У Вольфа не нашлось времени ответить, потому что одна из орлиц открыла дверь клетки, использовав свою ногу столь же эффективно как руку. Могучая голова и твердый клюв втолкнули его в клетку. Дверь со скрежетом закрылась за ним.
— Так, вот ты и здесь, — сказал Кикаха густым баритоном. — Вопрос такой: что нам теперь делать? Наше пребывание здесь может оказаться коротким и неприятным.
Вольф посмотрел сквозь прутья, увидел высеченный из камня трон, а на нем — женщину, скорее полуженщину, ибо у нее были крылья вместо рук и нижняя часть тела, как у птицы. Ноги однако были по пропорциям намного толще, чем у земного орла нормальных размеров.
Вольф подумал, что им приходилось поддерживать большой вес, и он понял, что здесь было еще одно из чудовищ, произведенных лабораторией Господа. Она должно быть и была та Подарга, о которой рассказывал Ипсевас.
Выше талии она была такой женщиной, каких выпалала честь видеть немногим мужчинам. Кожа у нее была белой, как молочный опал, груди — превосходными, шея — колонной красоты.
Длинные черные и прямые волосы ниспадали по обеим сторонам лица, бывшего даже более прекрасным, чем у Хрисенды, признание, которое он считал невозможным вызвать у него.
Однако, в этой красоте было нечто ужасающее: безумие.
Глаза были, как у попавшего в клетку сокола, задразненного до невыносимого состояния.
Вольф оторвал глаза от нее и оглядел пещеру.
— Где Хрисенда? — прошептал он.
— Кто? — прошептал в ответ Кикаха.
Несколькими быстрыми фразами Вольф описал ее и то, что с ней случилось.
Кикаха покачал головой.
— Я ее никогда не видел.
— Но гворлы?
— Их было две банды. Другая видимо держит и Хрисенду и рог. Не беспокойся о них. Если мы не отбрешемся и не выберемся отсюда, нам конец и очень отвратительный.
Вольф спросил о старике. Кикаха ответил, что он некогда был любовником Подарги. Он был аборигеном, одним из тех, кто был перенесен в эту вселенную вскоре после того, как Господь сработал ее. Гарпия теперь держала его для выполнения черной работы, требовавшей человеческих рук. Старик явился по приказу Подарги спасти Вольфа от существ с мордами летучих мышей, несомненно, потому что та давным-давно прослышала от своих пташек о присутствии Вольфа в ее владениях.
Подарга беспокойно заерзала на своем троне и развернула крылья. Они сошлись перед ней со звуком, похожим на раскалываемое молнией небо.
— Эй, вы, двое там! — крикнула она. — Кончайте шептаться! Кикаха, что еще ты можешь сказать в свою пользу, прежде чем я спущу своих пташек?
— Я могу только повторить, с риском оказаться утомительным, то что сказал раньше! — громко ответил Кикаха. — Я такой же враг Господа, как и ты, и он меня ненавидит. Он убил бы меня! Он знает, что я украл его рог и что я опасен для него. Его Очи рыщут на четырех уровнях мира и летают вверх и вниз по горам, пытаясь найти меня, а…
— Где этот рог, который по твоим словам ты украл у Господа? Почему его нет при тебе сейчас? Я думаю, что ты лжешь, чтобы спасти свою никчемную душу!
— Я же рассказывал тебе, что открыл врата в соседний мир и бросил его человеку, появившемуся во вратах. Он сейчас стоит перед тобой.
Подарга повернула голову, как поворачивает ее орлица, и прожгла взглядом Вольфа.
— Я не вижу никакого рога. Я вижу только какое-то жесткое жилистое мясо за черной бородой!
— Он говорит, что рог похитила у него другая банда гворлов, — ответил Кикаха. — Он гнался за ними, чтобы вернуть рог, когда псевдо— летучие мыши захватили его в плен, а ты столь великодушно спасла его. Освободи нас, милостливая и прекрасная Подарга, и мы вернем рог. С его помощью мы окажемся способными сразиться с Господом. Его можно побить! Может он и могучий, но он не всемогущ! Будь он таким, он нашел бы и нас и рог давным-давно!
Подарга встала, почистила крылья и, сойдя с трона, подошла к клетке.
Она не подпрыгивала при ходьбе, как птица, а шла на негнущихся ногах.
— Желала бы я, чтобы могла тебе поверить, — произнесла она более тихо, но столь же напряженным голосом. — Если бы только я могла! Я ждала года и века и тысячу лет, ах, так долго, что у меня сердце болит при мысли об этом времени! Если бы я подумала, что оружие для ответного удара по нему попало наконец в мои руки…
Она пронзила их взлядом, держа перед собой крылья, и сказала:
— Видите! Я сказала: «мои руки», но у меня нет ни рук, ни тела, бывшего когда-то моим. Этот…
Она разразилась бешеной бранью, заставившей Вольфа поежиться. Похолодеть его заставили не слова, а ярость, граничащая с божественной или бессмысленной.
— Если Господа можно свергнуть — а я считаю, что можно — тебе будет возвращено твое человеческое тело, — сказал Кикаха, когда она кончила.
Она тяжело дышала в тисках гнева и уставилась на них с жаждой убийства во взоре. Вольф почувствовал, что все потеряно, но ее следующие слова показали, что страсть относилась не к ним.
— Прежний Господь давно пропал. Так Гласит слух. Я послала одну из своих птиц разузнать, и она вернулась со странной новостью. Она сказала, что там новый Господь, но она не знала, не был ли это тот же Господь в новом теле. Я послала ее обратно к Господу, тот отказал мне в просьбе снова дать мне мое истинное тело. Так что не имеет значения, тот или другой там Господь. Он точно такой же злой и ненавистный, как и прежний, если он и в самом деле не прежний. Но я должна знать! Во-первых, кто бы ни был сейчас Господь, он должен умереть. Потом я выясню, он ли это в новом теле или нет. Если же прежний Господь покинул эту вселенную, я выслежу его через все миры и найду его!
— Ты не сможешь этого сделать без рога, — заметил Кикаха. — Он и только он открывает врата без контрустройства в другом мире.
— Чего мне терять? — сказала Подарга. — Если ты лжешь и предашь меня, я в конце концов доберусь до тебя, а охота может оказаться забавной. Если же ты говоришь правду, то мы увидим, что может случиться.
Она поговорила с орлицей рядом с ней, и та открыла дверь.
Кикаха и Вольф последовали за гарпией через пещеру к большому столу с креслами вокруг него. Только тогда Вольф понял, что это помещение было сокровищницей.
В ней была свалена добыча со всего мира. Тут были большие открытые сундуки, набитые сверкавшими драгоценными камнями, жемчужные ожерелья и золотые и серебрянные чаши изысканной формы, были маленькие фигурки из слоновой кости и из какого-то отсвечивавшего твердоволокнистого черного дерева. Были великолепные картины. Доспехи и оружие всех видов, кроме огнестрельного, были беззаботно свалены в разных местах.
Подарга приказала им сесть в изукрашенные резьбой кресла с вытесанными львинными ножками. Она сделала крылом знак, и из тени вышел молодой человек.
Он нес тяжелый золотой поднос, на котором стояли три прекрасно вырезанные чаши из кристаллов кварца. Они были сработаны в виде прыгающих рыб с широко открытыми ртами. Рты эти были заполнены богатым темно-красным вином.
— Это один из ее любовников, прошептал Кикаха в ответ на любопытный взгляд Вольфа в сторону красивого белокурого юноши. — Он унесен ее орлицами с уровня, известного как Дракландия или Тевтония. Бедняга! Но это лучше, чем быть заживо объеденным ее пташками, и у него всегда есть надежда сбежать, делающая его жизнь сносной.
Кикаха выпил и вздохнул, удовлетворенный тяжелым, но бодрящим кровь вкусом. Вольф почувствовал, что вино извивается в нем, словно живое. Подарга зажала чашу между кончиками крыльев и поднесла ее к губам.
— За смерть и проклятье Господу и, следовательно, за ваш успех!
Двое мужчин выпили снова. Подарга поставила свою чашу на стол и слегка щелкнула Вольфа по лицу кончиками перьев крыла.
— Расскажи мне свою историю.
Вольф рассказывал долго. Он ел нарезанные ломти зажаренной козосвиньи, светло-коричневый хлеб и фрукты и пил вино.
Голова у него начала кружиться, но он все рассказывал и рассказывал, останавливаясь только тогда, когда Подарга его о чем-то спрашивала. Старые факелы заменили свежими, а он все рассказывал.
Внезапно он проснулся. Из другой пещеры лился солнечный свет, освещая пустую чашу и стол, на котором лежала его голова, пока он спал. Кикаха, ухмыляясь, стоял рядом с ним.
— Пошли, сказал он. — Подарга хочет, чтобы мы отправились пораньше. Ей не терпится отомстить. А я хочу убраться, пока она не изменила своего решения. Ты не представляешь, как нам повезло. Мы — единственные пленники, которым она когда-либо даровала свободу.
Вольф сел и застонал от боли в плечах и в шее. Голова у него ощущалась распухшей и немного тяжелой, но он пережил и худшие похмелья.
— Что ты делал после того, как я уснул, — спросил он.
Кикаха широко улыбнулся.
— Я заплатил последнюю цену. Но это было совсем неплохо. Сперва довольно странно, но я парень адаптабельный.
Они вышли из этой пещеры в следующую и оттуда — на широкий выдающийся из скалы каменный выступ. Вольф обернулся бросить последний взгляд и увидел несколько орлиц: зеленые монолиты, стоявшие у входа во внутреннюю пещеру. Там мелькнула белая кожа и черные крылья, когда Подарга прошла на негнущихся ногах перед гигантскими птицами.
— Идем, — сказал Кикаха. — Подарга и ее пташки голодные. Ты не видел, как она пыталась заставить гворлов молить о пощаде. Одно могу сказать в их пользу — они не скулили и не ревели. Они плевали в нее!
Вольф подпрыгнул, когда из пасти пещеры донесся душераздирающий крик.
Кикаха взял Вольфа за руку и побудил идти побыстрее. Из клювов орлиц вырвались новые неровные крики, смешанные с воем существ, испытывавших страх и муки смерти.
Они начали восхождение и к ночи поднялись тремя тысячами футов выше.
Кикаха развязал свой кожанный заплечный рюкзак и извлек разнообразные предметы. Среди них оказался коробок спичек, от которых он и разжег костер.
За ними последовали мясо, хлеб и бутылочка разаманского вина. Рюкзак и его содержимое были подпрками Подарги.
— Нам осталось около четырех дней восхождения, прежде чем мы доберемся до следующего уровня, — сказал юноша, — а потом — легендарный мир Индеи.
Вольф начал было задавать вопросы, но Кикаха заявил, что ему следует объяснить физическую структуру планеты. Вольф терпеливо слушал, и выслушав не стал насмехаться. Более того, объяснение Кикахи совпало с тем, что он покамест увидел. Намеренья Вольфа спросить, как Кикаха, явно уроженец Земли, попал сбда, были сорваны. Юноша, пожаловавшись, что он долгое время не спал, а прошлой ночью особенно истощил силы, провалился в сон.
Некоторое время Вольф сидел, уставясь на пламя умиравшего костра. За короткое время он повидал и испытал многое, но ему еще предстояло через многое пройти, если он выживет. Из глубин поднялся гикающий крик, и огромная зеленая орлица заклекотала где-то в воздухе у поверхности воды.
Вольф гадал, где была сегодня ночью Хрисенда. Была ли она жива, и если да, то как у нее дела? И где был рог? Кикаха сказал, что они должны найти рог, если вообще хотят расчитывать на какой-то успех. Без него они неизбежно проиграют.
С такими мыслями Вольф и уснул.
Четыре дня спустя, когда солнце находилось в средней точке своего курса вокруг планеты, они втащили себя через грань. Перед ними находилась равнина, расстилавшаяся по меньшей мере на сто шестьдесят миль, прежде чем горизонт пропадал из виду. По обеим сторонам, наверное в сотне миль, находились горные хребты. Они могли быть достаточно большими, чтобы выдержать сравнение с Гималаями. Но они были мышами рядом с монолитом Абхарплунты, господствовавшим в этом секторе многоярусной планеты. Абхарплунта, как утверждал Кикаха, находилась в пятнадцати сотнях миль от грани, и все же на вид она была не больше, чем в пятнадцати милях от них.
Она высилась ничуть не меньше, чем гора, на которую они только что поднялись.
— Теперь ты получил представление, — сказал Кикаха. — Этот мир не похож на грушу. Это планетарная Вавилонская Башня, серия ступенчато расположенных колонн, и каждая меньше той, что под ней. На самой оси этой башни размером с Землю находится дворец Господа. Как видишь нам предстоит долгий путь. У нас впереди может быть множество неожиданностей. Но жизнь эта великолепна, пока она продолжается! Я провел здесь дикое и чудесное время! Если бы Господь сразил меня в эту минуту, я не мог бы пожаловаться. Хотя, конечно, жаловался бы, будучи человеком и, следовательно, злясь из-за того, что меня срубают в расцвете лет! Поверь мне, друг мой, я — в расцвете лет!
Вольф не мог не улыбнуться юноше.
Он выглядел таким веселым и жизнерадостным, словно бронзовая статуя, тронутая вдруг оживлением и переполненная радостью, что жива.
— Ладно! — воскликнул Кикаха. — Первое, что мы должны сделать, это достать для тебя какую-нибудь подходящую одежду. Уровнем ниже нагота — шик, но на этом — нет. Тебе придется носить, по крайней мере, набедренную повязку и перо в волосах, иначе туземцы будут презирать тебя, а презрение здесь означает для презираемого рабство или смерть.
Он пошел вдоль грани, Вольф шел за ним.
— Заметь, Боб, как зелена и сочна трава, и как она доходит нам до колен. Она предоставляет пастбище для жующих побеги и траву. Но она также достаточно высока, чтобы скрыть зверей, кормящихся травоядными. Так что берегись! В траве рыщут равнинная пума, страшный волк, полосатая охотничья собака и гигантская ласка. И потом, есть Фелис, Атрог, которого я называю жестким львом. Он некогда бродил по равнинам Северо-Американского Юго-Запада и вымер там примерно десять тысяч лет назад. Здесь же он очень даже живой, на треть больше африканского льва и вдвое злобнее.
— Эй, гляди-ка! Мамонты!
Вольф хотел было остановиться и понаблюдать за огромными серыми животными, находившимися примерно в четверти мили от них, но Кикаха побудил его идти дальше.
— Их еще много кругом, и придет время, когда ты пожелаешь, чтобы их больше не было. Трать свое время на наблюдение за травой. Если она будет двигаться против ветра, скажи мне.
Они быстро прошли две мили. За это время они подошли к табуну диких лошадей. Жеребцы захрапели и прискакали изучить их, а затем стояли, не отступая, роя копытами землю и фыркая, пока двое путников не прошли.
Это были великолепные животные, высокие, гладкие и черные или лоснившиеся гнедые, или в черно-белых яблоках.
— Тут нет никаких ваших индейских лошаденок, — сообщил Кикаха. — Я думаю, Господь не импортировал ничего, кроме самых лучших пород.
Вскоре Кикаха остановился у кучи камней.
— Это мой ориентир, — пояснил он.
От этого керна он пошел прямо вглубь равнины. Через милю они вышли к высокому дереву. Юноша подпрыгнул, ухватился за нижнюю ветку и начал взбираться на дерево. На половине пути к вершине он добрался до дупла и вытащил большой мешок. По возвращении Кикаха достал из мешка два лука, два колчана стрел, набедренную повязку из оленьей кожи и пояс с кожанными ножнами, где находился длинный стальной нож.
Вольф надел набедренную повязку с поясом и взял лук и стрелы.
— Ты знаешь как им пользоваться? — спросил Кикаха.
— Всю жизнь практиковался.
— Хорошо. Ты получишь больше чем один шанс подвергнуть свое искусство испытанию. Пошли, нам требуется покрыть много миль.
Они тронулись волчьим скоком: сто шагов бегом, сто шагов шагом. Кикаха показал на горный кряж справа от них.
— Вот, где проживает мое племя хровака — медвежий народ. Коль скоро мы попадем туда, мы сможем какое-то время отдохнуть и сделать приготовления к предстоящему нам долгому путешествию.
— Ты не выглядишь похожим на индейца, — заметил Вольф.
— А ты, друг мой, тоже не выглядишь похожим на шестидесятилетнего старика. Но здесь мы ими являемся. Ладно. Я отложил рассказ о своей истории потому, что хотел сперва услышать твою. Сегодня ночью мы поговорим.
Они мало о чем еще говорили в тот день. Вольф время от времени восклицал при виде разных животных. Здесь бродили большие стада бизонов, темных, лохматых, бородатых и куда более крупных, чем их земные родственники.
Были и другие табуны лошадей и существа, выглядевшие похожими на прототип верблюда, новые мамонты, а потом семейство степных мастодонтов. Стая страшных волков бежала некоторое время параллельно им на расстоянии в сто ярдов. Эти в холке достигали почти до плеча Вольфа.
Кикаха, видя тревогу Вольфа, засмеялся и сказал:
— Они не нападут на нас, если не проголодаются. А это маловероятно со всей этой дичью здесь вокруг. Им просто любопытно.
Вскоре гигантские волки свернули в сторону, их скорость возросла, когда они выгнали из рощи нескольких полосатых антилоп.
— Это — Северная Америка, какой она была долгое время до прихода белого человека, — сказал Кикаха. — Свежая, просторная, с многочисленными животными и немногими бродячими племенами.
Над головами у них пролетела, крякая, стая из сотни уток.
Словно гром средь зеленого неба, рухнул ястреб, врезаясь с глухим стуком, и стая лишилась одного товарища.
— Счастливая Охотничья Земля! — воскликнул Кикаха. — Только иногда не такая уж и счастливая.
За несколько часов до того, как солнце ушло за гору, они останови— лись у небольшого озера. Кикаха нашел дерево, на котором соорудил помост.
— Мы будем спать сегодня здесь, неся по очереди караул. Примерно единственное животное, могущее напасть на нас на дереве, это гигантская ласка, но она — вполне достаточное беспокойство. Кроме того, и хуже того, тут могут оказаться военные отряды.
Кикаха отлучился с луком в руке и вернулся через пятнадцать минут с большим кроликом. Вольф развел небольшой костер с минимальным дымом, на котором они и зажарили кролика. Пока они ели, Кикаха объяснял топографию местности.
— Что бы еще ты ни мог сказать о Господе, нельзя отрицать, что он проделал неплохую работу, проектируя этот мир. Возьми этот уровень, Индею. Он на самом деле не плоский. У него есть серия легких изгибов, каждый примерно в сто шестьдесят миль. Они позволяют воде стекать, образовывать ручьи, реки и озера. На этой планете нигде нет снега, и не может быть без смены сезонов и при довольно единообразном климате. Но дождь идет каждый день. Тучи приходят откуда-то из пространства.
Они кончили есть кролика и завалили костер. Вольф выбрал караулить первым. Кикаха проговорил всю очередь дежурства Вольфа, а Вольф не засыпал все дежурство Кикахи, слушая его.
Вначале, давным-давно, больше двадцати тысяч лет назад, Господы обитали во вселенной параллельной земной. Тогда они не были известны как Господы.
В то время их было не очень-то много, ибо они были выжившими в длившейся тысячелетие борьбе с другими видами.
Всего их было, наверно, тысяч десять.
— Но что у них отсутствовало по части количества, они более чем компенсировали по части качества, — рассказывал Кикаха. — У них были наука и технология, заставлявшие наши, земные, выглядеть словно мудрость австралийских аборигенов. Они могли сконструировать эти личные вселенные, и конструировали. Сперва каждая вселенная была своего рода игровой площадкой, микрокосмическим загородным клубом для мелких групп. Затем, как было неизбежно, поскольку эти люди были человеческими существами, как бы они не походили своей мощью на богов, они поссорились. Чувство собственности было и есть в них таким же сильным, как и в нас. Среди них возникла борьба. Я полагаю, были также смерти от несчастных случаев и самоубийства. К тому же изоляция и одиночество Господ делали их одержимыми манией величия, естественно, если учесть, что каждый играл роль маленького бога и стал верить в нее. Если сжать длившуюся целые эпохи повесть в несколько слов, Господь, построивший эту конкретную вселенную, в конце концов оказался в одиночестве. Его звали Джадавин, и у него не было даже жены из своих. Да он и не хотел. Зачем бы ему делить этот мир с равной себе, когда он мог быть Зевсом с миллионом Европ, с прекраснейшими из Лед? Он населил этот мир существами, похищенными из других вселенных, главным образом земными, или созданными в лабораториях во дворце на вершине самого верхнего яруса. Он создал таких, каких только желал, божественных красавищ и экзотических чудовищ. Единственная беда заключалась в том, что Господы не довольствовались властью только над одной вселенной. Они начали желать миры других, и поэтому борьба продолжалась. Они воздвигали почти неприступную оборону и изобрели почти неотразимое нападение. Битва стала смертельной игрой. Эта роковая игра была неизбежной, если учесть, что тоска и скука были такими врагами, каких Господы не могли отогнать. Когда ты почти всемогущ, а твои создания слишком низки и слабы, чтобы вечно интересовать тебя, какие тут найдутся острые ощущения, кроме как рискнуть своим бессмертием против другого бессмертного?
— Но как в это угодил ты? — спросил Вольф.
— Я? На Земле меня звали Пол Янус Финнеган. Мое среднее имя было фамилией моей матери. Как тебе известно, ему случается так же быть именем латинского Бога ворот и старого и нового года, бога с двумя ликами, одним — глядящим вперед, и другим — глядящим назад.
Кикаха усмехнулся и заметил:
— Янус очень подходящее имя, тебе не кажется? Я — человек двух миров, и я прошел через врата между ними. Не то чтобы я когда-либо возвращался на Землю или хотел этого. Здесь я пережил приключения и приобрел положение, каких никогда не смог бы добиться на том мрачном старом шарике. Кикаха — не единственное мое имя. Я вождь на этом ярусе и своего рода большая шишка на других ярусах, как ты со временем выяснишь.
Вольф начинал гадать насчет него. Кикаха был так уклончив, что Вольф заподозрил, что у него имелась еще одна личина, о которой он не собирался распространяться.
— Я знаю, что ты думаешь, но ты в это не веришь, — сказал Кикаха. — Я обманщик, но с тобой я откровенен. Кстати, знаешь ли ты, как я приобрел имя среди медвежьего народа? На их языке, Кикаха — мифологический персонаж, полубожественный обманщик и хитрец, что-то вроде старика Койота индейцев прерий или Нанабоэхо у оджибваев или Вакджункага у винебаго. Когда-нибудь я расскажу тебе, как я заслужил это имя и как стал советником у хровака. Но сейчас я должен рассказать тебе о более важных вещах.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления