Онлайн чтение книги Младшая сестра The Little Sister
Глава 23

Контора моя пустовала — ни длинноногих брюнеток, ни девушек в раскосых очках, ни гангстеров.

Я уселся в свое кресло и стал наблюдать, как сгущаются сумерки. Шум в здании постепенно замирал: люди покидали конторы и отправлялись домой. На противоположной стороне бульвара начали одна за другой загораться неоновые рекламы. Нужно было что-то делать, но я не знал, что именно. Я решил навести порядок на своем столе — спрятал бумаги в ящик, поправил подставку для ручек, потом достал пыльную тряпку и протер стекло на столе и телефон. Он был темный и в сумерках блестел. Сегодня вечером он не зазвонит. Больше никто не позвонит мне. Ни сейчас, ни потом. Может быть, даже никогда.

Я отложил в сторону тряпку и сел, опустошенный. Я не курил и даже ни о чем не думал. Я был пустым местом; у меня не было ни лица, ни индивидуальности и вряд ли было имя. Мне не хотелось есть, даже не хотелось пить. Я был вчерашним листком календаря, скомканным и брошенным в корзину для бумаг.

Я пододвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер телефона Мэвис Уэльд. Ждал я долго, но никто не взял трубку. Наверное, никого не было дома. Никого для тебя, Марлоу. Я положил трубку. Кому бы еще позвонить? Есть ли человек, который с удовольствием услышит твой голос? Нет, никого нет.

Телефон, зазвони же наконец! Пусть это будет кто угодно, лишь бы он снова включил меня в круг живых людей. Пусть даже Мэглашен. Неважно, как будет этот человек относиться ко мне. Мне просто необходимо почувствовать себя живым.

И телефон зазвонил.

— Амиго, — сказала Долорес, — Мэвис попала в беду. Она хочет непременно видеть вас, потому что доверяет.

— Куда нужно ехать?

— Я заеду за вами и отвезу. Ждите меня у вашей конторы через пятнадцать минут. Туда нелегко будет добраться.

— А как оттуда выбраться? — сыронизировал я. — Или это уже не будет иметь значения?

Но вместо ответа в трубке раздались гудки.

За прилавком аптеки я успел влить в себя две чашки кофе и съесть сандвич с плавленным сыром и двумя ломтиками эрзац-бекона. У меня было отчаянное настроение, но мне это нравилось.

Долорес приехала в черном «меркурии» с откидным верхом, который был поднят. Я наклонился к окну машины, и Долорес по кожаному сиденью скользнула ко мне.

— Садитесь за руль, амиго. Терпеть не могу водить машину.

Из витрины аптеки свет падал на ее лицо. Она снова переоделась, но и на этот раз была в черном: черные брюки и свободный жакет. Только блузка полыхала алым пламенем.

Я облокотился на дверцу машины:

— Почему Мэвис не позвонила мне сама?

— Она не могла. У нее было слишком мало времени и к тому же не оказалось под рукой номера вашего телефона.

— И где же она находится?

— Адреса я не знаю, но смогу найти дом. Вот почему я и приехала за вами. Прошу вас, садитесь в машину и поспешим.

— А что, если я не сяду? — спросил я. — Преклонный возраст и ревматизм сделали меня осторожным.

— Что за странный человек вы! — воскликнула Долорес. — Вечно острите.

— Острю всегда, когда возможно, — ответил я. — Кроме того, я обыкновенный парень, с одной головой, которой все время достается. И начинаются подобные случаи именно вот таким образом.

— Сегодня вечером мы займемся любовью? — нежно проворковала Долорес.

— Этот вопрос остается открытым. Вероятнее всего, нет.

— Это не отнимет у вас много времени. Я ведь не химическая блондинка, о чью кожу можно зажигать спички, и не бывшая прачка с костлявыми ручищами и вялыми грудями.

— Хотя бы на полчаса давайте оставим секс в покое, — взмолился я. — Эта тема бесконечная, как шоколадная тянучка. Сейчас лучше помолчать.

Я обошел машину, сел за руль и завел мотор.

— Поезжайте на запад, — указала Долорес, — через Беверли Хиллз и дальше.

Я выжал сцепление и развернул машину в сторону бульвара Сансет. Долорес достала длинную коричневую сигарету.

— Вы захватили пистолет? — как бы между прочим спросила она.

— Нет. Зачем он мне?

Говоря это, я прижал левой рукой свой «люгер» в плечевой кобуре.

— Что ж, может, оно и к лучшему.

Долорес вставила сигарету в золотые щипчики и прикурила от золотой зажигалки. Огонек, сверкнувший у ее лица, казалось, был поглощен ее бездонными черными глазами.

Я повернул к западу по Сансет и пристроился к веренице машин.

— В какую беду попала мисс Уэльд?

— Не знаю. Она только сказала, что у нее неприятности, что она очень боится и что ей нужны именно вы.

— Могли бы придумать более убедительную историю.

Долорес не ответила. Остановившись у светофора, я взглянул на нее. Она тихо плакала в темноте.

— Я не тронула бы и волоса на голове Мэвис! — всхлипнула она. — Но, думаю, вы не поверите мне.

— С другой стороны, — рассуждал я, — меня обнадеживает именно то, что у вас нет убедительного объяснения.

Долорес подвинулась ко мне.

— Держитесь левой стороны, — сказал я. — Мне нужно вести машину.

— Вы даже не хотите, чтобы я положила голову на ваше плечо?

— Не при таком движении.

Я сбавил скорость у Ферфекса перед зеленым светом, позволявшим сделать левый поворот. Позади неистово выли гудки. Едва я прибавил газу, откуда-то справа вынырнул толстяк в «форде», повернул перед самым носом нашей машины и крикнул:

— Тебе только в гамаке качаться!

Мне пришлось резко затормозить, иначе я бы врезался в него.

— Раньше я любил этот город, — сказал я, желая разговором отвлечь себя от мыслей. — Это было очень давно. Тогда вдоль бульвара Уильшир росли деревья, а Беверли Хиллз был деревней. В Вествуде продавались участки по тысяче сто долларов, но на них не находилось покупателей. Лос-Анджелес в то время был просто большим городом с довольно безобразными и разностильными домами. Это был мирный и приветливый город с сухим солнечным климатом, о котором теперь можно только мечтать. Жители обычно ночевали на открытых верандах своих домов. Местные интеллектуалы называли город американскими Афинами. Это было, конечно, не так, но в то время он не был трущобой с неоновыми рекламами.

Мы проехали мимо ресторана «Танцоры». Он был залит светом, на террасе стояли столики.

— Теперь типы вроде Стилгрейва владеют здесь ресторанами. Теперь у нас есть деньги, снайперы, сутенеры, гангстеры из Чикаго, Нью-Йорка, Детройта и Кливленда. Они управляют ресторанами и ночными клубами, им принадлежат отели и многоквартирные дома, в которых живут всякие подонки. И все же теперь, несмотря на всю роскошь, этот город, с его декораторами-гомосексуалистами, художницами-лесбиянками и прочими подонками, имеет не больше индивидуальности, чем бумажный стаканчик. А где-нибудь в пригороде отец семейства в домашних туфлях просматривает перед телевизором спортивную страничку газеты и считает, что принадлежит к сливкам общества, потому что у него в гараже стоят три машины. В это время его жена перед туалетным столиком старается замазать косметикой мешки под глазами, а сынок названивает по очереди своим школьным подружкам, которые разговаривают на жаргоне и носят в сумочках противозачаточные пилюли.

— Таковы все большие города, амиго.

— Настоящие города имеют кое-что еще, некий индивидуальный костяк под всем этим дерьмом. А у Лос-Анджелеса есть только Голливуд, который он ненавидит, Но он должен считать, что ему еще повезло: без Голливуда он вообще был бы не городом, а почтовым адресом по каталогу «Все, что угодно, за недорогую плату».

— Вы сегодня что-то не в духе, амиго.

— У меня неприятности. Поэтому я и сел к вам в машину: одной неприятностью больше, одной меньше — для меня все равно.

— Вы что-нибудь сделали не так? — спросила Долорес, подвигаясь ко мне.

— Это зависит от того, с какой стороны посмотреть, — ответил я. — Просто подобрал несколько трупов, а копам не нравится, когда их работу выполняют любители. Они считают, что для этого существует их организация.

— И что они с вами сделают?

— Могут выслать из города, но меня это не волнует. Не наваливайтесь так на меня, этой рукой я должен переключать скорости.

Долорес с обиженным видом отстранилась от меня.

— Вы сегодня не в духе, — повторила она. — Сверните направо, на Лост-Каньон Роуд.

Мы поехали мимо университета. Теперь горели все огни города; их огромный светящийся ковер раскинулся по склону холма вплоть до горизонта. Высоко в небе гудел самолет, и подмигивали его сигнальные огни. У Лост-Каньона я свернул направо. Дорога начала петлять, и было все еще много встречных машин. Дул легкий ветерок, приносивший с собой аромат дикого шалфея, лекарственный запах эвкалиптов и запах дорожной пыли.

— Следующий поворот направо, — сказала Долорес.

Я повернул. Дорога стала круче и уже. Вдоль нее стояли особняки, но их не было заметно за деревьями и зарослями кустарника.

У первой же развилки мы неожиданно увидели полицейскую машину с красным прожектором и две обычные, загораживающие дорогу. Нам просигналили фонариком. Я затормозил рядом с полицейской машиной, в которой сидели два копа. Они курили и не обратили на нас никакого внимания.

— В чем дело? — спросил я Долорес.

— Понятия не имею.

Кажется, она сама испугалась.

К нашей машине подошел высокий мужчина и посветил мне в лицо.

— Сегодня проезд по этой дороге закрыт, — объявил он. — Куда вы направляетесь?

Долорес достала фонарик из отделения для перчаток, я взял его и направил луч света на высокого мужчину: он был в дорогих спортивных брюках, в рубашке с инициалами на кармашке, а вокруг шеи — шарф в мелкий горошек. У него были черные блестящие волнистые волосы и очки в роговой оправе — в общем, заправский голливудский тип.

Я сказал:

— Мы ждем объяснений, или вы взяли на себя функции представителей закона?

— Если хотите поговорить с представителями закона, то они здесь, — ответил он презрительным тоном. — Мы же просто граждане, живущие здесь. Это частные владения, и мы отстаиваем свои права.

Из темноты выступил мужчина с охотничьим ружьем и встал рядом с высоким. Ружье лежало на сгибе его левой руки, дулом вниз, но было видно, что держит он его не для балласта.

— Со мной приятельница, — сказал я. — Мы хотим проехать тут в одно место.

— В какое место? — холодно осведомился высокий.

Я обратился к Долорес:

— В какое?

— Это белый дом на холме, выше по дороге, — объяснила она.

— Что вы собираетесь там делать? — спросил высокий.

— Хозяин этого дома — мой друг, — ядовито ответила она.

Он на секунду осветил фонариком ее лицо.

— У вас шикарный вид, — признал он. — Но нам не нравится ваш спутник. Нам не нравятся типы, содержащие по соседству с нами тайные игорные дома.

— Я понятия не имею ни о каких игорных домах, — резко заявила Долорес.

— Копы тоже, — заметил высокий мужчина. — Они даже искать их не хотят. Как зовут вашего друга, дорогая?

— Не ваше дело, — со злостью ответила Долорес.

— Тогда отправляйтесь домой и вяжите носки, — сказал высокий и обратился ко мне: — Дорога сегодня закрыта. Теперь вы знаете почему.

— Думаете, вам удастся заставить нас выполнить вашу волю?

— Конечно, и без особого труда. Вы бы видели наши налоговые декларации. Полиция делает все, что мы пожелаем.

Я распахнул дверцу машины, вышел и направился к полицейским. Копы сидели, лениво откинувшись на спинки сидений. Радио еле слышно что-то бормотало. Один коп ритмично жевал резинку.

— Как можно объехать эту заставу? — спросил я.

— Не знаю, приятель. Мы здесь только следим за порядком.

— Они утверждают, будто где-то здесь рядом находится игорный дом.

— Да, утверждают.

— Вы этому верите?

— И не пытаюсь, приятель, — ответил коп, сплюнув мимо меня.

— Предположим, у меня важное дело, — продолжал я.

В ответ он зевнул, глядя на меня без всякого выражения.

— Большое спасибо, приятель, — только и сказал я.

Вернувшись к «меркурию», я вынул из бумажника визитную карточку и подал ее высокому мужчине. Тот осветил ее фонариком и спросил:

— Ну и что?

— Я еду по делу, по важному делу. Пропустите меня, и, возможно, завтра вам не понадобится эта застава.

— Вы много на себя берете.

— Вы принимаете меня за столь богатого человека, который может покровительствовать тайному игорному дому?

— Вы нет, но она может. — Он бросил взгляд на Долорес. — Она могла захватить вас для защиты.

Он повернулся к мужчине с ружьем.

— Что ты думаешь по этому поводу?

— Рискнем. Их только двое, и оба трезвые.

Высокий зажег фонарик и помахал им. Одна машина дала задний ход и освободила дорогу. Я завел «Меркурий» и проехал в открывшуюся брешь. Пропустив нас, машина заняла прежнее место и блокировала дорогу.

— Это единственный туда путь? — спросил я Долорес.

— Они так думают, амиго. Есть еще одна дорога, проходящая через частные владения. Но чтобы попасть на нее, надо сделать большой крюк.

— Нам чуть было не пришлось прорываться силой, — заметил я.

— Я знала, что вы найдете выход, амиго.

— Не подлизывайтесь.

— Какой вы подозрительный! Неужели вам не хочется поцеловать меня?

— Почему вы не пустили в ход свои средства обольщения чуть раньше? Тот, высокий, на дороге показался мне очень одиноким. Вы могли затащить его в кустики.

Долорес ударила меня по губам.

— Сукин сын! — небрежно обронила она. — Следующий поворот налево, пожалуйста.

Одолев подъем, мы вдруг очутились на широкой круглой площадке, обрамленной белыми известняковыми камнями. Прямо перед нами находился проезд на ту частную дорогу, о которой мы только что говорили. Ворота в проволочной изгороди были распахнуты, а замок висел на конце железной цепи на одном из столбов.

Проехав через ворота, мы обогнули куст олеандра и оказались на заднем дворе низкого белого дома, крытого черепицей. В углу двора размещался гараж на четыре машины, двери его были закрыты. В доме было темно, луна заливала голубоватым светом его белые стены. У подножия лестницы, ведущей к задней двери дома, стояли баки с мусором.

Я остановил машину, выключил фары и мотор и молча сидел. Долорес забилась в угол. Мне показалось, будто сиденье трясется. Я дотронулся до Долорес, она дрожала.

— Что с вами?

— Идите… идите, прошу вас, — ответила она, стуча зубами.

— А вы?

Она открыла дверцу со своей стороны и выпрыгнула из машины. Я тоже вышел, оставив ключи в зажигании. Долорес, обойдя машину, приблизилась ко мне и обняла меня за шею, прильнув всем телом. Я ощутил сотрясавшую ее дрожь.

— Я совершаю глупость, — нежно прошептала она. — Он убьет меня за это… так, как убил Стейна. Поцелуйте меня.

Я поцеловал ее. Губы ее были сухие и горячие.

— Он здесь? — спросил я.

— Да.

— Кто еще?

— Никого… кроме Мэвис. Он и ее убьет.

— Послушайте…

— Поцелуйте меня еще раз. Мне недолго осталось жить, амиго. Когда служишь приманкой у такого человека, то умрешь молодой.

Я мягко отстранил ее от себя.

Долорес отступила на шаг и быстро подняла правую руку. В ней был пистолет.

Луна тускло поблескивала на дуле. Долорес держала оружие прямо, теперь ее рука не дрожала.

— Какого друга я приобрету, если нажму на спуск! — сказала она.

— Выстрел услышит застава внизу.

Она покачала головой.

— Нет, нас разделяет холм. Вряд ли они услышат выстрел, амиго.

Я прикинул, что пистолет при выстреле должен подскочить вверх в ее руке. Если бы я успел упасть ничком в нужный момент… Но я не надеялся на быстроту своей реакции.

Я молчал, во рту у меня пересохло.

Долорес продолжала медленно, усталым нежным голосом:

— Смерть Стейна меня не тронула. Он был ничтожеством. Умереть нетрудно, убить тоже нетрудно, но заманивать людей в ловушку, где их ждет смерть…

Рыдания сдавили ей горло.

— Амиго, не знаю почему, но вы мне нравитесь. Мне всегда была чужда подобная сентиментальность. Мэвис отняла у меня Стилгрейва, но я не хочу, чтобы он убил ее. На свете и без него достаточно богатых мужчин.

— Он показался мне славным малым, — заметил я, наблюдая за рукой, державшей оружие. Она ничуть не дрожала.

Долорес презрительно рассмеялась:

— Конечно, он производит такое впечатление. Поэтому он и стал тем, что он есть теперь. Вы считаете себя безжалостным, амиго. Так вот, по сравнению с ним вы — вареная груша.

Она опустила пистолет. Настало время прыгнуть и отобрать у нее оружие, но я еще не успел приготовиться.

— Он убил не меньше десятка людей, — продолжала она. — И каждого с улыбкой. Я уже давно знаю его. Я познакомилась с ним в Кливленде.

— Еще до применения ножей для колки льда?

— Если я дам вам пистолет, вы убьете его ради меня?

— Вы поверите, если я пообещаю?

— Да.

Откуда-то снизу донесся шум машины. Но он казался таким далеким, будто доносился с Марса, и совсем лишенным смысла, как болтовня мартышек в бразильских джунглях. Ко мне он не имел никакого отношения.

— Если потребуется, я убью его, — заявил я, облизывая губы.

Я чуть наклонился и согнул колени, готовясь к прыжку.

— Спокойной ночи, амиго. Я ношу черное, потому что я красива, порочна… и потому что я пропащий человек.

Она протянула мне пистолет.

Я взял его и стоял, держа его в руке. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом Долорес улыбнулась, тряхнула головой и вскочила в машину.

— Я хорошо вела себя сегодня, правда? — нежно спросила она.

Визжа шинами по асфальту, машина стремительно дала задний ход, развернулась, обогнула куст олеандра и исчезла. Еще несколько секунд я видел ее задние огни на частной дороге за деревьями и различал шум мотора. Потом он стих, и стали слышны только крики древесных лягушек.

Я вынул из пистолета обойму. В ней не хватало двух патронов. Пистолет был тридцать второго калибра, с рукояткой из слоновой кости. Я понюхал дуло. Со времени последней чистки из него стреляли. Может быть, дважды.

Я снова вставил в него обойму и подержал оружие в ладони.

В Оррина Куэста стреляли дважды. Две гильзы, подобранные мною с пола в доме доктора Лагарди, принадлежали пистолету тридцать второго калибра.

И вчера днем в отеле «Ван-Найз», в комнате триста двадцать два блондинка в темных очках угрожала мне таким же пистолетом с белой костяной рукояткой.

Забавное совпадение!