Копия была в этом доме, только в другой его части — вы никогда не догадаетесь где, — и я ее раздобыл. Я не пытаюсь оправдаться, сэр. Но…

— Джинни, ты имеешь хоть какое-то понятие, куда клонит этот парень?

— Нет, Том, никакого. Дженнингс, вы признаетесь нам в том, что пытались украсть Чашу Кавалера?

Дженнингс застыл как вкопанный, приподняв руку, как будто защищался от удара.

— Чашу Кавалера? Ага, теперь понимаю! Значит, мадам, вы не догадываетесь, в чем состоит тайна?

Том взмахнул дубинкой, теряя терпение.

— В том, — ответила Вирджиния, — каким образом кто-то вошел и вышел из герметически закрытой, практически запечатанной комнаты.

— Нет, мадам, совсем не в том. И не в Чаше Кавалера.

— Но чаша стоит кучу денег!

— Да, мадам. Вот почему никто ею не интересовался.

— Что бы ни произошло, Дженнингс, — осведомился Том, — вы признаете свою вину? Вы это сделали?

— Нет, сэр! Честное слово! Я только раздобыл копию и положил хлорал вам в кофе. Но я вернул хлорал и отдал дубинку на тот случай, если она может понадобиться. А прошлой ночью дубинку нарочно выбросили. Это было задолго до того, как я покинул поместье, и я подобрал ее снова. — Дженнингс напрягся, услышав позвякивание клавесина. — Мадам, кто находится в той комнате? — спросил испуганный бывший дворецкий. — Когда я вышел из рощи Мэриан и проходил мимо, мне показалось, что я вижу… — Он судорожно глотнул. — И я могу поклясться, что сейчас кто-то стоит у окна и слышит каждое мое слово!

— Дженнингс, вы заставляете нас обоих нервничать, как нервничаете вы! — сказала Вирджиния. — В Дубовой комнате находится только наш друг, сэр Генри Мерривейл. Вы ведь не возражаете против его пения?

— Это правда, мадам? — Дженнингс щелкнул суставами. — Сэр, мадам, вы были добры ко мне, и я хочу сделать полное признание, прежде чем исчезнуть.

— Так делайте! — рявкнул Том.

— Сэр, забудьте о запертой комнате. Она не имеет никакого значения. Единственное виновное лицо, сэр, — это…

С севера донесся быстро приближающийся топот по дерну маленьких ног. Хотя голос принадлежал всего лишь невинному девятилетнему ребенку, его слова могли вызвать у неспокойной совести совсем иные образы.

— Берегитесь! Едет полицейская машина!

Лицо дворецкого из желтого стало зеленым.

— Копы! — вскрикнул он.

По крайней мере, в одном отношении Дженнингс сдержал слово. Он исчез в самом буквальном смысле. Его образ был стерт с оконного стекла так же мгновенно, как влажная тряпка стирает мел со школьной доски. В тот же момент позади Вирджинии и Тома послышался властный и уверенный женский голос, в котором звучали нотки притворного дружелюбия и веселья.

— Я миссис Хорнби Буллер-Керк, — прогудел голос, — председатель Дамского церковного общества. Простите мне столь грубое вторжение в вашу столовую, но я пришла по настоятельной просьбе нашего дорогого викария, преподобного мистера Суирера.

— Я суперинтендент Мерривейл из Скотленд-Ярда! — послышался снаружи пронзительный детский крик.

Оказавшиеся между двух огней муж и жена легко могли впасть в отчаяние. Один взгляд в окно поведал им, что Дженнингс, фалды пиджака которого развевались следом за ним, со всех ног мчится к лесу на севере.

Но муж и жена взяли себя в руки и повернулись к вновь прибывшей.

Это была массивная, толстая женщина в одной из тех шляп, которые много лет назад были введены в обращение уже и тогда пожилой вдовствующей королевой. В одной руке посетительница держала рулон голубых билетов, где были отпечатаны несколько слов, самыми заметными из которых были «благотворительный концерт».

На мясистом лице внушительной особы вновь заиграла фальшивая улыбка. Выпятив бюст и, по-видимому, считая, что хозяева дома туги на ухо, она повторила более громко:

— Я миссис Хорнби Буллер-Керк, председатель Дамского церковного общества. Хотя я знаю вас обоих в лицо, ваша привычка держаться самим по себе, которую я всегда считала — прошу прощения — немного неуместной в наши переменчивые времена, лишила меня удовольствия знакомства с вами.

— Как поживаете, миссис Буллер-Керк? — пробормотала Вирджиния вежливо, но еле слышно.

— Очень хорошо, благодарю вас. Учитывая интерес, который вы так любезно проявили, едва ли необходимо напоминать вам, что в следующий вторник нашу маленькую организацию вместе с гостями, которых мы сможем уговорить присутствовать, будет развлекать джентльмен, наделенный широко признанными талантами.

— Да, миссис Буллер-Керк. Сэр Генри Мерривейл сейчас здесь. Он репетирует.

Визитерша выглядела озадаченной, как будто Г. М. не имел права репетировать нигде, кроме собственного дома.

— В самом деле, леди Брейс? Как интересно! Наш дорогой викарий, мистер Суирер, просил меня передать вам его глубочайшую благодарность. У меня здесь…

Подняв левой рукой рулон, миссис Буллер-Керк ухватила правой рукой за его край и развернула до правого уха целую ленту голубых билетов, которая могла бы напомнить романтическому взгляду тетиву лука Робин Гуда.

Но миссис Буллер-Керк всего лишь отмеряла нужное число билетов, как торговец мануфактурой отмеряет ярд ткани.

— У меня здесь, — продолжала она, отмерив еще один ярд, — несколько билетов на концерт, которые вы, несомненно, захотите приобрести. Правда, мы незнакомы с певческими дарованиями сэра Генри Мерривейла.

— Вы… никогда не слышали его?

— Нет, леди Брейс. Но, как говорит мистер Суирер, ни один джентльмен не решился бы давать концерт протяженностью два с половиной часа, не будучи полностью уверенным в себе. К тому же, — добавила миссис Буллер-Керк, разворачивая третий ярд билетов, — его имя настолько знаменито, что привлечет любопытных и обеспечит нашему скромному мероприятию колоссальный успех.

— Да, безусловно. Но дело в том, миссис Буллер-Керк…

— И я твердо настаиваю на одном, леди Брейс. В эти времена пошатнувшихся нравственных устоев мы слишком часто сталкиваемся в театрах и концертных залах с профанацией, непристойностями и прочими проявлениями дурного вкуса, которые абсолютно неприемлемы для нашей публики. Сколько билетов вы бы хотели приобрести?

В голосе Тома Брейса послышались нотки отчаяния.

— А сколько у вас есть?

— По этому поводу, лорд Брейс, мне пришлось бы консультироваться с нашим казначеем. Я даже точно не знаю, сколько билетов в этом рулоне. — Она отмотала еще один ярд. — Возможно, вы возьмете столько, сколько я отмерила?

— Больше! Давайте весь рулон!

— Весь рулон, лорд Брейс?

— Да. Мы хотим быть одни. Так что давайте весь чертов рулон!

Внезапно Том осознал, что миссис Хорнби Буллер-Керк уставилась на дубинку в его правой руке.

— Мухобойка, — объяснил он. — На редкость полезная штука, верно?

Миссис Буллер-Керк негодующе выпятила бюст.

— Лорд Брейс!

— Хотите выпить?

— Лорд Брейс! — прогремела миссис Буллер-Керк. — Я никогда не притрагиваюсь к алкогольным напиткам и прошу вас воздержаться даже от упоминания о них. Они и гнезда порока, именуемые пивными, причиняют мне душевную боль. Помимо этого, несмотря на ваше любезное предложение содействовать концерту, сбор от которого пойдет на благородное дело трезвости, я вынуждена просить вас следить за своим языком в присутствии леди. И то и другое никак не соответствуют мероприятию, которое вы будете посещать во вторник вечером…

Миссис Буллер-Керк умолкла. Ей пришлось это сделать. Рев, вызвавший дрожь даже в ее могучих телесах, напоминал крик дона Хуана Австрийского,[72]Хуан Австрийский (1547?–1578) — испанский полководец, победитель в битве при Лепанто. обращенный к его кораблям.

Том застыл с поднятой дубинкой, а Вирджиния — с протянутыми руками, точно фигура на аллегорической картине.

Вирджиния метнулась к столу, опрокинув чайник.

— Миссис Буллер-Керк, хотите вы… хотите чаю? Или кусок шоколадного пирога?

Миссис Буллер-Керк пошатнулась.

— Это неправда! — заявила она. — Мой слух обманывает меня! Я пребываю в тисках ночного кошмара! Песня, которую я слышу, не может исходить из серебристого горла сэра Генри Мерривейла!

— Черта с два не может! — отозвался Том. — Это его коронный номер.

— Нет, нет, нет! Умоляю, не обманывайте меня! Ведь мы планируем осуществить на концерте красивую и даже трогательную церемонию. Весь Суссекс знает о злополучной вражде между сэром Генри и мисс Илейн Чизмен, хотя я не смогла понять причину ее возникновения, помимо политических разногласий. Мисс Чизмен — внучка покойного вице-адмирала Чизмена — молодая леди высочайших идеалов и моральных устоев. Мы решили, что она и сэр Генри уладят свои разногласия, и в нашем зале будут звучать лишь прекрасные мелодии…

— Ату!

Следует признать, что этот вопль исходил не из «серебристого горла» сэра Генри Мерривейла.

Хотя Вирджиния Брейс также считала себя пребывающей в тисках кошмара, она никак не ожидала, что преследование профессора Хируорда Уэйка выйдет за пределы сада. Тем не менее это произошло.

Мимо четырех окон на фоне сумеречного неба промелькнула фигура мужчины, бегущего так быстро, что детали его внешности было невозможно разглядеть. С похвальной прозорливостью профессор Уэйк мчался к лесу, надеясь, как ранее Дженнингс, найти в нем убежище.

Он быстро скрылся из вида. В центре лужайки застыла маленькая фигурка Томми. Десятый виконт, как зачарованный, наблюдал за двумя преследователями, которые остановились футах в двадцати-тридцати от окон.

Джентльмен, облаченный в синие брюки отличного покроя и лакированные черные туфли, держал в руке лук, а на плече у него висел колчан со стрелами. Больше в нем не было ничего особо примечательного.

Другое дело — леди, хотя ее лифчик и трусики, несомненно приобретенные в «Марксе и Спенсере», нельзя было назвать дорогими, а чулки телесного цвета удерживались каким-то магическим образом, так как очертания трусиков делали очевидным, что на ней нет пояса с подвязками.

Укажем для пуритан, что на леди было больше одежды, чем на купальщицах, которых любой может созерцать на пляжах Борнмута или Гастингса. Но она обладала такой великолепной фигурой, а ее розовая плоть так красиво была освещена лучами заходящего солнца, что Том Брейс невольно присвистнул.

Вирджиния, потеряв самообладание, подбежала к мужу и влепила ему пощечину.

— Том!

— Черт возьми, Джинни, что такого я сделал?

Тем временем конгрессмен Харви достал очередную стрелу из колчана, где оставалось еще три, и приладил ее к тетиве.

— Он бежит к лесу, — послышался мелодичный голос Илейн Чизмен, — и сейчас будет подниматься по склону. Тогда ты сможешь в него попасть, дорогой!

— Ату! — отозвался конгрессмен Харви.

Проверив направление ветра и шагнув назад, мистер Харви выпустил стрелу с добрых ста десяти ярдов. Однако на сей раз, хотя наблюдатели из окон ничего не могли видеть, результат был подтвержден диким воплем со стороны рощи Мэриан.

— У тебя осталось еще две стрелы, Билл! Бежим!

— Ату!

И две фигуры, в свою очередь, скрылись из вида.

Какой-то момент Томми стоял неподвижно. Не слишком вдумчивый наблюдатель, не понимающий, как работает ум девятилетнего мальчика, мог решить, что тот сейчас побежит за преследователями, как собачонка.

Но картина, открывшаяся десятому виконту, была слишком удивительной и загадочной. Поэтому его первым инстинктом стало стремление поделиться с сочувствующей аудиторией.

— Мама! Папа!

И Томми помчался к открытому окну, за которым стояли его родители. Никогда прежде он не совершал того, что смог совершить под влиянием охватившего его восторга. Одним прыжком он заскочил одной ногой на подоконник, умудрившись не упасть и не разбить головой стекло.

— Вы видели, что сделал дедушка?

— Томми, слезай оттуда! Ты упадешь! Том Брейс, если ты будешь смеяться, я…

— Мама, кто эта шикарная дама в купальнике?

— Это не купальник, Томми, а… Хотя да, конечно, это купальник… Том! Я убью тебя!

— Может быть, объяснишь мне, Джинни, в чем я провинился? Как я могу чему-то научить мальчика, если дед не желает подавать ему достойный пример?

— Нет! — внезапно проголосила миссис Хорнби Буллер-Керк. — Нет! Нет! Нет!

Томми завизжал от возбуждения.

И вот теперь, выражая глубокое сожаление, хроникер должен кратко описать последнее событие этого мирного дня в старой Англии.

Это необходимо сделать, так как отчет, впоследствии распространенный по деревне миссис Буллер-Керк, подобно многим рассказам взрослых о детях, был явной ложью. Миссис Буллер-Керк утверждала, что девятилетний демон в грязной одежде, издавая богохульные возгласы, прыгнул на нее с подоконника и стал так яростно колотить ее кулаками, что ей пришлось убегать из дома, спасая жизнь.

В действительности ничего подобного не произошло.

Миссис Буллер-Керк, отступив под действием увиденного из окна, ослабила хватку на двенадцатифутовом рулоне билетов. В наши дни в Англии изготовители экономят на любом материале. Длинная лента из тонкой бумаги сначала поплыла в воздухе, а потом, продолжая извиваться, опустилась на пол.

Дальнейший образ действий был неизбежен для любого мальчика.

С криком «Змея!» Томми спрыгнул с подоконника и ухватился за кончик ленты. Миссис Буллер-Керк побежала к двери. Часть билетов оторвалась от ленты, поэтому Томми помчался за леди, чтобы поймать остальное.

Когда стук туфель миссис Буллер-Керк замер в коридоре, Вирджиния дала волю гневу.

— Ради бога, женщина! — запротестовал ее муж. — Объясни, в чем моя вина!

— Ты не желаешь приучать мальчика к дисциплине, Том Брейс! Мне самой приходится этим заниматься! Ты не делаешь ничего, что должен делать муж и отец!

— Но послушай, Джинни…

— Больше я не стану этого терпеть! Я разведусь с тобой! Какая-то дисциплина в жизни необходима, хотя ты этому не веришь, так как тебя никогда ни в чем не ограничивали. Ты был единственным ребенком в семье и…

— А ты разве нет?

— Это ничего не меняет. Я ненавижу тебя! И не пытайся меня целовать, потому что я этого не хочу! Ну, может быть, только один раз… О, Том, это безумие нужно прекратить! И мы должны перестать поддразнивать бедного сэра Генри.

— Тебе это не кажется очередной non sequitur, дорогая?

— Не кажется. По сравнению с остальными он вполне нормален. Что из того, если он иногда выглядит несерьезным? Дженнингс всегда был чертовски серьезным, а теперь ведет себя бессмысленно. Ты говоришь, что сэр Генри умен как сам дьявол. Очень может быть, если он придает такое значение безобидной царапине на двери. Но мы должны заставить его помочь нам и раскрыть эту тайну. Пошли в Дубовую комнату, Том!

Таким образом, Вирджиния, вцепившись правой рукой в левую руку мужа, и Том с дубинкой в правой руке начали пробираться через лабиринт коридоров, достигнув в итоге средоточия тайны — Дубовой комнаты.

Не постучав, Вирджиния повернула ручку и открыла тяжелую, массивную дверь.

Они услышали голос синьора Равиоли, который сидел на табурете у клавесина, щелкая в воздухе большим и указательным пальцами.

— Нет!

— Сынок, я сыт этим по горло! Когда вы перестанете нести чушь о преступлении, совершенном призраком-левшой, страдающим астмой?

— Мы детективы или нет? — осведомился синьор Равиоли. — Почему вы мне не отвечать?

Его рука метнулась к хрупкой инкрустированной крышке клавесина, на которой лежала приметная черная шляпа. Синьор Равиоли нахлобучил ее на голову с такой силой, что она прижала ему уши.

— Во-первых, нет даже намека на то, — продолжал Г. М., стоя посреди комнаты размером пятнадцать квадратных футов и упершись кулаками в бока, — что сэр Бинг Родон когда-либо болел астмой. Во-вторых, мы знаем, что он был правшой. Разве вы не слышали, как девочка говорила, что на его правой руке был перстень с бриллиантом, которым он нацарапал надпись на оконном стекле?

Г. М. указал пальцем на левое из двух окон в стене напротив двери.

Хотя надпись была почти не видна на фоне розово-золотого заката, повернувшись боком, можно было разглядеть буквы, складывающиеся в слова: «Боже, храни короля Карла и».

Но для стоящих в дверях Тома и Вирджинии это было далеко не самым важным. В Дубовой комнате царила невыносимая духота, так как она почти постоянно оставалась запертой, демонстрируя условия, при которых призраку удалось войти в помещение и выйти вон. Тяжелые металлические ручки на обоих окнах были повернуты таким образом, что стальной стержень был опущен в гнездо в подоконнике.

Муж и жена, стараясь не беспокоить Г. М. и синьора Равиоли, бесшумно закрыли за собой дверь. Том бросил взгляд на два тяжелых засова сверху и снизу.

— По-твоему, — еле слышно шепнула Вирджиния, — нам лучше сказать Г. М., что концерт может не состояться? Ведь миссис Буллер-Керк…

— Ш-ш!

Так как стенные панели Дубовой комнаты были гораздо темнее, чем в других помещениях, она выглядела мрачной даже при ярком солнце. За исключением одной детали, беспорядок прошлой ночи оставался нетронутым.

Камин с белым каменным дымоходом, покрывшийся за прошедшие века дымной копотью вдоль нижнего края, был установлен по диагонали. Если смотреть на него из дверного проема, он находился в углу между стеной с окнами напротив двери и стеной слева от нее. На неровных голландских плитках очага лежала лютня.

Один из трех стульев и узкий стол лежали перевернутыми на полу с зиявшими между половицами щелями. Рядом валялась серебряная пепельница с оставленным Мастерсом окурком сигареты. Там же лежала рапира, чьи рукоятка-чашка и длинный тонкий клинок мрачно поблескивали под слоем масла, предохраняющего их от сырости. Клавесин с сидящим за ним синьором Равиоли стоял справа в положении приблизительно соответствующем камину слева.

Однако, как было отмечено, одна деталь претерпела изменения. Маленький железный сейф с открытой дверцей находился у правой стены. На нем стояла, сверкая золотом, бриллиантами, изумрудами и рубинами, подобранная с пола Чаша Кавалера.

Том и Вирджиния неоднократно видели все это раньше. Но их глаза снова жадно подмечали каждую подробность, включая царапину на внутренней стороне двери, покуда они не осознали, что Г. М. орет уже несколько секунд.

— …И это мое последнее слово! Призрак тут ни при чем! Мне нужна только завершающая деталь, чтобы заткнуть последнюю щелочку! А пока что давайте продолжим урок пения!

— Вы хотеть петь? — осведомился синьор Равиоли.

— Конечно!

Славный учитель музыки вскочил на ноги, сорвал с головы шляпу и бросил ее на пол.

— Значит, вы принять решение? Хорошо! Тогда слушать, что я скажу! Вы не правы!

— Сынок, меня бы удивило, если бы вы хоть раз сказали, что я прав. В чем я не прав теперь?

— В словах. «Он мертв, но не хочет лежать». «Аспидистра, крупнее которой нигде не сыскать». Вы слушать, что я говорить?

— Я же сказал, что слушаю.

— О'кей. Вы видеть, читать, петь их так часто, что думать, будто вы все знать! Н-н-нет! Каждый раз вы петь правильно, но не совсем! А почему? Потому что видеть их слишком часто и знать слишком хорошо! А что дальше? Я вам говорить! Вы выходить на сцена, готовиться петь и забывать вся чертова песня! Тысячу раз я говорить: делать все правильно первый раз, и тогда…

Несмотря на то что синьор Равиоли буквально захлебывался потоком собственных слов, он внезапно умолк, оборвав фразу.

Облик сэра Генри Мерривейла внезапно претерпел такие явные изменения, словно его огрели по башке, как Мастерса.

— Гореть мне в аду! — простонал он.

— В чем дело? — спросил озадаченный синьор Равиоли.

Но в Вирджинии, хотя она еще никогда не видела Г. М. в таком состоянии, пробудилась женская интуиция.

— Теперь вы все знаете, не так ли? — воскликнула она.

— Погодите! — Г. М. прижал ладони к вискам. — Ради бога, дайте мне подумать!

Наступило молчание. Г. М. оставался в такой позе несколько секунд, потом опустил руки. Хотя он признавал присутствие Тома и Вирджинии в Дубовой комнате, но не видел в них человеческие существа. Его неподвижный злобный взгляд, казалось, был устремлен сквозь них на безобидную царапину, оставленную бородкой ключа от сейфа на внутренней стороне запертой двери.

Молчание затягивалось…

На секунду луч солнца ярко вспыхнул на лежащих на полу серебряной пепельнице и рапире, а также на одной из перегородок между оконными панелями. Г. М. медленно повернулся, устремив взгляд на лютню в очаге. В таком положении он оставался еще несколько секунд, пока снова не повернул голову.

— Грязь! — заговорил он. — Вы даже не смогли бы сказать, откуда она взялась. А ведь ее слишком много. С другой стороны, кто мог бы поклясться, что ее не занесли сюда случайно? Ничто не вызывает подозрений. Ха! — Г. М. внезапно расслабился.

— Вы догадались, верно? — снова спросила Вирджинии.

— Я? — Г. М. пробудился от размышлений. — Догадался о чем? Нет!

— Сэр Генри, пора объяснить нам эту загадку. Но дело не только в том. Если папа не слишком поглощен мисс Чизмен, чтобы думать о чем-то еще, он намерен провести ночь в Дубовой комнате. Возможно, вам кажется это забавным, но я не хочу, чтобы его тоже нокаутировали!

Взгляд Г. М. снова стал сосредоточенным, словно взвешивая что-то.

— Скажу вам одну вещь, куколка. Ни вы, ни ваш папа не имеете ни малейшего понятия о том, что на самом деле произошло в ночь со среды на четверг или прошлой ночью.

— Тогда как вы предлагаете это выяснить?

— Очень просто. Позвольте вашему старику быть подопытной морской свинкой, как ему хочется, и провести здесь несколько часов. Даю вам слово, что ему не грозит никакая опасность. А мы все принесем торжественную клятву не приближаться к Дубовой комнате. Посмотрим, что произойдет на сей раз около полуночи.