Онлайн чтение книги Тёмный мир The Dark World
12. АРФА САТАНЫ

Замок Совета! Мне он показался настолько необычным, что когда я шел по его большим залам, все казалось знакомым, но все же до странности неузнаваемым — будто я смотрел на все сквозь туман памяти Эдварда Бонда.

Пока я шел быстро, не останавливаясь и ни о чем не задумываясь, мне ничего не угрожало, ноги помнили, куда идти.

Мое сознание все еще было затуманено искусственными воспоминаниями, и поэтому я иногда непонимающе задерживался в залах и коридорах.

Получалось, что как только я начинал себя контролировать, все вокруг сразу становилось нереальным, в то время как все окружающие вещи виделись мне достаточно четко.

Я шел по залам со сводчатыми потолками и мозаичными полами, рассказывавшими о легендах, которые мне приходилось когда-то слышать. Я шел по мозаичным кентаврам и сатирам, так хорошо известным Ганелону, в то время как Эдвард Бонд удивлялся, существовали ли действительно в этом мире такие мутации, о которых на Земле складывались легенды.

Мое двойственное сознание иногда было для меня источником силы, иногда — наоборот, слабости. Сейчас я хотел только одного — не сбиться с пути, чтобы ноги принесли меня без задержки к Гасту Райми. Любая задержка могла быть гибельной для моего плана.

Гаст Райми, как подсказывала моя память, находится в самой высокой башне Замка. Там же находится и сокровищница, в которой спрятаны Маска и Жезл. А глубоко в безмятежных неприкосновенных мыслях Гаста Райми лежал секрет уязвимости Ллура.

Эти три вещи я должен буду получить, и это будет нелегко. Я знал, хотя и не помнил этого ясно, что сокровищница охранялась Гастом Райми. Совет не мог оставить без охраны это потайное место.

Как и все члены Совета, Ганелон имел свой тайный предмет, спрятанный в сокровищнице. Ни один член Совета — ни один колдун, ни одна волшебница не могли заниматься черной магией, не создав собственного предмета, который мог бы уничтожить их. Таков был Закон.

Весь земной фольклор пронизан той же самой легендой. Могущественные колдуны и колдуньи должны сконцентрировать свою власть в предмете, отделенном от них.

Миф о спрятанной душе характерен для всех народов Земли, но причина этому лежит глубоко в реальности Темного Мира.

Есть тайны, о которых не принято говорить. Но одну тайну я все же могу открыть — всюду должен быть баланс. У каждого отрицательного действия должен быть свой положительный антипод. Мы, члены Совета, не могли добиться такого могущества и власти, не допустив где-то соответствующей слабости. И мы должны прятать эту слабость с такой хитростью, чтобы ее не мог обнаружить ни один враг.

Даже члены Совета не знали, в чем заключается мой собственный секрет. Я знал тайну Медеи, и частично — Эдейри, а что касается Матолча справиться с ним у меня хватит своих собственных сил. Гаст Райми не играл роли — он никогда не обеспокоит себя войной.

Но Ллур!

Где-то лежал спрятанный Меч. Тот, кто сможет найти его и использовать тем неизвестным способом, будет держать Ллура в своих руках. Но тут существовала опасность. Если власть Ллура была в Темном Мире выше всего, то такой же должна быть и балансирующая ее сила Меча. Попытка приблизиться к нему может оказаться фатальной. А держать его в руке... но я должен буду держать его в руке! — мне не было смысла думать и гадать сейчас об опасности.

Я не мог слышать звуков битвы, но знал, что у ворот сражаются и умирают воины враждующих сторон. Ллорин был предупрежден о том, что ни один враг не должен пробраться сквозь его ряды, чтобы предупредить тех, кто сейчас находится в Кэр Сайкире. Я знал, что он выполнит этот приказ, несмотря на горячее желание схватиться с Матолчем и убить его. Теперь в Замке оставался всего один человек, который мог известить Медею, даже не шевельнув пальцем. Всего лишь один!

Но он не известил. Я понял это, когда откинул белую портьеру и вошел в башню. Это была маленькая комната, с полукруглыми стенами и потолком цвета бледной слоновой кости. В комнате совсем не было окон, так как Гаст Райми никогда в них не нуждался.

Он сидел, этот старый человек, расслабившись, на подушках своего кресла, его белоснежные волосы и борода падали крупными локонами на такой же белоснежный плащ.

Руки его, лежащие на подлокотниках кресла, были бледны, как воск, и так прозрачны, что я почти мог видеть, как течет жидкая кровь по этим старческим жилам.

Фитиль и воск догорали. Пламя жизни еще мигало, но ветер мог задуть его, послав вечную темноту. Так сидел самый древний из всех, и взгляд его голубых невидящих глаз был обращен внутрь.

Воспоминания Ганелона вернулись ко мне. Ганелон многое узнал от Гаста Райми. Даже тогда член Совета был стар. А сейчас приливы времени источили его, как морские приливы точат камень, пока от него ничего не остается, кроме тонкой раковины, прозрачной, как мутное стекло.

Я видел, как жизненный огонь Гаста Райми затухает, как остается один лишь пепел.

Он не видел меня. Не так легко было вывести Гаста Райми из тех глубин, где обитала его мысль.

Я заговорил с ним, но он не ответил.

Тогда я осторожно прошел мимо него к стене, которая разделяла верх башни на две половины. Стена была гладкой, и на ней не было никаких признаков двери, но я знал, что делать. Я провел ладонями в определенной последовательности по гладкой поверхности, и передо мной появилось отверстие. Я вошел внутрь. Здесь хранились священные предметы Совета.

Я посмотрел на сокровищницу новыми глазами, более ясными, чему способствовала память Эдварда Бонда. Темный, похожий на бинокль предмет, линзы которого горели тусклым янтарным светом, находился у потолка, в нише, вырубленной прямо в стене. Я никогда раньше не задумывался над тем, что это такое. Он убивал. Воспоминания о земной науке объяснили мне, почему. Это было не волшебство, а мгновенное высвобождение электрической энергии мозга. И этот конический черный аппарат — он тоже убивал. Он мог оставить от человека мокрое место, играя его жизнью с такой скоростью между искусственным катодом и анодом — что ничто живое не могло противостоять такому напряжению. Вариант переменного тока!

Но все это оружие меня сейчас не интересовало. Я искал другие сокровища. Здесь не надо было бояться никаких ловушек, потому что никто, кроме членов Совета, не знал пути в сокровищницу, ее расположения, или даже вообще о ее существовании, разве что об этом ходили легенды. И ни один раб или стражник никогда не осмелились бы войти в башню Гаста Райми.

Мой взгляд остановился на мече, но это был не тот, который мне нужен; потом я перевел взгляд на арфу... Я узнал эту арфу.

На Земле много легенд было сложено о ней — арфа Орфея, которая могла возвращать мертвых из Ада. Человеческие руки не могли играть на ней — и я тоже пока еще не совсем был готов.

То, что было нужно мне, лежало на полке, запечатанное в цилиндрический футляр. Я сломал печать и вынул черный тонкий стержень с рукояткой.

Жезл Власти. Жезл, который мог использовать электромагнитные силы планеты. Это могли делать и другие жезлы такого типа, но этот был единственным в своем роде — его мощность ничем не была ограничена. Пользоваться им было опасно.

В другом футляре я нашел Хрустальную Маску. Это была изогнутая прозрачная пластина, которая закрывала мои глаза, как маска домино, только прозрачная. Это маска защитит меня от Эдейри.

Я стал искать дальше, но не смог обнаружить и следа Меча Ллура.

Время было ограничено. Я не слышал шума сражения, но знал, что оно продолжалось, и я знал также, что члены Совета скоро должны вернуться в Замок. Ну что ж, теперь я могу бороться с ними — но я не мог еще бороться с Ллуром. Я не мог рисковать, пока не буду полностью во всем уверен.

Я стоял в дверях сокровищницы, глядя на покрытую сединой голову Гаста Райми. Каким бы он ни был стражником, он знал, что я имел право входа в сокровищницу. Он не сделал ни одного движения. Мысли его витали в необозримых пространствах, и вернуть его обратно было невозможно. У него был идеальный ответ на любое давление со стороны. Он мог умереть.

Ну что ж, у меня на это тоже был идеальный ответ.

Я вернулся в сокровищницу, взял арфу, вынес ее и поставил перед стариком. В его голубых глазах не отразилось ни малейшего признака жизни.

Такие арфы, как эта, существовали когда-то и на Земле. В легендах говорилось об их поющих струнах, так же, как в них говорилось и о загадочных колдовских мечах. Лира была у Орфея, она обладала сказочной силой, и Юпитер поместил ее между звезд. Была арфа Гвидона в Англии, которая очаровывала души людей. И арфа Альфреда, который помог разгромить датчан. Существовала также арфа Давида, на которой он играл перед Саулом.

В музыке есть очень мощная, скрытая сила. Ни один человек сегодня не скажет с уверенностью о том, что звук разрушил стены Иерихона, но когда-то люди знали о природе звуков очень многое.

Здесь, в Темном Мире, об этой арфе ходило много легенд среди простого народа. Люди рассказывали, что на ней играл сам дьявол, что духи воздуха трогали ее струны. Ну что ж, в какой-то мере они были правы. Эту арфу создала невероятная научная точность. Она была очень сложной машиной.

Соник, субсоник и просто вибрации совпадали с мыслеволнами мозга, частично гипнотизируя, частично действуя на электромагнитную структуру. Мозг — это коллоидная машина, а любую машину можно контролировать. И эта арфа могла найти ключ к мозгу и сковать его.

Сквозь стены слабо доносились звуки сражения, но Гаст Райми не слышал их. Своими древними и глубокими мыслями он странствовал в измерениях чистой вибрации.

Пальцы мои дотронулись до струн арфы, сначала неуклюже, но потом со все большей уверенностью. Память постепенно возвращалась ко мне.

Вздох струн шепотом пронесся по белой комнате — бормотанье минорных тонов в томном, низком, далеком ключе. И пока арфа раскрывала модель мозга Гаста Райми, струны под моими руками оживали. Душа Гаста Райми была переведена на чистую музыку.

Настойчиво и пронзительно зазвучала одна нота, затем звук стал выше, исчезая в неслышном спектре. Глубоко внизу возник сильный шум — так шумит, завывая, ветер, так кричит одинокая чайка.

Музыка высоко растекалась широкой рекой — холодная, чистая и белая, как вершина снежной горы.

Громче зашумели великие ветра; рвущее душу адажио звучало в поднимающемся потоке музыки. Гром падающих скал, резкие стоны землетрясений, наводнение, затапливающее поля и леса. Затем возникла тяжелая, как удар, нота — гулкая и неземная. Я увидел пространство между мирами — огромную пустую ночь космоса.

Внезапно пролилась веселая, легкая мелодия, которая напомнила мне залитые солнцем поля.

Гаст Райми пошевелился. На мгновение в его голубых глазах появилась мысль — он увидел меня. Но потом огонь жизни в этом древнем теле снова начал угасать. Я знал, что он умирает, что я растревожил его долгий покой, что он потерял всякий контакт с жизнью.

Гаст Райми сидел передо мной, и последняя искра жизни угасала в его мозгу.

Но я заставил волшебные заклинания арфы дуть могучим ветром на угасающие искры его жизни.

Орфею удалось вырвать Эвридику из королевства Плутона. Вот и я опутал паутиной музыки душу Гаста Райми, не давая ей улететь из тела.

Сначала он сопротивлялся, и я чувствовал, как его сознание пытается ускользнуть, но арфа уже нашла ключ к нему, и не позволяла ему уйти. Она неумолимо тянула его к жизни.

Искорка заколебалась, пропала, вновь стала ярче. Громче запели струны; громче стал рев волнующихся вод. Еще выше зазвучала резкая нота, чистая, как ледяной свет звезд.

Музыка соткала паутину, заполнившую собой всю комнату. Паутина зашевелилась и обернулась вокруг Гаста Райми!

И вновь в его голубых глазах появилась искра жизни. Он перестал бороться и сдался. Ему легче было вернуться обратно к жизни и позволить мне расспросить его, чем бороться с поющими струнами, которые могли захватить в плен саму душу человека.

Губы старика задвигались над белоснежной бородой.

— Ганелон, — произнес он. — Я знал, кто играет на арфе. Ну что ж, задавай вопросы. А затем позволь мне умереть. Я не буду жить в эти дни, которые должны наступить. Но ты будешь жить, Ганелон, и, тем не менее, ты тоже умрешь. Это мне удалось прочитать в будущем.

Большая голова низко наклонилась. На мгновение Гаст Райми прислушался, и я прислушался вслед за ним.

Сквозь толстые стены доносился звон мечей и крики умирающих.