Онлайн чтение книги Усмешка тьмы The Grin of the Dark
4: Списки

Табби Теккерей

Дата /место рождения: 1880?/Англия

Дата смерти (подробно):?

Биография: Теккерей Лэйн начал карьеру в Инглиш-мьюзик-холле. После… ( показать больше )

Фильмография

Актер:

1.  Пусть себе смеются (1928) (в титрах не указан) – водитель

2.  Табби говорит правду (1920, не выпущено)

3.  Табби на трех колесах (1919)

Я сразу понял – что-то здесь не так, и виной тому явно не «Интернет Муви Датабейз». Листая список до конца, я старался не обращать внимания на типа за соседним компьютером, мурлыкавшего себе под нос мотивчик в несколько нот, вполне подходящий для фортепианного аккомпанемента в сцене погони в немом кино.

4.  Табби скалит зубы (1919)

5.  Табби и его выводок (1919)

6.  Табби против телефонисток (1919)

7.  Табби становится черепахой (1918)

8.  Табби в поезде (1918)

9.  Табби и ужасные тройняшки (1918)

10.  Табби играет в теннис (1917)

11.  Табби за чашечкой чая (1917)

12.  Табби сплетничает (1917)

13.  Табби ест торт (1916)

14.  Табби читает мысли (1916)

15.  Табби смотрит в телескоп (1916)

16.  Табби и мишурное деревце (1915)

17.  Троянский конь Табби (1915)

18.  Табби и полные штаны проблем (1915)

19.  Табби буянит (1915)

20.  Табби принаряжается (1914)

21.  Табби – тролль (1914)

22.  Табби пробует двадцатый век на зубок (1914)

23.  Смеха ради (1914) – аптекарь Аполлинериус

24.  Лучшее лекарство (1914) – фармацевт Фолли

Сценарист:

1.  Пусть себе смеются (1928) (в титрах не указан)

Архивные материалы:

1.  Золотой век юмора (1985)

Кнопка «Биография» на боковой панели дает мне ссылку на Surréalistes Malgré Eux (издательство Nouvelle Anne , 1971). Вот и все, и в каком-то смысле этого более чем достаточно – потому как все даты в списке неверные.

Что бы ни положило конец карьере Табби – это никак не мог быть скандал с Роско Арбаклом. Вечеринка, на которой умерла Вирджиния Рапп – и в смерти которой потом обвинили Толстячка, – имела место в День труда 1921-го, год спустя после последней роли Табби в кино.

И с чего это я решил, что Табби и Арбакл связаны? Откуда я вообще это взял – из Интернета или из какой-то книги в читальном зале Британского киноинститута? По сути, это не так уж важно, но меня вдруг раздражает собственная короткая память. Я жму на биографию, чтобы прочитать побольше. Не знаю, что уж такого с ним случилось – быть может, он настолько отъелся, что сцена однажды провалилась под ним, или слишком много (и непристойно) шутил про телескопы и пироги, а может, дело было в том, что все названия его фильмов были слишком тупые даже для начала двадцатого века… Что угодно могло быть причиной этого забвения, потому что ссылка на биографию не работала. Плюнув на нее, я отправился ловить Теккерея Лэйна в Интернете.

Оказалось, что Теккерей-лэйн – это целых две улицы в Англии. А еще это имя носил профессор средневековой истории, чьи работы хранились в Манчестерском университете. А вот ссылку на комика эпохи немых фильмов с таким именем я найти не смог. Поиск Табби Теккерея не дал никаких результатов, в каталоге библиотеки о нем тоже ничего не знали. Институтская сводная информационная база киноиндустрии содержала список его фильмов, а в Национальном архиве кино- и телефильмов не упоминался ни один из них. Даже «Золотой век юмора».

Я не сдерживаю стон разочарования – который, очевидно, привлекает внимание моего певучего соседа. Тот отлипает от своего монитора и тянется заглянуть мне через плечо. Когда я обращаюсь к нему лицом, солнечный свет, льющийся из ближайшего окна, ослепляет меня. Его лицо вдруг кажется мне каким-то неестественно бледным и неестественно раздутым. Быть может, все дело в том, что нас с ним разделяет от силы пара дюймов. Пока я хлопаю глазами, как вытащенный из норки крот, этот тип встает и шмыгает куда-то за стеллаж с книгами. Мне же ничего иного не остается, кроме как топать на абонемент. Экран над столом оповещает, что книга под названием «Тихие тайны» уже принесена из хранилища и дожидается читателя по фамилии Мур.

– Нашли что искали? – осведомилась у меня библиотекарь.

– Честно говоря, рассчитывал на большее.

Она склоняет голову, на ее губах играет легкая вопрошающая улыбка.

– А вы о Табби Теккерее, часом, не слышали? – бросаю я пробный камень.

– Имя знакомое, – она задумывается. Покачивает головой, становясь серьезнее. – Нет, похоже, я подумала о ком-то другом. О нужном вам Табби я вряд ли слышала.

–  А кое-кто – слышал!

Я оборачиваюсь – но не могу определить, кто это сказал. Все читающие сидят молча, со склоненными головами. На слух я даже не смог бы прикинуть расстояние до говорившего.

– А это что было? – спрашиваю я у библиотекаря.

– Простите? Я сказала, что…

– Не вы. Кто-то другой.

Она явно недоумевает.

– Ну, кто-то сейчас сказал, – бормочу я, несколько сбитый с толку.

– Простите, но я ничего не слышала.

Но как она могла не слышать – говорили ведь громко!

– Прошу прощения, – заранее извиняюсь я и обращаюсь к читальному залу лицом. – Так кто тут знает что-то о Табби Теккерее? – почти кричу я.

Недоуменное молчание. Мне что, упомянуть еще и то, что он был комиком?

А может быть, тот самый тип, что сидел рядом со мной, и сказал это? За стеллажами было, похоже, пусто. Видимо, он бросил свои слова на прощание, уже у дверей.

Я выбегаю наружу, в оживленный гомон Стивен-стрит. Никого и близко похожего на того мужчину не просматривается до самой Тоттенхэм-Корт-роуд. Такого было бы сложно не узнать – комплекция весьма внушительная.

Перестав пялиться на спешащих к обеду клерков, я нетвердым шагом иду следом за ними. Так мне будет проще – и быстрее – добраться до Натали.

Сворачиваю за угол. Где-то на ветру хлопает порвавшийся навес – звучит, будто чьи-то шаги, большие такие, абсурдно длинные шаги, настигающие меня. Спасаюсь через Оксфорд-стрит, вышагивая позади автобуса, полного детей с размалеванными лицами, прохожу украдкой сквозь парад ранних рождественских покупателей к Сохо-сквер. В парке, под темными облаками, наливающимися вот-вот готовым пролиться дождем, какой-то мужчина в мешковатой одежде без единого звука разевает рот, словно разговаривает сам с собой.

Ресторанчик «Ограниченный выбор» – прямо через площадь от меня, рядом с офисами киноцензоров. От него три шага до бара, украшенного фотографиями деятелей кино, имевших проблемы с цензурой. Есть там и постер Кена Рассела с автографом, и плакат с жирной моськой Майкла Виннера. Стены обшиты панелями из темного дерева. Натали сидит за столиком в полукруглой беседке, и над ее головой горят буквы «ЖИЗНЬ – ЭТО ФИЛЬМ». Завидев меня, она вскакивает с обитой кожей скамейки.

– Саймон! Я никак не могла дозвониться до тебя.

Неудивительно: я забыл включить звук на телефоне, выйдя из библиотеки.

Два бокала, стоящие в сторонке на ее столике, кажется, объясняют смущенно-виноватое выражение ее лица. Со стороны туалета с шутливой табличкой «ОСОБО НЕЦЕНЗУРНО!!!» нам навстречу уже идут ее родители.

– Признайся, Нат, ты выбрала это местечко? – недовольно тянет Биб. И в этот момент, выходя вперед, конечно же, замечает меня. – О, здравствуй, Саймон.

– Я выбрал это местечко, – признаю я. – А что с ним не так?

– Весь женский туалет обклеен похабщиной. Уоррен говорит, в мужском дела не лучше.

– Мы были в Уэст-Энде, вот решили позвонить Натали, – поравнявшись со мной, отец Натали берет меня за локоть. – Мы можем уйти, если вы надумаете праздновать без нас.

– А допивать кто будет? – насмешливо указываю я подбородком на бокалы.

– Уж точно не ты, у тебя будет своя выпивка, – Уоррен осклабился. – Шучу! Бармен, белого вина нашему гостю!

– Буду через минутку, – мне по-мальчишески любопытно узнать, что же так оскорбило мистера и миссис Аристократ в оформлении туалетов. Оказалось, на стенах, отделанных белым кафелем, висели в рамочках кадры из старых порнографических комедий, но тела актеров были столь тесно переплетены, что едва ли можно было угадать их формы. Ничего такого, что задержало бы меня на пути к ближайшему писсуару, – отвлекал лишь хлопающий звук где-то за окном. Раненая птица, что ли? Вообще, звук такой, будто какой-то чокнутый извращенец раздобыл парашютные сумки единственно для того, чтобы подсмотреть, как я справляю нужду, и сейчас как раз активно ими пользуется. Быстренько застегнув ширинку, я побежал к дверям, и тут за моей спиной кто-то отрывисто кашлянул.

А, ну конечно. Сушилка для рук.

Родители Натали сидят рядом с ней на приплюснутой лавочке. Биб похлопала рядом с собой:

– Садись, тут и для тебя заказано.

– Мы здесь надолго не задержимся, – говорит Уоррен, – и Натали кое-что сказала такое завлекательно-привлекательное…

Что за ерунду он несет? Какая вообще связь между этими двумя его репликами? Я отстраненно набираю полный рот вина – или того, что здесь выдают за вино, – и тут Биб спрашивает:

– Как думаешь, этот твой журнал – он не помешает твоему издателю печатать тебя?

– Он мой старый преподаватель, – отвечаю скорее автоматически – после того, как шумно сглатываю.

– Значит, в университете он больше не работает, так?

– Нет, почему. Он выпускающий редактор университетских изданий. Им там недавно перепала куча денег от одного фанатика – как раз на публикацию книг о киноискусстве. Таких, чтоб все их читали и всем было интересно.

– Надеюсь, у них получится. За спонсора!

Бокалы стукаются стеклянными стенками: дзынь.

– Итак, ты планируешь серию книг? – интересуется Уоррен.

– Нет, пока у меня просто несколько хороших идей.

– А нам с Уорреном казалось, что тебя наняли писать всю серию. А о чем тогда твоя книга, Саймон? Расскажи нам, – тараторит Биб.

– О людях, чья слава угасла.

– О, это твоя тема, – она многозначительно подмигивает, и я почти раздражаюсь. – Тема твоей диссертации, верно?

Не знаю, действительно ли она имела в виду именно это – или просто заполировала необдуманные слова.

– Именно, – отвечаю я холодно. – Кирк хочет, чтоб я переработал ее для печати.

– Наверное, предстоит много работы. Все переделывать придется, да?

– Почему вы об этом так говорите? – вдруг встает на мою сторону Натали. – У Саймона была одна из лучших работ. Конфетка! Сам Питчек это признал!

– Твоя мать намекает, – разъясняет Уоррен, – что придется все переделать, для того чтобы не выглядело, будто университет раз за разом издает одну и ту же удачную конфетку в разных обертках.

– Такого не будет, – я подзываю официанта и прошу еще бокал. – Я планирую найти очень редкую информацию. Буду писать про актера, которого все забыли.

– Поиски – это всегда трата времени и денег, – качает головой Уоррен.

– Я знаю! Но они покроют все мои расходы.

– Пока грант не кончится, – не к месту встревает Биб.

– Это не грант, мама, – протестует Натали даже раньше меня.

– Грант, дотация, неважно. Я имею в виду те деньги, которыми университет будет держать его на плаву. У твоей книги есть название, Саймон?

– Да. «У них тоже были роли».

– А как называлась твоя диссертация? Не так же?

– «Забытые образцы кинематографического искусства». Куда более официально, правда? – допрос Биб начинает бесить меня не на шутку, и кто знает, что бы я еще ляпнул, если бы не появились официанты. Один нес мой бокал, другой – поднос с заказанным обедом.

«Ограниченный выбор» задумывался как тематический ресторанчик для кинокритиков, и, конечно же, в меню здесь тоже фигурировали малопонятные панибратски-профессиональные приколы на тему зацензуренных фильмов – «внутренняя кухня» в прямейшем смысле слова. Поэтому Уоррену досталось мясное блюдо под названием «Последний дом слева»[4]Этот фильм Уэса Крэйвена, снятый в 1972 году на скромный бюджет в $90 тыс., подвергался жесткой цензуре в разных странах за откровенные сцены насилия. В Великобритании картина была запрещена вплоть до 2002 года. (классика), мне – отбивная «Плюю на ваши могилы» (святая простота). Натали с удовольствием взялась за «Заводной апельсин», фаршированную утку (тут даже ребенок поймет), и лишь Биб кисло глядела на тарелку с запеканкой «Резня на Марди-Гра».

– Пахнет вкусно, – пристает она к официанту, – но почему такое название?

– Не знаю, мэм, – простодушно пожимает плечами тот. – Надо спросить.

– Ой, не спрашивайте! – она щелкает пальцами, указывая на меня. – Вот у нас сидит знаток, он пусть и ответит.

– Я и сам не знаю, – отвечаю я, и это правда.

– О, дорогой мой, – протягивает Биб, – не так уж и много ты знаешь про кино, как думаешь.

Как бы она ни пыталась меня спровоцировать, присутствие официанта делает ее выпад болезненным уже почти на физическом уровне. Я на секунду полностью выпадаю из реальности – мой мозг замерз. Когда чувства возвращаются ко мне, все ведут себя спокойно, будто ничего и не произошло. Натали смотрит с сочувствием и мольбой в глазах: не теряй самообладания. Нетвердой рукой я берусь за вилку и нож. Нет, я не буду встревать в перепалку с Биб. Не буду отвечать на ее слова… но запомню их. Моя решимость от злости лишь крепнет: пора доказать всему миру, что опасно забывать о таких ребятах, как я. И как Теккерей «Табби» Лэйн, если уж на то пошло.