Онлайн чтение книги Дочь времени The daughter of time
6

Не успел Грант дочитать «Розу из Рейби», поддавшись соблазну художественного вымысла, как на следующее утро, часов в одиннадцать, прибыл пакет от Марты с более серьезным чтением — «Историей Ричарда III» сэра Томаса Мора.

К книге была приложена записка. На отличной бумаге размашистым почерком было написано:

Книга и впрямь выглядела опрятной, хотя далеко не новой. Но ни шрифт, ни расположение текста не были такими аппетитными, как у «Розы». Тем не менее Грант с жаром принялся за нее. Тут все касалось только Ричарда III, так сказать, сведения из первых рук.

Он опомнился только через час, испытывая некоторое недоумение и неловкость. Не содержание и не факты изумили его. Он не ожидал от сэра Томаса такого стиля:

Это было еще полбеды. Когда Грант прочел, что об этом Мору поведали под строжайшим секретом дворцовые слуги, его так и передернуло. Потянуло вдруг кухонными сплетнями. Подобный рассказ, услышанный из злорадных уст, невольно настраивает на сочувствие к несчастной жертве ночных кошмаров. Убийца начинает казаться благороднее того, кто пишет о нем.

Что-то тут было неладно. Такое ощущение Грант испытывал не раз при допросе свидетеля, без запинки излагающего версию, полную сомнительных подробностей. Вот что вызывало недоумение. Действительно, можно ли сомневаться в подлинности воспоминаний Томаса Мора, на протяжении четырех столетий славившегося своей правдивостью?

Образ Ричарда в записках Мора вполне совпадал с представлением о нем старшей сестры больницы. Человек крайне нервный, способный совершить злодеяние и испытывать невыносимые страдания. Он не знал покоя, не чувствовал себя в безопасности. Глаза его постоянно бегали, тело тайно защищала броня, рука всегда лежала на рукояти кинжала. Его внешний вид и манеры выдавали в нем человека, всегда готового к ответному удару.

И, разумеется, не обошлось без драматической или, лучше сказать, истеричной сцены, которую Грант помнил, как всякий другой, еще со школьной скамьи. Заседание Тайного совета в Тауэре, на которой Ричард заявил о своем праве на трон. С вызовом спрашивает он у Гастингса, какая судьба ждет человека, замышлявшего убийство лорда-протектора. Бросает абсурдные обвинения жене Эдуарда и его любовнице Джейн Шор в том, что они напустили на него порчу, из-за чего у него высохла рука. В бешенстве ударом кулака он разбивает в щепки стол, и по условному знаку в зал врываются вооруженные люди Ричарда и хватают лорда Гастингса, лорда Стенли и епископа Илийского Джона Мортона. Волокут Гастингса во двор и отрубают ему голову, не позволив исповедаться.

Таков портрет человека, который дает волю ярости, страху и мести, а затем раскаивается в совершенном.

Но, оказывается, он способен и на обдуманные поступки. По его наущению некий доктор Шей, брат лорд-мэра Лондона, сказал с амвона следующие слова: «Не пустить корней побочным росткам». Этим доктор Шей намекал на то, что Эдуард и Георг прижиты герцогиней Йоркской от неизвестного отца и что Ричард единственный законный наследник герцога и герцогини Йоркской.

Утверждение было по сути столь нелепым, что это место Грант перечитал несколько раз. Но ошибки не было. Ричард публично, корысти ради опозорил собственную мать. Так написано у Томаса Мора, а уж ему лучше знать. Кому-кому, а Томасу Мору, лорд-канцлеру Англии, доподлинно известно, каким источникам следует доверять.

Мать Ричарда, как сказано у Мора, горько сетовала на сына, запятнавшего ее честь. «Что ж, ее можно понять», — подумал Грант.

Что же касается доктора Шея, то его замучила совесть. Зачах прямо на глазах.

«Не иначе, удар хватил, — заключил Грант. — Стоит ли удивляться? Нагло солгать перед всем честным народом. Такое даром не проходит».

История маленьких принцев — пленников Тауэра у Томаса Мора была изложена так же, как и в школьном учебнике, с той разницей, что она содержала более мелкие подробности. Ричард намекнул констеблю Тауэра Роберту Блэкенбери, что неплохо было бы покончить с принцами, но тот не захотел в этом участвовать. Ричард не предпринимал никаких шагов, пока, совершая свою коронационную поездку по Англии, не доехал до Уорика, и только тогда послал в Лондон Тиррела, который имел разрешение получить ключи Тауэра на одну ночь. В эту ночь два головореза — конюх Дайтон и смотритель тюрьмы Форрест и задушили мальчиков.

Тут в палату вошла Пигалица с обедом и забрала у Гранта книжку, и ему ничего не оставалось, как, ковыряя вилкой запеканку по-пастушьи, размышлять о внешности человека, место которому на скамье подсудимых. О преданном и терпеливом младшем брате, превратившемся в монстра.

Когда Пигалица вернулась, чтобы забрать посуду, он сказал:

— Знаете, Ричард Третий в свое время пользовался большой популярностью. Прежде чем взошел на трон, конечно.

Но Пигалица с недоверием взглянула на портрет:

— А мне так кажется, что он ждал своего часа, как змея в траве. Ловчил и выжидал.

«Чего же он выжидал? — недоумевал Грант, слыша, как стучат по коридору ее каблучки. — Откуда ему было знать, что его брат Эдуард так внезапно скончается, не дожив до сорока. Не мог он предвидеть и того (даже зная его с детства), что предательство Георга лишит его детей права наследовать престол. Какой смысл ему было „выжидать“, если впереди ничего не светило. Добродетельная красавица с золотыми кудрями оказалась превосходной супругой королю, если не считать ее неумеренной любви к родственникам, принесшей большое потомство, в том числе двух мальчиков. Все это потомство, а также Георг со своими двумя детьми стояли между Ричардом и троном. Какой был интерес ему, по горло занятому делами управления Севером да еще кампанией против Шотландии (успешной, причем), „ловчить и выжидать“? Что должно было изменить его в корне за такое короткое время?»

Грант взял в руки «Розу из Рейби», любопытствуя, нет ли у мисс Пейн-Эллис каких-либо намеков на то, почему произошла такая неприятная метаморфоза с младшим сыном Сесили Невилль. Но лукавая авторша обошла этот вопрос молчанием. Она не хотела никого огорчать. Если придерживаться логики, то оказалось бы, что история эта кончается трагедией, а порок остался ненаказанным. Посему она завершила ее на мажорной ноте, описывая в последней главе выход в свет юной Елизаветы, старшей из детей Эдуарда. Это избавило ее от необходимости упоминать о трагической смерти маленьких братьев Елизаветы, о поражении Ричарда и его гибели на поле боя.

Книжка заканчивалась сценой королевского бала, на котором раскрасневшаяся и счастливая Елизавета, очаровательная в своем белом платье, впервые надев жемчуга, танцует не жалея туфелек, как сказочная принцесса. Ричард в сопровождении Анны и сына прибыл из Миддлхэма специально для этого случая. Ни Георга, ни его жены Изабеллы среди гостей не было. Изабелла умерла в родах много лет назад, забытая всеми и не оплаканная Георгом, умершим тоже в одиночестве. Вся жизнь Георга представляла собой цепь самых неожиданных, безумных поступков, что давало его родным право восклицать: «Какой кошмар! Даже Георг не мог до такого додуматься». Тем не менее Георг не переставал удивлять даже их. Предела его выходкам, кажется, не было.

Его падение, по-видимому, началось еще со времен его первой измены вкупе с тестем Уориком, объявившим Георга наследником полоумного бедняги Генриха VI, которого Уорик посадил на трон в пику своему кузену Эдуарду. Однако надежды Уорика увидеть свою дочь королевой, а также виды Георга на престол пошли прахом. Однажды ночью Ричард прибыл к Ланкастерам для переговоров с Георгом. Сознание собственной значительности отравило дальнейшее существование природного сладкоежки. С тех пор вся семья только и делала, что пыталась удержать Георга от всевозможных эскапад и расхлебывала последствия его очередной выходки. Когда умерла Изабелла, он вообразил, что ее отравила одна из камеристок, а другая якобы отравила его новорожденного сына. Эдуард счел, что дело заслуживает судебного разбирательства, и подписал распоряжение, но к этому времени Георг успел, заручившись скорым приговором нижестоящего суда, повесить обеих. Взбешенный Эдуард наказал его, предав суду по обвинению в измене двух его приближенных. Но Георг, вместо того чтобы понять эту меру как предупреждение, стал уверять, что казнь камеристок была судебной ошибкой, и с видом оскорбленного величия распространял повсюду эту историю.

Затем он пожелал жениться на богатейшей невесте Европы — юной Марии Бургундской, падчерице своей сестры Маргарет. Добросердечная Маргарет была не прочь, чтобы ее брат воцарился в Бургундии, но Эдуард решил, что Максимилиан Австрийский составит ей лучшую партию, и Георг был посрамлен.

Когда бургундская интрига лопнула, вся семья надеялась, что он наконец угомонится. Как ни говори, а Георгу принадлежала половина всех владений Невиллей и ему не было нужды жениться вторично ради состояния или для продолжения рода. Но Георг вознамерился жениться на сестре короля Шотландии Якова III.

В конце концов его мания величия достигла такой степени, что он стал вести тайные переговоры с представителями иностранных дворов, пренебрегая парламентским биллем, согласно которому он мог претендовать на престол только после Генриха VI. Тогда был созван новый парламент, который оказался куда менее снисходительным. Последовавшее за этим слушание вошло в историю главным образом благодаря бурной перепалке, вспыхнувшей между братьями Эдуардом и Георгом, но после постановления парламента о лишении последнего престолонаследия и имущественных прав все застопорилось. Одно дело лишить Георга прав на наследование, другое — казнить его. Время шло, а исполнение приговора затягивалось, и палата общин послала напоминание. А на следующий день было объявлено, что Георг, герцог Кларенс, скончался в Тауэре.

«Утоп в винной бочке», — говорили лондонцы. Так приговор, вынесенный пьянице лондонским простонародьем, обессмертил ничтожного Георга.

Итак, Георг отсутствует на балу в Вестминстере, а мисс Пейн-Эллис в заключительной главе представляет свою героиню Сесиль Невилль в роли бабушки многочисленных внуков. Пусть Георг умер опозоренным и вместе с ним похоронены старые дружеские связи, но после него остался сын, молодой Уорик, красивый и статный парень, а Маргарет в свои десять лет уже обещала стать красавицей, как все женщины из рода Невиллей. Пусть Эдмунд погиб на поле брани в семнадцать лет, на пороге жизни, но словно в противовес этой несправедливости выросло и окрепло ее хрупкое дитя, которого она и не чаяла поднять, а теперь и у Ричарда растет смена. В свои двадцать с небольшим он все еще казался тщедушным, готовым переломиться надвое, но на самом деле он был крепок, как вересковый корень. Может быть, и его сынок станет таким же несгибаемым, как отец. Что касается Эдуарда, белокурого гиганта Эдуарда, то излишняя полнота, может быть, его и не украшает, а его добродушие граничит с леностью, но зато его два маленьких сына и пять дочек унаследовали сильные стороны характера и привлекательную внешность предков с обеих сторон.

Как любая бабушка, Сесиль имеет право гордиться внуками, но как королева-мать она обязана видеть в них залог будущего. Английская корона надолго останется в надежных руках Йорков.

Если бы кому-нибудь из присутствующих на этом балу удалось заглянуть в будущее через магический кристалл и сказать Сесили, что через четыре года прервется не только линия Йорков, но и вся династия Плантагенетов исчезнет без следа, она подумала бы, что перед ней сумасшедший или предатель.

Мисс Пейн-Эллис не скрывала, что на балу в Вестминстере было больше всего гостей из клана Вудвиллей.

Со стороны мисс Пейн-Эллис было нечестно и нехудожественно намекать на то, что Елизавету ждет судьба жены Генриха VII, не поведав о том, какие неблаговидные события этому предшествовали. Если она считала, что читателю и так известно, что Елизавета станет женой первого короля из династии Тюдоров, то она должна была понимать, что ему известно и об убийстве ее маленьких братьев. Итак, напоминание о преступлении легкой тенью задело праздник, которым писательница решила завершить свой роман.