Онлайн чтение книги На краю всего The Edge of Everything
Часть 2. Связь судеб

4

Икс услышал у гаража шум. Голоса. Шуршание одежды. Скрип сапогов по снегу.

Дверь открылась с противным скрежетом – и его обдало потоками воздуха. Его лихорадило, тошнило, корежило. Каждый звук отдавался у него в голове взрывом.

Он открыл глаза и увидел три фигуры, приближающиеся к нему в конусе света. Это была та девушка с озера и ее брат. Какая-то женщина стояла впереди них, загораживая их собой. Должно быть, их мать. Икс содрогнулся и закрыл глаза, словно так можно было заставить их исчезнуть. Он не боялся, что они причинят ему вред. Он боялся, что они попытаются его спасти.

Икс знал, что его спасти нельзя. Охотники за преступниками, такими, как он, были такими же осужденными с небольшими привилегиями, но и их связывали законы. Он был неосторожен и нарушил их все.

Самой древней заповедью было: «Никто не должен знать». Это означало, что смертным нельзя открывать само существование Низин. Они должны оставаться сказкой, которую передают из уст в уста, мифом об огненном озере, которое они называют адом. У них не должно появиться убедительных доказательств. Благодаря этому живых можно судить по тому, как они поступают, когда думают, будто никаких последствий не будет. Охотников за преступниками должны видеть только те, за кем они охотятся. Им положено наносить удар стремительно: в тени и молчании.

Икс выставил себя напоказ. Он говорил с девушкой. Он провел ее и ее брата через замерзший лес. Что хуже всего, он позволил той душе, которую его отправили забрать, сбежать в лес – словно вирусу, ставшему летучим. Случалось ли хоть одному охотнику не суметь вернуться с душой, за которой его отправили повелители? Случалось ли хоть одному охотнику отказаться исполнить свой долг? Икс никогда не слышал о столь возмутительном поступке, пока сам его не совершил.

И почему он проявил такую слабость? Почему позволил Стэну скрыться в горах? Потому что так захотелось этой девушке .

Нет, теперь его нельзя спасти. Лихорадка, снедавшая сейчас его тело, носила название «трясучка». Это его наказание – и оно только началось.

* * *

Днем раньше Икс лежал в своей камере в Низинах – и в нем только начинала просыпаться совсем другая боль.

Он не знал, какое сейчас время суток – день или ночь, – он этого никогда не знал, потому что тюрьма пряталась глубоко в земле, словно опухоль. Он уже много часов пытался заснуть. Он лежал на боку, скрутившись знаком вопроса на каменном полу, когда никогда не проходящие ссадины у него под глазами начало жечь. Сначала он игнорировал это, отчаянно нуждаясь в отдыхе. Однако боль нарастала, пока ему не стало казаться, что все его лицо горит.

Это был знак – сигнал. Один из повелителей скоро явится за ним и заставит приволочь вниз какую-то новую душу.

Икс слышал рассказы о некой высшей силе, которая правит Низинами, но повелители были самыми могущественными созданиями из всех им виденных. В их число входили и мужчины, и женщины, а когда-то они сами были заключенными. Теперь они превратились в отдельную касту. Они носили золотые обручи, плотно облегавшие им горло, и яркие плащи, похожие на вспышки в сумраке. Повелители не старели в отличие от заключенных, над которыми они властвовали (Икс знал только одно исключение). Те, кто был проклят молодым, вечно оставались молодыми. Зачастую они были эффектными и величественными. А вот самые старые были ходячими кошмарами. Икс иногда видел стариков, ковылявших по Низинам, шипя, завывая, точа когти о валуны. У некоторых были длинные седые волосы, падавшие им на спины, и костлявые руки с пульсирующими венами, похожими на жирных червяков. Когда Икс смотрел на их лица, то видел, как сквозь кожу проступают кости черепа.

Ему было любопытно, который из повелителей придет за ним и в какой уголок Земли его отправят.

* * *

Наверное, Икс задремал. Он проснулся с криком.

Его сосед, которого звали Стукачом, услышал его восклицание.

– Плохой сон приснился? – спросил он. – Слышал, как ты стонал, парень.

Душам было запрещено знать истинные имена друг друга, и Стукач заработал свое прозвище самым простым способом: бился лбом об пол, пытаясь облегчить душевные муки. Стукач был барменом в Финиксе. Не так давно в приступе ярости он ударил ножом одного из посетителей бара, после чего бежал в Южную Америку, бросив жену и четырехлетнюю дочку. Стукачу было 27, когда Икс приволок его в Низины. Теперь ему вечно будет 27. Повелители не позволяли охранникам избивать заключенных, понимая, что для заключенных это станет желанным отвлечением. Стукач, как и многие другие души, вместо этого причинял боль сам себе.

Икс подошел к двери камеры и посмотрел в коридор, надеясь, что кто-то из охранников утихомирит его соседа. Ближайший из них – громадный русский с хромой ногой, почему-то носивший синий тренировочный костюм и летные очки, был от них в тридцати шагах.

– Ты не слышал ни слова, – сказал Икс Стукачу, – потому что я не говорил ни слова.

К их разговору присоединился третий голос – без всякого предупреждения:

– Притвора, притвора, притвора!

Это была Рвач: она занимала камеру слева от Икса. Чтобы отвлечь себя от мучительных мыслей, Рвач вырывала себе ногти, а потом нетерпеливо ждала, чтобы они снова отрасли – и ей можно было бы снова их вырвать. В XIX веке в Лондоне у нее на глазах кто-то из ее слуг пролил суп на колени одного из гостей, приглашенных ею на обед. Она встала с места, прошла за молодой женщиной на кухню – и убила ее одним ударом кипящего чайника. После этого она приказала двум лакеям вынести труп служанки на булыжную мостовую у нее за домом. Она знала, что полиция будет так трепетать перед ее богатством, что не станет задавать ей вопросов. К этому моменту Рвач оставалась 36-летней уже почти 200 лет.

Многие из товарищей-заключенных Икса были жалкими мужчинами и женщинами, чьи души переносились в Низины после их смерти. Немногих из них, как Стукача и Рвач, живыми захватывали охотники за головами, в том случае, если земное правосудие не наказывало их должным образом.

Сейчас Рвач расхаживала по камере и громко декламировала стишок из времен своей юности: «Проныра, притвора. Держите вора! Шапка горит – голова слетит!»

Эта красивая и грозная женщина учила Икса охотиться на преступников и десятки других тоже. Вот только в последнее время она, похоже, находилась на волоске от полного безумия.

Икс снова посмотрел в коридор. Русский охранник услышал, как вопит Рвач, и уже шел к ним, приволакивая левую ногу.

Стукач прошипел соседке:

– Господи, Рвач, заткнись, а?

– Но он притвора! Я тоже слышала его вскрик.

– Ну и ладно, – отозвался Стукач, – но остынь уже. И, кстати, правильный вариант будет просто: на воре шапка горит. Просто поговорка.

Рвач загоготала.

– Ну да, конечно, – сказала она. – При следующей же встрече сообщу мистеру Уильяму Блейку о его ошибке.

Русский наконец пришел и просунул дубинку через решетку камеры, которую занимала Рвач.

– Чево это дамочка так разболталась? – спросил он. – Надо заткнуть рот.

– Я ее уже предупредил, мужик, – сказал Стукач. – Уже работаю.

Охранник проковылял к камере Стукача.

– Помощь навозного жука не нужна, – объявил он. – Пожалуйста, тоже заткнись.

– А то что? – поинтересовался Стукач. – Ты меня ударишь? Ах, да: ты ведь не можешь. Потому что работа у тебя паршивая. Тебе хоть медстраховку сделали? Зубы явно не лечат.

– Если кого и будут бить, то это должна быть moi, – вмешалась Рвач, почему-то используя французское местоимение. – Вынуждена настаивать, просто вынуждена.

Охранник выругался и снова заковылял к камере упрямицы. Воровато оглядевшись, он быстро ткнул ее дубинкой. Когда он захромал прочь, она радостно ворковала.

– А мне ничего? – окликнул его Стукач.

– Нет, – ответил охранник, – потому что ты осел.

На какое-то время воцарилась тишина. Икс снова лег на грубый каменный пол. Лицевые кости у него продолжали болезненно гореть. Его пульс как раз начал выравниваться, когда до него донесся настырный шепот Стукача.

– Поговори со мной, парень, – попросил он. – Расскажи мне историю твоей жизни. А я расскажу тебе свою.

Икс с трудом подавил гнев. У него не было желания разговаривать. Он ответил резко, чтобы прекратить все попытки общения:

– Стукач, я прекрасно знаю твою историю, – сказал он. – Разве ты забыл, что это именно я доставил тебя сюда? Или что это я учил тебя охотиться на преступников – точно так же, как Рвач учила меня? Мне твои преступления слишком хорошо знакомы. Новое упоминание о них только вызовет у меня отвращение.

– Боже, – сказал Стукач, – ну ты и придурок.

Во вновь наступившей тишине Икс закрыл глаза, уже сожалея о своей вспышке. Он забрал четырнадцать душ по приказу повелителей Низин, и Стукач был отнюдь не самым худшим из них. Вот только Икс терпеть не мог рассказывать собственную историю: она напоминала ему о том, сколько несправедливости было в его жизни.

Икс не совершал преступлений.

Он был невинен.

В отличие от всех душ, с которыми ему приходилось встречаться, он не знал, почему его осудили. Он не знал, что за преступление он якобы совершил – или даже как и когда мог его совершить. Однако недоумение не давало ему ощущения чистоты: Икс был просто убежден, что в его сердце есть нечто мерзкое и извращенное, что однажды ему откроется.

Боль под глазами уже стала настоящей мукой.

Время настало.

Даже Стукач это понял. Он стоял у решетки своей камеры и смотрел наружу.

– У тебя гости, жеребчик.

Икс посмотрел сквозь решетку – сердце у него стучало, как барабан.

Какой-то повелитель взлетел с каменистой равнины и несся по воздуху прямо на него.

* * *

Заключенным не разрешалось знать имена повелителей. Повелитель, ворвавшийся сейчас в камеру Икса, держался по-африкански царственно, так что его втихую называли Регентом, отдавая должное его гордой осанке, внушительному росту и сияющей угольно-черной коже.

Икс лег на спину, готовясь к ожидающему его ритуалу.

Вскоре Регент уже возвышался над ним, а золотой обруч у него на шее и ярко-синее одеяние мерцали в темноте.

Он положил ладонь на лицо Икса, словно маску, и начал произносить речь, которую Икс уже много раз слышал.

– Низинам нужно заполучить в свое собрание еще одну душу, – произнес он голосом, который был чрезмерно громким для тюремной камеры. – Он дурной человек, нераскаявшийся и ненаказанный. Я принес тебе его мерзкое имя. Готов ли ты получить это имя, и поставишь ли ты этого человека передо мной на колени?

– Да, – ответил Икс.

– Будешь ли ты все это время оберегать тайну нашего мира? Будешь ли защищать древнюю нерушимую стену между живыми и мертвыми, как это делали все охотники с той поры, когда даже время еще не начало оставлять след на камнях? – вопросил Регент.

– Буду, – пообещал Икс.

Повелитель обхватил лицо Икса своей когтистой рукой и начал сжимать пальцы. Череп Икса словно воспламенился. Боль потекла вниз по его шее, прошлась по плечам и двинулась дальше, пока не поглотила его целиком. Он не мог дышать. По предыдущему опыту он знал, что этот ужас пройдет, однако невольно начал рваться и дергаться. Рука повелителя надавила еще сильнее.

Тем не менее Икс не счел Регента жестоким. Продолжая надежно удерживать Икса, другой рукой он отечески гладил его по голове и следил за тем, чтобы его когти не повредили Иксу кожу. Вскоре нечто под глазницами Икса прорвалось, словно плотина, так что он видел только ослепительную белизну. Придя в себя, он обнаружил, что находится в Верхнем мире… на склоне горы, в буран.

Регент наполнил жилы Икса прегрешениями мужчины.

Икс был подобен псу, почуявшему запах добычи.

Теперь он мог начать охоту.

Имя мужчины было скучным кирпичиком: Стэн. Но по крови Икса бежала не только история Стэна, но и истории всех тех, чьи жизни были им заражены. Там была старая супружеская чета, Берт и Бетти. Там был мальчик, заблудившийся в лесу, без куртки и перчаток. Пара собак.

И девушка.

Икс мог бы вызвать ее лицо и рассмотреть его во всех деталях, но поостерегся это делать.

Он просто скользнул по ней краем мысленного взгляда – и увидел достаточно, чтобы понять: она слишком милая… слишком отважная и полная надежды… чтобы он мог оправиться.

5

Сейчас девушка стояла у гаража. Она просто стояла, щурилась, глядя на Икса, и терла нос, ее волосы растрепались после сна. И все равно он был настолько заворожен ею, что в его теле все остановилось. У нее были волнистые светло-каштановые волосы, едва доходившие до плеч. На левой скуле красовалась небольшая родинка, привлекающая внимание к ее глазам: большим, сверкающим – и цвет менялся с голубого на серый.

Икс отвернулся и яростно раскашлялся. Преступления Стэна загрязняли его тело с той поры, как Регент впустил их ему в кровь. Теперь, когда Икс позволил Стэну уйти, боль усилилась. Для повелителей трясучка служила средством заставить охотников исполнить приказ и вернуться в Низины с добычей.

Икс никогда раньше так не страдал, потому что никогда еще не отказывался исполнить свой долг. И тем не менее он знал, что эти мучения – жар, боль, бред – будут только усиливаться, если он не возобновит поиски Стэна. Даже если Икс выдержит эту болезнь, повелители отправят за ним другого охотника – или, может, появится сам Регент, разгневанный и настроенный на мщение.

Когда приступ кашля прошел, Икс снова повернулся к девушке и ее родным. Мать удерживала детей на безопасном расстоянии, однако мальчишка сумел вырваться и кинулся к нему. Тело Икса инстинктивно напряглось: прежде к нему приближались только те, кто собирался ему навредить, но мальчишка просто захотел обнять его, шепнув:

– Ты спас моих собак!

Он стиснул Икса так сильно, что тот ахнул.

– Прекрати, ты делаешь ему больно! – сказала девушка. – И вообще так себя не ведут.

– Отойди от него, Джона, – потребовала мать.

Мальчик послушался. Мать обвела взглядом гараж.

– Господи, да тут жарко! – сказала она. – Как такое может быть?

Икс нагрел воздух, просто потерев руки. Увидев тревогу матери, он сделал круговое движение кистью – и в гараже мгновенно воцарился холод.

– Ого! – воскликнула мать, встревожившись еще сильнее.

– Обалденно! – сказал мальчик.

Девушка ничего не сказала. Она не подходила ближе. Ей страшно? Противно? Икс не стал бы ее винить. Он внушал отвращение даже самому себе. Он видел, что она заметила ссадины у него под глазами и тут же быстро отвела взгляд. Его наполнил стыд. Хорошо бы она и ее родные убежали. Хорошо бы они сожгла гараж вместе с ним. Он не хотел, чтобы они связывали свои судьбы с его судьбой. Теперь, когда он предал повелителей, он превратился в тело, находящееся в свободном падении, ускоряясь в полете.

Икс бережно дотронулся до спины мальчика, давая ему знать, что тот не причинил ему боли. Он снова скосил глаза на девушку, опасаясь, что увидит в ее взгляде ужас. Вместо этого в ее глазах было какое-то мягкое выражение, которое он не сумел расшифровать.

Ему удалось заговорить, что удивило даже его самого. Он произнес четыре слова, постаравшись вложить в них как можно больше силы:

– Оставьте меня. Берегите себя. – А потом так тихо, словно говорил только себе, он добавил еще два: – Джона. Зоя .

Тут он начал терять сознание: тьма нахлынула на него со всех сторон. Он еще успел услышать короткий диалог. Мальчик изумленно сказал:

– Он знает, как нас зовут, ма! Откуда он узнал, как нас зовут?

А мать ответила, хоть это был не столько ответ, сколько какая-то усталая мольба:

– Хотела бы я знать, что впускаю в свой дом.

* * *

Зоина семья минут десять придумывала, как перетащить Икса в дом. Тем временем он то и дело погружался в забытье и снова выныривал обратно, словно лодка, которая никак не может решить, плыть или потонуть. Приходя в себя, он умолял их бросить его. Ему не удавалось объяснить им все опасности. В конце концов Джона с матерью ушли за чем-то в дом. Икс и Зоя остались одни.

Даже в лихорадке Икс ощущал всю неловкость этого момента. Он почувствовал, как Зоин взгляд снова скользнул по его лицу: по волосам, губам, глазам – и снова ему стыдно было даже думать о том, каким он должен ей казаться. Прежде он видел таких, как она, издалека, но они никогда ничего в нем не будили. А вот Зоя… Он ощущал на себе ее взгляд, даже когда отворачивался, даже когда у него были закрыты глаза. От ее лица исходило такое тепло, что оно было похоже на свет. Никакой ужас или ненависть больше не могли произвести на Икса впечатление, а вот красота и доброта сбивали его с ног.

– Кто вы? Что вы такое? – спросила Зоя после мучительного молчания. Чуть помолчав, она засмеялась: – На скейтборде катаетесь?

– На чем?

– Извините, – сказала она. – Постоянно что-нибудь ляпаю.

Новая неловкость. Иксу безумно хотелось говорить с ней, помочь успокоиться, показать ей в себе что-то не слишком жалкое.

– Я… не катаюсь на скейтборде, – сказал он.

Она почему-то засмеялась, покачала головой и спрятала лицо в ладони. А потом она устремила взгляд в темноту, проверяя, не возвращаются ли ее мать и Джона. Их пока не было.

– Зоя, – начал Икс, не зная, хватит ли у него сил произнести все те слова, что роились у него в голове, – вы должны меня бросить. Я не такой, как вы. Вы видели, на что я способен, и за мной вскоре придут создания еще более опасные. Они потребуют, чтобы я снова поймал Стэна, – и уничтожат любого, чья тень упадет на их путь. Зоя, я и правда могу принести вам только угрозу!

Она опустилась рядом с ним на колени.

Чем ближе она оказывалась, тем слабее становилась его лихорадка. Он еще никогда не сталкивался с подобным.

– Ты спас нас с братом, – сказала Зоя, – а немного угрозы меня не пугает. – Она слабо улыбнулась. – Как тебя зовут? Я даже имени твоего не знаю.

– У меня его нет, – ответил он.

– Вот это да! – изумилась она. – Ладно, слушай: кто бы ты ни был, мы не оставим тебя здесь умирать от холода. Ты помог нам с Джоной, хотя и не был обязан, и не убил Стэна, хотя и мог… и тогда-то я и увидела, на что ты способен.

– Зоя, молю…

– Нет. Никаких молений.

Теперь голос у нее стал суровым. Он подумал, что прогневил ее, но тут же увидел, что ее одолевает множество эмоций.

– У нашей семьи выдался дерьмовый год, – призналась она, а потом замолчала, стараясь взять себя в руки.

– Можешь не говорить, если это причиняет тебе боль, – предложил он.

– Нет, я хочу все рассказать, – ответила она и заговорила снова, медленно, тщательно подбирая слова. – У нас был дерьмовый год. Мы ничего с этим не могли поделать, а вот с тобой мы что-то сделать можем. И потому мы тебе будем помогать, что бы ты ни говорил и как бы странно это ни звучало.

Икс всмотрелся в ее разум, проверяя, действительно ли ее воля настолько сильна, как кажется. Он действовал медленно, осторожно пробираясь в ее мысли, словно раздвигал ветки. Почти тут же она содрогнулась и бросила на него негодующий взгляд.

– Прекрати! – потребовала она. – Не будет никаких вмешательств в разум… или что это там такое. Обещай. Ни у меня, ни у моих близких.

– Даю тебе слово, – сказал он и добавил (хоть и не был уверен, что это следует делать): – И у меня никогда такого не получалось. Ни с кем, кроме тебя.

Похоже, это было для нее неожиданностью, и она улыбнулась.

Неловкость уходила, улетала клочьями, словно туман.

– Как ты будешь меня называть? – спросил он.

– Что-нибудь придумаю, – пообещала она.

В отдалении хлопнула парадная дверь – глухо, без эха. Икс повернул голову и смотрел, как Джона с матерью идут через дорогу. Джона радостно бежал впереди. Он нес красные санки, держа их перед собой, словно щит.

* * *

Общими усилиями они перетащили Икса к дому. На каждой кочке и ухабе он выгибал спину от мучительной боли. В доме они протащили санки через кухню в гостиную. Зоя с матерью тянули веревку, а Джона расчищал дорогу и выкрикивал отчаянные – и порой противоречащие друг другу – указания.

У лестницы им удалось поднять Икса на ноги, словно бригаде грузчиков, поднимающих статую. Зоя с матерью держали его под руки, а Джона подпихивал сзади, чтобы он не заваливался. Через пять выматывающих минут они добрались до площадки. Джона пожелал, чтобы Икс спал в его комнате, а когда его мать заколебалась, он принялся выкрикивать: «С ночевкой! С ночевкой!» В итоге было решено, что Икс будет спать на Джониной кровати, хоть та и была детской и имела форму божьей коровки. Все члены семейства Биссел устроятся на полу. Мать не захотела оставлять детей с ним одних.

Зоя помогла Иксу забраться на кровать, приложив ему к груди ладонь, чтобы его поддержать. Икс закрыл глаза, чтобы спрятать свое изумление. На его рубашке была треугольная горловина – и большой палец Зои пришелся на кусок обнаженной кожи. Следующие несколько секунд все, что он мог чувствовать, все, что осталось в его сознании из этого мира, были крошечные движения ее руки, когда она передвигала палец обратно на ткань.

Икс по-прежнему был очень слаб и дезориентирован. Как только Зоя убрала руку, он рухнул на матрас настолько тяжело, что у божьей коровки задергались усики. Зоя расшнуровала ему высокие ботинки и поставила их под кровать. Когда она направилась с его пальто к одежному шкафу, он протестующе замотал головой.

Зоя улыбнулась.

– Плед для комфорта? – спросила она.

Икс не понял ее фразы, но почувствовал, что в ней есть нечто доброе.

Зоя снова приложила ладонь к груди Икса (на этот раз так тщательно избегая контакта с его кожей, что он ощутил ее прикосновение даже острее, чем раньше) и сказала с непонятной мягкостью:

– Спокойной ночи, месяц.

Когда она начала отворачиваться, он поднял руку и дотронулся до ее локтя. Не будь он как в тумане и почти не в себе, он ни за что на это не решился бы.

– Зачем подвергать себя опасности? – спросил он. – Зачем все это для меня делать?

Зоя посмотрела на его пальцы, чуть сжавшие ее локоть, и улыбнулась ему – проблеском света в темноте.

– По телевизору нет ничего интересного, – дала она странный ответ.

Джона уснул первым и начал с кем-то или с чем-то сражаться во сне. Зоина мама довольно долго ворочалась, тихо охая каждый раз, когда перекатывалась на какую-нибудь игрушку, оставленную Джоной на ковре, но потом тоже погрузилась в сон, ласково обнимая сына.

Икс лежал тихо, но, несмотря на крайнюю усталость, ему не спалось. Он повернулся лицом к окну рядом с кроватью. Какой-то жучок отчаянно летал между оконными рамами, навечно пойманный и при этом отлично видящий мир вокруг себя. Икс хорошо знал, каково быть таким жуком. На мгновение он позволил себе вообразить, как вырвется из Низин и будет жить. По-настоящему жить. Он представил себя рядом с Зоей летом, когда мир не скован льдом и не засыпан снегом. Когда нет трясучки. Нет страха.

Он качнул головой. Эта картина была нелепой и к тому же опасной. Чем дольше он противится возвращению в Низины, тем большей опасности будет подвергать их всех.

Тем не менее даже звук Зоиного дыхания в темноте его пленял. Было уже почти пять утра. Только они двое бодрствовали. Какой-то инстинкт защитника не позволял ему заснуть раньше, чем она. Вот почему Икс и Зоя просто лежали в темноте. Он вслушивался в ее дыхание, дожидаясь, чтобы оно стало более глубоким и редким, и ему казалось – хоть и сложно было в это поверить, – что она тоже слушает его дыхание.

* * *

Здания школ, в которых учились Зоя и Джона, пострадали от бурана и закрылись надолго. Флагшток на старшей школе сломался пополам и влетел в парадную дверь, словно реактивный снаряд. Половина окон на северном фасаде здания разлетелись: от стекла остался только ободок крошечных острых осколков, похожих на хищные зубки. В школе младшей ступени классные комнаты затопило грязной водой. Сочинения об изменении климата и рисунки лошадей плавали по коридорам, словно листья кувшинок.

Икс погрузился в сон – такой длинный и глубокий, что напоминал кому. Грудь у него поднималась и опускалась, ноги свесились с божьей коровки. Он проспал большую часть понедельника и только смутно осознавал движение внизу. Он слышал голоса, слышал, как дверцы со скрипом открываются и со стуком закрываются. Слышал, как по снегу волокут ветки и кидают их в общую кучу.

После полудня приехал Зоин приятель на грузовике, сотрясающемся от музыки. Икс слышал, как Зоя называла его Далласом, но не был уверен в том, что это – имя. Даллас привез Зое кофе, от которого она вроде как пришла в восторг («Боже, неужели в нем настоящее молоко? Только моей маме не говори!»). Однако она отправила его обратно, не впустив в дом. Икс знал, что это из-за него, и его соображения как раз хватило на то, чтобы почувствовать слабенькое чувство вины.

Спустя несколько часов он снова проснулся: снова звук мотора, еще один друг. Небо было черным – только на горизонте виднелись размытые желтые огни другого городка. Рубашка у Икса намокла от пота.

Это оказалась Зоина подруга, и, похоже, близкая. Она не стала стучаться в дверь – просто заявилась в прихожую и позвала Зою. Как только Зоя попыталась отправить ее обратно, подруга возмутилась:

– Ты чего такая странная? Мы с Глорией всего часок подремали… ладно, пять часов, заткнись уже… и теперь ты меня отшиваешь? И, кстати, что за чертовщина с этим диким постом в «Инстаграмме»? О нем почему-то начали спрашивать меня!

Даже в лихорадочном полусне Икс почувствовал, как Зоя напряглась.

Скрипнула ступенька: Зоя села прямо на нее. Она не хотела пропускать подругу к Иксу и перегородила лестницу.

– Я все тебе расскажу, Вэл, – сказала она наконец, – но сначала ты расскажи мне, что именно слышала.

Вэл вздохнула.

– Терпеть не могу эти игры, – пробурчала она. – Ладно, я слышала, что ты раскрыла убийство Уоллесов, познакомилась с крутым инопланетянином и заставила начальника полиции пищать, как сучка. – Она помолчала. – Давай начнем с инопланетянина.

– Он не инопланетянин, – сказала Зоя.

– Какое разочарование! – отозвалась Вэл. – Но продолжай.

– Я с ним познакомилась во время бурана, – сказала Зоя. – Он помог нам с Джоной.

– И? – спросила Вэл.

Икс этого вопроса не понял, но Зоя явно поняла. Она понизила голос до шепота, не подозревая, насколько чутко Икс слышит.

– И он такой классный, что я просто не могу.

– Просто не можешь? – переспросила Вэл.

Обе уже хихикали.

– Просто совсем не могу! – ответила Зоя. – Вот спроси меня про его плечи. Спроси про его руки. Типа… про любую часть тела.

– Ладно, ладно, я поняла, – запротестовала Вэл. – Пусть мне и кажется, что гетеросексуальный секс гадкий и аморальный, это не значит, что я не понимаю, что такое классный парень.

Зоя засмеялась.

– Так теперь он еще и аморальный? – спросила она.

– Привет, перенаселенность! Привет, мировая нищета! – заявила Вэл. – Но я стараюсь быть объективной. Расскажи еще про инопланетянина.

– Все равно не инопланетянин, – напомнила Зоя.

– Все равно жаль, – парировала Вэл.

Икс снова провалился в сон, словно его кто-то столкнул в реку. Он понял не больше половины того, что услышал.