Онлайн чтение книги Приключения Найджела The Fortunes of Nigel
Глава VIII

Теперь мы должны познакомить читателя еще с одним персонажем, чья кипучая деятельность далеко не соответствовала его положению в обществе, – мы имеем в виду миссис Урсулу Садлчоп, жену Бенджамина Садлчопа, самого знаменитого цирюльника на всей Флит-стрит. Эта почтенная дама обладала несомненными достоинствами, главным из которых (если верить ее собственным словам) было беспредельное желание помогать ближним. Предоставив своему тощему, полуголодному супругу похваляться тем, что у него самые ловкие руки среди всех брадобреев Лондона, и поручив его заботам парикмахерскую, где голодные подмастерья сдирали кожу с лица тех, кто имел неосторожность довериться им, почтенная дама занималась своим собственным, более прибыльным ремеслом, – правда, столь изобилующим всевозможными необычайными перипетиями, что нередко дело принимало опасный оборот.

Наиболее важные поручения носили весьма секретный характер, и миссис Урсула Садлчоп никогда не обманывала оказанного ей доверия, за исключением тех случаев, когда ее услуги плохо оплачивали или когда кто-нибудь находил нужным заплатить ей двойную мзду, чтобы заставить ее расстаться со своей тайной; но это случалось так редко, что ее надежность так же не вызывала никаких сомнений, как и ее честность и благожелательность.

Поистине эта матрона была достойна восхищения и могла быть полезной охваченным страстью слабым созданиям при зарождении, развитии и последствиях их любви. Она могла устроить свидание для влюбленных, если у них была веская причина для тайной встречи; она могла избавить легкомысленную красотку от бремени ее преступной страсти, а иногда и пристроить многообещающего отпрыска незаконной любви в качестве наследника в семью, где любовь была законной, но брачный союз не произвел на свет наследника. Она могла делать не только это, ее посвящали также в более глубокие и важные тайны. Она была ученицей миссис Тернер и узнала от нее секрет приготовления желтого крахмала и, может быть, еще несколько других, более важных секретов; но, вероятно, ни один из них не относился к числу тех преступных тайн, за которые была осуждена ее наставница. Однако таящиеся в глубине темные черты ее истинного характера были скрыты под внешней веселостью и добродушием, под звонким смехом и задорной шуткой, которыми почтенная дама умела расположить к себе более пожилых из своих соседей, и под различными ухищрениями, при помощи которых ей удавалось снискать доверие более молодых, в особенности представительниц ее собственного пола.

На вид миссис Урсуле едва ли было больше сорока лет, и ее полная, но не утратившая своих форм фигура и все еще миловидные черты лица, правда, несколько покрасневшего от слишком обильной пищи, дышали жизнерадостностью, весельем и добродушием, выгодно оттенявшими остатки ее увядающей красоты. Ни одна свадьба, ни одни родины и крестины в той округе, где она жила, не считались отпразднованными с должной торжественностью, если на них не присутствовала миссис Урсли, как ее называли. Она придумывала всевозможные развлечения, игры и шутки, способные развеселить многолюдное общество, которое наши гостеприимные предки собирали по случаю таких праздников под одной кровлей; так что в семьях всех простых горожан ее присутствие при таких радостных событиях считалось совершенно необходимым. Согласно общему мнению, миссис Урсли так хорошо знала жизнь и ее лабиринты, что половина любовных пар, живущих по соседству, охотно посвящала ее в свои сердечные тайны и следовала ее советам. Богатые вознаграждали ее за услуги кольцами, пряжками или золотыми монетами, которые она предпочитала, и она великодушно оказывала помощь бедным, движимая теми же противоречивыми чувствами, какие побуждают начинающих врачей лечить бедняков, – отчасти из сострадания, отчасти чтобы набить руку.

Популярности миссис Урсли в Сити способствовало еще и то обстоятельство, что ее деятельность простиралась за пределы Темпл-Бара и что у нее были знакомые и даже покровители и покровительницы среди знати, обладавшей, так как она была гораздо малочисленнее и приблизиться к придворному кругу было гораздо труднее, влиянием, неизвестным в наши дни, когда горожанин едва не наступает носком на каблук придворного. Миссис Урсли поддерживала связи со своими клиентами из высших кругов отчасти благодаря тому, что она время от времени продавала им духи, эссенции, помады и головные уборы из Франции, посуду и украшения из Китая, начинавшие уже тогда входить в моду, не говоря о всевозможных снадобьях, предназначенных главным образом для дам, отчасти благодаря другим услугам, более или менее связанным с ранее упомянутыми тайными отраслями ее профессии.

Обладая таким множеством различных способов для достижения процветания, миссис Урсли была тем не менее бедна и, вероятно, могла бы поправить свои дела, а также дела мужа, если бы отказалась от всех этих источников дохода и спокойно занялась своим собственным хозяйством, помогая Бенджамину в его ремесле. Но Урсула любила роскошь и веселье, и ей так же трудно было бы примириться со скудной пищей бережливого Бенджамина, как слушать его жалкую болтовню.

Урсула Садлчоп впервые появилась на нашей сцене вечером того дня, когда лорд Найджел Олифант обедал у богатого ювелира. В это утро она уже совершила далекое путешествие в Вестминстер, устала и расположилась на отдых в широком, залоснившемся от частого употребления кресле, стоявшем возле камина, в котором горел небольшой, но яркий огонь. В полусне она наблюдала за тем, как в котелке медленно закипал сдобренный пряностями эль, на коричневой поверхности которого слегка подпрыгивало хорошо поджаренное дикое яблоко, в то время как маленькая девочка-мулатка с еще большим вниманием следила за приготовлением телятины, тушившейся в серебряной кастрюле, занимавшей другую половину камина. Несомненно, миссис Урсула собиралась завершить этими яствами с пользой проведенный день, ибо она считала, что ее труд окончен и настала пора отдохнуть. Однако она ошиблась, ибо как раз в тот момент, когда эль, или, говоря языком знатоков, «кудрявый барашек», был готов и маленькая смуглая девочка объявила, что телятина уже стушилась, внизу у лестницы послышался высокий, надтреснутый голос Бенджамина:

– Эй, миссис Урсли… Эй, жена, послушай… Эй, миссис, эй, любовь моя, ты здесь нужна больше, чем ремень для тупой бритвы… Эй, миссис…

«Хоть бы кто-нибудь полоснул тебя бритвой по горлу, осел ты горластый!» – подумала про себя почтенная матрона в первый момент раздражения на своего шумливого супруга, а затем громко крикнула:

– Что тебе надо, мейстер Садлчоп? Я только что собиралась лечь в постель. Я целый день по городу бегала.

– Да нет же, теленочек ты мой, ты не мне нужна, – сказал терпеливый Бенджамин. – Тут шотландка пришла, прачка соседа Рэмзи, ей нужно тотчас поговорить с тобой.

Услышав слово «теленочек», миссис Урсула бросила печальный взгляд на кастрюльку с на славу приготовленным жарким и со вздохом ответила:

– Скажи шотландке Дженни, мейстер Садлчоп, чтобы она поднялась ко мне. Я буду очень рада выслушать ее. – И, понизив голос, она прибавила: – Надеюсь, она скоро отправится к дьяволу в пламени смоляной бочки, подобно всем шотландским ведьмам!

Тут прачка Дженни вошла в комнату и, почтительно поклонившись, ибо она не слышала последнего любезного пожелания миссис Садлчоп, сообщила, что ее молодая госпожа, вернувшись домой, почувствовала себя плохо и выразила желание немедленно увидеться со своей соседкой, миссис Урсли.

– А почему бы не подождать до завтра, Дженни, дорогая моя? – спросила миссис Урсли. – Ведь я сегодня была уже в Уайтхолле, все ноги отбила, дорогая моя.

– Ну что ж, – ответила Дженни с величайшим спокойствием, – если так, мне самой придется прогуляться вниз по реке к старой тетушке Редкэп, что живет у пристани Хангерфорд, она ведь тоже умеет утешать молодых девушек не хуже вас, моя милая; я знаю только, что перед сном ребенок должен увидеть одну из вас.

С этими словами старая служанка, не теряя времени на дальнейшие уговоры, повернулась на каблуках и уже собиралась выйти из комнаты, когда миссис Урсула воскликнула:

– Нет, нет! Если прелестное дитя нуждается в добром совете и ласковом слове, тебе незачем идти к тетушке Редкэп, Дженет. Может быть, она и хороша для шкиперских жен, для дочерей лавочников и им подобных, но никто, кроме меня, не должен ухаживать за очаровательной мисс Маргарет, дочерью часовщика священной особы его величества. Я вот только сейчас обуюсь, накину плащ да шарфом повяжусь и мигом буду у соседа Рэмзи. Но признайся, дорогая Дженни, неужели тебе самой не надоели вечные причуды и капризы твоей молодой госпожи?

– Вот уж нисколечко не надоели, – ответила терпеливая служанка, – разве что иной раз она докучает мне стиркой своих кружев, но я ведь нянчу ее с малых лет, соседка Садлчоп, а это что-нибудь да значит.

– Разумеется, – сказала миссис Урсли, все еще продолжая вооружаться дополнительной броней для защиты от свежего ночного воздуха. – И тебе доподлинно известно, что в ее распоряжении двести фунтов годового дохода от ее имений?

– Которые оставила ей в наследство ее бабушка, царствие ей небесное! – сказала шотландка. – Более красивой девушке она не могла завещать их.

– Истинная правда, миссис, истинная правда; я всегда говорила, что, несмотря на ее причуды, мисс Маргарет Рэмзи – самая красивая девушка во всей округе. А ведь бедняжка-то, наверно, так и не ужинала, Дженни.

Дженни могла только подтвердить это предположение, ибо оба подмастерья закрыли лавку и ушли, так как должны были сопровождать домой хозяина с дочкой, которые были в гостях, а она сама вместе с другой служанкой отправились к Сэнди Мак-Гивен, чтобы повидаться с одной приятельницей из Шотландии.

– Что было вполне естественно, миссис Дженет, – сказала миссис Урсли, любившая давать свое одобрение всевозможным поступкам всевозможных людей.

– Ну и огонь в очаге погас, – продолжала Дженни.

– Что было самым естественным из всего этого, – заметила миссис Садлчоп. – Итак, без лишних слов, Дженни, я захвачу с собой этот скромный ужин, который я только что собиралась съесть. Я еще не обедала, и, может быть, моя юная очаровательная миссис Маргарет скушает кусочек вместе со мной. Ведь часто пустой желудок порождает в юных головах все эти воображаемые болезни.

С этими словами она вручила Дженни серебряную миску с элем и, накинув плащ с рвением человека, решившего пожертвовать во имя долга своим любимым удовольствием, спрятала кастрюлю с тушеной телятиной в его складках и приказала Уилсе, маленькой девочке-мулатке, пойти с ними и светить им по дороге.

– Куда так поздно? – спросил цирюльник, сидевший вместе со своими заморышами-подмастерьями внизу, в лавке, вокруг блюда с вяленой треской и пастернаком, когда они проходили мимо него.

– Не думаю, чтобы ты мог справиться с моим поручением, старый хрыч, если бы я сказала тебе, куда я иду, – промолвила почтенная матрона с холодным презрением, – так уж лучше я оставлю это при себе.

Бенджамин слишком привык к независимому поведению своей жены, чтобы продолжать дальнейшие расспросы, да и миссис Урсли, не дожидаясь его вопросов, вышла на улицу, предварительно наказав старшему из подмастерьев не ложиться спать до ее возвращения и присматривать в ее отсутствие за домом.

Ночь была темная и дождливая, и, хотя от одной лавки до другой было рукой подать, миссис Урсула, шагая по улице с высоко подоткнутыми юбками, успела отравить недолгий путь своим ворчанием:

– Не знаю, чем я согрешила, что мне приходится тащиться по грязи по зову всякой старой ведьмы из-за причуд какой-то взбалмошной девчонки. Я и так уж прогулялась от Темпл-Бара до Уайтчепела из-за жены булавочника, уколовшей себе палец. Черт возьми, я думаю, ее муж, сделавший это оружие, мог бы также залечить ее рану. А тут еще эта выдумщица, эта хорошенькая обезьянка, миссис Маргарет… Вот уж поистине красавица, прямо кукла голландская, а сумасбродная, капризная и чванная, словно герцогиня какая. То она резвится как мартышка, то вдруг заупрямится как осел. Хотела бы я знать, где гнездится больше причуд – в ее маленькой надменной головке или в набитой цифрами старой, безумной башке ее отца. Но у нее двести фунтов годового дохода от какого-то жалкого клочка земли. А отец ее, говорят, страшный скряга, даром что чудак. К тому же он хозяин нашего дома, а она упросила его дать нам отсрочку для уплаты аренды. Итак, да поможет мне Бог, я должна быть послушной. Кроме того, этот своенравный бесенок – мой единственный ключ к тайне мейстера Джорджа Гериота, и я буду не я, если не узнаю ее. Итак, andiamos[44]Пойдем., как говорится на языке франков.

Размышляя таким образом, она шла вперед торопливыми шагами, пока не достигла жилища часовщика. Служанка впустила их, открыв дверь потайным ключом. Миссис Урсула, то освещенная мерцающим светом, то погруженная во мрак, не скользила бесшумной походкой среди готических статуй и старинных доспехов, подобно прелестной леди Кристабел{92} Кристабел  – героиня одноименной поэмы английского поэта-романтика Сэмюела Колриджа (1772–1834)., а с трудом продвигалась вперед, спотыкаясь об останки старых машин и модели новых изобретений в различных отраслях механики; эти плоды бесполезного искусства, уже истлевшие или еще не успевшие созреть, постоянно загромождали жилище чудаковатого, но искусного механика. Наконец они поднялись по очень узкой лестнице в комнату очаровательной мисс Маргарет, где эта путеводная звезда всех смелых молодых холостяков с Флит-стрит сидела в позе, выражающей не то недовольство, не то отчаяние. Она сидела, облокотившись на стол, устремив неподвижный взор на угли, медленно угасавшие в маленьком камине. Ее красивая спина и плечи образовали слегка изогнутую линию, круглый подбородок с ямочкой покоился на ладони ее маленькой ручки.

При входе миссис Урсулы она едва повернула голову, а когда присутствие этой почтенной дамы было возвещено громким голосом старой шотландки, мисс Маргарет, не меняя позы, пробормотала в виде ответа нечто совершенно невразумительное.

– Спуститесь в кухню вместе с Уилсой, дорогая миссис Дженни, – сказала миссис Урсула, привыкшая ко всяким причудам своих пациентов, или клиентов, как бы их ни называли, – поставьте кастрюлю и миску к камину и спуститесь вниз. Я должна поговорить с моей очаровательной мисс Маргарет с глазу на глаз. Едва ли найдется хоть один холостяк между этим домом и Аркой, который не позавидовал бы мне в этот момент.

Служанки вышли, как им было приказано, и миссис Урсула поставила на тлеющие в камине угольки кастрюльку с тушеной телятиной, села как можно ближе к своей пациентке и тихим, успокаивающим и вкрадчивым голосом принялась расспрашивать, что беспокоит ее прелестную соседку.

– Ничего, миссис Урсула, – ответила Маргарет несколько раздраженным тоном, повернувшись спиной к добросердечной посетительнице.

– Ничего, стрекоза ты этакая! – воскликнула миссис Садлчоп. – Зачем же ты в такой поздний час посылаешь за своими друзьями и поднимаешь их с постели, если ничего?

– Я не посылала за вами, миссис Урсула, – сердито ответила девушка.

– А кто же тогда? – спросила Урсула. – Поверь мне, если бы за мной не послали, я не пришла бы сюда среди ночи!

– Наверно, старая шотландская дура Дженни сама придумала все это, – сказала Маргарет. – За последние два часа она мне все уши прожужжала про вас и тетушку Редкэп.

– Про меня и тетушку Редкэп! – воскликнула миссис Урсула. – Вот уж и впрямь старая дура. Нашла с кем меня равнять. Впрочем, знаешь, моя любезная соседочка, может быть, Дженни не такая уж дура; она знает, что молодой девушке нужен лучший совет, чем ее собственный, и знает, где можно найти его. Итак, соберись с духом, моя красавица, и расскажи мне, о чем ты грустишь, а затем предоставь миссис Урсуле найти подходящее лекарство.