Онлайн чтение книги Сто Тысяч Королевств The Hundred Thousand Kingdoms
1. Дедушка

Я не та, кем была прежде. Они сотворили со мной то, что сотворили. Распороли грудь и выдрали сердце. И теперь я не знаю, кто я такая.

Но я вспомню. Обязательно вспомню.

* * *

Люди много чего рассказывают про ночь, когда я появилась на свет. Некоторые говорят, что мать скрестила ноги и, несмотря на жестокие схватки, всеми силами старалась не допустить моего рождения. Я, конечно, вылезла наружу – с природой не поспоришь. Но она все равно пыталась, и я не удивлена – ибо хорошо понимаю почему.

* * *

Моя мать когда-то была наследницей рода Арамери. Давали бал для мелких дворянчиков. Ну знаете, такие устраивают раз в десять лет, чтобы совсем уж не втаптывать в грязь и поддерживать их чувство собственного достоинства. Отец осмелился пригласить мать на танец. Она снизошла до него. Согласилась. Мне всегда хотелось знать: ну что, что такого отец мог сделать или сказать в ту ночь? Почему она настолько сильно влюбилась, что отказалась от всего – лишь бы остаться с ним? Прямо как в сказке. О-о-очень романтично. В сказках все женятся и живут долго и счастливо. Правда, в сказках обычно ничего не говорится о том, что бывает, если на свадьбу не приходит и сильно обижается самое могущественное в мире семейство.

* * *

Однако, что это я… совсем забыла, с чего начала. Итак, кто я такая. Время представиться.

Меня зовут Йейнэ. Точнее, Йейнэ дау ши Киннет таи вер Сомем канна дарре. Значит это, что я дочь Киннет и среди племен народа дарре принадлежу к Сомем. Правда, сейчас на принадлежность к племени мало кто обращает внимание. А вот до Войны богов все было по-другому…

Мне девятнадцать. Кроме того, я энну, предводительница моего народа, точнее, бывшая энну. По обычаям Арамери, каковые они, в свою очередь, унаследовали от народа амн, от которого произошли, я баронесса Йейнэ Дарр.

Прошел месяц со дня смерти матери, и я получила послание – от деда, Декарты Арамери. Он приглашал меня посетить семейное гнездо. От приглашений Арамери отказываться не принято, поэтому я незамедлительно тронулась в путь. Путешествие длилось долго – добрых три месяца ушло на дорогу от Дальнесеверного материка до Сенма, что за морем Раскаяния. Дарр не слишком богат, но я путешествовала со всей приличествующей роскошью: сначала в паланкине, потом на океанском корабле, а затем в карете с кучером. Мне все это было не особо нужно, но так постановил Совет воинов Дарра. Они почему-то надеялись, что элегантность моего прибытия вернет нам благоволение семьи Арамери. Всем известно, что потомки амн падки на роскошь и встречают по одежке.

И вот, нарядная и красивая, я прибыла в пункт назначения. В самый день зимнего солнцестояния. Кучер остановил карету на вершине холма в виду города – вроде как затем, чтобы напоить лошадей, а на самом деле потому что он был из местных, а местным нравится, когда приезжие разевают рты и в изумлении таращатся. Так, благодаря его насмешливому любопытству, моим глазам впервые открылось сердце Ста Тысяч Королевств.

Цветет на Дальнем Севере роза, что ценится превыше всех остальных. Нет, вы не подумайте, что я впала в лирическое отступление. Она называется роза алтарных покровов. Лепестки у нее нежно-жемчужного цвета и едва не сияют, а ближе к земле иногда вырастает второй цветок. А уж если роза алтарных покровов выпускает огромные лепестки, достающие до самой земли, то ей нет цены. Оба бутона раскрываются одновременно, и так плодоносят и глава, и покров, и слава сияет и в вышних, и внизу, под небесами.

И вот передо мной лежал город, который так и назывался – Небо. Он стоял на земле – точнее, на небольшой горе или, скорее, холме-переростке, окруженный высокими стенами, над которыми поднимались уступ за уступом дома – все белоснежные, как лебединый пух. Ибо так приказали Арамери. А над городом парил дворец, тоже носивший имя Небо – и оно принадлежало ему по праву. Меньше он был, но ярче, и по жемчужной белизне его стен бежали тени облаков. Я знала, что дворец стоит на столпе. На немыслимо тонкой колонне, непостижимым образом удерживавшей вес огромного здания. Но с такого расстояния я не могла разглядеть ее. Дворец плыл над городом, будто бы привязанный лишь тонкой духовной нитью, и поражал неземной красотой, от которой останавливалось сердце.

Роза алтарных покровов бесценна, вывести ее стоит огромных трудов. Как известно, все знаменитые семейства, даже у растений, грешат близкородственными связями. А такое скрещивание чревато появлением уродств и отклонений. Когда-то подобное уродство хитроумный садовник счел любопытным. Полезным. Аромат верхнего цветка приятен человеку, но отвратителен насекомым – и потому розы необходимо опылять вручную. А вот нижний, второй цветок высасывает все соки, потребные для роста. Семена удается получить нечасто, и из тех, что попадают в руки садовника, на одну прекрасную в своем совершенстве алтарную розу приходятся десять уродливых растений, которые уничтожают, устыдившись их безобразия.

* * *

У врат Неба – верхнего, которое дворец, – меня завернули обратно. Причем не из-за того, чего я боялась больше всего. Похоже, дед просто отсутствовал. Зато он оставил подробные указания на случай моего приезда.

Небо – фамильная резиденция Арамери. А дома делами не занимаются. Так заведено исстари, ибо с официальной точки зрения род Арамери не правит миром. Миром правит Благородное Собрание с любезной помощью ордена Итемпаса. Встречи Собрания проходят в Зале – огромном, впечатляющем высотой здании, естественно, белоснежном, которое стоит прямо у подножия дворца. Оно и правда очень красиво смотрится – и выглядело бы еще внушительнее, если бы его не затенял – во всех смыслах – парящий над ним дворец.

Я вошла и объявила о своем прибытии служащим Зала. Они воззрились на меня в немалом изумлении, хотя и без неприязни. Одного из них – совсем молоденького помощника, насколько я поняла, – отрядили сопровождать меня в главную палату. Там как раз вовсю шло дневное заседание.

Я происходила из благородного, хоть и захудалого рода и потому имела полное право присутствовать на заседаниях Собрания. Но в этом никогда не видели смысла. Сами посудите: нужно долго ехать и тратиться на дорогу. А Дарр – это слишком мелкое, бедное и всеми презираемое владение. Такому не нужно цепляться за свои права. А если прибавить к этому еще и отречение моей матушки от наследства, то наша слава окажется и вовсе незавидной. Дальний Север вообще традиционно считается глухоманью, и только некоторые народы сумели заслужить уважение и право возвышать свой голос в Собрании – деньги тут сыграли не последнюю роль. Так что неудивительно, что мое место в Собрании – не слишком близко к центру, да еще и за колонной – занял посланец от какого-то народа материка Сенм. У них в посольстве намного больше людей, чем отведенных в палате сидений. Помощник тревожно зашептал, что нельзя, ни в коем случае нельзя сгонять с места этого почтенного человека, он же в возрасте и у него коленки болят. Это будет непростительно грубым поступком! Не желает ли госпожа постоять, раз уж так сложились обстоятельства? Госпожа ничего не имела против – долгие часы в неудобной карете давали о себе знать, и я была рада размять ноги.

Вот почему помощник поставил меня с краю. Зато с такого, откуда я прекрасно видела, что происходит и кто что делает. Зал Собрания и впрямь отличала удивительная соразмерность, а белизну мрамора прекрасно оттеняло драгоценное темное дерево, которое, наверное, в лучшие времена доставили из даррских лесов. Три с лишним сотни дворян заседали в удобных креслах, расставленных на полу и на поднимающихся кверху ярусах. Помощники, пажи, писари и прочая обслуга стояли с краю – там, куда отвели и меня. Вся эта армия подавальщиков застыла в готовности вручить нужный документ или умчаться выполнять поручение. А над всеми высился богато украшенный помост, на котором стоял председатель Собрания – он указывал на тех, кто выражал желание высказаться. Судя по доносившимся речам, спорили о праве на воду в какой-то пустыне, причем в жарких дебатах участвовали послы пяти стран. Любопытно, что все говорили строго по очереди, не перебивали, не дерзили, не выказывали заносчивости или высокомерия и воздерживались от оскорблений, как открытых, так и завуалированных. Прения проходили весьма чинно и благообразно, несмотря на толпу слушающих, и каких слушающих – большая часть этих людей не привыкла тушеваться, ибо с подданными своими говорила о чем хотела и когда хотела.

Одна причина необычайно примерного поведения собравшихся возвышалась на постаменте за спиной председателя: ростовая статуя Отца Небесного в знаменитой позе «Итемпас взывает к смертному разуму». Под суровым взглядом изваяния перебивать взявшего слово было не очень удобно. Но подлинным блюстителем дисциплины Собрания являлся, как я подозревала, строгий человек в высоко расположенной ложе. Я не могла как следует разглядеть его со своего места, но видела, что это пожилой, богато одетый господин. Рядом сидели светловолосый молодой человек и темноволосая женщина, их окружали свитские и вассалы.

Догадаться, кто это, не составило труда, хотя этот господин не носил корону, его не сопровождала стража – во всяком случае, так казалось на первый взгляд – и ни он, ни стоявшие рядом за всю встречу не проронили ни слова.

– Ну здравствуй, дедушка, – пробормотала я и улыбнулась ему через весь зал, хоть и понимала, что он меня не увидит в толпе.

Пажи и писари вытаращились на меня и продолжали таращиться до конца заседания.

* * *

Я преклонила колени перед дедом, а вокруг хихикали и перешептывались.

Хотя нет, нет, погодите.

* * *

Некогда миром управляли три бога.

В смысле, только три. А теперь их дюжины, если не сотни. Они плодятся как кролики. Но когда-то их было Трое, и были они могущественными и славными: бог дня, бог ночи и богиня сумерек и рассвета. Еще их звали свет, тьма и сумрак. Или порядок, хаос и равновесие. Однако это уже неважно, потому что богиня умерла, второй бог не умер, но все равно что мертв, а последний оставшийся правит миром.

Так вот, сила и власть Арамери – она от этого единственного Бога. Его зовут Отцом Небесным, а еще Блистательным Итемпасом, а предки Арамери благочестиво прислуживали ему в храмах. И за это Он дал им в руки оружие столь могучее, что ни одна армия не способна выстоять против него. И Арамери приняли и подняли это оружие – на самом деле много разных видов оружия, но это сейчас не важно, – и завоевали мир, и стали его повелителями.

Вот так понятнее?

* * *

Я преклонила колени перед дедом, вежливо опустив взгляд и положив кинжал на пол.

Мы уже находились в Небе – магия Вертикальных Врат мгновенно переместила нас туда после заседания Собрания. Меня сразу же призвали в аудиенц-зал деда, весьма похожий на тронный. Зал имел форму почти правильного круга, ибо круг есть священная фигура Итемпаса. Под высоченными арками потолка придворные казались еще выше, хотя куда уж – люди народа амн и так превосходили в росте моих сородичей. Высокие они были и бледнокожие – и невероятно уравновешенные, как мраморные статуи, а не существа из плоти и крови.

– Высокий лорд Арамери, – произнесла я, – предстать перед вами – честь для меня.

Когда я входила в зал, за спиной хихикали. Когда я поприветствовала деда, смешки зазвучали снова – приглушенные и еле сдерживаемые. Придворные прыскали в ладоши, платки, прикрывали глумливые улыбки веерами. Словно тысяча птиц устраивалась в ветвях в глубокой пуще.

А передо мной восседал Декарта Арамери, некоронованный король нашего мира. Он был стар, и в жизни мне не приходилось видеть человека старше его. Впрочем, амн живут дольше, чем мои сородичи, так что чему тут удивляться… Тонкие жидкие волосы полностью поседели, и был он таким худым и сгорбленным, что чудилось – огромное каменное кресло, которое никогда не называли троном, вот-вот поглотит его.

– Внучка, – отчетливо проговорил он, и смешки как отрезало.

Тишина стала такой тяжелой, что ее можно было потрогать. Дед – глава клана Арамери, его слово – закон. Но никто не ожидал, что он признает меня членом семьи. Даже я не ожидала этого.

– Поднимись, – произнес он. – Дай-ка я на тебя посмотрю.

Я встала. И кинжал подняла – раз уж он никому не понадобился. В зале воцарилась тишина. Внешность у меня не самая примечательная. Наверное, если б черты двух племен проявились во мне в другом сочетании, получилось бы что-то более удобоваримое. Например, если б я унаследовала рост амн и роскошные формы дарре. Ну или тяжелые густые волосы дарре, но светлого, как у амн, оттенка. А так у меня амнийские глаза – знаете, такие водянисто-зеленые. Смотрится страшновато, а не красиво. А еще я невысокая, плоская и коричнево-смуглая – ни дать ни взять деревяшка из ближайшего леса, и волосы у меня вьются как сумасшедшие, не прочешешь. А поскольку не прочешешь, я их коротко стригу. И вообще меня часто за мальчишку принимают.

Молчание затягивалось. Декарта нахмурился. У него на лбу виднелся странный знак: абсолютно правильный черный круг. Словно кто-то окунул монетку в чернила и оттиснул ее на бледной коже. А по сторонам чернело по толстой скобке, обжимающей круг.

– Ты совсем на нее не похожа, – наконец произнес лорд Арамери. – Но это неважно. Вирейн?

Это он окликнул одного из придворных – тот стоял ближе всех к трону. Сначала я подумала, что Вирейн – тоже старик, а потом поняла, что меня ввел в заблуждение цвет его волос – снежно-белый. Вирейну было едва за тридцать. Он тоже носил на лбу черный знак, правда, менее заковыристый, чем у Декарты, – просто круг, безо всяких боковых скобок.

– Она небезнадежна, – сообщил Вирейн, скрещивая на груди руки. – Красивее она, правда, не станет. Даже макияж не поможет. Но мы ее прилично оденем, и она будет выглядеть… хм, ну, по крайней мере, достойно благородного сословия.

Он прищурился и смерил меня с головы до ног придирчивым взглядом. Моя лучшая одежда, для дарре и вовсе роскошная, – длинный жилет из белого меха виверры и узкие штаны ниже колен, – ему не пришлась по вкусу – он лишь огорченно вздохнул. На меня еще в Собрании поглядывали… хм, скажем, обескураженно. Но я даже не подозревала, насколько ужасно выгляжу в глазах местной публики. А потом он долго рассматривал мое лицо, а я стоя ла и думала – интересно, он меня попросит зубы показать или нет?..

Но Вирейн улыбнулся во весь рот и показал свои – белые-белые.

– Мать хорошо ее обучила. Смотрите, она не боится. И злости тоже не выказывает – даже сейчас.

– Что ж, в таком случае она нам подходит, – отозвался Декарта.

– Подхожу для чего, дедушка? – удивилась я.

И без того тяжелая тишина в зале приобрела вес камня, и все вокруг насторожились – хотя Декарта уже назвал меня внучкой. Я рисковала, обращаясь к нему столь фамильярно – обладающие властью люди могут взбелениться из-за куда более пустяковых вещей. Но мать и впрямь хорошо меня обучила – я знала, что этот риск оправдан. Если выиграю – возвышусь в глазах придворных и займу среди них почетное место.

Лицо Декарты Арамери не изменилось. На нем застыло непроницаемое выражение.

– Подходишь для того, чтобы стать наследницей, внучка. Я желаю провозгласить тебя своей наследницей. Прямо сегодня.

Тишина стала тяжелой, как тронное кресло моего деда.

Это шутка такая? Тогда почему никто не смеется? Тишина-то и заставила меня поверить – не шутка. На лицах придворных читались ужас и изумление. И только Вирейн смотрел на меня, а не на Декарту.

Наверное, я должна что-то такое сказать в ответ?

– Но у вас ведь уже есть наследники! – вот, сказала.

– Могла бы выразиться подипломатичнее, – сухо заметил Вирейн.

Декарта пропустил его реплику мимо ушей.

– Истинно так, я их тоже назвал наследниками, – обратился он ко мне. – Назначил наследниками и Симину, и Релада. Это мои племянник и племянница, тебе они приходятся кузенами. До сего дня ты была с ними разлучена.

Я, конечно, о них слышала. Да и кто о них не слышал, хотела бы я спросить? О них ходило море слухов, и сплетники поочередно провозглашали их наследниками. Правда, никто ничего не знал наверняка. То, что наследниками считаются оба, мне даже в голову не приходило.

– Дедушка, простите, что говорю это, – осторожно начала я – хотя какая тут может быть осторожность, в такой-то беседе, – но вместе со мной у вас получится на два наследника больше, чем требуется.

Уже потом я поняла – это все глаза. Это из-за глаз Декарта кажется таким старым. Не знаю, какого они были цвета изначально, но сейчас они выглядели выцветшими и подернутыми белесой дымкой. А еще в них читалась память о прошлых жизнях – горьких и незадавшихся.

– Это точно, – согласился он. – Но из этого выйдет забавное состязание.

– Не совсем понимаю вашу мысль, дедушка.

Он поднял руку – некогда это был изящный и красивый жест. Но не теперь. Рука дрожала от старости.

– Все очень просто. Я назначил троих наследников. Кто-то из вас сумеет стать моим преемником. Двое других убьют друг друга. Или их обоих уничтожит более удачливый соперник. А кому жить, кому умереть… – тут он пожал плечами, – вам решать.

Мать учила меня никогда не выказывать страха. Но одно дело – страх, а другое – чувства, к тому же такие сильные. Меня прошиб пот. Вообще, на меня покушались всего один раз – а что, вполне естественно, кому нужна наша глухомань? Мало найдется дураков, желающих оказаться на месте наследницы какого-то задрипанного барона. А тут – другое дело. Есть еще двое претендентов – и каких! Лорд Релад! Леди Симина! Да об их богатстве и силе ходили легенды! Они всю жизнь сражались друг с другом! И вот – смотрите пожалуйста, появляюсь я. Ни друзей, ни денег – ничего. И смех и грех…

– Решать? Что тут можно решить? – вопросила я. Надо сказать, вопросила громко и отчетливо, даже голос не дрожал. – Не будет никакого состязания! Ни интересного, никакого! Они меня тут же убьют и снова начнут воевать друг с другом!

– Это возможно, – согласился дед.

Что бы такое придумать? Отсюда нужно бежать, и побыстрее! Дед безумен, это очевидно. Иначе с чего бы он устроил состязание за мировое господство? Предположим, завтра дед умрет, и что? Релад с Симиной раздерут мир на части, как старое одеяло, – каждый будет тянуть свою половину на себя. Разразится гражданская война, люди десятилетиями будут убивать друг друга! А я? Я же дурочка! Даже если судьба улыбнется – что совершенно невозможно и невероятно – и трон Арамери достанется мне, что я буду с ним делать? От меня ничего, кроме беды, не будет! Сто Тысяч Королевств немедленно погрузятся в хаос и бедствия! Декарта что, не понимает?

Однако спорить с безумцем невозможно. Впрочем, зачем мне спорить. Я с помощью Отца Небесного попытаюсь его понять.

– Но почему?

Он кивнул, словно ожидал такого вопроса:

– Твоя мать ушла из семьи. И я оказался без наследницы. Ты выплатишь ее долг.

– Она уже четыре месяца как в могиле, – рассердилась я. – А вам, дедушка, я смотрю, не терпится отомстить покойнице?

– Мое решение никак не связано с желанием отомстить, внучка. Это вопрос долга и только долга.

Он легонько махнул рукой, и из толпы придворных выступил мужчина. В отличие от Вирейна – на самом деле в отличие от всех остальных придворных – он носил знак перевернутого полумесяца. Отметина походила на поперечную морщину на лбу нахмурившегося человека. Придворный преклонил колено перед возвышением, на котором стояло кресло Декарты, и его длинная, по пояс, рыжая коса упала на пол и свилась кольцами.

– Я не надеюсь, что твоя мать объяснила тебе, что есть долг. – Декарта обратился ко мне поверх спины коленопреклоненного человека. – Она презрела собственный и закрутила любовь со сладкоречивым дикарем… Я позволил ей совершить проступок и потом часто жалел об этом. Однако я развею сожаления о прошлом нынешним деянием: ты вернешься к Арамери, внучка. Неважно, останешься ли ты жива или умрешь. Важно, что ты одна из нас. И ты, как и все мы, будешь служить. Подготовь ее как можно лучше, – велел он рыжему придворному.

На этом наш разговор завершился. Рыжий мужчина поднялся, подошел ко мне и тихо пробормотал, чтобы я следовала за ним. Я повиновалась. Так окончилась моя первая встреча с дедом, и так начался мой первый день в качестве полноправного члена семьи Арамери. Мне предстояло пережить гораздо более скверные дни, но тогда я еще об этом не знала.