Онлайн чтение книги Паж герцога Савойского The Page of the Duke of Savoy
XI. ПРОБУЖДЕНИЕ ГОСПОДИНА КОННЕТАБЛЯ

Хотя обе неудачи, которые потерпел адмирал, покрыли осажденных славой, они дали ему понять, что для противостояния столь многочисленной и столь бдительной армии ему нужна безотлагательная помощь.

Поэтому, пользуясь тем, что английская армия так и не подошла и одна часть городских стен оставалась открытой, он решил отправить гонцов к своему дяде-коннетаблю с просьбой прислать возможно большее подкрепление.

В этих целях он приказал вызвать Ивонне и Мальдана: Ивонне был проводником несчастного Телиньи, а Мальдан — его собственным.

Коннетабль должен был находиться или в Аме, или в Ла-Фере, поэтому одного гонца направляли в Ам, а другого — в Ла-Фер; они должны были передать известия коннетаблю и сообщить ему, каким путем можно оказать помощь Сен-Кантену.

План состоял всего-навсего в том, чтобы, воспользовавшись отсутствием английской армии, направить колонну войск по дороге из Сави, доходившей до предместья Понтуаль; Колиньи же, увидев ее, должен был тут же осуществить ложную вылазку с другой стороны города и отвлечь врага этим маневром, позволив тем самым колонне французов целой и невредимой вступить в город.

Гонцы отправились в тот же вечер, увозя с собой еще два важных поручения — одно от бедного Мальмора, другое — от заплаканной Гуцулы.

Мальмор, получивший колотую рану в бок, которая, по счастью, попала на рубец от старой раны — что, впрочем, случалось с ним часто, настолько он был изрешечен, — просил Мальдана привезти ему некие травы, необходимые для изготовления знаменитого бальзама Феррагуса, потребляемого им в немыслимых количествах.

Гудула, получившая сердечную рану куда более жестокую и смертельную, чем Мальмор, просила Ивонне неусыпно беречь свою жизнь, с которой была связана ее собственная. Она обещала в ожидании своего возлюбленного Ивонне проводить все ночи у окна, выходящего на крепостную стену Старого рынка.

Гонцы выехали через Понтуальские ворота, проехали около полульё по дороге в Ам, и тут Ивонне поскакал полем до дороги в Ла-Фер, а Мальдан продолжал прежний путь.

Ивонне пересек Сомму между Гоши и Грюоем и в Серизи выехал на дорогу в Ла-Фер.

Мы будем следовать в основном за Ивонне, а не за Мальданом, потому что коннетабль находился в Ла-Фере.

В три часа пополуночи Ивонне уже стучался в городские ворота, а они упрямо не хотели открываться; потом привратник, узнав, что ночной гонец явился из Сен-Кантена, приоткрыл ворота и впустил его.

Коннетабль приказал немедленно принять любого гонца от племянника и провести его к нему, когда бы он ни прибыл.

Итак, в половине четвертого утра коннетабля разбудили.

Старый солдат спал в постели (эту роскошь он редко позволял себе в походах), но в изголовье кровати лежал его меч коннетабля, а рядом с ней, на стуле — панцирь и шлем; это означало, что при малейшей тревоге он готов нападать или защищаться.

Впрочем, те, кто служил под его командованием, привыкли, что их вызывают в любой час ночи, чтобы посоветоваться с ними или отдать им приказ.

Ивонне провели в комнату этого неутомимого старика; тот, зная, что прибыл гонец, ждал его, приподнявшись на локте в постели.

Заслышав шаги Ивонне, он, со своей обычной грубостью, приказал:

— Ну, подойди поближе, мошенник.

Для обид было не время: Ивонне подошел.

— Ближе, ближе, — сказал коннетабль, — чтобы я видел твои глаза, негодяй! Я люблю видеть тех, с кем говорю.

Ивонне подошел к самой кровати.

— Я здесь, монсеньер, — сказал он.

— А-а, ты тут?! Хорошо.

Он взял лампу и стал рассматривать молодого человека; впечатление от осмотра, судя по выражению лица коннетабля, было неблагоприятным.

— Где-то я уже видел этого щеголя, — сказал он, говоря сам с собой. Потом, обращаясь к Ивонне, он воскликнул:

— Мне что, еще вспоминать надо, где я тебя видел, мошенник?! Немедленно говори! Ты-то должен помнить!

— А почему я об этом должен помнить лучше вас, монсеньер? — спросил Ивонне, не удержавшись от искушения в свою очередь задать вопрос коннетаблю.

— Потому, — ответил старый вояка, — что ты мог случайно один раз видеть коннетабля Франции, а я кучу таких плутов, как ты, вижу каждый день!

— Это правда, монсеньер, — ответил Ивонне. — Ну, так вы видели меня у короля.

— Как у короля? — воскликнул коннетабль. — Ты что, у короля бываешь?

— Во всяком случае, в тот день, когда я имел честь вас там видеть, господин коннетабль, я там был, — ответил Ивонне с самой изысканной вежливостью.

— Гм, припоминаю, в самом деле: ты был с молодым офицером, приехавшим к королю с поручением от моего племянника…

— С господином де Телиньи.

— Да, верно, — сказал коннетабль. — Ну как там, все хорошо?

— Наоборот, монсеньер, все плохо!

— Как плохо! Ты думай что говоришь, мошенник!

— Я говорю чистую правду, монсеньер! Позавчера, во время вылазки в предместье Иль, мы потеряли шестьдесят человек убитыми и ранеными. Вчера при попытке захватить испанский пост перед воротами Ремикур мы потеряли пятнадцать кавалеристов из роты дофина и их лейтенанта господина де Телиньи…

— Телиньи?! — прервал его коннетабль, который считал себя неуязвимым, выйдя невредимым из стольких битв и стычек. — Телиньи дал себя убить?! Ну и глупец!.. Дальше?

— А дальше, господин коннетабль, вот письмо господина адмирала: он просит скорейшего подкрепления.

— С этого нужно было начинать, болван! — воскликнул коннетабль, вырывая письмо из рук Ивонне.

И он стал его читать, прерываясь, по своему обыкновению, чтобы отдать приказы:

— «Я буду удерживать предместье Иль так долго, как только смогу…»

И хорошо сделаете, черт возьми!.. Пусть мне позовут господина Дандело!

«… поскольку с высоты предместья одна батарея артиллерии может смести крепостную стену Ремикур по всей длине, от Водяной башни до Красной…»

Позвать сюда маршала де Сент-Андре!

«… но, чтобы удержать предместье Иль и другие опорные пункты, которым угрожает противник, мне нужно подкрепление, по меньшей мере, в две тысячи человек, тогда как в действительности я располагаю пятьюстами — шестьюстами…»

Черт возьми! Я ему пошлю четыре тысячи!.. Пусть придет господин герцог Энгиенский!.. По какому праву эти господа спят, если я уже проснулся?.. Немедленно сюда герцога Энгиенского!.. Посмотрим, что там еще твердит одно и то же мой племянник?

«Уменя только шестнадцать стволов артиллерии и всего сорок канониров, аркебуз — пятьдесят или шестьдесят; наконец, боеприпасов — на две недели, а продовольствия — на три недели…»

— Как, это все правда, что он пишет? — воскликнул коннетабль.

— Совершенная правда, монсеньер! — учтиво ответил Ивонне.

— И в самом деле, посмотрел бы я, как ничтожество, вроде тебя, опровергает слова моего племянника!.. Гм!

И коннетабль свирепо посмотрел на Ивонне. Ивонне поклонился и сделал три шага назад.

— Ты что пятишься? — спросил коннетабль.

— Я думал, что монсеньеру больше не о чем меня спрашивать.

— Ты ошибаешься… Подойди! Ивонне занял прежнее место.

— А как ведут себя горожане? — спросил коннетабль.

— Превосходно, монсеньер!

— Мошенники!.. Посмотрел бы я на них, если бы они посмели вести себя иначе!

— Даже монахи взялись за алебарды!

— Бездельники!.. Так ты говоришь, они сражаются?

— Как львы, монсеньер! Что же до женщин…

— Они стонут, плачут и дрожат?.. Эти негодницы больше ни на что не способны!

— Напротив, монсеньер, они ободряют защитников, перевязывают раненых, хоронят мертвых.

— Мошенницы!..

В эту минуту дверь открылась и на пороге появился мужчина в полных доспехах, только на голове у него была бархатная шапка.

— А, господин Дандело, пойдите сюда! — сказал коннетабль. — Ваш брат так вопит в своем Сен-Кантене, как будто его режут.

— Монсеньер, — смеясь, ответил г-н Дандело, — если мой брат, а ваш племянник, вопит, то, я думаю, вы понимаете, зная его, что вопит он не от страха.

— Гм, черт возьми, я знаю, что это не от добра… и это-то меня и злит… Поэтому я позвал вас и маршала де Сент-Андре…

— Я здесь, — отозвался, появившись у входа в комнату, маршал.

— Хорошо, хорошо… маршал… А где господин д'Энгиен?

— Прошу прощения, монсеньер, — сказал, входя, герцог, — я здесь.

— Потроха свинячьи, господа! — яростно прорычал свое самое грязное ругательство коннетабль, видя, что все явились на его зов и ему не на ком выместить дурное настроение, составлявшее основу его характера. — Потроха свинячьи, господа! Мы же не в Капуе, чтобы, как вы, сладко спать!

— Меня это не касается, монсеньер, — сказал маршал, — я уже давно встал.

— А я и не ложился, — сказал герцог Энгиенский.

— Я говорю о господине Дандело.

— Обо мне? — воскликнул Дандело. — Монсеньер должен извинить меня: я проверял посты и оказался здесь раньше этих господ потому, что, когда меня разыскали, я был на коне и прискакал сюда верхом.

— Тогда, значит, я говорю о себе, — сказал Монморанси. — Похоже, я стар и никуда не годен, ведь я один лежал… Гром и молния!

— Коннетабль, — со смехом прервал его Дандело, — да какой черт это говорит?

— Никто, надеюсь, потому что тому, кто это скажет, я разобью морду, как тому предсказателю, кто тогда на дороге напророчил мне несчастье. Но дело не в этом; дело в том, что нужно оказать помощь бедняге Колиньи, ведь ему приходится сражаться с пятидесятитысячной армией. Пятьдесят тысяч, что вы на это скажете? Мне кажется, что у моего племянника со страху в глазах двоится.

Трое офицеров улыбнулись одновременно с одинаковым выражением лица.

— Если мой брат говорит, что пятьдесят тысяч, — сказал Дандело, — то это действительно пятьдесят тысяч, монсеньер.

— И скорее даже шестьдесят, чем пятьдесят, — сказал маршал де Сент-Андре.

— А вы что об этом думаете, господин д'Энгиен?

— Точно то же, что эти господа, господин коннетабль.

— Значит, вы все, как всегда, несогласны со мной?

— Вовсе нет, господин коннетабль, — ответил Дандело, — но мы думаем, что адмирал говорит правду.

— Вы готовы рискнуть чем-нибудь, чтобы помочь адмиралу?

— Я готов рискнуть жизнью, — заявил Дандело.

— И мы тоже, — в один голос ответили маршал де Сент-Андре и герцог Энгиенский.

— Ну, тогда все хорошо, — сказал коннетабль.

И, повернувшись в сторону прихожей, откуда доносился громкий шум, он крикнул:

— Черт побери, что за шум?

— Монсеньер, — ответил один из караульных офицеров, — тут человек, арестованный у Амских ворот.

— Бросьте его в тюрьму!

— Кажется, что это солдат, переодетый крестьянином.

— Так повесьте его!

— Но он ссылается на господина адмирала и говорит, что он от него.

— А письмо или охранная грамота при нем есть?

— Нет, и потому мы решили, что он шпион.

— Колесовать его!

— Минутку! — раздался голос в прихожей. — Людей нельзя просто так колесовать, будь вы сам господин коннетабль.

Затем стало слышно, как кто-то борется, и в комнату из прихожей влетел какой-то человек.

— Эй! — воскликнул Ивонне. — Не вздумайте с ним что-нибудь сделать, монсеньер: это Мальдан!

— Кто такой Мальдан? — спросил коннетабль.

— Это второй гонец, которого вам послал господин адмирал; он выехал одновременно со мной из Сен-Кантена, но прибыл, естественно, на два часа позже меня, поскольку следовал через Ам.

Это и в самом деле был Мальдан; не найдя коннетабля в Аме, он взял там лошадь и прискакал во весь опор в Ла-Фер из опасения, что Ивонне тоже может задержаться в пути.

Каким же образом Мальдан, отправившийся в путь в военном одеянии и с письмом адмирала, прибыл в крестьянской одежде и без письма? Отгадку наши читатели, проявив присущую им проницательность, найдут в одной из следующих глав.