Онлайн чтение книги Непреодолимое черничное искушение The Irresistible Blueberry Bakeshop & Cafe
Глава 4. Хуже тысячи слов

Я стояла возле кассы и хватала ртом воздух, не сводя глаз с фотографии и лелея призрачную надежду, что если я буду достаточно долго и пристально смотреть на эту женщину на фото, то она перестанет быть мной. Мои глаза в сотый раз пробегали по черным буквам под фотографией: «ЖЕНЩИНА, СПАСЕННАЯ ОТ СМЕРТИ НА МАРЛИН БИЧ БЛАГОДАРИТ СВОЕГО СПАСИТЕЛЯ». Колени у меня начали дрожать, когда я прочитала следующее: «Жертва, унесенная течением, бросилась в объятия мужчине, который ее спас».

Вокруг меня начала образовываться толпа.

– Вот эту девушку чуть не унесло, – сказал мужчина. А какой-то ребенок спросил:

– Мам, а почему она сама не могла поплыть?

Я повернулась к ребенку:

– Я могла поплыть, – возразила я, воинственно скрестив руки.

Ну вот что, подумала я, нужно покончить с этим. Что подумает Хайден, когда увидит фотографию?! Как я смогу объяснить ему, что случилось, если я самой себе не могу этого объяснить? А что если об этом напишут в других газетах? Я имею в виду – настоящие газеты, в Нью-Йорке, где меня знают. Конечно, вероятность этого была мизерная, но сердце у меня заколотилось как бешеное от одной мысли о том, что тогда будет со мной, с Хайденом. Нет, я не могла так рисковать!

Прежде всего, мне нужно скупить все газеты в этом магазине. Я развернулась к Филу.

– Прошу прощения, – прошептала я. – Сколько будет стоить весь тираж? – я ткнула в сторону стойки, рука у меня тряслась.

Фил уставился на меня с недоумением.

– Вы хотите купить все газеты?!

– Да, – кивнула я. – Все до единой.

Он открыл рот на секунду, а потом разулыбался:

– О, я понял. На память да? На сувениры?

Кто-то у меня за спиной негромко сказал:

– Она их подпишет и будет продавать.

– Пожалуйста, – я старалась дышать как можно ровнее, как учил меня Хайден делать, когда волнуешься или расстроена. – Я не собираюсь их подписывать или торговать ими.

Вдох… выдох… вдох… выдох…

– Я хочу просто купить их. Прошу вас, сколько? – я вытащила кошелек и приготовилась платить.

Фил потер подбородок.

– Ну… мне нужно их посчитать. Мы покупаем каждый день пять сотен, каждая стоит пятьдесят центов…

– Хорошо, – перебила я. – Пятьсот умножить на пятьдесят это…

– Да, но мы сколько-то ведь продали, – продолжал Фил, качая головой. – Так что дайте-ка подумать… – он прищурился и стал смотреть в потолок. Я достала четыре хрустких, новеньких банкноты по пятьдесят долларов, две двадцатки и одну десятку.

– Просто возьмите, – сказала я, протягивая ему деньги. – Я заплачу за все пятьсот.

Фил взглянул на деньги так, словно впервые их видел.

– Ну, эээ… – он почесал голову. – Но здесь слишком много.

– Нет, прошу вас, – не отступала я, суя ему деньги. – Я настаиваю.

Мне пришлось трижды сходить до машины, прежде чем я погрузила в багажник все газеты, потом я рванула с места и постаралась как можно быстрее убраться подальше от этого магазина и его посетителей. Один экземпляр газеты я бросила на пассажирское сиденье и те несколько минут, пока ехала куда глаза глядят, только бы прочь от любопытных взглядов, все время косилась на первую полосу. Минут десять спустя я наконец оказалась в безлюдной местности, где не было никого, кроме лошадей, которые мирно паслись на лугу за довольно ненадежной изгородью. Я съехала на обочину, схватила газету и наконец-то смогла как следует разглядеть фотографию.

Внезапно я как будто снова очутилась в его объятиях – на какую-то долю секунды. Я как будто снова чувствовала вкус его губ на моих губах, вкус соленой морской воды. И это было так…

Никак не было. Ровным счетом ничего и никак. Я счастливая помолвленная женщина, я собираюсь замуж через три месяца и очень этого жду, с нетерпением.

Я представила себе, как иду к алтарю под руку с дядюшкой Витом, который заменяет моего покойного отца. Хайден смотрит на меня, он такой высокий и красивый, лицо у него загорелое – от гольфа, тенниса и прогулок на яхте, волосы его блестят на солнце. Он еле заметно кивает мне и подмигивает – я люблю, когда он так делает.

Развернув газету, я наконец прочла статью.

«Вчера вечером на Пэджет-стрит в Марлин Бич упала в воду женщина – и попала в сильное течение. Рискуя жизнью, молодой мужчина прыгнул вслед за ней и помог ей выбраться на берег. В благодарность за спасение жертва наградила героя страстным поцелуем. Имена пострадавшей и ее спасителя неизвестны. Происшествие имело место около четырех часов, по словам Дэна Снагглера, владельца зоомагазина на Коттедж-стрит. Снагглер выгуливал своего пуделя Миларки как раз в то время, когда произошел инцидент, он и сделал фото. «Он действительно сильно рисковал, – сказал Снагглер. – Было похоже, что она совсем не умеет плавать». Снагглер также заметил, что доски на частном причале сломаны, и добавил: «Наверно, ей не стоило нарушать границы частной собственности». Еще фото на стр. 7».

Еще фото?!

Руки у меня тряслись, пока я переворачивала страницы – четыре, пять, шесть. Слава Богу, вот и седьмая наконец. Там не было фотографий меня и Роя – только изображение пуделя мистера Снагглера, бегущего по пляжу, которое заставило меня задуматься об уровне журналистики в этом городке.

И что там про смертельный риск? И героизм? И частную собственность?!

Я бросила газету на заднее сиденье, понимая, что нужно что-то срочно делать, чтобы брать ситуацию под контроль. Я схватила пакет и достала свой сэндвич. Да, нужно брать ситуацию под контроль, думала я, откусывая порядочный кусок от него. Индейка и начинка были еще теплыми. Я откусила еще. Клюква была прохладной и освежающей, а хлеб, похоже, домашний. Откупорив бутылку с содовой, я сделала большой глоток.

Я ела и смотрела на лошадей, мирно пасущихся и помахивающих хвостами, отгоняя мух. Я ничего не могла поделать с тем, что это фото появилось в печати – пускай там не указано мое имя и пускай это всего лишь местная газетенка. И у меня оставался только один выход. Я должна была объехать все магазины в городе, которые торгуют этой газетой, и скупить все экземпляры. А потом, вечером, найти огромной мусорный контейнер и выкинуть их все туда.

Я поехала по городу и останавливалась шесть раз. Последний – в закусочной «Три пенни», где аромат свежеиспеченных яблочных пончиков просто валил с ног. Положив две двадцатки на прилавок, я собрала все экземпляры газет и бросила их в багажник. И испытала такое облегчение, словно сбросила с плеч тяжелую ношу. Инцидент с «пловчихой» официально был исчерпан.

Было уже два часа дня. Я настроила навигатор на адрес Чета Каммингса и поехала к нему. Когда я выехала на Дорсет-Лейн, я увидела, что зеленая «Ауди» стоит там же, где и раньше. Я снова стучала в дверь, снова заглядывала в окно кухни, но мне по-прежнему никто не открыл.

Я села в машину и стала думать, что делать дальше. Я могла вернуться в «Виктори Инн», открыть свой портфель и немного поработать. Это было бы верное решение. Но день был таким прозрачным, а небо таким невероятно голубым…

Я открыла окно и позволила легкому бризу овевать мне лицо. Большинство зданий здесь были старыми – я решила, что они относятся к началу двадцатого века. Перед каждым была зеленая лужайка и садик, в котором росли рудбекии, люпин, анютины глазки, ромашки, вереск. У меня перед глазами стояла бабушка – как она была маленькая, как она копалась в одном из этих садиков, возилась с цветами, точь-в-точь как потом, когда стала взрослой… такой я ее и запомнила: с садовыми ножницами в руках, в желтой шляпе на голове. Она всегда напевала себе под нос, выпалывая сорняки, или обрывая увядшие лепестки, или подкладывая удобрения то здесь, то там.

Было невыносимо грустно понимать, что я никогда больше ее не увижу. Я с трудом сдерживала слезы. Так хотелось просто прижаться к ней! Может быть, я и сюда, в Бейкон, поехала именно потому, что надеялась: здесь получится связаться с ней… пусть не напрямую, а через Чета Каммингса. Но, возможно, этого не случится. Возможно, я проделала весь этот долгий путь напрасно.

Я разглядывала дома вдоль улицы и вдруг подумала о доме, в котором выросла бабушка. А что если она тоже жила на этой улице? Может быть, я сейчас смотрю прямо на ее дом? И я поняла, что кое-что все-таки могу сделать: я могу найти бабушкин дом! И это не так уж сложно осуществить. Недвижимость была как-никак моей специальностью. Я представила себе, как подъезжаю к одному из вот тех домов в новоанглийском стиле, зная, что когда-то в нем жила бабушка, как разглядываю этот дом…

И мне стало гораздо лучше.

Я достала свой мобильник, подключилась к Интернету и нашла номер секретариата городского совета – там должны были знать, где хранятся документы, касающиеся недвижимости. Женщина, которая взяла трубку, любезно сообщила мне, что документы хранятся прямо у них, на Магнолия-авеню, 92, в архиве. Ну вот, наконец-то все идет так, как должно идти.

Здание городского муниципального совета на Магнолия-авеню, 92, представляло собой одноэтажный особняк из красного кирпича с четырьмя окнами по фасаду, белыми ставнями и белым куполом над двойными входными дверями. Его, должно быть, построили в шестидесятых годах двадцатого столетия – оно было не слишком современное, но и не такое уж старое.

Я вошла внутрь, и в нос мне ударил запах аммиака – не сильный, но вполне отчетливый. Из бумажки на стене я узнала, что секретариат располагается в комнате номер 117. К тому моменту, как я подошла к нужной мне двери, запах аммиака сменился запахом соуса для спагетти. За одним из двух столов, стоящих за дверью, восседала дама с коротко стриженными седыми волосами и лицом мопса – она ела пенне с соусом маринара из пластиковой тарелки.

Стол ее был полностью завален не пойми чем: бумаги, какие-то блокноты, сплошь испещренные черными неразборчивыми закорючками, кучи конвертов, из которых торчат уголки разнообразных документов, ручки, маркеры, скрепки… Табличка сообщала мне, что зовут даму Арлен Флетч.

Она отложила свою пластиковую вилку и уставилась на меня, ожидая, что я заговорю первая.

– Я Эллен Брэндфорд, – протянула я руку. – Из Нью-Йорка, – добавила я и не сдержала улыбки при виде ярко-желтой микроволновки в маленьком шкафчике в дальнем конце комнаты.

Арлен сначала посмотрела на мою руку – и только потом пожала ее.

– Моя бабушка жила в Бейконе во времена своей молодости.

Арлен кивнула и помешала свою пасту в тарелке – над тарелкой завился едва заметный парок.

– Она недавно умерла… – я сделала паузу, ожидая реакции, но Арлен только снова взглянула на меня снизу вверх. Где-то в коридоре хлопнула дверь и раздался взрыв хохота. – Я приехала сюда выполнить одно ее поручение, – продолжала я. – И раз уж я все равно здесь – хотелось найти дом, в котором она выросла.

Арлен аккуратно подцепила зубчиками своей вилки несколько макаронин, а затем отправила их в рот.

– Я так понимаю, адреса у вас нет.

– Точно! – подхватила я, радуясь, что она все-таки может говорить. – Именно адрес мне и нужно найти!

Она опустила взгляд и несколько секунд смотрела в свою тарелку, так что я даже подумала, что она сейчас попросит меня удалиться и подождать минут двадцать, пока она не закончит есть. Но вместо этого она улыбнулась и сказала:

– Что ж, тогда вы пришли туда, куда надо.

Она привела меня в соседнюю комнату, где не было окон и пахло пылью и затхлостью. Если не считать стола, на котором стояли два компьютерных монитора, комната была от пола до потолка заставлена металлическими книжными шкафами. И я поняла, что в этих шкафах, заполненных регистрационными книгами, а также в компьютерной базе содержатся все записи, касающиеся недвижимости Бейкона, с незапамятных времен. Здесь было все: документы о праве собственности, закладные, налоговые вычеты, отчуждение за долги… Обеспечение решения суда, уведомления о банкротстве, соглашения и ограничения, дополнения и упрощения. И где-то среди всего этого – документ о праве собственности на недвижимость, выписанный на имя родителей моей бабушки.

– О'кей, давайте я покажу вам, как это работает, – сказал Арлен, беря карандаш и помахивая им, словно дирижерской палочкой. – Итак, кто-то приносит документ. Допустим, свидетельство о праве собственности. Или это может быть закладная, к примеру, или…

– Простите, – перебила я. Я подумала, что, может быть, стоит сэкономить ее и мое время, рассказав ей, что я провела сотни часов в таких вот комнатках, ища соответствующие документы, пока была младшим партнером. Но выражение ее лица было таким серьезным, таким строгим, что я решила лучше потерпеть. – Извините, – сказала я. – Я подумала, что у меня есть вопрос… но на самом деле нет.

Она кивнула.

– Что ж, пусть это будет свидетельство о праве собственности. Сесил или я – он сидит вот там, – она указала на пустой стол, – мы закладываем его в эту машину, – она кивнула в сторону видавшего вида штемпельного аппарата, – и он ставит на документе дату и время, чтобы потом не было никаких вопросов, – она направила свой карандаш на меня: – Это может быть очень важно, особенно когда начинается спор между двумя претендентами на собственность, знаете ли.

Это были общеизвестные истины, но я прикусила язык и позволила ей продолжать.

– Потом мы снимаем фотокопию и сканируем документ вот тут, – она показала на сканер, – и Элис, она приходит три раза в неделю, заводит всю информацию в компьютер и все организует таким образом, что вы можете найти нужные документы по имени продавца, покупателя, по адресу недвижимости, если назовете его.

Я стояла и терпеливо слушала, как Арлен объясняла мне, что я могу ввести вот сюда инициалы своего прадедушки и, если найду его имя и фамилию, увижу указание на то, какого рода документ был зарегистрирован на его имя секретариатом, номер книги и страницы, где находится копия документа, который я ищу…

Арлен говорила, говорила, а я начала думать: неужели среди всей этой массы различных бумаг и летописей, хранящих информацию о недвижимости Бейкона со времен царя Гороха, я действительно смогу отыскать имя своего прадеда? И если я его найду – где может быть этот дом и какой он? Кирпичный или каменный? А может быть, обшит деревом и со ставенками? И, может быть, у него такой же красивый подъезд, как у дома Чета. А с другой стороны – он ведь может оказаться и уродливым или, что еще хуже, его вообще снесли или он сам обветшал и разрушился. В душе у меня стало расти беспокойство. А если в нем обитает какая-нибудь коммуна? Или наркодилеры в окружении опустившихся наркоманов? В Бейконе есть наркодилеры? – напряженно думала я.

Я очнулась и поняла, что Арлен смотрит на меня в упор. Кажется, она чего-то от меня ждала.

– Простите, – сказала я.

Она взмахнула своим карандашом.

– Федеральная налоговая служба. Никогда не сталкивались с ними?

Я покачала головой.

– Нет, не сталкивалась. Насколько мне известно.

Некоторым моим клиентам приходилось иметь с ними дело, но я не собиралась сейчас вдаваться в подробности.

Серые глаза Арлен вспыхнули сердитым огнем.

– О, если бы сталкивались – уж вы бы об этом не забыли, – заявила она. – Эти ребята из ФНС – сущие монстры.

– Точно, – согласилась я тихонько. Я когда-то встречалась, еще во время учебы, с парнем, который теперь работает в их головном офисе. И я бы никогда не назвала его монстром – хотя и узнала потом, уже когда между нами все закончилось, что он в одно время со мной тайно встречался еще с кем-то. Так что, возможно, Арлен была в чем-то права.

Она сунула карандаш в карман своих брюк.

– Начинать нужно вот отсюда, – она подошла к секции с книгами в кожаных переплетах, которые выглядели очень старыми: они были толстыми, страницы в них пожелтели от времени и, казалось, могут рассыпаться прямо у вас в руках. Я знала, что в них содержатся сделанные очень красивым и аккуратным почерком подробнейшие записи о документах на права собственности и других документах, над которыми корпели переписчики типа Бартлби. Очень старые записи.

– Потом вы можете перейти сюда, – она махнула рукой в другой конец комнаты, в сторону полок с книгами в белых пластиковых обложках – в них уже содержались более современные документы, созданные во времена, когда уже существовали фотокопирование, печатные машинки и, позже, компьютеры. – И наконец, – она показала на стол, где стояли два темных монитора, – записи за последние пять с половиной лет находятся в базе, и вы можете найти их легко и просто, – сказала она.

Я кивнула.

– Спасибо. Думаю, мне стоит уже начать.

Я села на металлический стул и стала искать фамилию «Годдард» – так звали моего прадедушку. Я рылась в записях за двадцать лет, с конца девятнадцатого и до начала двадцатого века. И хотя все записи были сделаны вроде как по алфавиту, на самом деле внутри секций это правило не соблюдалось: Грант здесь появлялся раньше Гиббсона, а Гейтс стоял после Готса. Со старыми книгами это всегда так: люди приходили со своими документами в контору – и клерки записывали их в книги на определенную букву в том порядке, в котором они приходили. Кроме того, все эти записи были сделаны от руки, что еще больше замедляло и усложняло мою работу. Спустя два часа я уже ничего не соображала, в горле у меня пересохло, а голова болела от духоты и спертого воздуха.

Арлен разбирала какие-то бумаги, когда я подошла к ее столу.

– У вас есть какие-нибудь вопросы? – спросила она.

Я покачала головой и обессиленно вздохнула. Конечно, найти бабушкин дом было бы чудесно. Было бы так волнующе и прекрасно стоять перед ним своими ногами на той самой земле, по которой она ходила много десятилетий назад. Но меня ждало разочарование – это оказалось слишком трудно.

– Нет, никаких вопросов, – ответила я. – Думаю, я закончила. Большое спасибо за помощь.

Арлен кивнула и вернулась к своим бумагам.

Я уже повернулась, чтобы уходить, но заметила по пути к двери несколько старых открыток, которые в рамочках висели на стене. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть их. На пожелтевших карточках был старый Бейкон: магазины, гуляющие по улицам люди, машины с круглыми фарами и огромными колесами… На одной из карточек было сфотографировано белое здание, в котором теперь располагалась городская администрация, а на другой – красное кирпичное здание, стоящее посреди ярко-зеленой лужайки. Перед этим зданием высился скрюченный дуб – словно часовой на посту. Подпись на фотографии сообщала, что это средняя школа Литтлтон.

Что это такое?

Я повернулась к Арлен.

– У меня есть вопрос, – сказала я, показывая на снимок. – Вы не знаете, эта школа уже была здесь в сороковых годах?

Потому что если была – то моя бабушка наверняка в ней училась.

Арлен подошла, нацепила полуочки в серебристой оправе и стала разглядывать фото с таким вниманием, словно никогда раньше его не видела.

– Это школа Литтлтон, – произнесла она наконец.

– Да, – подтвердила я. – Вы имеете какое-нибудь представление о том, когда ее построили?

– Уверена, что в двадцатых годах, – она покосилась на меня и снова вернулась к изучению фотографии. – Но точно я смогу сказать вам, если вы подождете минутку.

Арлен оторвалась от снимка и начала рыться в ящике с какими-то документами и наконец что-то оттуда выудила.

– Да, вот, – она помахала брошюрой, которую держала в руке. – В прошлом году одна из школ делала проект по истории старых зданий Бейкона. И здесь есть и про Литтлтон.

Она протянула брошюру мне. Желтая обложка была украшена детским рисунком, изображающим большой зеленый дом с остроконечной крышей. Внутри были фотографии десятка местных исторических зданий, каждая сопровождалась рассказом. Я перелистала брошюру и нашла копию заинтересовавшей меня карточки: здание строилось в 1923–1924 годах, в конце 1924 года была открыта школа, говорилось в сопроводительной заметке. Да, моя бабушка определенно должна была учиться в этой школе.

– Можете взять это себе, – сказала Арлен, закрывая ящик. – У нас их много.

– У меня есть еще один вопрос, – обратилась к ней я. – И я очень ценю вашу помощь, – я скрутила брошюру в рулончик. – Школа все еще существует?

Она мигнула своими круглыми глазами и уставилась на меня.

– Ну разумеется, она существует. Это на Нехок-Лейн.

Она повернулась, вернулась к своему столу и взялась за телефон. Я заметила небольшое оранжевое пятно у нее на рукаве и невольно подумала: это, наверно, томатный соус…

Нежаркое вечернее солнце и свежий воздух были очень приятны – особенно по контрасту с духотой и затхлостью регистрационного помещения. Я настроила навигатор на Нехок-Лейн – до нее было всего три мили. Может быть, я и не нашла дом своей бабушки – зато нашла школу, в которой она училась, и это было здорово. Мне вообще начинал нравиться Бейкон – что-то было в этом городке особенное, почти привлекательное.

Нехок-Лейн оказалась жилой улицей, на которой стояли преимущественно белые дома, отделенные от дороги довольно большими лужайками и садиками, засаженными лилиями и голубыми гортензиями.

Здание школы в основном было очень похожим на свое изображение на открытке, но было и несколько существенных отличий. Первое, что бросилось мне в глаза, – вокруг нее теперь была круглая подъездная дорожка и небольшая парковка рядом, их явно не существовало тогда, когда она была только построена. Я припарковалась и медленно пошла вокруг здания, рассматривая надпись «Средняя школа Литтлтон, 1924», сделанную огромными буквами над входной дверью, отмечая неожиданную гладкость кирпича, по которому я провела рукой, тщетно стараясь заглянуть в окна, наполовину закрашенные снизу белой краской. С одной стороны здания была пристройка из более нового и более яркого красного кирпича, а с другой стороны оборудована детская площадка. Стайка ребятишек рассыпалась по ней: они качались на качелях и катались с горки, пока их мамы болтали, сидя за столиком для пикника.

Я вернулась обратно к входу в школу и подошла к старому дубу, корни которого торчали из земли, словно огромные, изуродованные артритом пальцы неведомого великана. Крона у него была все еще очень густая, и тень от нее закрывала почти всю лужайку, словно зонтик. Я села, прислонившись спиной к шершавому стволу, и стала представлять себе, как тут сидела моя бабушка. Может быть, ей было шесть лет и это был ее первый день в школе… а может быть, ей было одиннадцать и она была влюблена в какого-то мальчика… Я как будто чувствовала ее прикосновение в теплом солнечном луче, как будто видела ее, как будто слышала ее шепот в шелесте листьев.

Я положила руку на один из вывороченных корней и почувствовала, как по лицу у меня потекли слезы. Они стекали по щекам и падали на штаны, оставляя темные круглые пятна на их ткани.

– Я скучаю по тебе, бабушка, – шепнула я, голос у меня прервался. – Я так скучаю по тебе. И я приехала сюда, чтобы сделать то, что ты просила, но все пошло как-то не так. Во-первых, я свалилась в океан и почти… почти утонула, бабуль. Потом я пыталась доставить твое письмо адресату – но у меня не получилось. Потом захотела отыскать твой дом – но тоже не смогла этого сделать. Хотела бы я понять, почему все так получается. Хотела бы я, чтобы ты могла мне это объяснить.

В густой кроне дерева что-то зашептал ветер, а я уткнула лицо в ладони и закрыла глаза.