Онлайн чтение книги Таинственный остров The Mysterious Island
ГЛАВА 11

Зима. Валяние шерсти Мельница. – Навязчивая идея Пенкрофа. Китовый ус – Для чего может пригодиться альбатрос – Топливо будущего. – Топ и Юга. – Ураганы. – Опустошения на птичьем дворе. – Экскурсия на болото. – Сайрес Смит остается один. – Исследование колодца.

Между тем наступила зима в июне месяце, соответствующем декабрю в северных широтах. Основной заботой стало изготовление крепкой теплой одежды.

Муфлонов из кораля остригли, и оставалось превратить шерсть, этот ценный текстильный материал, в материю. Нечего и говорить, что Сайрес Смит, не имевший в своем распоряжении машины для чесания, трепания и сучения шерсти, а также для прядения и тканья, должен был придумать более простой способ, позволяющий обойтись без тканья и прядения. И действительно, он предполагал попросту использовать особенность шерсти, которая путается, если ее жмут со всех сторон, и превращается в материал, называемый войлоком. Войлок можно было получить обыкновенным валянием; эта операция, правда, делает материал менее легким, но зато и менее теплопроводным. Шерсть муфлонов как раз состояла из коротких шерстинок, что благоприятствовало валянию. Инженер, которому помогали его товарищи, и Пенкроф в том числе: ему снова пришлось бросить свой корабль, – приступил к предварительным действиям, имеющим целью освободить шерсть от пропитывающего ее маслянистого жирного вещества, называемого «жировым выпотом». Обезжиривание производилось в чанах, полных воды температурой в 70 градусов, в которых шерсть вымачивали круглые сутки. Затем ее основательно промыли в содовой ванне и высушили отжиманием. После этого шерсть можно было свалять, то есть сделать из нее сукно – правда, довольно грубоватое; едва ли оно имело бы цену в каком-нибудь промышленном центре Европы или Америки, но на острове Линкольна приходилось очень дорожить им.

Понятно, что такого рода материя должна была быть известна в самые отдаленные эпохи; и, на самом деле, первые шерстяные материи были изготовлены именно тем способом, который собирался применить Сайрес Смит.

Специальные знания инженера особенно помогли ему при постройке машины для валяния шерсти. Он сумел искусно применить не использованную до сих пор механическую силу прибрежного водопада, чтобы привести в движение валяльную мельницу.

Это было нечто совершенно первобытное: бревно, снабженное как бы пальцами, которые поочередно поднимали и опускали вертикальные трамбовки; чаны, в которых лежала шерсть и куда опускались эти трамбовки, и, наконец, крепкий деревянный остов, который охватывал и скреплял всю систему. Такова была эта машина, и такою была она в течение веков, до тех пор, пока человеку не пришла мысль заменить трамбовки компрессорными цилиндрами и, вместо того чтобы шерсть бить, подвергнуть ее прокатке.

Операция, умело руководимая Сайресом Смитом, удалась на славу. Шерсть, предварительно пропитанная мыльным раствором (он должен был, с одной стороны, содействовать скольжению, сближению, сжатию и размягчению шерстинок, а с другой стороны, препятствовать ее порче от трамбования), вышла из мельницы в виде толстого слоя войлока. Благодаря бороздам и неровностям, которыми они от природы покрыты, шерстинки плотно сцепились и перепутались так, что образовался материал, одинаково подходящий для пошивки одежды и одеял. Это, конечно, был не меринос, не муслин, не шотландский кашемир, не штоф, не репс, не атлас, не сукно и не фланель. Это был «линкольнский войлок». И отныне остров Линкольна ввел у себя новую отрасль промышленности.

Итак, колонисты получили теплую одежду и толстые одеяла и могли без страха ожидать наступления зимы 1866/67 года. Настоящие холода впервые начались около 20 июня, и Пенкрофу, к большому его огорчению, пришлось временно прервать постройку корабля, которая, впрочем, к весне должна была обязательно закончиться.

Моряком овладела навязчивая идея совершить разведывательную поездку на остров Табор. Сайрес Смит не одобрял этого путешествия, вызванного исключительно любопытством Ведь на этой пустынной и почти бес плодной скале, очевидно, нельзя было найти никакой помощи. Пройти сто пятьдесят миль на относительно небольшом судне, в незнакомых водах мысль об этом не могла не вызвать у него некоторых опасений А вдруг их корабль, выйдя в море, окажется не в состоянии достигнуть Табора и не сможет вернуться на остров Линкольна? Что тогда будет с ними среди Тихого океана, полного опасностей?

Сайрес Смит часто беседовал об этом плане с Пенкрофом, причем моряке непонятным упорством настаивал на этой поездке упорством, в причинах которого он, может быть, и сам недостаточно разбирался – Я должен вам заметить, мой друг, сказал ему как-то инженер. – После того, что вы так много хорошего говорите об острове Линкольна и столько раз заявляли, что вам будет жаль его оставить, вы первый хотите покинуть его.

– Но ведь уедем всего на несколько дней, мистер Сайрес, – отвечал Пенкроф. – Мы только съездим туда и назад и посмотрим, что это за остров – Он ведь не может сравняться с островом Линкольна?

– Я заранее в этом уверен.

– Зачем же тогда рисковать?

– Чтобы узнать, что там происходит – Но там ничего не происходит, там ничего не может происходить!

– Как знать…

– А если вас застигнет буря?

– В летнее время этого не следует опасаться, – ответил Пенкроф. – Но так как надо все предвидеть, мистер Сайрес, я попрошу у вас позволения взять в путешествие только одного Харберта.

– Пенкроф, – сказал инженер, положив руку на плечо моряка, – знаете ли вы, что мы никогда не утешимся, если что-нибудь случится с вами и с этим юношей, который волей судьбы стал нашим сыном?

– Мистер Сайрес, – ответил Пенкроф тоном глубокого убеждения, – мы не причиним вам такого горя!

Впрочем, мы еще поговорим об этом путешествии, когда придет время его осуществить. К тому же я представляю себе, что когда вы увидите наш корабль со всеми снастями и парусами, когда вы убедитесь, как хорошо он держится на воде, когда мы обойдем вокруг острова (а мы поплывем все вместе), – то я уверен, вы без колебаний отпустите меня. Не хочу скрывать от вас, что ваш корабль будет верхом совершенства!

– Говорите, по крайней мере, «наш» корабль, Пенкроф, – сказал инженер, на время обезоруженный словами моряка.

На этом их разговор прервался, чтобы возобновиться в будущем. Ни Пенкрофу, ни инженеру не удалось убедить Друг друга. Первый снег выпал в конце июня. Еще до этого времени кораль был снабжен всем необходимым и посещать его ежедневно не было надобности. Но колонисты решили бывать там не реже одного раза в неделю.

Снова поставлены были ловушки, и колонисты произвели испытание приборов, изготовленных инженером. Согнутые пластины китового уса, скованные ледяным обручем и покрытые толстым слоем жира, были разбросаны на опушке леса, где проходили стада животных, направляясь к озеру.

К большому удовлетворению инженера, изобретение алеутских рыбаков оказалось весьма удачным. На приманку попались штук двенадцать лисиц, несколько диких кабанов и даже один ягуар; этих животных нашли мертвыми, с желудками, проткнутыми концами китового уса.

К этому времени относится один опыт, о котором здесь следует упомянуть. Это была первая попытка колонистов установить связь со своими ближними.

Гедеон Спилет уже неоднократно думал о том, что следует бросить в море письмо, закупоренное в бутылку, которую, быть может, отнесет течением к населенному берегу, или доверить его голубю. Но можно ли серьезно надеяться, что голубь или бутылка перенесутся через тысячу двести миль, отделяющих остров от материка? Конечно, нет!

Но 30 июня охотники не без труда поймали альбатроса, которого Харберт слегка ранил в ногу выстрелом из ружья. Это была великолепная птица из семейства парусников, у которой ширина крыльев равна десяти футам и которые могут перелетать даже такие обширные водные пространства, как Тихий океан. Харберту очень хотелось оставить этого великолепного альбатроса, рана которого быстро затянулась. Он намеревался его приручить, но Гедеон Спилет решил, что нельзя пренебрегать возможностью вступить в переписку с населенными землями, расположенными в Тихом океане, при помощи этого курьера. Харберту пришлось сдаться – ведь если альбатрос прилетел из какой-нибудь обитаемой страны, то, получив свободу, он не замедлит туда вернуться.

Быть может, Гедеон Спилет, в котором время от времени пробуждался журналист, в глубине души мечтал о попытке послать на всякий случай увлекательную статью о приключениях колонистов острова Линкольна. Какой успех для постоянного корреспондента «Нью-Йорк Геральд» и для того номера, где появится статья, если только она когда-нибудь дойдет до издателя газеты, Джона Беннета!

Итак, Гедеон Спилет написал краткую заметку, которую положили в мешочек из толстой прорезиненной парусины, сопроводив ее настоятельной просьбой ко всякому, кто найдет мешочек, доставить заметку в редакцию «Нью-Йорк Геральд». Мешочек привязали не к ноге альбатроса, а на шею, так как эти птицы имеют обыкновение садиться на воду. Затем быстрому воздушному гонцу возвратили свободу, и колонисты не без волнения смотрели, как он постепенно исчезал в тумане.

– Куда-то он полетел! – сказал Пенкроф.

– К Новой Зеландии, – ответил Харберт.

– Счастливого пути! – вскричал моряк, который, с своей стороны, не ожидал больших результатов от этого способа переписки. С наступлением зимы возобновились работы в Гранитном Дворце – починка одежды и различные поделки; между прочим, начали сшивать паруса корабля, выкроенные из неисчерпаемой оболочки аэростата.

В июле стояли сильные холода, но колонисты не жалели ни дров, ни угля. Сайрес Смит установил в большом зале второй камин, и около него обитатели дворца проводили долгие вечера. Они беседовали работая, часы отдыха заполняли чтением, и время проходило с пользой для всех.

Колонисты испытывали истинное наслаждение, когда, сидя в этом зале, ярко освещенном свечами и согретом каменным углем, подкрепленные вкусным обедом, попивая дымящийся бузинный кофе и пуская из трубок клубы благовонного дыма, они прислушивались к завыванию бури Они могли бы быть вполне счастливы, если бы существовало полное счастье для людей, оторванных от своих ближних и лишенных всякой связи с ними. Они постоянно говорили о Большой земле, о друзьях, оставленных там Сайрес Смит, который был в Североамериканском союзе большим политическим деятелем, рассказывал своим друзьям много интересного и делился с ними своими мнениями и прогнозами.

Однажды Гедеон Спилет задал ему такой вопрос:

– Но, в конце концов, дорогой Сайрес, промышленность и торговля, которым вы предсказываете постоянный прогресс, разве не существует опасности для них, что их развитие рано или поздно остановится?

– Остановится? Но почему?

– Из-за недостатка угля, который по справедливости следует считать самым ценным ископаемым.

– Действительно, это самый ценный минерал, – сказал инженер. – Можно подумать, что природа решила подтвердить это, создав из угля алмаз, который представляет собой не что иное, как чистый кристаллизованный углерод.

– Не хотите ли вы этим сказать, мистер Сайрес, – вмешался Пенкроф, – что мы когда-нибудь будем жечь в топках алмазы вместо угля?

– Нет, мой друг, – ответил инженер.

– Но все-таки, – продолжал Гедеон Спилет, – вы ведь не отрицаете, что наступит день, когда весь уголь будет сожжен?

– О, залежи каменного угля еще очень значительны, и сто тысяч рабочих, которые добывают из недр земли сто миллионов квинталов угля в год, далеко не исчерпали его запаса. – При возрастающем потреблении каменного угля, – ответил Гедеон Спилет, – нетрудно предвидеть, что эти сто тысяч рабочих превратятся в двести и добыча угля удвоится.

– Это верно, но вслед за европейскими запасами, которые вскоре можно будет использовать на большей глубине при помощи новых машин, залежи каменного угля в Америке и Австралии будут еще долго снабжать промышленность – На сколько же времени их хватит? – спросил журналист – По крайней мере, на двести пятьдесят или триста лет – Это успокоительно для нас, – сказал Пенкроф -Но зато для наших внуков беспокойнее ~ Найдут что-нибудь другое, – сказал Харберт – Будем надеяться на это, сказал журналист – Ведь без угля остановятся машины, а без машин не будет ни пароходов, ни железных дорог, ни заводов, и прогресс человечества остановится – Но что же можно найти? – спросил Пенкроф – Вы это себе представляете, мистер Сайрес?

– Приблизительно да, мой друг – Что же будут сжигать вместо угля?

– Воду, – ответил Сайрес Смит – Воду"? – вскричал Пенкроф – Водой будут топить котлы пароходов и паровозов"? Водой станут кипятить воду"?

– Да, но водой, разложенной на свои составные элементы, и разложенной, несомненно, при помощи электричества, которое к тому времени превратится в мощную и легко используемую силу Ведь все великие открытия, по какому-то непонятному закону, совпадают и дополняют друг друга. Да, друзья мои, я думаю, что воду когда-нибудь будут употреблять как топливо, что водород и кислород, которые входят в ее состав, будут использованы вместе или поодиночке и явятся неисчерпаемым источником света и тепла, значительно более интенсивным, чем уголь. Придет день, когда котлы паровозов, пароходов и тендеры локомотивов будут вместо угля нагружены сжатыми газами, и они станут гореть в топках с огромной энергией. Итак, нам нечего опасаться. Пока на Земле живут люди, они будут обеспечены всем, и им не придется терпеть недостатка в свете, тепле и продуктах животного, растительного или минерального царства. Повторяю, я думаю, что, когда истощатся залежи каменного угля, человечество будет отапливаться и греться водой. Вода – уголь будущего.

– Хотел бы я посмотреть, как это будет, – сказал моряк.

Ты для этого слишком рано встал с постели, Пенкроф, – сказал Наб; эти слова Наб произнес впервые за все время разговора.

Однако беседа закончилась не словами Наба, а лаем Топа, в котором снова послышались странные нотки, уже обратившие на себя внимание инженера. В это время Топ бегал вокруг отверстия колодца, находившегося в конце внутреннего коридора.

– Что это Топ так лает? – спросил Пенкроф.

– А Юп рычит, – добавил Харберт.

Действительно, обезьяна присоединилась к собаке, выказывая несомненные признаки волнения. И странно: животные казались скорее встревоженными, чем раздраженными.

– Нет сомнения, – сказал Гедеон Спилет, – что этот колодец непосредственно сообщается с морем и что какое-то морское животное время от времени приплывает сюда, чтобы отдохнуть.

– Это действительно так, – сказал Пенкроф, – и другого объяснения тут нет. Замолчи, Топ! – добавил Пенкроф, обращаясь к собаке. А ты, Юп, ступай в свою комнату.

Собака н обезьяна умолкли. Юп вернулся на постель, но Топ остался и весь вечер глухо ворчал.

Никто больше не говорил об этом событии, но инженер был мрачен.

В остальные дни июля дожди сменились морозами. Температура падала не так, как в прошлую зиму, и термометр ни разу не показал ниже 13 градусов (по Цельсию). Но, хотя зима была теплее, чаще случались бури и ураганы. Море иногда набрасывалось на берег, и Трубы подвергались большой опасности. Можно было думать, что какие-то подводные приливы вздымают чудовищные волны и бросают их на стены Гранитного Дворца Колонисты, стоя у окна, смотрели на огромные массы воды, разбивавшиеся перед ними, и могли лишь восхищаться этим замечательным зрелищем, наблюдая бессильную злобу океана Волны рассыпались ослепительной пеной Беснующиеся воды заливали весь берег, и казалось, что гранитный массив возвышается со дна моря, высочайшие волны которого поднимались больше чем на сто футов.

Во время подобных бурь было трудно и даже опасно ходить по дорогам, так как ветер часто валил деревья Однако колонисты не реже раза в неделю посещали кораль К счастью, загон, прикрытый юго-восточными уступами горы Франклина, не слишком пострадал от ураганов Деревья, сараи и забор остались целы. Но зато птичник, расположенный на плато Дальнего Вида и, следовательно, под самыми ударами восточного ветра, подвергся довольно значительному разрушению. С голубятни два раза снесло крышу, ограда свалилась. Все это надо было восстановить и сделать вещества воды, коралловые инфузории создают известняк, из находится в самом неудобном месте Тихого океана Казалось, что он стоит в центре циклонов, которые хлещут его, как хлыст подхлестывает волчок, но только здесь волчок был неподвижен, а хлыст вертелся. В первую неделю августа бури понемногу стихли, и воздух снова обрел покой, казалось навсегда потерянный Когда стихло, температура понизилась; снова на ступил мороз, и столбик термометра упал до 22 градусов ниже ноля (по Цельсию).

3 августа состоялась давно задуманная экскурсия в юго-восточную часть острова, на болото Казарок. Охотников привлекала плавающая дичь, прилетавшая туда на зимовку. На болоте в изобилии водились дикие утки, кулики, шилохвосты, и колонисты решили посвятить экспедиции целый день.

Кроме Гедеона Спилета и Харберта, в этом походе приняли участие также Пенкроф и Наб. Только Сайрес Смит, сославшись на неотложную работу, не пошел с ними, а остался в Гранитном Дворце.

Охотники направились к болоту по дороге к гавани Воздушного Шара, обещав возвратиться к вечеру. Топ и Юп сопровождали их.

Едва они перешли мост, инженер поднял его и вернулся, думая осуществить одно дело, для которого он и хотел остаться один.

Его план состоял в том, чтобы тщательно исследовать внутренний колодец, сообщавшийся с морем и служивший когда-то проходом для вод озера.

Почему Топ так часто бегал вокруг отверстия этого колодца? Почему он так странно

лаял, какая непонятная тревога притягивала его к этому отверстию? Почему Юп присоединялся к Топу, словно разделяя его тревогу? Нет ли у колодца других разветвлений, кроме вертикального спуска к морю? Не сообщается ли он с другими частями острова? Вот что хотел узнать Сайрес Смит, и притом так, чтобы никто другой не знал этого. Поэтому он решил сделать разведку, когда его товарищи куда-нибудь уйдут, и теперь как раз представился подходящий к этому случай. В колодец нетрудно было спуститься по веревочной лестнице, которую не употребляли с тех пор, как был установлен подъемник. Длина ее была вполне достаточна. Инженер так и сделал. Он подтянул лестницу к отверстию, имевшему около шести футов в диаметре, и, крепко привязав верхний конец, опустил ее в колодец. Затем он зажег фонарь, взял револьвер, заткнул за пояс нож и начал спускаться по лестнице. Стены колодца всюду были массивны, кое-где попадались выступы, с помощью которых какое-нибудь ловкое существо могло бы подняться до выходного отверстия колодца. Инженер мысленно отметил это, но как ни тщательно он освещал эти выступы своим фонарем, ему не удалось найти ни одного отпечатка или излома, который бы указывал, что кто-нибудь карабкался по ним в давние или недавние времена. Сайрес Смит спустился глубже, ярко освещая стены фонарем.

Он не увидел ничего подозрительного.

Дойдя до последних ступенек лестницы, инженер коснулся поверхности воды, которая была в ту минуту совершенно спокойна. Ни на уровне воды, ни в какой-либо другой части колодца не было ни одного бокового прохода, который мог бы разветвляться в глубине массива.

Сайрес Смит ударил по стене рукояткой ножа и услышал глухой звук Это был плотный гранит, сквозь который ни одно живое существо не могло проложить себе дорогу Чтобы добраться до дна колодца и затем подняться до его выхода, необходимо было миновать пролив И добраться туда было доступно только морским животным. Вопрос о том, где кончался этот пролив, на какой глубине и в какой части берега, оставался неразрешенным. Окончив свои исследования, Сайрес Смит поднялся наверх, вытащил лестницу, закрыл отверстие колодца и в глубокой задумчивости вернулся в большой зал Гранитного Дворца, говоря про себя:

– Я ничего не видел, но все же что-то там есть