Онлайн чтение книги Стеклянная республика The Glass Republic
Глава 6

Сердце Кары, пока она ехала на метро, окутал холод. Она покачивалась вместе с вагоном, едва замечая, что стукалась затылком о маленькое квадратное окошко, и все никак не могла развидеть тот смазанный кровавый отпечаток руки. Не могла не представлять, каково это, когда тебя волокут по полу, а ты взываешь к зеркалу о помощи. Или каково смотреть, вяло соображая от кровопотери, как исчезает окно к единственной подруге, пока тебя вытаскивают через дверь туалета. Кара представляла себя на месте Парвы и чувствовала, как страх ощупью пробирается по коже.

«Она пришла туда из-за тебя».

Мобильник мертвым грузом лежал в сумке. Кара выключила его, и, хотя сейчас часть ее разума кричала от возмущения, она не обращала внимания. Охваченная холодной уверенностью, девушка знала, что делать.

«Мы никогда не хранили друг от друга секретов».

«Но, может, стоило бы…»

Парва была Кариным секретом: девушка в зеркале, маленький кусочек ее вселенной, который она хранила только для себя. Однако Кара отказывалась просить у Бет помощи не из ревности, а именно потому, что твердо знала: она ее получит.

Она так и видела, как городокожая девушка с глазами, сияющими, словно покрышки в солнечный день, схватив прут-копье, жестом командует лучшей подруге идти вперед и показывать дорогу.

Химический Синод, возможно, знает способ, но цена, которую они заломят, того не стоит. Последняя встреча с Химическим Синодом стоила Бет любимого, и сейчас цена за их помощь, вероятно, окажется столь же ужасной. Кара не могла просить Бет платить. Только не снова.

Огни метро моргнули, и воспоминания восстали из тьмы: приглашение, выведенное на кирпичах краской из баллончика.

Ищи меня в преломленном свете.

За приглашение любимым следовать за тобой в этот мир нужно было платить.

Стены наполовину развалившейся заброшенной фабрики красок на южном берегу Темзы пожирали пятна темно-красного лишайника, выглядевшие, будто холодный неспешный огонь. Кара шла к ней, пробираясь сквозь страх, словно через ледяную воду.

Каждое мгновение она ожидала появления черных, пропитанных нефтью фигур, что двинутся к ней симметричными шагами, но никто не выходил.

Она перелезла через сетчатый забор, не обращая внимания на проржавевшие предупреждающие знаки. Ей потребовалось целых три минуты, чтобы, стиснув зубы и бормоча ругательства, заставить себя протиснуться мимо колючей проволоки.

Секундная стрелка, обосновавшаяся на запястье, подгоняла девушку каждым тиком.

Металл оказался холодным там, где коснулся ее шеи, и Кара старалась не обращать внимания на мурашки.

К счастью, замок изгрызла ржавчина. Кара налегла на металлическую дверь, и, когда та скрипнула, проваливаясь внутрь, единственное сопротивление оказала паутина.

Внутри было темно. Вверх вспорхнула стая голубей, но отверстий, через которые они могли бы попасть внутрь, Кара не увидела. Холод, пупыривший ее кожу, казался застарелым, словно фабрика годами служила складом прошедших зим.

Мурашки пробежали по Кариной спине. Девушка крикнула, но в горле пересохло от пыли, да и смысла в этом не было: они уже знали, что она здесь. Кара чувствовала на себе глаза, сливающиеся с темнотой. Борясь с дрожью, она облизала губы и вгляделась в тени, пытаясь не моргать, не показать им, что боится. Мрак поглотил ее; она не видела своих рук, не видела, куда ставит ноги.

Что-то металлическое звякнуло у нее за спиной, и она обернулась. Сердце бешено заколотилось. Дверь все так же маячила утешающим ярким прямоугольником, но свет, казалось, прилипал к ней, не проникая внутрь комнаты. Фабричная тьма была веществом, как жидкость, как нефть. Рядом с нею свет словно бы робел.

Она заставила себя повернуться и продолжать идти, выставив руки вперед. Что-то зашипело, из пробитой трубы вырвался пар, источник звука затерялся среди эха. Карины глаза начали различать очертания в темноте: черные на темно-черном. Кровь гремела в ушах, словно прибой.

Фигура во тьме затвердела в нечто не совсем человеческое, во что-то тонкое, угрожающее и голодное. Оно ненавидело ее – Кара физически чувствовала ненависть. Его челюсти открылись в беззвучном вое. Вытянув пальцы, сотканные из тени, оно прыгнуло.

Кара взвизгнула и побежала. Ей едва удалось удержать равновесие, бросившись вперед. Девушка чувствовала, что ноги хотят повернуть обратно к двери, заставить сбежать, но она не позволила: это были ее ноги, ее мышцы, и они будут делать то, что она им, блин, велит. Кара чувствовала, как, скользя по коже, к ней тянется нечто невидимое.

Ее колени поднимались и опускались почти по собственной воле.

Она не могла не бежать, и, заскрежетав зубами, еще глубже вонзилась во тьму. Краем глаза девушка уловила нечто кошмарное, неловко припавшее к земле на тяжелых задних ногах, с загнутыми назад зубами и пустыми глазницами. Уловила проблески движения. Головы на толстых шеях дернулись, следя за нею. Не имея ни света, ни возможности их увидеть, она все равно их видела.

Что-то фыркнуло и щелкнуло около ее уха, и Кара дернулась, побежала зигзагами, уворачиваясь от рук, которые – она чувствовала – тянулись к ней, дергали за одежду и ползли, холодные и скользкие, вверх к волосам. Холодные морды прижались к шее. Шипение становилось все громче; вязкая жидкость капала на бетон. Она снова закричала в темноту и бросилась бежать. Что-то крепко вцепилось в ворот ее футболки, и земля ушла из-под ног. На миг ее желудок перевернулся в тошнотворной невесомости, а потом пол тяжелой кувалдой вдарил ей по позвоночнику.

Она лежала, не в силах пошевелиться, несколько ужасных мгновений гадая, не сломала ли спину, не парализована ли. Прислушиваясь к собственным хрипам и паническим вдохам, Кара почувствовала, как тонкие невидимые штуковины вцепляются в нее из темноты. Сейчас? Теперь? Вот в эту секунду они, наконец, к ней прикоснулись? Шипение пара, раздавшееся прямо у ее уха, сплелось в слова:

– Приветссствую тебя, ссспассшаясссся, – прошипело оно. – Разлученная сссесстра и Непокорная приссслужница. Посследняя носсительница Проволочной Госсспожи. Приветссствую.

Голос прервался. В него закралась удивленная нотка:

– Жаль прерывать твое бегссство ссстоль внезапно. Я сс сссодроганием намекаю, что твоя мудроссть может быть ссссомнительна, а в высссшей сстепени проницательная сссстратегия бежать всслепую во тьме химичесской фабрики сссамую малоссть граничит ссс ссамоубийссством. – Голос вздохнул. – Ссимеон, пожалуйста, сссвет.

Послышался лязг рычага, и сияние прорвало тьму. Кара зажмурилась, потом постепенно открыла глаза и разглядела склонившуюся над нею фигуру. В безукоризненном костюме, с зализанными назад волосами и с широкой лукавой усмешкой. Каждый дюйм тела, включая глазные яблоки и зубы, покрывала гладкая черная нефть. Капля сорвалась со лба, брызнув ей на губы.

Джонни Нафта, неофициальный глас Химического Синода, Лондонских Всеоценщиков, щелкнул крышечкой зажигалки, которой помахивал. Кара подняла голову, чтобы не смотреть на собственные ноги.

Она лежала на узком бетонном отроге. Чан из нержавеющей стали, над которым выступал Нафта, был огромным, словно колесо трактора, и наполовину заполнен бесцветной жидкостью.

– Итак? – прошептал Джонни.

– С-спасибо, – удалось выговорить ей. Она знала, что говорить, но говорить было трудно. Сердце галопировало, словно обращенная в бегство кавалерия.

– Да-ссс?

– Я… я ваша должница.

Ухмылка Джонни Нафты стала еще шире. Он порылся в промасленном кармане и, выудив блестящий стальной винтик, щелчком большого пальца отправил его в чан. Винт погрузился в жидкость со слабым всплеском одновременно с четырьмя точно такими же. Кара увидела другие черные фигуры на металлических платформах, склонившиеся над нею в тех же позах, что и Джонни.

Когда все пять винтов растворились в содержимом реактора, послышалось клокочущее шипение и в воздухе поплыл странный острый запах.

– Мы что-нибудь сссочиним. Можешь вссстать?

Нафта повел девушку вверх по спиральной железной лестнице. Остальные четверо синхронно последовали за ним, и, достигнув вершины, нырнули через дверной проем в карнизе.

В стенах верхней комнаты было больше дыр, чем кирпичей. Зазубренные щели, в которых ворковали и чистились голуби, обнажали пустое зимнее небо. Все птицы были пропитаны нефтью, но это, похоже, им не мешало, коль скоро они очистили крылья для полета.

Кара глянула вниз, и ее желудок сжался. Большая часть пола оказалась тоже разрушена. Зиждущаяся на позвоночнике из ржавых железных столбов комната, или то, что от нее осталось, располагалась на самом верху фабрики, выпирая из заднего фасада. Внушительные щели разинули пасти по обе стороны от ног девушки, сквозь них на головокружительной глубине внизу виднелись трава и гравий фабричного двора. Между щелей петляла узкая тропинка, и Синод ступил на нее, оставляя за собой скользкие масляные следы. В дальнем конце виднелся небольшой бетонный островок с двумя черными кожаными диванами и чем-то вроде старомодного бара. Пятеро симметричных мужчин выжидающе повернулись, достигнув этого островка, держа руку на лацкане пиджака.

Кара сглотнула и сделала шаг. Нога скользнула, вызвав приступ тошноты, и девушка раскинула руки, пытаясь сохранить равновесие. Она зашипела, заскрежетав зубами, и сделала еще один шаг. Нефть пропитала кроссовки. Черные птицы захлопали крыльями и закричали на нее.

– Возможно, есссли бы ты не ссмотрела вниз, получилосссь бы быссстрее? – предположил Джонни Нафта.

С Кариных губ сорвался ироничный смех, столь же испугавший ее, сколь удививший их.

– Спасибо, но раз уж тропинка внизу, я буду смотреть, куда мне хочется, распоряжаясь своим чертовым временем. – Она снова посмотрела вниз и увидела зияющие дыры в полу, промасленные скользкие места, убийственную высоту. И сделала еще один шаг.

Синод не двигался, пока она не добралась до их островка, потом все одновременно расстегнули куртки. Трое – Джонни посередине – сели на одном из диванов. Двое других встали сзади, сложив руки, словно для официального фото.

– Располагайссся, – Джонни махнул рукой, и Кара села напротив, чувствуя, как скользкая черная диванная обивка впитывается в ее джинсы. Они смотрели на нее, а она – на них, диковатыми глазами. Теперь, когда пришло время, она не знала, как начать.

– До сссих пор потрясссена, – пробормотал своему соседу Джонни Нафта, и остальные четверо одновременно согласно кивнули. – Сследовало ожидать, учитывая, что она вмешаласссь в наш экссссперимент.

– Эксперимент? – резко переспросила Кара.

– Конечно, эксссперимент. Это было чудесссное утро. Мы только что усспешно сссинтезировали сссскотофобию. А потом, – посетовал Нафта, – медлительный нарушитель все иссспортил.

Члены Синода наклонились вперед и в их лицах промелькнуло что-то акулье.

– По правилам, мы должны засставить тебя сссварить ссследующую партию.

Кара до боли сжала колени. «Действуй жестко, – подумала она. – Как Би».

– Скотофобия, – ее голос даже не дрогнул. – Боязнь темноты.

Химический Синод улыбнулся, как один, и Джонни Нафта сказал:

– Конечно… фабричный пол вессь ею залит. Ссс чего иначе нам исскоренять ссвет? Фобия – продукт правильной посследовательноссти дейсствий, но чтобы сстать сссовершенной, она должна готовитьсся из чиссстых иссходных вещессств.

Кара просто смотрела на него. Бет рассказала ей о Синоде, но от одного их вида накатывало смятение, словно расшатались косточки внутреннего уха.

– Возможно, тонизирующее тебя уссспокоит, – предположил Джонни, указывая на пол. Кара взглянула вниз и увидела у своих ног помятую оловянную кружку, до половины наполненную темно-красным варевом.

«Может, – тут же сказала она себе, – она все время там стояла, а я просто не замечала? Может, они ничего там и не наколдовывали».

– Что это? – спросила она.

Джонни, поджав губы, закатил черные глаза, словно силясь припомнить.

– Ссмесь ссолей, кероссина, цианида, немного груссти, несомненно, решительность и вишневый сссок, – перечислил он. – Но только в профилактичесских дозах. Я сссовершенно уверен, что это безопасссно.

Кара вежливо, но твердо отодвинула кружку кроссовкой.

Синод вздохнул, как один.

– Как хочешь, – сказал Джонни. – Как ты метко подметила: расспоряжайсся ссвоим чертовым временем .

Кара смотрела на Синод, а Синод, терпеливый и неумолимый, словно геологические силы, смотрел на нее.

– Мне нужна ваша помощь, – наконец сказала она.

– Ссс чего иначе тебе приходить?

– Ну… И как это работает?

Пятеро пропитанных нефтью мужчин пожали плечами, подняв и опустив их симметричной волной, начиная с Джонни и заканчивая двумя высокими фигурами по флангам.

– Ты выражаешшь желание, – объяснил Джонни. – Мы высставляем цену. По сссути, это покупка.

В Карином горле образовался небольшой комочек напряжения. Если они не смогут ей помочь, у нее ничего не останется.

– Мне нужно попасть за зеркала, – сказала она. – В Лондон-за-Стеклом.

Повисла тишина, нарушаемая только трепыханием нефтяных крыльев.

Джонни Нафта легко присвистнул сквозь зубы, звуча словно слесарь перед тем, как объявить, что последний парень оказался полным дебилом и что цена деталей обойдется примерно в закладную на дом в Хэмпстеде и стоимость пары почек.

– Мы редко видим ту ссторону сстекла. Цена будет внушшительной.

Кара глубоко вздохнула:

– Я заплачу.

Пять ртов сложились в тонкие ухмылки.

– Ссс чего ты взяла, что можешь насс сссебе позволить? – Джоннины глаза казались черными на черном, но по центру угадывались радужно переливающиеся зрачки.

Сосредоточившись на этом цветном пятнышке, Кара выпрямилась.

– Вы меняетесь на что угодно, верно? – проговорила она. – Возможно, у меня есть нечто, что вы хотите… нечто ценное, даже если я сама этого не знаю… Забирайте, но протащите меня через зеркало.

Пять голов заинтересованно склонились, и Кара немного сжалась.

– Только я не стану никому причинять вреда, – добавила она.

В голосе Джонни Нафты не было ни тени жестокости, когда он сказал:

– Разумеетсся, ссстанешь.

Пятеро мужчин встали и застегнули куртки.

– Ссюда, Сстальная Мятежница. – Джонни потянулся к Каре. – У нас ессть предложение.

Кара сглотнула, помедлила и взяла его за руку.

Она чувствовала: что-то не так. Подушечки его пальцев переплелись с ее, и нефть засочилась по коже, прохладная и вязкая. Девушка попыталась выдернуть руку, но ладонь химика просто растягивалась и растягивалась, словно жвачка.

– Что за?.. – начала она, но голос умер в горле. Лицо Джонни Нафты плавилось, его черты обращались в стекающую с шеи нефтяную пленку.

С остальными происходило то же самое, их ноги слились с нефтяным бассейном и ручейками устремились к нему через край пола.

– Пос… – попыталась сказать Кара, но, прикоснувшись языком к зубам, почувствовала, что они мягкие, словно свечной воск, а взглянув перед собой, увидела, как ее рука смешивается, эмульгирует с тем, что осталось от Джонниной.

Она почувствовала, что падает, словно пьяная, и все цвета в мире стекаются в черный.

Кара ахнула, в легкие хлынула пыль, она подавилась и закашлялась. Девушка ничего не видела, но под коленями и ладонями был кирпич, грубый и твердый. Моргнув, она поднесла свободную руку потереть глаза, но слепота не проходила.

Послышался треск-щелчок-шипение, и возникло пять огоньков, угрожающе покачивающихся над зажигалками в пропитанных нефтью руках. Синод, улыбаясь, стоял над нею.

– Я… – наконец-то удалось выдавить ей. – Я думала, вы… – Было всего одно слово, подходящее воспоминанию ужаса от нефти на коже. – Думала, вы меня съедите .

– Ссс чего бы? Когда это мы говорили, что взимаем предоплату?

Улыбки оставались неизменными; девушка не могла понять, шутит ли он.

– Значит, в следующий раз спросите меня, прежде чем расплавлять? – требовательно поинтересовалась Кара.

– Извини нассс, Сстальная Мятежница, – вежливо прошептал Джонни, – как мы поняли, ты ссспешишшь. Сспусск ссюда на сссвоих двоих занял бы ссссемь чассов во тьме. И некоторые мессста, которые бы пришшлоссь пройти, насссстораживают.

Джонни протянул ей руку, но Кара не обратила на это внимания, поднимаясь сама. Сводчатые кирпичные туннели расходились в пяти направлениях. Стены были пронизаны грубо вырезанными альковами, испускающими нездоровый пятнистый свет, словно загадочные глубоководные существа в фильмах о природе на «Би-би-си», которые любил отец. Девушка подумала, что они, наверное, в канализации, но нигде не слышалось ни капели протекающих труб, ни шныряющих грызунов. Напротив, туннели походили на залы кирпичного дворца, давно похороненного и забытого. Гулкие шаги, когда Джонни вел их по коридору, были единственным звуком. Место казалось странно герметичным.

Джонни принялся бормотать, неся вздор отрывистым сосредоточенным тоном. Он неопределенно махал на альковы, словно называя их:

– Сслепень, сстрасть к путешесствиям, запотевшая и подозрительная, мерсская аллегория, Балковый Яд, плата, очарование, подгоревшее печенье, сслезы сстарой титулованной лампочки…

Они повернули влево, потом вправо, потом снова вправо. Каре показалось, в его голос вкралось напряжение… или, может, это было предвкушение?

– Звериный зуб, сссстарая головоломка, безбедный хлеб… – он замешкался на развилке.

Тяжелая, словно промасленное одеяло, на Кару навалилась клаустрофобия. Она задумалась: как же далеко ведет этот лабиринт, если может смутить даже собственного хозяина? Девушка окончательно потеряла счет поворотам.

– Кривда, кривда и надежда… давай, Нафта, думай, оживи сссвои восспоминания… Кривда и надежда, и… время , ха! – Он положил одну руку на стену и с удовольствием повернул направо. – Кривда, надежда и время ведут к памяти.

Кара тихонько ойкнула, но ее вздох подхватило и усилило эхо. Легкий ветерок разметал выбившиеся волосы по щеке. Открывшийся перед нею туннель уходил в пустоту. Напротив была стена – возможно, всего в двадцати футах от того места, где заканчивался пол, но глубина этой пропасти казалась неизмеримой. Противоположная стена оказалась неравномерно крапчатой от разноцветных огоньков. Кара опасливо подобралась к краю пропасти и вытянула шею, но не могла разглядеть конца этого океана кирпичей и мягко светящихся ниш.

Джонни тянулся вверх и вниз, создавая ощущение близости ночного неба. В темноте отдавалось хлопанье крыльев, маленькие порхающие фигурки пересекали стены – пропитанные нефтью голуби с воркованием устремлялись в хранилища Синода.

– Как красиво, – обалдевшим голосом пробормотала Кара.

– В этом… что-то есссть, – признал Джонни.

– Что?

Наставительно подняв зажигалку, он ответил:

– Эгоизм, алчносссть, приторное насстроение, поминовение неуклюжих первых ухаживаний, иррациональная любовь к арахисссовому масслу и ссстоль же неразумное отвращение к паукам, – говоря, он показывал отдельные огоньки, называя созвездия на стене. – Мужесссство, хладнокровие, сссироп из вежливоссти. Чувсствительноссть, или ее ссуррогат сстоль же оссязаемый, нассколько нам пока удалосссь ссинтезировать. Ты, кажетсся, наш лучший на ссегодняшний день ссинтез разума.

– Разума? – выдохнула Кара. – Зачем это вам?

– Чтобы иссправить ощущения узника… клиента, чье восссприятие насстолько разъедено длительным томлением, что он даже пока не знает, что ему это нужно. – Джонни Нафта ехидно улыбнулся. – Рассширение бизнессса. Все практичессски готово. Практичессски . – Он бросил на Кару хищный оценивающий взгляд. – Но не сссовссем.

Кара почувствовала, что ее руки инстинктивно дернулись вверх, словно она могла защититься от этого взгляда, этого порыва собственничества, кулаками.

Джоннина улыбка стала почти жалостливой.

– Побереги бесспокойссство, – сказал он. – Дополнительные вещесства, которые нам нужны, ссодержатся не в твоей псссихике. Однако за то, что ты просссишь, мы возьмем не меньше.

– Я не стану причинять вреда никому другому, – снова подчеркнула Кара.

Джонни склонил голову, словно отвечая: «Ты уже говорила».

Остальные четыре головы отзеркалили его движение.

– Мы тебя и не проссим. Далеко позади нассс, на перессечении хранилищ электромагнетизма и эфемерносссти, ессть вещесство, могущее тебе помочь, ссмессь, подходящая, чтобы превратить зримое в дейсствительное, нассстойка, сспоссобная превратить окно в дверь: осснова портала, ессли угодно, или дверное ссснадобье. Оно может даже досставить тебя в ссстоль изолированное месссто, как зеркалократичессская ресспублика. Наша цена за подобный подарок проссста… – он взмахнул пустыми пропитанными нефтью руками. – Полный набор детссских восспоминаний, предосставленный из памяти твоих родителей – не копия, как ты понимаешь, а оригинал. – Он фыркнул. – И подлинные-то воссспоминания разрушаются, а уж копии бессполезны, сссловно зараззные.

Сперва Кара ничего не поняла, потом что-то горячее и болезненное медленно опустилось на дно ее живота, когда девушка осознала, о чем они просят.

– Вы хотите воспоминания моих предков… обо мне? – прошептала она. – Хотите, чтобы они меня забыли?

– Разумеетссся, нет. – Джоннин тон не изменился. – Мы вовссе не хотим , чтобы они тебя забывали. Это нессущесственный побочный эффект.

Кара жестко покачала головой.

– Что-нибудь другое, – сказала она. – Не их… не моих родителей. Что-нибудь мое…

– У тебя нет ничего сстоль же ссильного, как воссспоминания родителей о тех, кого они родили. Подобные ссубсстанции разжигают конфликты и ссслужат сссеменами науки. Они – исссточники надежды и навязчивых идей даже разумнейших из людей, – мягко проговорил Джонни. – Ничего твоего нам не нужно.

– Я же сказала, что не хочу никому причинять вреда! – Карин крик отскочил от кирпичей. Она снова уставилась в туннель, но увидела только лабиринт.

Пламя Джонниной зажигалки плясало в его жидких глазах, шипящий голос звучал в ее ушах.

– Глупая маленькая сстранница, именно поэтому мы и просссим об этом. Мы знаем твою исссторию. Ты должна знать, как знаем мы, что твои мать и отец винят сссебя за твой нынешний пародийный вид. «Если бы мы только приссматривали за нею лучше, или учили ее лучше, или любили ссильнее, или кормили вкусснее». – Проговорил он со спокойной злобой, уставившись на острые выступы ее щек. – Это «Если бы мы только…» лишает твоих родителей сссна. Хочешь знать, как плохо они сейчас сспят? Как мало исспытывают сссчастья? Ессли ты сссерьезно не хочешь навредить им, выбор просст. Или осставайся ссс ними, пожертвовав ссрочной необходимосстью, засставившей тебя нассс исскать, или прими нашу цену и убедиссь, что они не будут по тебе сскучать, когда ты иссчезнешь.

Кара почувствовала спиной кирпичную стену, словно руки друга, но смогла устоять на ногах, не поддавшись искушению осесть на пол.

Пожертвовав срочной необходимостью…

Она попыталась это представить. Как развернется, отправится домой и спрячется под одеялом. Попыталась изо всех сил.

Но не смогла. Она не узнавала девушку на этой картинке. Не была ею и не хотела быть. Ее охватило странное спокойствие, когда она поняла, что у нее нет выбора: казалось, был, но… Девушка вообразила будущее, в котором «предки» забыли ее, и оно оказалось неожиданно ясным: отец с газетой в кресле, мама все вальсирует с пылесосом по второму этажу. Они в порядке, и совсем по ней не скучают. Не могут скучать. Отвратительная, но правда.

В этом был смысл. Кара облизала губы, принимая неизбежное. Выбора не было…

Если только она сама его не создаст.

– Вы говорили, что не бывали за зеркалом. – Карин голос звучал немного хрипло, хрустяще, но сильно. – Разве там нет ничего получше горстки сентиментальных воспоминаний о моих первых шагах? Вы же коллекционеры? Там должно быть что-то. Что, если я вам это принесу?

Каждый из пяти членов Синода сделал шаг вперед, оттесняя ее к стене пропитанными нефтью костюмами. Увлеченные алчностью, они выглядели еще хищнее.

– Интересссно. Нечто единсственное в ссвоем роде, – сказал Джонни. – Добудь нам… нечто иссключительной значимоссти, и мы найдем необходимые восспоминания в другом мессте.

Кара нерешительно кивнула.

– А гарантия? – прошептал Джонни. – В конце концов, ты можешь убежать, оссстаться за зеркалом или погибнуть. Что мы получим, есссли ты не вернешьсся?

Встретив радужный взгляд, Кара не дрогнула.

– Я принесу, что вы просили, – сказала она. Джонни был прав, ей нужен способ избавить маму с папой от страданий, и этот… этот ужасный, катастрофический способ, по крайней мере, был способом . Если все пройдет хорошо, она выкупит родительские воспоминания зеркальной монетой. Если нет…

Вы хотите, чтобы они меня забыли?

Они будут в порядке.

– У тебя будет неделя, – сказал Нафта. – Поссле этого мы иссспользуем твой обещанный платеж, и он ссстанет невоссполнимым.

Карины губы скривились. Слова сами собой возникли у нее во рту, словно она торговалась на Далстонском рынке.

– Месяц, – возразила она.

– Две недели…

– Три.

– Двадцать одни сссутки, – согласился Джонни. Он не выглядел раздраженным, скорее удовлетворенным и даже немного под впечатлением, словно они соблюли некий старинный ритуал. – Но мисссс Хан? Принесси нам нечто грандиозное, или они никогда тебя не всспомнят.

Он протянул руку, и Кара медленно ее пожала, чувствуя нефть, сочащуюся между пальцами, но на этот раз сама не растворялась.

– Сссюда, – прошептал он, и Синод промчался мимо нее, отступая в туннель.

Последовав за ними, Кара приложила руку к кирпичам и, прежде чем свет сделался слишком тусклым, чтобы что-либо разглядеть, различила оставшийся после нее отпечаток руки: контуры тонких черных пальцев, влажно сияющих во тьме.