Онлайн чтение книги Сухопутные броненосцы The Land Ironclads
§ 4

Позднейшие авторитеты находят в первых наземных броненосцах множество изъянов, но в день боевого крещения они отлично исполнили свою задачу. Боевые аппараты вышли длинными и узкими, двигатель покоился на надёжнейшем стальном каркасе; броненосец ходил на восьми парах больших — диаметр десять футов — колёс системы «Педрэйл»; каждое колесо — ведущее, на собственной длинной оси; каждая колёсная ось соединена вертлюгом с центральным валом. Конструкция ходовой части наилучшим образом отвечала езде по неровностям местности. Аппарат мог ползти по грунту с ямами и кочками высотой или глубиною в фут; свободно держал прямой и поперечный ход даже и на крутых склонах. Двигателем управляли инженеры под командой капитана; сам командир сухопутного корабля наблюдал обстановку через маленькие бойницы прорезанные вокруг самого верха подвижной двенадцатидюймовой железной брони — защитной шкуры монстра. Помимо боковых амбразур, капитан мог выдвинуть из центра стальной крыши рубку со смотровыми оконцами. Каждый стрелок располагался в отдельном, маленьком каземате особенного устройства. Конструкторы подвесили стрелковые кабинки вдоль силового каркаса броненосца, с внешней и внутренней его стороны на манер сидений ирландского прогулочного кабриолета. Оружие стрелков — их винтовки — были особенными и не шли ни в какое сравнение с примитивной машинерией солдат противника.

Прежде всего, они были автоматическими — выбрасывали стреляную гильзу и досылали новый патрон после каждого выстрела и так до опустошения магазина; затем, винтовки оснастили весьма примечательными прицелами — маленькими камерами-обскурами. Отчётливая световая картинка отображалась в плоскую коробку на столике перед каждым стрелком.

Картинка перекрещивалась двумя линиями, и когда перекрестие ложилось на подходящую цель, ружьё давало выстрел. Прицеливание стало изумительно удобным делом. Стрелок стоял за столиком, держа в руках приспособление, схожее с чертёжным циркулем и, применяясь к картинке, менял раствор этого циркуля — разводил или сближал ножки, постоянно удерживая прицел на должной высоте — около высоты человеческого роста, если хотел убить человека. Короткий, двойной спиральный провод — такой же, как провод электрической лампы — связывал устройство с винтовкой; ножки циркуля расходились или сходились, прицел поднимался или опускался. Влажность могла сказаться на прозрачности воздуха, но тут помог изобретательно применённый кетгут — материал, известный своей чувствительностью к атмосферическим условиям. Когда броненосец был на ходу, прицел получал компенсирующее отклонение в направлении движения. Стрелок стоял в каземате, среди кромешной темноты, вглядывался в картинку обскуры и оперировал циркулем, сжимая в другой руке набалдашник, похожий на дверную ручку. Он поворачивал ручку и тем крутил над собою винтовку; картинка в камере ходила направо и налево, подобно колеблющейся панораме. Стрелок видел цель — вражеского бойца — ловил его в перекрестие линий и нажимал пальцем маленькую кнопку — такую же, как кнопку звонка — с удобным расположением в центре ручки. Тогда винтовка стреляла. Если, в силу какой-то неудачи, стрелок давал промах, он немного подкручивал ручку, или юстировал циркуль, повторно нажимал кнопку и уже не промахивался.

Винтовки и прицелы высовывались из бойниц под самым карнизом, под крышей броненосца. Бойниц было множество, они шли в три ряда и из каждой торчали ствол с прицелом — частью фальшивые; попасть в настоящие можно было лишь по счастливой случайности. Тогда молодой человек внизу говорил «Тьфу!», включал в каземате электрический свет, втягивал к себе, вниз, прицел и винтовку и производил ремонт — заменял неисправные части или, при сильных повреждениях, всё стрелковое приспособление.

Представьте себе ряды кабин, нависающие над круговертью осей; вообразите стрелковые казематы между большими колёсами с подвешенными на ободьях слоноподобными ножками. Кабины открываются внутрь броненосца, в центральную галерею — она идёт по оси монстра и по всей длине галереи стоят мощные, компактные двигатели. Пульсирующие машины втиснуты в протяжённый тоннель; в центре, у лесенки, ведущей в боевую рубку, стоит капитан; он командует молчаливыми, внимательными инженерами — по большей части знаками. В дрожание и шум машин вплетаются голоса винтовок и прерывистый лязг пуль, бьющих о броню. Капитан, снова и снова поворачивает штурвал подъёмника смотровой рубки, поднимается вверх, наполовину скрывается в люке — тогда инженеры видят лишь его ноги — и спускается с новыми приказами. Капитанское место освещено всего двумя электрическими лампами — иначе подчинённые не разглядят командира; спёртый воздух густо насыщен парами масел и бензина. Если бы наш военный корреспондент вдруг перенёсся из внешнего простора во внутренности аппарата, то нашёл бы картину совершенно иного мира.

Конечно, капитан видел обе стороны сражения. Он поднимался по лестнице, запускал голову в рубку, в область естественного солнечного света и радовался зрелищу опустошённых траншей, видел бегущих и павших солдат, группы оставшихся без надежды пленных, разбитые пушки; затем спускался вниз, в пропахшие нефтью сумерки машинного отделения и отдавал команды: «Средний ход», «Малый ход», «Полоборота вправо» — или обходился без приказов. Время от времени капитан прикладывался к загубнику переговорной трубы — их устроили рядом, по обе стороны лестницы — и командовал левому или правому борту своего странного корабля: «Огонь по артиллеристам!» или «Правый борт, очистить сто ярдов траншеи!».

Мы с лёгкостью найдём офицеров, похожих на капитана среди личного состава флота Его Величества — молодой, крепкий, загорелый командир, внимательный, умный спокойный. На броненосце работали хладнокровные и рассудочные люди — такими был сам командир, его инженеры и стрелки. В их действиях не было и следа лихорадочной активности, неумной поспешности; их жилы не лопались от чрезмерного напряжения и истерических усилий — ничего из набора, зачастую полагаемого обычным для героических дел.

Молодые инженеры обходились с разбитыми врагами подобающе милосердно и питали к ним с безграничное презрение как если бы большие и сильные люди в перекрестии точных прицелов броненосца были бы большими и сильными неграми самого низшего сорта. Они презирали их за решимость сопротивляться, презирали за крикливый патриотизм, за сентиментальные свойства характера, но прежде всего — за малую образованность и примитивнейшие, безо всякой изобретательности методы ведения войны. «Пусть они и решили драться — полагали молодые инженеры — но почему, чёрт возьми, они не воюют, как того требует здравомыслие?» Они отвергали мысль о собственной глупости, о том, что и сами недалеко ушли от противника — та же дикость, то же расточительное безрассудство, отыгранное рассудочными методами. Они не видели, что в действительности принуждены сами, вынужденно изобретать машины уничтожения, и следуют одной только линии — бойня, жестокое принуждение воинственных крестьян безо всякой альтернативы; они гнали мысль о неотъемлемом, безграничном безумии любой войны.

Тем временем, стрелки, с механической исполнительностью аккуратного клерка перед гроссбухом крутили ручки и нажимали кнопки…

Капитан остановил броненосец номер Три на гребне холма, у захваченной полубатареи. Пленные стояли навытяжку и ожидали; за ними должны были приехать мотоциклисты. Капитан обозревал поле победной битвы из рубки.

Генерал подавал сигналы.

— Пятый и Четвёртый занимаются орудиями на левом фланге, препятствуя любой попытке возобновления огня. Седьмой, Одиннадцатый и Двенадцатый, продолжайте заниматься вашими орудиями; Седьмой, выходите на позицию над пушками, захваченными Третьим. Вы найдёте себе работу, не так ли? Шестой и Первый, скорость десять миль в час, выходите в тыл их лагеря, к реке — так мы отрежем всю эту толпу.

Молодой капитан вмешался и дал знать о себе.

— А, вот вы где! Второй и Третий, Восьмой и Девятый, Тринадцатый и Четырнадцатый, держите дистанцию в тысячу ярдов, ждите команды, затем наступайте малым ходом перед мотоциклистами. Пресекайте любую попытку противника организовать войска. Всё идёт хорошо. Но где Десятый? Вот он! На десятом ремонт, двинется при первой же возможности. Они подбили Десятого!

Дисциплина на броненосце была скорее деловой, чем формальной; капитан опустил голову из рубки и сообщил:

— Ребята, они подбили Десятого. Думаю, не смертельно, но он встал.

Тем не менее, для расправы с разбитой армией осталось тринадцать здоровых монстров.

Военный корреспондент видел их из своей ямы. Чудища выстроились вдоль хребта и обменивались приветственными флажными сигналами. Стальные бока сияли в свете восходящего солнца.