Онлайн чтение книги Ненависть и прочие семейные радости The Family Fang
Глава 4

Бастеру было совсем паршиво. Лежа в больничной койке, разложенной под нужным углом, он тихо стонал, чувствуя сильную, пронимающую до мозга костей боль, что непрерывно блуждала по всему его лицу. И хотя Бастер был едва в сознании и как следует наколот и снотворным, и обезболивающим, он хорошо понимал всю степень своего несчастья.

– Вы не спите, – произнес кто-то рядом.

– Вы мне? – не без усилия спросил Бастер.

Он шевельнулся, попытавшись потрогать свое лицо, которое болело аж до звона в ушах.

– Ой, нет, – забеспокоился тот же женский голос, – этого не надо делать! Что ж это всем так хочется запустить свои ручонки туда, где только-только все как надо зафиксировали…

Но Бастер ее уже не слышал, снова проваливаясь в некое тягучее подобие сна.

Когда он пробудился в следующий раз, возле его постели сидела прекрасная незнакомка. Лицо ее излучало теплоту и уверенность, словно она ожидала, что он в любой момент проснется.

– Привет, Бастер, – улыбнулась она.

– Привет, – еле слышно произнес он.

Он почувствовал, что ему надо помочиться, и едва это ощущение появилось, как тут же само собою и прошло.

– Я – доктор Оллаполли, – представилась она.

– А я – Бастер, – отозвался он, хотя, понятно, это и так было ей известно.

Бастер был не прочь, если бы кто впрыснул ему, что ли, хоть небольшую дозу морфия. Она – красива и деятельна, а он – обдолбан лекарствами и, похоже, изувечен. Сквозь заволакивающий мысли туман он подумал: «Да, дело дрянь».

– Бастер, вы помните, что произошло? – спросила женщина.

Он ненадолго задумался и наконец ответил:

– Картофельная пушка?

– Да, вам случайно выстрелили в лицо из картофельной пушки, – подтвердила доктор.

– Я неуязвим.

Она невесело усмехнулась.

– Что ж, рада это слышать, Бастер, но это не такое уж верное утверждение. Хотя вы везунчик – этого я отрицать не стану.

И доктор Оллаполли пустилась перечислять подробности его плачевного состояния. Он, дескать, перенес тяжелую челюстно-лицевую травму. Начать с того, что у него был обширный отек мягких тканей лица, преимущественно с правой стороны, куда, если правильно уяснил Бастер, как раз и угодило картошкой. Еще он получил звездообразное («прямо звезда», – тут же подумалось Бастеру) рассечение верхней губы. Еще потерял правый верхний клык. Еще перенес множественный перелом костей лицевого скелета с правой стороны, включая верхнюю стенку глазницы. Но была и хорошая новость: несмотря на то что под глазом у него синел приличный бланш, зрение его, как уверила доктор, ничуть не пострадало.

– Хорошо, – выдохнул Бастер.

– У вас теперь останется шрам на губе.

– «Звездообразный», – процитировал он, отчаянно желая ей угодить.

– Именно звездообразный, – без тени улыбки повторила она.

– Трудно произносится.

– У вас же не хватает зуба.

– Ясно.

– После операции по стабилизации переломов потребуется некоторое время на восстановление, прежде чем ваше лицо полностью заживет.

– Вы спасли мне жизнь, – произнес Бастер.

– Я вас подлатала. Только и всего.

– Я люблю вас.

– Вот и чудно, мистер Фэнг.

Прежде чем покинуть палату, женщина ему улыбнулась с великой задушевностью, и Бастер подумал, что, пожалуй, все доктора должны так улыбаться своим подопечным, если желают их скорейшего выздоровления.

Если верить дотошной дамочке из финансовой службы, пробравшейся к нему однажды утром в палату и просветившей его насчет денежной стороны дела, Бастер задолжал клинике за медицинские услуги где-то в районе двадцати тысяч долларов. Имеется ли у него страховка? Нет, не имеется. Тогда дело принимает немного щекотливый оборот. Не желает ли он составить график оплаты услуг? Бастер такого желания не проявил. Он сделал вид, что снова провалился в сон, и подождал, пока дамочка уйдет из его палаты.

Двадцать тысяч долларов?! Пол-лица за двадцать штук?! Да за такие деньги он хотел бы себе бионический глаз плюс рентгеновское зрение! Господи, да хоть бы восстановили за эту сумму потерянный зуб – он и тому был бы рад.

Бастеру явилась было мысль выпрыгнуть из окна да сдернуть, однако на тот момент он засыпал уже по-настоящему, не имея больше надобности притворяться.

На третий день выздоровления – за день до намеченной выписки – в палате у Бастера нарисовался Джозеф, который привез из отеля его багаж.

– Привет, солдат, – поздоровался Бастер, на что Джозеф густо покраснел и заметно напрягся.

– Привет, Бастер, – отозвался тот наконец, непроизвольно содрогнувшись, что Бастер отнес на собственное покореженное и распухшее лицо.

– Хорошо ж ты меня снял! – сказал Бастер и даже попытался улыбнуться, однако это выражение лица пока что было за пределами его возможностей.

Джозеф, уставившись в пол, ничего не ответил.

– Шучу! – фыркнул Бастер. – Ты тут не виноват.

– Лучше б я умер, – буркнул Джозеф.

Он оттащил багаж в угол палаты, робко сел на чемодан напротив того стула, что стоял возле койки Бастера, и, уткнувшись локтями в колени, подпер лицо ладонями. Своим видом он напоминал надвигающуюся бурю, готовую разразиться шипением и воем.

– Правда – вот как перед богом! – лучше бы я умер, – повторил Джозеф.

– Но мне-то уже лучше, – пожал плечами Бастер. – Так что невелика беда.

– Ты лицо свое видел, Бастер?

Лица Бастер не видел, изо всех сил стараясь не заглядывать в зеркала, как специально развешанные по палате и над раковиной в туалете.

– Завтра меня собираются выпустить, – сменил он тему. – Вот только не знаю, то ли потому выписывают, что мне уже лучше, то ли потому, что я совсем без денег.

Джозеф в ответ промолчал, явно избегая встречаться взглядом с окривевшим на один глаз Бастером.

Тот дотянулся до пластикового поильника с водой и сделал несколько неловких глотков, большей частью набрызгав себе на рубашку.

– А где остальные ребята? – поинтересовался он.

– Они не могут прийти, – ответил Джозеф. – Мне тоже не следовало бы здесь быть, но мне хотелось сказать тебе, что я очень, очень сожалею о случившемся, к тому же я хотел принести твои вещи из отеля.

– А почему тебе не следовало бы здесь быть? – озадаченно спросил Бастер. – Здесь что, есть какие-то впускные часы?

– Да видишь ли, мои родители проконсультировались с адвокатом, и тот сказал, что мне больше не следует с тобою контактировать.

– Почему?

– На случай, если ты подашь на нас в суд, – уже чуть не плача объяснил Джозеф.

– Да я вовсе не собираюсь подавать на вас в суд.

– Я им так и сказал! – надтреснутым голосом, прерывисто дыша, ответил Джозеф. – Но они говорят, что теперь наши отношения носят… как это… «состязательный характер», и коль скоро ты можешь на законных основаниях подать против нас иск, то мне не следует с тобой общаться.

– Но ты все равно сюда пришел.

– Знаешь, даже при всей той свистопляске, что у нас случилась, – сказал Джозеф, улыбнувшись впервые с того момента, как вошел в палату к Бастеру, – я все равно ужасно рад, что мы друг друга встретили.

И Бастер – который только что попал на двадцать штук, которому, можно сказать, собрали по косточкам физиономию, и заживать ей еще было да заживать, – в ответ ему согласно покивал.

* * *

Он покинул больницу, имея при себе несколько фотокопий, подтверждающих его медицинское состояние, несколько платежных требований и пластиковый поильник.

Пока Бастер ждал такси, до него вдруг дошло, что он, собственно, толком и не знает, куда теперь податься и, что на данный момент более актуально, как туда доехать. Не зная точно, насколько затянется его рабочая поездка, билета на обратный рейс Бастер так и не купил. Кредитку же свою он успел выскрести под ноль. Он прикинул варианты не столь приятных способов путешествия, как самолет, и к тому моменту, как подъехало такси, уже знал, как поступить.

– На автовокзал, – сказал он, сев на заднее сиденье.

Все вокруг него – весь штат Небраска – виделось холодным и унылым, и, пока такси мчало его до указанного места назначения, Бастер всеми силами боролся со сном. Он глядел на подернутые изморозью поля, на неведомых пичужек, едва не примерзших к линиям электропередачи, и понимал, что там, куда он сейчас едет – где бы ни находилось это место, – его возвращения никто не ждет.

Уже в очереди на автовокзале Бастер понял, что у него не хватит денег, чтобы вернуться во Флориду. Дрожащими руками он выложил на стойку всю оставшуюся у него наличность и спросил:

– Куда я могу на это уехать?

Улыбнувшись, кассирша терпеливо пересчитала купюры.

– Вы можете добраться до Сент-Луиса, и у вас еще останется пять долларов.

– Я никого не знаю в Сент-Луисе, – ответил Бастер.

– Ну а где вы хоть кого-то знаете?

Доброта этой женщины была сейчас единственным, что помогло Бастеру совсем не упасть духом.

– Если честно, то нигде.

– А как насчет Канзас-Сити? Или Де-Мойна? – спросила она, быстро молотя пальчиками по клавиатуре, словно ища ответа на исключительно сложный вопрос при помощи предельно скудных ресурсов.

– Сент-Луис сгодится, – сказал Бастер, уже с трудом сохраняя самообладание.

– Родной город Чака Берри! – обмолвилась кассирша.

– Что ж, это все решает, – ответил Бастер и, взяв свой билет и пять долларов сдачи, буквально обрушился на сиденье в середине совершенно пустого ряда кресел. Он выудил таблетку из прописанной ему скляночки, проглотил и стал ждать, когда затихнет боль, стянувшая его лицо, точно липкой лентой.

– Ну что же, встреть меня в Сент-Луисе, – сказал он, сам не зная, к кому обращается. К Джозефу? Или к доктору Оллаполли? Или к добросердечной кассирше? Или, может быть, ему стоило бы адресовать это приглашение ко всем троим разом – глядишь, кто-нибудь бы да и откликнулся?

Бастер уснул. А когда проснулся – примерно через час, – то обнаружил на груди и коленях несколько купюр по одному и по пять долларов. Пересчитал – оказалось семнадцать баксов. Это было так трогательно – и в то же время так невероятно кстати! Посмаковав про себя трогательный аспект случившегося, Бастер даже почувствовал себя бодрее. Он подумал было ради прикола пустить эти деньги на первый взнос в уплату медицинских счетов – но вместо этого отправился в дешевую закусочную через дорогу. Там заказал себе молочный коктейль, очень холодный и сладкий – одно из весьма немногих яств, которые он теперь мог употреблять, учитывая, что во рту у него беспрерывно ныло. Бастер вставил соломинку в проем, где некогда сидел ныне отсутствующий зуб, и стал тихонько потягивать коктейль, не обращая внимания на пару-тройку посетителей заведения, которые безуспешно пытались на него не пялиться и не портить себе аппетит.

С автовокзала Бастер по телефону-автомату позвонил Анни с переводом оплаты на нее, однако на другом конце послышались лишь безнадежные длинные гудки, не отозвалась даже голосовая почта. Если бы сестра сняла трубку, она, несомненно, откликнулась бы на его зов, хотя он терпеть не мог кого-то о чем-либо просить, признавая тем самым, что не способен содержать себя, как говорится, «в разумности и безопасности». С Анни он не общался с тех самых пор, как нечаянно увидел в интернете ее голую грудь. И проблема была не в том, что он увидел ее полуголой – хотя Бастер, конечно же, не стал бы рекомендовать такое другим ранимым юношам, обожествляющим своих старших сестер. Просто от этих снимков у Бастера сложилось впечатление, что сестру затягивает нечто пагубное и безнадежное – и в результате он стал испытывать неудовлетворенность собой из-за того, что он, похоже, был не в силах ее спасти. Впрочем, в данный момент все это совершенно ничего не значило, поскольку Анни так и не ответила на звонок, и Бастер наконец повесил трубку.

Некоторое время он обдумывал единственно оставшееся в его распоряжении решение, которое напрашивалось само собой и в то же время внушало ему страх: вернуться к родителям. Бастер все пытался как-либо переделать это уравнение, прикидывая так и эдак, чтобы ответ вышел каким-то иным, – но раз за разом, доходя до корня, неизменно получал: мама и папа, Калеб и Камилла, мистер и миссис Фэнг.

– Алло? – сняла трубку мама.

– Мама, – сказал Бастер, – это твое чадо.

– О-о, звонит наше чадо! – искренне удивилась она.

– Которое? – послышался голос отца.

И мама, не сообразив прикрыть ладонью трубку, а может, и просто не придавая этому значения, ответила:

– «Б».

– У меня беда, мам.

– О нет! Что случилось, Бастер?!

– Я в Небраске.

– Плохо дело! – воскликнула она. – А что ты делаешь в Небраске?

– Это долгая история.

– Ну да, звонок с оплатой на нас, так что давай-ка покороче.

– Именно. Так вот, мне нужна ваша помощь. Мне стрельнули в лицо, и…

– Что?! Тебе стрельнули в лицо?!

Тут в трубке раздался встревоженный голос отца:

– Тебе выстрелили в лицо?!

– Ага. Но со мной все в порядке. То есть я не совсем в порядке, но и не при смерти.

– А кто выстрелил тебе в лицо? – спросила мать.

– Тоже долгая история? – вставил отец.

– Именно, – ответил Бастер. – Очень и очень долгая.

– Мы за тобой приедем, – быстро сказала мама. – Уже, можно сказать, выезжаем. Вот беру атлас дорог и рисую линию от Теннесси к Небраске. Ого! Да здесь черт знает сколько гнать! Надо прямо сейчас выкатываться. Калеб, быстро выезжаем!

– Мы уже едем, сынок! – вновь послышался в трубке отцовский голос.

– Погодите-ка! – спохватился Бастер. – Я через считаные часы уже буду в Сент-Луисе.

– В Сент-Луисе?! – изумилась мать. Бастер сразу же представил, как она стирает в атласе прежнюю линию и рисует новую. – Ты что, с подстреленным лицом собираешься еще и путешествовать?!

– Да все нормально, это была всего лишь картошка.

– Что еще за картошка? – спросил мистер Фэнг.

– Мне в лицо пальнули картошкой, – пояснил Бастер.

– Послушай, Бастер, – заговорила мама. – Теперь я уже совсем не знаю, что и думать. Это что, розыгрыш? Какая-то арт-герилья?[11]Арт-герилья (от исп. guerrilla – «малая война») – акционистское искусство, запускаемое в массы нетрадиционными, «партизанскими» способами: граффити, плакаты, стикеры, «путешествующие» книги и проч. Ты это записываешь? Алло, нас что, записывают?

От этих слов у Бастера под незажившей кожей лица словно случился сейсмический сдвиг. У него закружилась голова, и он едва устоял на ногах. Следующие минут пять он обстоятельно посвящал родителей в события последних пяти дней, и к тому моменту, как он закончил, решение было принято. Он поедет домой и будет выздоравливать под присмотром родителей. Мистер и миссис Фэнг непременно позаботятся о своем мальчике. Дома он сможет расслабиться и отдохнуть, его тело само пойдет на поправку, ну а семейка Фэнг, собравшись втроем, как обещала мать, «найдет для себя массу развлечений».

В автобусе до Сент-Луиса какой-то мужичок с укулеле встал посреди прохода, предлагая поиграть на заказ.

– Давай-ка сбацай нам «Free Bird»! – выкрикнул кто-то.

Мужик, разозлившись, сел на свое место.

Осторожно пройдя по освободившемуся проходу, Бастер добрался до туалета. После нескольких не увенчавшихся успехом попыток закрыть дверь он наконец сдался и, не запираясь, вгляделся в маленькое, почти ничего не отражающее зеркальце. Видок у него был, конечно, зверски живописный! Как Бастер ни готовился увидеть наконец свое уродство, он никак не ожидал, что даже через несколько дней после случившегося его физиономия окажется настолько раздутой. Одна половина лица была почти сплошь багровой от кровоподтеков; местами, где были отодраны куски кожи, запеклась корка, и все как минимум раздалось вдвое – за исключением глаза, который, напротив, сузился едва ли не в пять раз, точно сжатый тисками. Шрам на губах нисколько не напоминал звезду – скорее, «вилочку» из индюшачьей грудки или, еще точнее, – подкову. Да-да, звездочки, косточки на счастье, подковки. Прям не шрам, а вестник удачи!

Взяв в руку тюбик мази с антибиотиком, которую ему очень скоро придется за большие деньги приобретать самому, Бастер осторожно смазал ранки, что отняло у него немало времени и сил. Закончив, он улыбнулся в зеркальце собственному отражению, отчего оно сделалось только хуже, и вернулся на свое место.

Вокруг его кресла оказалось совершенно пустынно: соседствовавшие с ним пассажиры устроили вокруг него буферную зону аж в три сиденья. Вот это он понимал! Таков и будет его новый стиль жизни: трехместная буферная зона – желаешь ты того или нет; куча времени на размышления – нужно оно тебе или нет; и путешествие по длинной нескончаемой автостраде – тоже, хочешь ты того или нет.

Приехав наконец в Сент-Луис, Бастер два-три часа прослонялся по зданию терминала, потом забрел в обустроенную под вагон-ресторан закусочную, заказал себе снова молочный коктейль и промокнул лицо влажной салфеткой.

– Простите, вы не против, если я спрошу… – обратилась к нему женщина из соседнего отсека, указывая на его лицо.

Бастер уже готов был ответить ей как есть, но тут что-то в мозгу его вдруг переключилось – словно сомкнулись какие-то долго дремавшие синапсы, некогда запрограммированные на спонтанную ложь, которая призвана была создавать нечто лучшее из того, что имелось на самом деле.

– Да вот, устраивал в Кентукки одно сверхрискованное шоу, – стал объяснять он даме. – Собирался перемахнуть в бочке через водопад, но кто-то уже перед самым трюком просверлил в бочке дырки, и она начала тонуть, еще даже толком не добравшись до водопада.

Женщина покачала головой и пересела за столик к Бастеру, оставив свою еду нетронутой.

– Какой ужас! – молвила она.

Бастер согласно кивнул и продолжил:

– Задыхаясь от нехватки воздуха, я наконец достиг края водопада, потом бочка разбилась, ударившись о камни, и меня еще долго швыряло бурлящим потоком по камням. К тому моменту, как меня вытащили на берег – где-то на полмили ниже по реке, – все уже думали, что я мертв.

– Я – Дженни Купер, – протянула она Бастеру руку.