Онлайн чтение книги Бессмертные The Immortals
Глава 1. Свежая кровь

Молодой мужчина лежал на хирургическом столе, откинув обнаженную левую руку, загорелую и мускулистую. Жгут перетягивал его бицепс на внутренней стороне локтя. Женщина-техник вымыла переплетение вен, протерла спиртом и намазала йодом. Четкие заученные движения женщины в строгом белом халате невольно завораживали, и парень не сводил с нее глаз. Открыв левую дверцу старого холодильника, она взяла со второй полки бутыль, перевернула и закрепила на штативе.

Затем она сорвала бандерольку и отвинтила колпачок. На горлышке осталась одна резиновая прокладка. Из картонного ящика под столом она достала прозрачную пластиковую трубку фута три длиной с иглами на концах. Точными движениями сестра воткнула одну иголку в прокладку, другую — в вену донора. Трубка наполнилась темно-красной кровью, а в сосуде, понемногу розовея, запузырился цитрат натрия. Чуть позже жидкость приобрела цвет виноградного сока. На маленьком ярлыке она написала дату сдачи и фамилию донора, поставила свои инициалы. Над ним приклеила кусочек скотча и написала на нем номер: 31197. Этот же номер стоял на двух пробирках для анализа.

— Поработайте кулаком, — сказала она и ослабила жгут.

Когда бутыль наполнилась, женщина зажимом перекрыла трубку, вынула иголку из вены, а место укола на руке донора закрыла кусочком марли и квадратиком лейкопластыря. Потом она сцедила оставшуюся в трубке кровь, слила в две пробирки и вложила их в кармашки на клеенчатой сигнатуре, прикрепленные к корпусу бутылки. Поверх резиновой прокладки тоже налепила лейкопластырь, а трубка с иголками отправилась в ведро.

На два стеклышка, одно из них было разделено на секторы с пометками А и В, она нанесла три мазка и вложила их в небольшой бокс с подсветкой и полупрозрачной стеклянной крышкой. Из зеленого пузырька с надписью «Анти-А» она добавила каплю сыворотки на один из мазков, на другой из коричневого — «Анти-В» и на третий из прозрачного — «Анти-резус».

Она покачала ящик на пружинках. Молодой человек с любопытством наблюдал за ее действиями.

Через минуту на пробах А и В ничего не изменилось, на третьей же клетки заметно слиплись друг с другом.

— Первая группа, резус — отрицательный, — сообщила она и соответственно пометила ярлык и полоску лейкопластыря. — Редкая. Такую мы покупаем с удовольствием.

Донор улыбнулся и пожал плечами.

— Вы не хотите стать постоянным донором? — спросила сестра.

Молодой мужчина мотнул головой.

— Жаль… — она передала ему карточку. — Но все равно спасибо. Здесь данные вашей крови. Минут десять посидите в комнате ожидания. Когда будете уходить, отдайте в окошко у двери вашу карточку, и кассир выдаст вам двадцать пять долларов.

Парень осторожно закрыл за собой дверь. Проводив его взглядом, женщина поставила пинту крови на левую верхнюю полку холодильника. Для проверки на свертываемость ей еще нужно было постоять.

Кто знает, сколько жизней спасли такие вот бутылки с пинтой крови и сколько несчастных умерли без нее… Пройдет несколько дней, и белые клетки начнут гибнуть. Постепенно кровь потеряет способность к свертыванию, но красные клетки в растворе цитрата и охлажденные, во всяком случае большая часть из них, будут жить еще три недели. Тогда кровь отправят в сепараторную или продадут фармацевтической компании. Там из нее выделят альбумин, гамма-глобулин… словом, несколько белков из семи с лишком десятков.

Двадцать пять долларов — цена пинты крови. Через несколько часов бутыль переставят на правую полку холодильника, где она затеряется среди других сосудов с пинтами крови первой группы.

Еще никто не подозревал, что кровь эта окажется особенной. Ничем с виду не отличаясь от крови той же группы, она несла в себе такое, что делало ее совершенно уникальной. Двадцать пять долларов… Цена жизни.

На жесткой госпитальной койке распласталось дряхлое тело. Семидесяти лет хватило ему, чтобы стать совершенной развалиной. Шелест кондиционера вдруг умолк, и комнату заполнило хриплое прерывистое дыхание. Простыня, покрывавшая его грудь, вздымалась мелкими толчками.

Пока он еще жил, хотя отведенные ему семьдесят лет кончались. Но дело даже не в том, что он умирал. Все там будут… Дело было в том, что умирал именно он.

Доктор Рассел Пирс держал в своей сильной руке сухое костлявое запястье умирающего. Его темные глаза смотрели жестко, лицо оставалось холодным и серьезным.

Смерть уже наложила свою печать на лицо старика — оно стало голубовато-серым, местами желтоватым. Морщинистая кожа жутковатой маской обтянула кости черепа. Возможно, в молодости он и был красив, но сейчас глаза его запали, а нос отвис почти до губы наподобие клюва.

Подметил ли кто, что все люди, как и в младенчестве, в канун смерти становятся похожи друг на друга?

По роду своей работы Пирсу приходилось видеть много стариков. В палатах и богадельнях, большей частью — отвратительных и спившихся, с давно не мытыми грязно-серыми волосами, с нарывами и расчесами на лице и теле. Этот же выглядел вполне прилично: снежно-белые волосы чисты и причесаны, кожа — чиста и ухожена.

Когда-то он был высоким и сильным. О его энергии и предприимчивости ходили легенды. Но сейчас его изможденное тело практически перестало бороться за жизнь. Ребра буквально выпирали из-под кожи, на тощих как палки ногах синими узлами выступали варикозные вены.

— Пневмония? — спросил доктор Истер. Спросил с профессиональным равнодушием, без особого сочувствия в голосе. Солидный, с седыми висками, он выглядел много старше Пирса.

— Нет. Плохое питание. Странно, правда? Казалось бы, деньги сами себя кормят.

— Не всегда. Миллионеры бывают со странностями.

— Прободная язва двенадцатиперстной кишки, — продолжил Пирс. — И, как результат, анемия. Давление пониженное. Вдобавок еще атеросклероз со всеми его прелестями.

Рядом сидела медсестра с гладким и свежим лицом. Она что-то писала в карте.

— Пожалуй, ему стоит освежить кровь, — сказал Пирс медсестре. — Заодно не помешает анализ мочи. Затребуйте, пожалуйста, пинту крови.

— Переливание? Стоит ли? — удивился Истер.

— Стоит. Пусть временно, но поможет.

— Но он же все равно умрет!

— Все там будем, — мрачновато улыбнулся Пирс. — Работа у нас такая: мы обязаны отсрочить смерть насколько это возможно.

Несколько позже доктор Пирс вышел в холл, где Истер озабоченно беседовал с высоким крепким мужчиной. Светловолосый, примерно того же возраста, что и доктор Истер — около сорока пяти или пятидесяти лет, — мужчина зыркнул на Пирса холодными серыми глазами. Хищное лицо его выглядело почти свирепым.

Истер представил их друг другу. Карл Янсен был личным секретарем старика, умирающего в палате. Мужчины обменялись рукопожатием. Пирс подумал, что по виду этого человека можно предположить, что обязанности личного секретаря включают в себя выполнение самых разнообразных, в том числе довольно щекотливых, поручений.

— Доктор Пирс, у меня только один вопрос, — сказал Янсен голосом таким же холодным, как и его глаза. — Он умрет?

— Разумеется, — ответил Пирс. — Это наша общая участь. Но если вы хотите знать, умрет ли он в ближайшее время, я отвечу: безусловно.

— Что у него? — с явным подозрением в голосе спросил. Янсен.

— Болезнь эта называется старость. Он пережил себя. Отказывает один орган за другим. Тело его изношено и разваливается.

— Послушайте, отец его прожил девяносто один год, а мать — девяносто шесть.

Пирс невозмутимо посмотрел на Янсена.

— Да, но они не делали миллионы. За все приходится платить. Каждый миллион долларов стоил ему пяти лет жизни.

— Значит, вы дадите ему спокойно умереть?

Взгляд Пирса сделался таким же холодным, как и у Янсена.

— Сейчас мы сделаем ему переливание крови. На какое-то время он придет в себя. Вы можете вызвать близких родственников или друзей?

— Ближе меня у него никого нет.

— За каждую пинту крови, что мы вольем в него, вы отдадите больнице две. Вы можете организовать это?

— Мистер Уивер способен хорошо заплатить.

— Нет. У нас правило: за кровь расплачиваться только кровью, если это возможно.

Янсен задумался, потом усмехнулся и сказал:

— Что ж, в нашей конторе мы найдем добровольцев быстро и сколько угодно.

Подождав, пока Пирс отошел, Янсен сказал Истеру:

— Что-то он мне не нравится. Я бы хотел, чтобы его заменили.

— Вам не по нраву его характер? Он кажется вам слишком жестким, вроде как вы сами?

— Мне он кажется слишком молодым.

— И только? Очень часто молодость — преимущество, а он все-таки еще и лучший геронтолог на Среднем Западе. Добреньким он, конечно, не выглядит, но он зато объективен. Всем врачам приходится быть немножечко жестокими, а ему это необходимо больше, чем другим. Такая уж специфика у его профессии — он неизбежно теряет своих пациентов, — Истер сдержанно улыбнулся. — Это в моем возрасте мы потихоньку размягчаемся и к смерти начинаем относиться… э-э… субъективно.

В банк крови поступила заявка. Завертелась обычная процедура. Сестра вышла из своего маленького кабинета на первом этаже. Стуча каблучками, зашла в 304-ю палату. Присела у кровати старика, извлекла из маленького чемоданчика необходимый инструмент. Из вены старика она шприцем вытянула пять кубиков темной, почти черной крови.

Старик лежал неподвижно, дышал неровно, с трудом. Он по-прежнему был без сознания.

Вернувшись в свой кабинет, сестра определила группу крови. Записала на маленьком бланке фамилию пациента, дату, номер палаты. В соответствующем разделе написала фамилию врача, группу крови и резус-фактор.

Далее следовал раздел «доноры». Она открыла правую дверцу холодильника, осмотрела ярлыки бутылей, взяла одну из них. Записала в графу фамилию донора и номер сосуда. В две пробирки она отлила немного крови пациента. Капнула кровь пациента в сыворотку донора и убедилась в прекрасной совместимости. Даже после центрифуги они оставались в отличном состоянии, являя собой равномерно распределенные тельца.

Женщина подписала бланк и, позвонив патронажной медсестре, сообщила, что кровь готова. Через минуту она пришла. Сестра-гематолог взяла ярлык с красной окантовкой и написала на нем: «Палата № 304. 9—4 Лерою Уиверу. Доктор Пирс», затем наклеила ярлык на бутыль с донорской кровью. Медсестра взяла бутылку и, небрежно кивнув, вышла.

Доктор Пирс внимательно просматривал историю болезни Лероя Уивера. 2360000 красных телец на кубический миллиметр. Острая анемия! Эта чертова язва, видимо, кровоточит непрерывно.

Переливание крови поможет лишь временно, но в этом случае все временно. Дальше видно будет. Вдруг это оживит старика настолько, что станет возможным несколько подкормить его, а там, кто знает, может, он всех удивит и покинет больницу на своих ногах.

Захватив историю болезни и результаты последних анализов, Пирс пошел по тихому длинному коридору. В воздухе привычно пахло спиртом, эфиром, антисептиками — обычная атмосфера больницы. Потом он открыл дверь палаты 304 и окунулся в ее прохладу.

Пирс молча кивнул сиделке, одной из трех, нанятых Янсеном для Уивера.

Он посмотрел на табличку, прикрепленную к спинке кровати пациента, — все по-прежнему. Всмотрелся в лицо умирающего. Признаки близкой смерти обозначились еще явственнее. Обесцвеченные, почти прозрачные веки прикрывали запавшие глаза. Дыхание затруднено.

Кто он, этот человек? Пять миллионов долларов имя ему. Что полезного он сделал для общества, для народа? Он всю жизнь только делал деньги, они были его кумиром и смыслом жизни. Он не женился, не захотел стать отцом — все из-за денег.

Конечно, человек с деньгами не обязательно мерзавец, но Пирсу не верилось, что подобная деятельность возможна чистыми руками. Те, кто сделал миллион или умножал его, просто обязаны быть безжалостными хищниками.

И совершенно ясно, чем так озабочен Янсен. Умрет Уивер — умрут и его деньги, а с ними умрет и власть. У власти, какой бы великой она ни была, нет иммунитета к смерти, и вместе с власть имущими рушатся, как правило, и их империи, а с империями и их солдаты — Янсены.

«Но имеет ли это значение сейчас?» — думал Пирс, глядя на старика. Перед ним, кто бы он ни был, прежде всего человек. Живой… Пока живой. И его нужно спасать. Все остальное — побоку.

На металлическом штативе в форме буквы Т висели горлышками вниз две бутыли. В одной из них был физиологический раствор, в другой — сок жизни. Из горлышек выходили две трубки. Стеклянный тройник совмещал их в один сосуд. В трубке находился полупрозрачный фильтр, а на ее конце — длинная игла.

Сестра повернула маленький краник возле горлышка бутылки с раствором. Слегка пенясь, раствор пошел по трубке и поднялся к кранику, перекрывающему бутылку с кровью, прошел через фильтр и брызнул с кончика иглы. Сестра перекрыла краник возле иглы.

Прозрачные трубки заполнились, в них не осталось пузырьков воздуха, способных закупорить сосуды пациента.

Сестра ждала. Пирс взял иглу и присмотрелся к руке старика. Более-менее удовлетворительно выглядела лишь вена на предплечье. Смазав ее сначала спиртом, затем йодом, Пирс с профессиональной точностью вонзил иглу в вену. Закрепив ее кусочком лейкопластыря, он кивнул медсестре.

Та повернула краник под бутылкой с кровью. Кровь медленно окрасила раствор. Медсестра осторожно приоткрыла краник перед иглой. Кровь пошла, заполнила трубку и животворным потоком влилась в вену.

«Новое вино в старые мехи, — подумал Пирс. — Деньги покупают все».

— Быстрее можно? — спросил он.

Сестра посильнее открыла краник. Кровь в бутылке стала убывать заметно быстрее.

Сок жизни, такой дешевый и одновременно бесценный… Текущий, капающий… чудесным образом превращающий старое в молодое, но… к сожалению, временно, как временно все в этом мире.

Пациент глубоко вздохнул, задышал энергичнее. Пирс внимательно всмотрелся в его старое изможденное лицо. Мертвенно-бледное, с хищным носом и проваленными бесцветными губами, оно даже сейчас, на границе жизни и смерти, выглядело жестким и непреклонным. Да, на время он оживет. Вот именно, на время. Но что может спасти тело, подточенное долгой эрозией лет? Нет такого чуда, которое могло бы снова сделать его молодым.

Кровь по капле текла в вену старика. Кто-то молодой и здоровый по дешевке продал ее, чтобы продлить ненужную жизнь на час-другой. Продал тот, кто может еще сам вырабатывать пурпурный эликсир жизни, наполненный здоровыми эритроцитами, проворными лейкоцитами, тромбоцитами и многочисленными белками. И продал он ее без всякого ущерба для своего организма, ибо организм его еще способен менее чем за девяносто дней возместить потерю крови.

Пирс смотрел на порозовевшие щеки старика и вспоминал Ричарда Лоуэра, который еще в семнадцатом веке пытался перелить кровь. Вспоминал венского иммунолога двадцатого века Карла Ландштейнера. Именно благодаря его труду о совместимости крови переливание стало безопасным.

Благодаря им и молодому донору… Пирс невольно взглянул на бутылку, перевернутую вверх дном, и прочитал фамилию донора, написанную печатными буквами. Картрайт. Именно в его крови нуждался умирающий, и только она способна, пусть ненадолго, продлить его жизнь. Сам старик уже не мог в достаточном количестве продуцировать эритроциты и не мог быстро возместить их потерю.

По трубке текла сама жизнь — щедрый дар молодого старому. Здоровый спасал обреченного.

Веки старика дрогнули.

На утреннем обходе Пирс остановился у кровати старика. Тот следил за ним поблекшими глазками. Пирс, словно не веря своим глазам, взял костистое запястье, обтянутое сухой, как у мумии, кожей, и машинально начал считать пульс.

— Кажется, вам лучше, да?

Старик кивнул. Пирс был поражен.

— Отлично, мистер Уивер. Мы вас немного подкормим, и скоро вы станете совсем как новенький.

Продолжая держать запястье, Пирс глянул на часы. Задумался… Потом снова посмотрел. Осторожно, как очень хрупкую вещь, положил старческую руку рядом с тощим телом, открыл футляр тонометра и обернул широкую манжету вокруг дряблого бицепса. Приложив стетоскоп к внутренней части локтя, он туго накачал манжету и, глядя на шкалу, медленно выпустил воздух. Потом прослушал впалую грудь.

Рядом суетилась медсестра. Не обращая на нее внимания, Пирс задумчиво сидел у кровати. Странно… Пульс сильный, ровный… Старик явно раздумал умирать. Давление поднялось почти до нормы, как будто переливание чудесным образом разбудило скрытые резервы организма.

Старикашка здорово дрался за жизнь!

Пирс возликовал.

Утром следующего дня глаза, внимательно следившие за Пирсом, уже не казались выцветшими.

— Все нормально? — спросил Пирс.

Уивер кивнул. Для человека его возраста пульс был великолепен.

Говорить Уивер начал на третий день. Он неразборчиво бормотал что-то, но Пирс одобрительно кивал ему в ответ. Атеросклероз и пара мелких кровоизлияний оставили свои следы: суженные обызвесткованные сосуды не справлялись со своим предназначением.

Но в четвертый день больной уже сидел на кровати и бодро разговаривал с медсестрой чуть хрипловатым голосом.

— Такие вот дела, киска, — шамкал он беззубой пастью. — Эх, и задал я им тогда! Треснул прямо меж глаз. Это был нокаут! Я всегда терпеть не мог этих ублюдков… Ага, вот и доктор, — сказал он, поворачиваясь к Пирсу. — Вы хороший доктор. Я прослежу, чтобы вам хорошо заплатили. — Старикашка ехидно хмыкнул. — Лечите тех, кто мне нравится, и тех, кто не нравится, ну-ну.

— Вы не должны думать об этом, — предельно мягко посоветовал Пирс. — Все ваши помыслы должны быть о том, чтобы поскорее выздороветь.

Старик кивнул головой, сунул палец в рот и с наслаждением стал скрести десны.

— Заплатят… Вам хорошо заплатят, — с пальцем во рту невнятно произнес он. — Не волнуйтесь.

— Что у вас с деснами?

— Чешутся. — Уивер вынул палец и с интересом уставился на него.

День пятый. В туалет Уивер пошел самостоятельно. Принять душ он смог на шестой. Пирс вошел в палату и застал его сидящим на краю кровати. Он весело, по-мальчишечьи болтал ногами. Тело его заметно поправилось, лицо округлилось, на руках появилось какое-то подобие мышц. Кожа стала гладкой и вроде бы даже лоснилась. Ноги уже не казались палками.

Непонятным образом госпитальная диета шла ему впрок.

Румянец на щеках и белоснежные волосы делали его похожим на Санта Клауса.

На следующий день начали темнеть его волосы.

— Послушайте, сколько же вам лет? — поинтересовался Пирс.

— Семьдесят, — гордо ответил Уивер. — Пятого июня исполнилось. А родился я в Вайоминге, в землянке, вот как! Кругом одни индейцы. Мы с папаней встречали их тыщу раз. Смирные в основном ребята, хлопот с ними не было.

— Какого цвета у вас тогда были волосы?

— Вороного. Самые черные волосы во всей округе. Э-э… Как их девки любили! Сами напрашивались порыться в них. Разрешал… бывало. — Старик хихикнул. — После моего отъезда в Уошике осталось много брюнетиков.

Старик сунул палец в рот и стал самозабвенно чесать десны.

— Что, зудят? — спросил Пирс.

— Еще как! — Старик самодовольно ухмыльнулся. — Знаете, что со мной? Второе детство, вот как! У меня опять режутся зубы.

Еще через неделю Уивер вспомнил о бизнесе. Потребовал установить телефон рядом с кроватью и по полдня тратил на деловые разговоры о сделках и махинациях. Суммы при этом назывались фантастические. Вторую половину дня он проводил с Янсеном. Стоило позвать, и тот всегда оказывался рядом.

Мало-помалу старик вновь подбирал бразды правления своей огромной империей.

Пока мозг его неустанно работал над приумножением могущества финансовой империи, тело восстанавливалось невероятным образом, само по себе омолаживалось буквально на глазах. Прорезался первый зуб — клык, как и положено у хищника. За ним, словно грибы после теплого дождичка, полезли остальные. За неделю еще недавно совершенно седые волосы стали иссиня-черными. Вены ушли под плоть, лицо округлилось, морщины сошли. Тело стало стройным и мускулистым. Глаза из блеклых превратились в ярко-синие.

Результаты лабораторных исследований поразили бы кого угодно. Подтверждалось то, что с некоторых пор начал подозревать Пирс. Начисто исчезли все признаки атеросклероза, кровоизлияний будто и не было. Сердце заработало как мощный насос, возможно, именно таким оно было много лет назад.

За две недели Уивер превратился в тридцатилетнего крепыша.

Однажды, войдя в палату, Пирс застал Уивера и Янсена за любопытным разговором.

— Слушай, Карл, — услышал Пирс слова Уивера, — как насчет женщин?

— Нет проблем, — пожал плечами Янсен. — Прямо сейчас?

— Ты не понял, болван! — разозлился Уивер. — Я не собираюсь развлекаться. Мне необходим наследник, значит, нужна жена. И наследник у меня будет! Да-да, именно в моем возрасте. И засунь-ка свой скепсис подальше.

Пожав плечами, вступился Пирс.

— Я не вижу, почему бы вы не могли стать отцом.

— Слышишь, Карл? Я опять такой же сильный и умный, как и в молодости. Мне даже кажется, еще сильнее и умнее. Очень скоро кое-кто об этом узнает. Сам дьявол предоставил мне вторую возможность. Док, я правильно излагаю?

Пирс опять пожал плечами.

— Пожалуй. Но как вы собираетесь ею воспользоваться?

— Ха! Я не собираюсь повторять прошлые ошибки. И кое-кто очень скоро узнает, как надо решать проблемы. А знаете ли вы, док, как надо решать проблемы?

— Нет, к сожалению.

Уивер уставился на него.

— Нечего дурить меня! Отчего я выздоровел именно таким образом? Вы же сами не ожидали ничего подобного. Семьдесят лет! А посмотрите-ка на меня. Почему это, по-вашему?

— А сами вы что думаете?

— Я никогда и ничего не предполагаю! Я просто знаю… или не знаю. Есть факт, от него я и пляшу. Именно факты мне от вас и нужны.

— С Истером вы говорили?

— Разумеется.

— И что же он вам сказал?

Взгляд Уивера кольнул Пирса из-под черных кустистых бровей. Проигнорировав вопрос, он продолжил:

— Итак, что вы сделали со мной?

— Вряд ли это имеет значение.

— Если мистер Уивер спрашивает, — со зловещей ноткой в голосе сказал Янсен, — ему отвечают.

Уивер махнул на него рукой.

— Прекрати. Его не напугаешь. Но я надеюсь, что он разумный человек, реалист. Док, поймите меня правильно. Сейчас мне не более тридцати, но рано или поздно я вновь стану семидесятилетним. Так вот, хотел бы знать, как снова сделаться тридцатилетним.

— М-да… — Пирс тяжело вздохнул. — Это уже не омоложение. Это бессмертие.

— А почему бы и нет?

— Вечная сказка. Мечта, которая всегда оставалась лишь мечтой. Чего вы хотите? Тело все равно изнашивается, и семьдесят лет — почти предел, установленный нам природой. После чего тело наше начинает разваливаться.

— Я не о том! Свой срок я использовал, так? Но вот мне опять тридцать. А дальше что будет? Снова по кругу или как?

— Не знаю, — честно ответил Пирс. — Процесс умирания до сих пор не удавалось остановить. Всех нас поджидает могила. С рождения мы заражены смертью, и болезнь эта неизлечима.

— А если у кого-то, предположим, появился иммунитет к этой болезни?

— Я не это имел в виду. Смерть сама по себе не является какой-то специфической болезнью. Чаще мы умираем даже не от старости, а от всяческих инфекций, травм, да мало ли от чего еще. Умираем, бывает, и от дряхлости, но если это и может считаться болезнью, то вирус ее все равно не выделен, а заражаемся мы ею при рождении, а то и при самом зачатии. Причем заражаемость всеобщая. Характерные симптомы: постепенная физическая деградация, вскоре после половой зрелости. Атеросклерозы, болезни сердца и связанные с ними нарушения кровообращения, от чего неизбежно ухудшается работа мозга и других внутренних органов. Клетки тела медленно, но необратимо теряют способность к воспроизводству. Рушится иммунитет, организм дряхлеет. Смертность стопроцентная. Все в этом мире умирает. И деревья, и планеты, и звезды. У каждого свой срок. Естественная и неизбежная смерть… Впрочем, естественная смерть — относительно новое явление в природе. Простейшие бессмертны. Бессмертны даже наши ткани, отдельно взятые. Смертны лишь многоклеточные организмы. Не находя подходящих условий в окружающей среде, клетки вынуждены были объединиться, и каждая из них дифференцировалась, выполняя в организме свою специфическую функцию. Казалось бы, все нормально, но нормально ли то, что клетки вынуждены умирать из-за нарушения, к примеру, системы кровообращения, лишенные питания? Но, допустим, система кровообращения чудесным образом всегда здорова. И что же? Клеткам уже нет причин умирать. Возможно, они станут бессмертными.

— Да не о том я, — отмахнулся Уивер. — Вы просто сделали мне переливание, и я вдруг омолодился. Вам не приходило в голову, что в крови, которую вы влили в меня, мог оказаться ваш пресловутый иммунитет? На эту мысль, кстати, меня натолкнул Истер. Чья эта кровь?

Пирс вздохнул.

— Ее сдал некто по имени Маршалл Картрайт.

Они спустились на первый этаж и вдвоем протиснулись в маленькую комнатушку банка крови.

— Рекомендую вам сотрудничать с мистером Уивером! — еще на лестнице сказал Янсен, — если вы не совсем дурак, конечно. Исполняйте все, что он просит. Говорите все, что он захочет знать. Вы не пожалеете. Но если вы вздумаете упрямиться… — Янсен неприятно ухмыльнулся.

— Ну и что же он сможет со мной сделать? — Пирс даже хохотнул, впрочем, неуверенно.

— Лучше вам об этом не знать.

Не задавая лишних вопросов, сестра принялась перелистывать страницы регистрационного журнала.

— Ага, вот он, — ее палец подчеркнул строчку. — Четвертого сентября. Группа первая, резус отрицательный. До сих пор не возместили, кстати.

Пирс взглянул на Янсена.

— Вы обещали позаботиться.

— Успеется. Завтра получите, — огрызнулся секретарь. — Кто донор?

— Маршалл Картрайт, — ответила сестра. — Группа первая, отрицательный резус. Кажется, я вспоминаю. Это было в тот день, когда мы дали объявление по телевидению. Этой крови у нас не хватало. Отозвались многие.

— Конкретно его помните? — спросил Янсен.

— Третий вроде. В день к нам приходит по двадцать доноров, а с тех пор прошло уже больше недели.

— Думайте, думайте, — грубо потребовал Янсен.

— А я что, не думаю? — обиделась медсестра. — Что, собственно, вам надо?

— Адрес. Как он выглядел, что говорил.

— Что-то не в порядке с кровью?

— Наоборот, все в порядке, даже слишком, — улыбнулся Пирс.

Улыбнулась и сестра.

— Редкая жалоба. Попробую найти его адрес. — Она полистала картотеку. — Так… Здесь ничего. Он отказался стать постоянным донором. Посмотрим здесь… — Она открыла черную папку с тремя кольцами, полистала ее. — Должно быть, здесь. Ага… Бин Картрайт. Паркер… Вот, Маршалл Картрайт. Отель «Эббот». Телефон… телефона нет.

— «Эббот»… — задумчиво произнес Янсен. — Ночлежка какая-нибудь. А вы что думаете об этом? — пристал он опять к женщине. — Почему он не хотел, чтобы его имя оказалось в списке постоянных доноров?

— Да что случилось, наконец? Уж не тот ли старикашка из триста четвертой интересуется, что выздоровел чудесным образом?

— Да-да, — торопил Янсен. — Нам необходимы фотокопии записей. Вы дадите мне эти книжки?

— Позже. Я прослежу, чтобы вы их получили, — ответил Пирс.

— Сегодня!

— Хорошо, сегодня, — согласился Пирс.

— Ну, тогда все, — заключил Янсен. — Если вдруг вспомните что-то интересное, сообщите мне или мистеру Уиверу. Немедленно! Для вас это будет означать кое-что. Мы умеем быть благодарными.

«Означать кое-что», — подумал Пирс. — Этакий пароль класса».

— Как я понимаю, «кое-что означать» это будет прежде всего для вас? А как это обойдется для всех остальных, для человеческой расы в целом вам, конечно, безразлично? Ну ладно, вы получили, что хотели.

— Вот именно! Я всегда получаю, что хочу, — самодовольно заявил Янсен. — Мы с мистером Уивером всегда получаем, что только захотим. Советую запомнить это!

Пирс постарался запомнить… Между тем юноша-старик, или, если угодно, старик-юноша по имени Лерой Уивер обзавелся прекрасным комплектом зубов, которым мог позавидовать и юноша. Они были так же белы, как черны стали его волосы. От избытка энергии он начал тяготиться вынужденным бездельем. Частые анализы и прочие процедуры стали его раздражать, заодно он все более злился на Пирса за то, что тот не мог ответить на его вопросы о волшебном омоложении. Почувствовав себя совсем молодым, он повел себя довольно игриво и, не стесняясь, шлепал медсестер по попкам. Что он вытворял ночью, Пирс решил не выяснять.

Наконец, не дожидаясь конца недели, Уивер потребовал выписки. Противиться Пирс не стал. Избавившись от докучливого пациента, он разыскал частного детектива.

Четкая надпись на дымчатом стекле сообщала: «Янсон Локке. Частный детектив».

Внешность детектива разочаровала Пирса — он совсем не походил на крутого парня. Но из-под благообразной оболочки порой поблескивала сталь.

Высокий, с проблесками седины и загорелым лицом, в отлично сидевшем на нем костюме цвета кофе с молоком, Локке больше походил на преуспевающего служащего. Но при взгляде на старый захламленный кабинет и далеко не роскошную мебель впечатление улетучивалось. Секретарши у него не было.

Но именно такого человека Пирс и искал.

Пока Пирс путано объяснял свою проблему, Локке внимательно смотрел на него своими темными глазами.

— Очень важно, чтобы вы нашли его, — говорил Пирс. — Отель «Эббот». Там он жил еще недавно. Маршалл Картрайт. Это все, что я знаю о нем.

— Зачем он вам?

— Стоит ли вам знать?

— Меня вовсе не прельщает попасть в тюрьму или лишиться лицензии. Законы писаны и для меня.

— Нет-нет, ничего противозаконного! — быстро произнес Пирс. — Но дело может оказаться опасным. Мне не хотелось бы врать. Это чисто медицинская проблема, и разъяснить ее неспециалисту крайне трудно. Главное, чтобы вы нашли его. Он этого не знает, но жизнь его под угрозой. Как бы вам объяснить… Словом, эта проблема имеет огромное значение для всего человечества. Но учтите: его ищут и другие, они очень опасны. Ваша задача — опередить их.

— И кто эти «они»?

Пирс сокрушенно пожал плечами.

— Я не знаю. Но может оказаться кто угодно. Агентство Пинкертона, к примеру, или агентство Бернса, или «Интерпол». Собственно, это может быть любая из крупных организаций такого рода.

— Потому-то вы и пошли ко мне?

— Да. А человек, который нанял, или наймет детективов, — Лерой Уивер. Знаете его?

— Та-ак, — Локке заинтересовался всерьез, — стало быть, этот престарелый индеец опять вышел на военную тропу… Что за Картрайт? Фотографии, описание, привычки?

Пирс вздохнул.

— Ничего такого у меня нет. Знаю только его фамилию и что он молод. Четвертого числа он продал пинту своей крови. От постоянного донорства отказался. Вместо адреса назвал отель «Эббот». Это все.

— Наслышан, — кивнул Локке. — Грязная дыра на Девятой улице. Но я уверен, что он уже смотал оттуда и из города тоже.

— Почему?

— Он отказался от донорства, значит, задерживаться здесь не собирался. Бродяжки из «Эббота» ни за что бы не отказались от такого легкого заработка, да еще постоянного. Скорее всего ему просто нужны были деньги на дорогу.

— Я тоже так подумал, — кивнул Пирс. — Возьметесь?

Повернувшись в кресле-вертушке, Локке задумчиво уставился в окно. Смотреть на световые рекламы, трансформаторы и высоковольтную линию особого смысла не было, но казалось, что Локке ищет решение именно там.

— Пятьдесят долларов в день плюс расходы, — заявил он, крутанувшись обратно. — При выезде за город — шестьдесят.

Слежку за собой Пирс почувствовал в тот же день.

Он не спеша бродил по теплым осенним улицам, прикидываясь беззаботным гулякой. Тискался в плотной суетливой толпе, заходил в огромные супермаркеты, где кондиционированный воздух овевал приятной прохладой. Казалось, все жители города только и делали, что покупали все подряд. Неприятное чувство не пропадало. Он останавливался у прилавков, украдкой оглядывался, рассматривал гигантские витрины, пытаясь увидеть отражение преследователя. Подозрение росло.

Как профессионал он знал эти симптомы, характерные для истеричных женщин на пороге увядания. Вот уж чего Пирс не ожидал. Все сходилось: неприятный холодок в затылке и между лопатками, гнетущее чувство страха. Хотелось куда-то убежать, спрятаться. Все равно куда, лишь бы подальше.

Сдерживая себя, Пирс спокойно шел по улице к своей машине. Остановился. Несколько минут поболтал о том о сем со сторожем стоянки и только тогда сел в машину и поехал домой.

Слежка продолжалась несколько недель. Сколь-нибудь явно он ее так и не обнаружил, но уже не сомневался в ней. Пирс настолько привык к ней, что почувствовал себя голым и одиноким, когда понял, что слежка прекратилась.

Ничего необычного не было в том, что однажды зазвонил телефон. Врачу звонят в сто крат чаще, чем кому бы то ни было.

Звонил доктор Истер. Он посоветовал Пирсу не глупить и помочь мистеру Уиверу.

— Что значит «помочь»? — спросил Пирс. — Помогать пациентам — моя обязанность.

— Перестань, ты знаешь, о чем я, — вкрадчиво возразил Истер. — Ты должен работать с ним, а не против него. Дело того стоит…

— Единственно, что я должен, так это как можно лучше применять свои медицинские знания, — возразил Пирс. — На этом мои обязанности кончаются, и требовать с меня что-то сверх этого никто не имеет права.

— Какая патетика, — по-прежнему вкрадчиво, но уже с ехидцей сказал Истер. — Осталось спросить, что скажет об этом Уивер. Особенно о твоем соответствии… Советую подумать.

Пирс бросил трубку и задумался. Его совсем не радовала перспектива потерять лицензию. Он любил свою работу и ничего лучшего не желал. Но он понимал, что угроза Истера вполне реальна. Врача довольно просто обвинить в некомпетентности и злоупотреблении.

После тяжких раздумий Пирс решил, что лучше потерять лицензию, чем предать самого себя.

В ожидании и размышлениях прошла еще неделя. Ничего примечательного не случилось. Все шло обычным чередом.

Все свалилось сразу.

Пирс отошел от своей машины и направился к парадной двери. Вдруг из тени вынырнула рука, схватила его и потащила во тьму.

Он даже не успел ничего сообразить, когда рука грубо зажала ему рот и кто-то шепнул ему в ухо:

— Т-с-с… Я Локке. Частный сыщик. Помните?

Пирс с трудом кивнул. Рука разжалась. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Пирс разглядел лицо сыщика. Его украшала густая борода, а нос как-то странно изменился. Приглядевшись, Пирс понял, что все лицо Локке в синяках, а нос сломан.

— Чепуха, не стоит внимания, — прохрипел Локке. — Вы бы посмотрели на тех сукиных детей.

В старой, потрепанной одежде, зияющей дырами и заплатами, он походил на одного из бедолаг, что вечно роются в помойках.

— Сдается мне, что я зря втянул вас в это дело.

— Пустяки, работа такая. Слушайте внимательно. У нас мало времени. Я должен все вам рассказать.

— Сначала надо заняться вашим лицом. Зайдемте ко мне, а доклад пришлете потом по почте.

— Нет! — Локке тяжело дышал. Говорил он нервно, отрывисто. — Нет времени. Совсем. Слишком опасно. Уже несколько дней я прячусь от них. Но сегодня они меня подловили. Мелочь пузатая… Ха! Я им вкатил! Рассказать?

Пирс кивнул.

Посчитав поначалу дело не слишком сложным, Локке поселился в «Эбботе» и быстро подружился с администратором. Однажды, как бы невзначай, он спросил у него о своем друге Картрайте. Но тот знал мало или не слишком доверял ему. Похоже, этот администратор вообще никому не доверял, подозревая каждого в принадлежности к санитарному управлению. Постояльцы же были не в ладах с полицией и налоговыми инспекторами и к любым расспросам относились с великим подозрением.

Локке лишь узнал, что Картрайт оплатил счет и неожиданно уехал, не оставив адреса.

«Что, твой дружок попал в беду?» — с любопытством спросил администратор.

«Угу», — озабоченно ответил тот.

Сделав таинственную физиономию, администратор наклонился к нему.

— Кажется, он уехал в Де Мойн. Что-то он об этом говорил, точно не помню…

Захватив с собой образец почерка Картрайта, Локке рванул в Де Мойн. Он излазил все отели и пансионаты города. В одном из первоклассных отелей в регистрационной книжке он наткнулся на имя: Маршалл Картер. Но все остальное совпадало и даже почерк совпадал. Из «Эббота» он уехал девятого, а здесь появился десятого.

Картера он нашел в Ист-Сан-Луисе, но это оказался пожилой коммивояжер, торгующий фототоварами. В Канзас-сити он не бывал более года. Все. На этом след обрывался.

— А кто-то другой смог бы его найти?

— Нет, если он сам этого не захочет. Могло бы помочь объявление по радио или по телевидению. Наверное, он сменил фамилию, а новую не ставит на бумагах, идущих в определенные учреждения. Словом, парень лег на дно. Вот и все.

Пирс молча смотрел на сыщика.

— Кто напал на вас? — спросил он наконец.

— Двое. Прямо возле моей конторы. Способные детишки, но не вундеркинды. Они предложили мне бросить это дело. Глупые — они просто не знали, что это не в моих правилах. Я бросаю дело лишь после того, как закончу.

Пирс одобрительно кивнул.

— В полиции о нем ничего, — продолжал Локке. — Даже ФБР ни черта не знает, я выяснял. Под этой фамилией нет ни сведений, ни отпечатков пальцев.

— Что ж, вы сделали все, что смогли. Пришлите счет.

— К черту счет! — рявкнул Локке. — Пять сотен наличными. В конверте. Пришлете мне прямо в контору. А чеки я не признаю. Следовало бы содрать с вас побольше, вы же подставили меня за болвана. Ладно, хрен с вами. Надо думать, у вас были на то свои причины. Будьте осторожны, док.

Исчез он быстро и бесшумно. Пирс собрался еще что-то спросить, но вдруг обнаружил, что рядом никого нет.

Посмотрев по сторонам, он пожал плечами и вошел в дом. Поднялся на лифте до своего этажа. Остановился перед дверью, рассеянно вставил ключ в замок. Удивительно — ключ не поворачивался. Разозлившись, он толкнул дверь. Она оказалась незапертой. От испуга что-то екнуло в груди. Пирс с опаской вгляделся в темноту.

— Можете войти, доктор Пирс, — негромко сказал кто-то. Зажегся свет. Пирс вздрогнул, но сразу овладел собой.

— Мистер Уивер? Какой приятный сюрприз! И Янсен тут же. Как вы себя чувствуете? Чего изволите?

— А чувствуем мы себя прекрасно, — ответил Уивер. — Ну, прямо совсем прекрасно.

«Однако он хреновато выглядит», — не без злорадства подумал Пирс. Уивер и вправду выглядел больным и постаревшим. Он сидел у камина в любимом кресле Пирса, обитом зеленой кожей. Лицо его заметно осунулось. Рядом стоял верный Янсен.

— А вы неплохо устроились. Совсем кап дома.

Уивер хмыкнул, раздраженно, как показалось Пирсу.

— Консьержке мы назвались вашими друзьями. Она поверила. Но ведь мы и в самом деле друзья, правда?

Пирс внимательно оглядел непрошеных гостей.

— А у вас, значит, бывают друзья, а не только наемники? Что-то вы плохо смотритесь. Может, вернетесь в госпиталь?

— Я, кажется, ясно сказал, что чувствую себя прекрасно, — повысил голос Уивер, но тут же дружески добавил: — Нам очень надо поговорить.

Пирс выразительно глянул на Янсена.

— Какая жалость… А у меня как раз сейчас нет желания говорить. День, понимаете ли, был тяжелый…

Уивер не сводил с Пирса проницательных глаз.

— Карл, выйди, — тихо приказал он.

— Но, мистер… — начал было Янсен, зло сощурив глаза.

— Я сказал, выйди! — уже рыкнул Уивер. — Подожди меня в машине.

Хлопнув дверью, Янсен ушел.

Устало опустившись в кресло напротив Уивера, Пирс спросил:

— Как успехи?

— Не так хорошо, как ожидалось, — спокойно ответил Уивер.

— А именно?

— Мы искали Картрайта. Безуспешно.

— Ага, и вы считаете, что я-то уж всяко знаю, где он, так?

Уивер сложил руки на коленях.

— Почему бы нам не работать вместе?

— В принципе можно. Что конкретно вам нужно? Что вас интересует?

— Вы очень часто брали у меня кровь. Высосали, пожалуй, ту же пинту, что влили в меня. Что вам удалось выяснить?

— Немного. Из крови мы получили плазму. Обработав ее цинком, выделили гамма-глобулин. Исследовали его на животных…

— И что же?

— Иммунитет, если можно так назвать это явление, локализуется именно в гамма-глобулине. Испытали на крысе. Видели бы вы ее! От старости она вот-вот готова была загнуться, а теперь мечется не хуже молодой.

— И это… часть меня?

Пирс покачал головой.

— Нет. Это всего лишь глобулин.

— Значит, чтобы жить вечно, мне необходимы постоянные переливания?

— Да, если бессмертие вообще возможно, — пожал плечами Пирс.

— Возможно! И вы это прекрасно знаете. Во всяком случае один бессмертный уже существует — Картрайт. Его может погубить только несчастный случай. Какая была бы трагедия, не правда ли? Люди, бывает, погибают, несмотря на все предосторожности. Иногда их убирают. А вдруг какой-нибудь мерзавец пустит его бесценную кровь в сточную канаву? Или чрезмерно ревнивая баба воткнет ему нож в бок?

— Что вам еще надо? — ровным голосом спросил Пирс. — Отсрочку у смерти вы получили. Что вам еще?

— Вот именно — отсрочку! Еще и еще, до бесконечности. С какой стати какой-то ублюдок, ничтожество, должен иметь этот дар? Что за прок от него? И кому? Вот если его толком использовать… Под охраной, в хороших руках, он стал бы очень ценным. Жизнь — самый ходовой товар. И дорогой… очень дорогой… Да за нее все можно отдать, когда приспичит! Я бы мог платить за нее по миллиону в год, а? Не меньше бы платили и другие. А вечно жили бы только те, кто смог доказать свои деловые способности. Ученые тоже… некоторые… Кроме того, государственные деятели. Нужные, разумеется. Удобные лидеры. Ну… как?

— А как же сам Картрайт?

— Картрайт? — Уивер словно пробудился от прекрасного сна. — Что Картрайт? Да на всей земле никто не имел бы лучшей жизни! Его охраняли бы надежней, чем Форт-Нокс. Ну кто мог бы отказать ему в чем угодно, хотя бы из страха, что он может убить себя? Он же как курица, несущая золотые яйца!

— И у него будет все, кроме свободы…

— Слишком неопределенный и переоцененный товар.

— Единственный бессмертный…

— А я что говорю? — подхватил Уивер. — Пусть же вместо одного их станет много!

Пирс задумался.

Невероятная мутация. Что-то изменило генетический код. Может, космический луч, а может, что-то еще более тонкое и неповторимое, и вот вам бессмертие. Иммунитет к смерти. Способность сохранять кровеносную систему вечно молодой и устойчивой. В свое время Казалис сказал: «Человек настолько стар, насколько стары его артерии». Стало быть, берегите артерии, и ваше тело станет бессмертным.

— Ну, скажете вы мне, где этот Картрайт? — Уивер весь напрягся. — Скажете, пока он не пропал совсем?

— Человек, знающий, что проживет миллион лет, будет предельно осторожным, — сказал Пирс.

— Естественно, — прошипел Уивер. — Но ведь он ни черта не знает, иначе никогда бы не дал свою кровь. Или уже знает?

— Что вы хотите этим сказать?

— Вы не рассказали ему?

— Я не понимаю…

— Да неужто?! Десятого вечером вы заходили в отель «Эббот». Спрашивали Картрайта. Администратор опознал вас по фотографии. А потом вы разговаривали с ним, так? Той же ночью Картрайт сорвался.

Отель «Эббот» Пирс запомнил хорошо. Особенно грязный облупленный коридор, в узком пространстве которого носились тучи мух. Стараясь не касаться загаженных стен, Пирс торопливо прошел его, по пути думая о бубонной чуме и холере. Помнил он и Картрайта. Вполне обычный с виду, он представлял собой буквально сказочное существо. Выслушав Пирса, Картрайт поверил сразу. И исчез, взяв предложенные деньги.

— Допустим, я так и сделал. Но если даже и так, то далось бы мне это совсем не легко. Что он, собственно, для вас? Деньги и проблематичное бессмертие. А для меня? Да я все бы отдал за возможность исследовать его! Это же ходячая лаборатория. Чертовски интересно узнать, как работает его тело. А возможность синтеза этого вещества? Как видите, мои мотивы не хуже ваших.

— И что бы нам не совместить их?

— Они несовместимы, мне кажется.

— Пирс, только не надо корчить из себя святошу. Жизнь есть жизнь, и она полна греха.

— Не надо… Мы сами делаем ее такой, — тихо возразил Пирс. — А причины, по которым я не хочу участвовать в ваших махинациях, для меня достаточно основательны.

Уивер резко встал, подскочил к Пирсу.

— Да, я знаю, среди вас есть придурки, помешанные на этике и тому подобной чепухе! — Он почти рычал. — Но вас мало. И все вы глупцы! Ну что такого уж святого в том, что вы делаете? Вам же платят! Вы обыкновенные ремесленники. Чему тут молиться?

— Вы не понимаете. Если бы вы не поклонялись своему делу, многого бы вы добились? Но вы молитесь деньгам, они для вас священны. А для меня священна жизнь! Каждый день и весь день! А враг мой — смерть. И драться я с нею буду до конца, — Пирс вскочил, дрожа от ярости, и уставился в глаза собеседника. — Поймите, Уивер, ваш замысел обречен. Представьте, если вы еще на это способны, что мы вдруг овладели секретом омолаживания. Что станет с цивилизацией? Вы не думали об этом? Вряд ли! Цивилизация просто развалится. Наша культура тысячелетиями стояла на том, что мы первые два десятилетия тратим на обучение, сколько-то лет на выращивание потомства и обеспечение достатка, а последнюю пару десятилетий — на медленное умирание. Вспомните, усилиями науки прошлого и этого столетий мы прибавили к средней продолжительности жизни всего два десятка лет, но человечество стонет от невозможности приспособиться к этому. Для него это оказалось слишком быстро. А если мы прибавим еще сорок лет? Что стоит одна демографическая проблема! А социальные, политические? Картрайт пока жив. А если потомки унаследуют его мутацию, а они должны ее унаследовать, как я предполагаю, ген бессмертия — доминантный, то они выживут и постепенно, очень постепенно, вытеснят нас, смертных. И только такую постепенность сможет выдержать наша цивилизация.

— М-да, наговорили вы… Но ближе к делу! Где он?

— Ну нет, Уивер, — повысил голос Пирс. — Не выйдет! И сейчас я вам объясню, почему. Вы же убьете его. Конечно, вы сейчас ничего такого и в мыслях не держите, но я в этом уверен абсолютно. Вы либо обескровите его, либо убьете просто так, из зависти или страха перед его бессмертием. Всегда так было: люди уничтожали то, что не могли получить. Извечная ненависть плебея к какой бы то ни было аристократии. История доказала это множество раз.

— И все же где он?

— Почем я знаю? Можете мне не верить, но я на самом деле не знаю, да и знать не хочу! Я рассказал ему всю правду, дал немного денег и убедил его уехать как можно дальше, где его не смогут достать. Пусть себе спокойно омолаживает человечество.

— Что-то не верю я вам. Небось, для себя спрятали. Стали бы вы за просто так давать ему тысячу долларов.

— Вам и сумма известна… — не очень удивился Пирс. Уивер криво усмехнулся.

— Мне про вас все известно. Я даже знаю, какие суммы вы положили в банк за последние десять лет и сколько за это же время сняли со счета. Пирс, я не шучу. Я сломаю вас. Вы для меня не проблема.

Пирс непринужденно улыбнулся.

— Сомневаюсь. Вы не посмеете. А вдруг я все же знаю, где он прячется. Уничтожив меня, вы потеряете последнюю надежду. Я подумал об этом и постарался обезопасить себя и Картрайта. А если вы будете слишком усердствовать, я опубликую статью. Один экземпляр, обещаю, подарю вам, а пресса по всему миру подымет такую шумиху, что вы уже никогда не сможете контролировать Картрайта один. Даже если вы найдете его, он уже не будет принадлежать только вам.

Молча Уивер повернулся и пошел к двери. У порога он сверкнул глазами на Пирса и сказал ледяным голосом:

— Мы еще увидимся. У вас будут проблемы.

— До свидания, — так же холодно ответил Пирс и подумал: «У вас уже есть проблемы. Вы все равно не поверите, что я не знаю, где Картрайт, но вы еще не знаете, что в любом случае я окажусь совершенно бесполезным. Но мне жаль не вас».

Через два дня разразилась сенсация: женитьба Уивера на двадцатилетней красотке Патриции Уоррен. Союз красоты и богатства. Почетный возраст и молодость.

В воскресной газете Пирс увидел фотографию девушки. Что ж, Уивер добился, чего хотел. Наследник гарантирован. Иначе он ни за что не доверил бы свою империю женским рукам. Он достаточно предусмотрителен, и результаты соответствующих анализов, конечно же, прекрасны.

Через пять недель после переливания позвонил Янсен и попросил о встрече. Не обратив внимания на не свойственную тому вежливость, Пирс отмахнулся. В начале шестой недели позвонил уже доктор Истер и буквально умолял Пирса приехать в новый особняк Уивера. Пирс опять отказался.

Наконец еще через несколько дней, завывая на всю улицу сиреной, «скорая» привезла «денежный мешок», воплощенный в теле самого Уивера.

Все вернулось на круги своя… Сидя около госпитальной кровати, Пирс пытался нащупать пульс на костлявом запястье. Дряхлое тело старика казалось совсем немощным. Аритмично, как и тогда, вздымалась и опускалась простыня на истощенной груди.

Пока живой… Пока… Кончались отведенные ему судьбой семьдесят лет. Но дело даже не в том, что он умирал. Все мы там будем… Дело было в том, что умирал именно он.

Пульс едва прощупывался. Чудесный дар исчерпал себя. Сорок лет жизни утекли за несколько дней.

Смерть опять наложила на него свою печать. Лицо старика стало голубовато-серым, местами желтоватым. Морщинистая кожа страшной маской обтянула кости черепа. В молодости он, может, и был красив, но сейчас глаза его запали, а нос отвис почти до губы наподобие клюва.

«На этот раз, — без особых чувств подумал Пирс, — чуда не будет».

— Странно, — сказал доктор Истер, — казалось, что впереди у него много времени. Не менее сорока лет.

— Так думал и он, — ответил Пирс, — но все они пролетели за сорок дней. Год за день. Видимо, гамма-глобулин сохраняется в крови только на это время. Иммунитет оказался пассивным. Активный, похоже, только у Картрайта, и он может его передать только своим детям.

Истер поглядел, нет ли рядом медсестры, и прошептал:

— Послушайте, вот вам отличная возможность взять все в свои руки. Другого такого случая не будет. Надо только суметь им воспользоваться. Мы же всего за пару поколений сможем изменить лицо человечества, организовав искусственное осеменение. Не без пользы для себя, разумеется.

— Бросьте. Нас сотрут в порошок прежде, чем мы успеем сделать что-то.

Закрыв глаза, Пирс слушал хрипение умирающего. Он думал о вечном противоречии жизни и смерти. Как тесно сплелись рождение и смерть. Перед ним лежит без пяти минут труп — Уивер, а где-то формируется его ребенок, который появится на свет только через несколько месяцев. И именно это соседство противоположностей сохраняла человечество в равновесии. Жизнь прошедшая оставляет после себя жизнь нарождающуюся…

А бессмертие? Что оно может дать?

Где-то скрывается бессмертный Картрайт, и его никогда больше не оставят в покое. Вечно, всегда и везде его будут разыскивать. Быть может, благодаря смерти Уивера не так настойчиво, ибо для других Картрайт останется скорее легендой. Но никогда бессмертный не сможет жить нормально, как любой другой человек. Чудесный дар может оказаться для него тяжелым бременем.

За все в этой жизни приходится платить. А что если придется платить и за бессмертие? Чем же и как? Равносильно бессмертию только само право на жизнь. Но если смерть оплачивается рождением, то бессмертие…

Да простит тебя Бог, Картрайт, и пусть он сжалится над тобой.

— Переливание, доктор Пирс? — в который раз спросила медсестра.

— Да-да, разумеется, — спохватившись, торопливо ответил он. — Кто знает, вдруг поможет. — Он посмотрел на едва живое тело. — Пошлите заявку. Группу крови его вы знаете — первая, резус отрицательный.