Онлайн чтение книги Следопыт, или На берегах Онтарио The Pathfinder, or The Inland Sea
Глава XVI

Когда совсем рассвело, те пассажиры "Резвого", которые свободно могли располагать собой, вышли на палубу. Пока волнение на озере было не очень велико, куттер, по-видимому, все еще находился с подветренной стороны островов; но все, кто знал нрав Онтарио, понимали, что им предстоит испытать жестокий осенний шторм, какие часты в этом краю. Нигде по всему горизонту не было видно земли, и эта печальная пустынность придавала огромным водным просторам таинственное и мрачное величие. Зыбь, или, как говорят сухопутные жители, волна, была короткой и с пенистыми гребнями; дробилась она здесь быстрее, чем длинная океанская волна, а вода, обычно соперничавшая своим чудесным оттенком с глубокой синевой южного неба, теперь стала зеленой и угрюмой; трудно было поверить, что еще совсем недавно она искрилась под яркими солнечными лучами.

Солдатам скоро надоело наблюдать эту картину; один за другим они спустились вниз; на палубе остались только матросы, сержант, Кэп, Следопыт, квартирмейстер и Мэйбл. Тень печали легла на лицо девушки; ее уже посвятили в истинное положение дел на "Резвом", но все ее просьбы вернуть Джасперу права капитана ни к чему не привели. Следопыт провел бессонную ночь в размышлениях и еще более утвердился в своем прежнем мнении, что юноша невиновен; он тоже горячо ходатайствовал за друга, но, как и Мэйбл, ничего не добился.

Прошло несколько часов, ветер заметно крепчал, волнение увеличивалось; куттер сильно качало, квартирмейстер и Мэйбл тоже покинули палубу. Кэп несколько раз делал повороты по ветру, и теперь можно было не сомневаться, что куттер относит в открытую и самую глубокую часть озера; волны разбивались о него с чудовищной силой, и только очень прочное и выносливое судно могло устоять в борьбе с ними. Но все это нисколько не тревожило Кэпа; напротив, подобно тому как гончая настораживает уши при звуке охотничьего рога, а боевой конь бьет копытами и храпит, услышав дробь барабана, так и разыгравшийся шторм пробудил в бывалом моряке все его мужество; вместо того чтобы заниматься придирчивой и высокомерной критикой, не допускающей никаких возражений, вместо того чтобы пререкаться по пустякам и раздувать всякую мелочь, он стал обнаруживать качества отважного и опытного моряка, каким и был в действительности. Команда очень скоро прониклась уважением к его знаниям; правда, матросов удивляло исчезновение прежних капитана и лоцмана, по поводу чего им не дано было никаких объяснений, но они уже беспрекословно и охотно выполняли все приказания нового начальника.

— Оказывается, зятек, эта пресная лужа может показать себя! — воскликнул Кэп около полудня, потирая руки, довольный тем, что ему еще раз пришлось схватиться со стихией. — Ветер напоминает добрый старый шторм, а волны, как ни странно, здорово похожи на водяные валы в открытом море. Это мне по душе, право, по душе, сержант! Пожалуй, я начну уважать ваше озеро, если оно будет так злиться еще хотя бы сутки!

— Земля! — крикнул вахтенный на баке. Кэп поспешил к нему. И в самом деле, сквозь сетку дождя на расстоянии примерно полумили виднелся берег, и куттер несся прямо на него. Старый моряк уже хотел скомандовать: "Приготовиться к повороту фордевинд!" — но более хладнокровный сержант остановил его.

— Если мы подойдем чуть ближе, — сказал он, — то, возможно, выясним, что это за место. Многие из нас хорошо знают американский берег в этой части озера, а нам важно определить, где мы находимся.

— Весьма справедливо, весьма справедливо! Если это хоть мало-мальски возможно, будем держаться прежнего курса. А что это там такое, с наветренной стороны? Что-то вроде пологого мыса…

— Да это же наш гарнизон, клянусь богом! — воскликнул сержант, который своим наметанным глазом скорее различил военные укрепления, чем его менее опытный родственник.

Сержант не ошибся. Перед ними, без сомнения, лежала крепость, хотя очертания ее в густой пелене дождя казались расплывчатыми и смутными, как бывает в вечерних сумерках или в предрассветной дымке. Скоро стали видны низкие, обложенные зеленеющим дерном крепостные валы, серые палисады, еще более потемневшие от дождя, кровли одного-двух строений, высокий одинокий флагшток и на нем флаг, так сильно надутый непрерывной струей ветра, что его неподвижные контуры казались висящим в воздухе чертежом. И никаких признаков жизни! Даже часовой и тот, как видно, укрылся от дождя под крышей. На "Резвом" сперва подумали, что их судно осталось незамеченным. Но бдительный пограничный гарнизон, оказывается, не дремал. Вероятно, кто-то из дозорных уже сообщил о появлении куттера; сначала показались один-два человека, а вскоре весь крепостной вал, обращенный к озеру, был усеян людьми.

Окружающий ландшафт поражал своеобразной величественной и суровой красотой. Шторм бушевал не ослабевая. Казалось, он никогда не кончится, словно в этом уголке земли сроду не бывало тишины и покоя. Ветер ревел беспрерывно, а беснующееся озеро отвечало его тоскливому мощному вою шипением разлетающихся брызг и грохотом грозного прибоя. Моросящий дождь, словно завеса редкого тумана, скрадывал линии пейзажа, придавая ему таинственность, а ощущение бодрости, порождаемое видом бушующих стихий, притупляло обычные неприятные ощущения, охватывающие человека в подобные минуты. Темный бескрайний лес вздымался сплошной стеной, огромный, мрачный и непроницаемый, и взор, подавленный грандиозностью первобытной природы, отдыхал только на отдельных, мимолетно схваченных приметах жизни в крепости и вокруг нее.

— Они увидели нас, — сказал сержант, — и наверняка думают, что мы вернулись из-за шторма и будем держаться подветренной стороны гавани, чтобы переждать непогоду. Вон и сам майор Дункан, на северо-восточном бастионе; я узнал его по росту, да и офицеры столпились вокруг него!

— А что, сержант, пожалуй, и впрямь стоило бы войти в устье реки и спокойненько отстояться на якоре, а там пусть себе потешаются над нами! Кстати, мы могли бы высадить на берег мастера Пресную Воду и избавить наш корабль от его присутствия.

— Да, это бы неплохо… Но хоть я и никудышный моряк, а отлично знаю, что отсюда в реку не войти. Ни одно судно на этом озере не может при таком шторме пристать к берегу с наветренной стороны. Да здесь в такую бурю не найдешь и подходящей якорной стоянки.

— Пожалуй, ты прав, я и сам теперь вижу… И, как ни соблазнителен для вас, жителей суши, вид земли, нам придется от нее уйти. Что до меня, то во время бури я бываю доволен только тогда, когда уверен, что земля далеко позади.

"Резвый" настолько приблизился к берегу, что необходимо было немедленно положить его на другой галс и снова выйти на открытую воду. По распоряжению Кэпа, поставили штормовой стаксель, спустили гафель и повернули направо. Легкое суденышко, казалось, играло с водой и ветром: оно то ныряло, как утка, то, слушаясь руля, быстро поднималось и опять скользило по гребням валов, гонимое попутным ветром. Куттер с такой быстротой летел вперед, что крепость и группы встревоженных наблюдателей на валу очень скоро растаяли в тумане, хотя земля еще долго виднелась с левого борта. Чтобы держать куттер по ветру, были приняты все необходимые меры, и он, покачиваясь на волнах, снова начал свой тяжкий путь к северному берегу.

Шли часы, не принося никаких перемен; ветер все больше свежел. Даже придирчивый Кэп милостиво согласился, что начинается знатный шторм. С заходом солнца "Резвый" повернул фордевинд, чтобы в темноте не наткнуться на северный берег. Около полуночи временный капитан, задавая команде разные наводящие вопросы, получил общее представление о величине и форме озера и решил, что они находятся приблизительно на одинаковом расстоянии от обоих берегов. Высота и длина водяных валов подтверждали это предположение. Надо сказать, что пресная водица, которую Кэп еще за сутки до того ехидно высмеивал, теперь начала внушать ему почтение.

После полуночи ярость урагана достигла небывалой силы. Кэп вынужден был признать, что не в состоянии бороться с такой бурей. Огромные массы воды злобно обрушивались на палубу маленького судна, заставляя его содрогаться, и, несмотря на его прекрасные мореходные качества, волны догоняли его и грозили раздавить своей тяжестью. Матросы "Резвого" уверяли, что им еще никогда не приходилось бывать в такой переделке, и это была правда, потому что, отлично зная все реки, мысы и гавани Онтарио, Джаспер, не дожидаясь урагана, конечно, заранее отвел бы куттер поближе к берегу и поставил бы его на якорь в безопасном месте. Но Кэп считал ниже своего достоинства спрашивать совета у мальчишки капитана, все еще томившегося внизу, и решил действовать, как положено старому морскому волку в открытом океане.

Был час ночи, когда опять подняли шторм-стаксель и убрали грот, после чего куттер пошел попутным ветром, и хотя почти все паруса были убраны, маленькое судно с честью оправдывало данное ему название. Восемь часов подряд оно поистине резво бежало вперед, состязаясь в скорости с чайками, которые, обезумев, беспорядочно кружили над ним, видимо, боясь упасть в кипящий котел озера. Забрезжил рассвет, но мало что изменилось. Горизонт сузился, и хмурое небо как будто смешалось с клокочущими валами; казалось, две взбунтовавшиеся стихии — вода и ветер — накинулись друг на друга и вступили в единоборство.

Все это время команда и пассажиры куттера были обречены на вынужденное бездействие. Джаспер и лоцман все еще сидели внизу; но, как только качка несколько уменьшилась, почти все, кроме них, выбрались на палубу. Завтрак прошел в полном молчании, все переглядывались, как бы задавая друг другу безмолвный вопрос: чем кончится эта борьба стихий? Один только Кэп оставался невозмутимым. — Чем сильнее бушевал шторм, тем больше прояснялось его лицо, тем тверже становилась походка, тем уверенней делались движения, ибо тут у него появилась возможность проявить все свое мастерство и мужество. Он стоял на баке, раскачиваясь, по привычке моряков, всем телом, и смотрел на пенящиеся гребни волн, оставлявшие за кормой серебристый след, как будто в своем быстром полете они устремлялись ввысь, к небесам.

И в эту торжественную минуту неожиданно раздался чей-то возглас:

— Парус!

На таком безлюдном и пустынном озере, как Онтарио, трудно было ожидать встречи с другим судном. Сам "Резвый" казался всем, кто на нем находился, одиноким путником, пробирающимся сквозь дремучий лес, а встреча двух судов напоминала встречу двух охотников, блуждающих под необъятным лиственным шатром, который покрывал в те времена миллионы акров американской земли. Бурная погода придавала появлению чужого корабля романтический, почти нереальный характер. Только Кэп рассматривал неожиданное явление опытным глазом моряка, видавшего всякие виды, но даже его железные нервы были потрясены этой фантастической картиной.

Незнакомое судно виднелось на расстоянии около двух кабельтовых от "Резвого". Оно шло у куттера под ветром таким курсом, что тому предстояло пройти в нескольких ярдах от него. Корабль был великолепно оснащен, и самый взыскательный глаз не мог бы обнаружить сквозь туманную завесу дождя ни малейшего изъяна в его корпусе или в оснастке. Из всех парусов на нем был поднят только крепко зарифленный грот-марсель и два штормовых стакселя, на передней и на задней мачтах. Хотя могучий ветер напирал на судно с такой силой, что оно кренилось набок, почти чертя бортом воду, корпус его выпрямлялся каждый раз, когда его поднимала бурная волна с подветренной стороны. Рангоут на нем был в полном порядке, и корабль шел быстро, легко, делая около четырех узлов.

— Этот молодчик, как видно, хорошо знает, куда держит путь, — заметил Кэп, в то время как куттер с быстротой ветра несся навстречу чужому судну, — он смело правит к югу. Наверное, твердо надеется найти там гавань или надежную якорную стоянку. Надо быть не в своем уме, чтобы очертя голову мчаться, если не знать курса, хотя, возможно, ветер гонит его так же, как и нас.

— Ну и попали мы в переделку, капитан! — ответил матрос, к которому обращался Кэп. — Это французское королевское судно "Ли-Май-Кольм"31Исковерканное французское "Ле Монкальм"., оно держит курс на Ниагару, там у них гавань и гарнизон. Да, капитан, попали мы в переделку!

— Пропади он пропадом! Сразу видать, что французишка: не успел он завидеть английский корабль, как уж поджилки у него затряслись, скорей спешит укрыться в гавани!

— Хорошо бы и нам сделать то же, — возразил матрос, озабоченно кивая головой, — а то занесет нас вперед, в глубь вон той бухты, и бог весть, удастся ли нам вернуться оттуда живыми!

— Ну-ну, любезный, только не вешать носа, только не вешать носа! Разве мало нам места тут, на воде, и разве у нас под ногами не доброе английское судно? Мы не какие-нибудь дрянные лягушатники, чтобы прятаться в гавани, чуть подует ветерок! Эй, не зевать на руле, сэр!

Предостережение было нелишним: "Резвому" угрожала опасность налететь на француза. Куттер бежал прямо навстречу "Монкальму", расстояние между ними уже не превышало ста ярдов, и было сомнительно, смогут ли они благополучно разминуться.

— Лево руля, — не своим голосом закричал Кэп, — лево руля! Проходить у него под кормой!

Команда французского корабля собралась на палубе с наветренной стороны, несколько мушкетов уже нацелились на англичан, как бы приказывая им держаться на расстоянии. С борта "Резвого" было видно, как противники размахивают руками, но озеро так разгулялось, что ни о каких военных действиях не могло быть и речи. Вода выливалась из жерла двух или трех легких пушек на борту корабля, но никто и не думал стрелять из них при таком урагане. Черные бока "Монкальма" угрожающе блестели, вздымаясь над водой, ветер свистел в снастях и завывал на тысячи ладов, заглушая крики французов.

— Пусть надрывают глотки, — ворчал Кэп. — Не такая нынче погодка, чтобы шептаться. Лево руля, сэр, лево руля!

Рулевой повиновался, и первый налетевший вал подбросил "Резвый" почти к самому французскому кораблю, так что даже почтенный старый моряк испуганно отпрянул, смутно опасаясь, как бы при следующей волне бушприт куттера не ударился о его борт. Но этого не случилось. Выпрямив крен, "Резвый", как готовая к прыжку пантера, ринулся вперед, еще мгновение — и он проскользнул за кормой у вражеского судна, чуть не задев его бизань-мачту своим гафелем.

Молодой француз, капитан "Монкальма", вскочил на гакаборт, улыбнулся и с преувеличенной любезностью, свойственной многим представителям его нации, даже когда они совершают самые низкие поступки, взмахнул шляпой, приветствуя проходивший мимо куттер. При невозможности личного общения в этом жесте учтивости выразились и французское bonhomie32Добродушие (франц.) и тонкий вкус, но у Кэпа они не вызвали ответных чувств: он был для этого слишком прямолинеен — черта, свойственная англичанам; напротив, он угрожающе потряс кулаком и пробормотал:

— Эх, счастье твое, что нет у меня на борту орудий, уж задал бы я тебе трепку! Не миновать бы тебе вставлять новые стекла в иллюминаторы! Ведь он смеялся над нами, сержант!

— Простая вежливость, зять, — возразил тот и отдал французу честь, ибо считал своим солдатским долгом ответить на приветствие, — простая вежливость, чего еще можно ждать от француза? А что у него там на уме, не скоро разберешь!

— Он, уж наверное, не зря болтается по озеру в такую погодку. Ну, да черт с ним, пусть прячется в своей гавани, коли он туда доберется, а мы, как истые английские моряки, останемся хозяевами на озере.

Это звучало очень торжественно, и все-таки Кэп не без зависти следил глазами за огромным черным корпусом "Монкальма", за его раздувающимся гротмарселем и расплывчатыми очертаниями снастей, которые виднелись все менее отчетливо, пока совсем не растаяли во мгле, словно призрачная тень. Кэп с радостью последовал бы за кораблем, если бы осмелился; по правде говоря, мысль провести еще одну штормовую ночь среди волн, беснующихся вокруг их судна, была малообнадеживающей. Но гордость моряка мешала ему выдать свою тревогу, тем более что находившиеся на его попечении неопытные путешественники слепо доверяли его знаниям и мастерству.

Прошло еще несколько часов, и плотная тьма увеличила грозившую "Резвому" опасность. Шторм на время несколько утих, и Кэпу пришло в голову опять идти по ветру. Куттер всю ночь лежал в дрейфе, как прежде, лишь изредка поворачивая на другой галс, чтобы в темноте случайно не наткнуться на берег. Бесполезно описывать все события этой ночи. Она была похожа на любую штормовую ночь. Килевая качка, грохот волн, шипенье брызг, непрерывный вой ветра, удары, ежеминутно грозящие гибелью маленькому суденышку, когда оно ныряло в набегавшую волну, и, что самое опасное, — быстрый дрейф. Такелаж хорошо выдерживав шторм, и паруса были крепко зарифлены, но "Резвый" был очень легким судном, и минутами казалось, что гребни валов накроют его и стремительно унесут с собой.

В эту ночь Кэп проспал крепким сном несколько часов, но, чуть забрезжило утро, кто-то тронул его за плечо. Подняв голову, он увидал Следопыта. С той минуты, как начался шторм, проводник почти не показывался на палубе; врожденная скромность подсказывала ему, что на судне должно распоряжаться только морякам, и он оказывал капитану куттера такое же доверие, какого потребовал бы на лесной тропе к своему собственному умению и опыту. Но теперь он счел себя вправе вмешаться и сделал это с отличавшей его прямотой.

— Сон сладок, мастер Кэп, — проговорил он, как только моряк открыл глаза и очнулся, — сон сладок, я это знаю по себе, но жизнь еще слаще. Оглянитесь кругом и скажите сами, пристало ли командиру спать в такую минуту?

— Что такое… что такое, мастер Следопыт? — пробурчал Кэп, когда к нему постепенно вернулась способность соображать. — И вы, оказывается, записались в лагерь ворчунов? А я-то на суше восхищался находчивостью, с какой вы без компаса продирались сквозь непроходимые дебри, а когда мы вышли на воду, не мог нарадоваться вашей скромности и выдержке — они нисколько не уступали вашему знанию своего дела. Признаюсь, я меньше всего ожидал услышать такую отповедь от вас!

— Что до меня, мастер Кэп, то я хорошо знаю свои таланты, знаю и свое место; я бы не стал никого обременять советами, но не забывайте, что с нами Мэйбл Дунхем, а это уже совсем другое дело. И у Мэйбл есть свои таланты, но она не так закалена, как мы, она нежная и хрупкая. Да так оно и должно быть. О ней-то и идет речь, а вовсе не обо мне!

— Ага… начинаю понимать… Мэйбл славная девушка, любезный друг, но она дочь солдата и племянница моряка, не к лицу ей быть чересчур робкой и чувствительной во время урагана. Неужто она струсила?

— Нет, нет, речь совсем не о том! Мэйбл хотя и женщина, но рассудительна и умеет молчать. Я от нее ни слова не слыхал о том, что произошло на "Резвом". А все-таки, я думаю, ей бы очень хотелось, чтобы Джаспера — Пресную Воду вернули на прежнее место и на куттере все пошло бы по-старому. Это понятно. Такова человеческая натура!

— Да уж, не иначе! Оно и видно, что Мэйбл девица, и вдобавок из семьи Дунхемов. Первый встречный для нее лучше родного дяди, а всякий проходимец знает больше, нежели старый моряк! Такова человеческая натура, мастер Следопыт! А я не такой человек, черт возьми, чтобы хоть на дюйм отклониться вправо или влево от намеченного курса из-за причуд дерзкой девчонки двадцати лет от роду! Или даже тех… — тут Кэп слегка понизил голос, — или даже тех, кто только и умеет, что вытягиваться в струнку на парадах Пятьдесят пятого пехотного его величества полка. Не для того я сорок лет бороздил моря, чтобы здесь, в этой пресной луже, меня учили, что такое человеческая натура!.. Ну и упорный же ураган! Дует так, будто сам Борей раздувает мехи… Но что это там такое, с подветренной стороны? — Моряк даже потер глаза от удивления. — Берег! Это так же верно, как то, что меня зовут Кэпом. Берег, берег, да еще крутой!

Следопыт ответил не сразу. Он следил за выражением лица собеседника, качая головой и не скрывая тревоги.

— Берег! Это так же верно, как то, что мы — на "Резвом", — повторил Кэп, — берег под ветром, без малого в одной миле от нас, да еще со здоровенной грядой бурунов, какой, пожалуй, не встретишь на всем побережье Лонг-Айленда!

— Ну и как, это утешительно для нас или наоборот? — спросил Следопыт.

— Э-э, утешительно, неутешительно! Ни то, ни другое! Нет, конечно, ничего утешительного в этом нет, но если вы думаете, что неутешительное может обескуражить моряка, то вы очень ошибаетесь. В лесах вас ведь ничто не может обескуражить, не правда ли, любезный друг?

— Как будто нет… нет как будто. Когда опасность велика, я напрягаю все свои способности, чтобы заметить и распознать ее, а затем стараюсь от нее избавиться; иначе мой скальп уже давно сушился бы в вигваме какого-нибудь минга. На озере же я не умею отыскивать след, и мой долг подчиняться; но нельзя забывать, что на борту с нами такая девушка, как Мэйбл Дунхем. А вот идет ее отец. Конечно, он и сам беспокоится за свою дочь.

— Мы, кажется, попали в трудное положение, брат, — сказал сержант, присоединившись к ним, — судя по тому, что я понял из разговора двух матросов на баке… они говорят, что наш куттер уже не может добавить ни одного паруса, а ветер так силен, что нас прибьет к берегу не позднее чем через час или два. Или это у них от страха глаза велики, как ты думаешь, а, зять?

Кэп ничего не ответил, он с унылым видом всматривался в берег, потом взглянул в наветренную сторону, и лицо его исказилось от злобы, словно он готов был сам броситься в драку с ветром.

— Что скажешь, брат? Пожалуй, следует послать за Джаспером, — продолжал сержант, — и посоветоваться с ним, как быть дальше. Здесь французов нечего бояться, а при таких обстоятельствах парень еще, может быть, спасет нас от кораблекрушения…

— Вот-вот, все зло и происходит от этих проклятых обстоятельств! Ладно, велите позвать молодчика. Да, прикажите его позвать. Бьюсь об заклад, что, ловко задавая ему вопросы, я выужу у него правду.

Не успел еще самонадеянный Кэп дать согласие, как уже послали за Джаспером. Юноша явился немедленно. Весь его вид и выражение лица говорили о том, как он подавлен и унижен, и наблюдавшие за ним Кэп и сержант приписали это тому, что измена его разоблачена. Поднявшись на палубу, Джаспер прежде всего окинул тревожным взглядом местность, чтобы выяснить, где находится куттер. И одного этого взгляда было достаточно, чтобы оценить опасность, грозившую судну. Как и всякий матрос, он сначала поглядел на небо с наветренной стороны, потом обвел глазами горизонт и остановил взор на крутом берегу с другой стороны. И ему сразу стало понятно истинное положение "Резвого".

— Я послал за вами, мастер Джаспер, — начал Кэп, стоявший на баке, скрестив на груди руки и раскачиваясь с важным видом, — чтобы получить сведения о гавани, находящейся у нас под ветром. Не хочется думать, что вы так далеко зашли в своей злонамеренности, чтобы пожелать утопить всех нас, а особенно женщин. И я полагаю, вы поступите, как подобает мужчине, и поможете нам отвести куттер на безопасную стоянку, чтобы переждать этот дурацкий шторм.

— Я готов скорее умереть, нежели видеть Мэйбл Дунхем в беде, — серьезно отвечал юноша.

— Я это знал, о, я это знал! — воскликнул Следопыт, ласково похлопывая юношу по плечу. — Этот мальчик верней и надежней компаса, который когда-либо выводил человека на границу или на правильную тропу. Тяжкий грех возводить поклеп на такого парня!

— Гм!.. — пробурчал Кэп. — "Особенно женщин"… Словно им угрожает большая опасность, нежели всем остальным. Впрочем, все это пустяки, молодой человек. Надеюсь, мы поймем друг друга, говоря в открытую, как моряк с моряком. Знаете ли вы какую-нибудь гавань в этой местности у нас под ветром?

— Такой гавани здесь нет. В этом конце озера есть, правда, большая бухта, но никто из нас ее не знает и войти в нее очень трудно.

— А это побережье под ветром? Оно тоже выглядит не очень приветливо.

— Там тянутся непроходимые леса, с одной стороны — до устья Ниагары, а с другой — до Фронтенака. А к северу и западу, говорят, на тысячу миль нет ничего, кроме лесов и прерий.

— И на том спасибо; значит, там нет французов. А много ли в этих местах дикарей?

— Индейцы бродят повсюду, хотя их и немного. Случайно можно столкнуться с индейским отрядом где-нибудь на побережье, но иногда они не показываются месяцами.

— Что ж, положимся на наше счастье, может статься, и минуем этих мерзавцев… А теперь поговорим начистоту, мастер Уэстерн: как бы вы поступили сейчас, не будь у вас этой злополучной близости с французами?

— Я гораздо моложе вас и менее опытен, мастер Кэп, — смиренно возразил Джаспер, — смею ли я давать вам советы?

— Да, да, это всем прекрасно известно. В обыкновенных случаях, конечно, не смеете. Но мы имеем дело не с обыкновенным случаем, а с особым обстоятельством. И у этой лужи пресной воды, оказывается, тоже свои капризы; если все это взвесить, то вам дозволено давать советы даже родному отцу. Ваше дело — высказать свое мнение, а мое дело — судить, согласиться мне с ним или нет; уж это мне подскажет мой опыт.

— Я считаю, сэр, что в течение ближайших двух часов куттер должен стать на якорь.

— Как — на якорь! Но не здесь же, на озере?

— Нет, сэр, не здесь, а поближе к берегу.

— Уж не желаете ли вы сказать, мастер Пресная Вода, что можете бросить якорь с подветренного берега в такой шторм?

— Если бы я хотел спасти свое судно, я поступил бы именно так, мастер Кэп!

— Ну, знаете… В этой пресной воде наверняка черти водятся! Но вот что я вам скажу, молодой человек: сорок один год я плаваю по морям, начал еще мальчишкой, но никогда не слыхивал ничего подобного. Я скорей выброшу за борт все якоря вместе с цепями, чем стану отвечать за такое сумасбродство.

— Да, но так мы поступаем на нашем озере, когда нам приходится туго, — сдержанно ответил Джаспер. — Если бы нас получше учили, то смею думать, и мы могли бы найти лучший выход.

— Конечно, нашли бы! Нет, нет, никто не заставит меня пойти на такой грех и забыть все, чему меня учили. Да я не посмею и носу показать в Сэнди-Хук33Сэнди-Хук — маяк и крепость у входа в Нью-Йоркский залив, соверши я такую глупость! Ну-ну, пожалуй, даже Следопыт больше смыслит в мореходном деле, нежели вы! Что ж, мастер… как вас там… ступайте обратно вниз.

Джаспер молча поклонился и ушел, но все заметили, что, подойдя к трапу, он замешкался и бросил озабоченный взгляд на горизонт с наветренной стороны я на берег под ветром; потом начал спускаться вниз, и по лицу его видно было, что он сильно встревожен.