Онлайн чтение книги Гордые и свободные The Proud And The Free
Часть вторая

18

Гордон-Глен

4 декабря 1835 г.

Элайза читала вслух газету под мерное постукивание вязальных спиц. Темпл почти не слушала, озабоченно поглядывая на мать. Последний раз она видела Викторию больше месяца назад. За это время мать совсем сдала – щеки впали, под глазами легли синие тени, в волосах проглядывали седые пряди. Виктория выглядела гораздо старше своего возраста. Да и вязала она не так, как прежде – куда медленней, неуверенней. То и дело останавливалась, отдыхала. При этом Виктория делала вид, что следит за тем, как вяжет двенадцатилетняя Ксандра, но старшей дочери было ясно, что это лишь предлог.

– «Друзья мои, – читала вслух Элайза. – Приближается осень нашей судьбы. Если вы отвернетесь от нас, пожар охватит палую листву, спалит деревья, и наступит зима, после которой весна не придет».

Весна не придет. Темпл мысленно повторила эту зловещую фразу, и по коже у нее пробежали мурашки.

– Красиво написано, – прочувствованно сказала Виктория, и на глазах у нее выступили слезы. – Я чувствую то же самое. Ведь здесь, в этой земле, похоронены мои малютки. Я не хочу уезжать отсюда. Лучше уж увянуть и умереть, как листья, о которых здесь написано.

Ее слова встревожили Темпл еще больше.

– Зачем ты говоришь об этом, мама? Мы не уйдем со своей земли.

– Я знаю.

Виктория вновь взялась за спицы, но, пройдя всего один ряд, снова остановилась.

– И все же у меня такое ужасное предчувствие… Помните ночь, когда небо все пылало огнем? А в прошлом году солнце исчезло среди бела дня, и на землю опустилась кромешная тьма…

– Зря вы слушаете шаманов, Виктория. Я же все вам объяснила, – укоризненно сказала Элайза. – Сначала был метеоритный дождь. Весьма необычный, но ничего особенного – просто падающие звезды, только больше обычного и сразу в одном месте. А в прошлом году было полное затмение солнца. Это тоже случается. Не нужно придавать значения старым суевериям.

Темпл знала, что многие из менее образованных индейцев восприняли эти природные явления как зловещие предзнаменования.

– Элайза, может быть, поиграете нам? – спросила Ксандра.

– Да, с удовольствием.

Элайза тоже чувствовала, что атмосфера становится чересчур уж печальной.

Отложив газету, она подсела к пианино и начала наигрывать старинную балладу. В этот момент Темпл услышала, как хлопнула входная дверь, а затем послышались быстрые, громкие шаги. В гостиную с шумом ворвался Кипп.

Ему еще не было и шестнадцати, а ростом он вымахал уже под шесть футов. Черные глаза горели яростью – Кипп легко поддавался гневу.

– Где он? – громко спросил подросток, остановившись перед креслом Темпл.

Темпл поморщилась, сразу поняв, что этот исполненный ненависти вопрос обращен к ней. Кипп спрашивал о ее муже.

– Его здесь нет.

Она не стала спрашивать, зачем Клинок понадобился Киппу. Не хватало еще устраивать сцену при больной матери.

– Ты это видела? – Кипп выдернул из кармана какой-то смятый листок.

Стараясь не терять хладнокровия, Темпл отложила вязание и взяла листок. Бумага зашелестела, в гостиной воцарилось гробовое молчание. Темпл и не заметила, как закончилась баллада. А может быть, Элайза просто ее не доиграла.

– Что там такое? – встревоженно спросила Виктория.

Темпл пробежала глазами печатные строки, и сердце у нее упало. Это был плакат, извещавший о том, что в третий понедельник декабря в Нью-Эчоте состоится заседание Совета, на котором будет обсуждаться договор о переселении. Все, кто приедет на заседание, получат по бесплатному одеялу плюс денежное довольствие.

– Что там такое? – привстала Элайза.

– Ничего особенного. – Темпл быстро сложила плакат пополам. – Раб сбежал. Нас это не касается.

Она с угрозой взглянула на Киппа, чтобы тот держал язык за зубами.

– Но почему же тогда Кипп?..

– Он вечно устраивает шум из-за ерунды, – быстро сказала Темпл. – Должно быть, решил, что этот беглец украл две наших коровы. Так ведь, Кипп?

Подросток стиснул зубы и процедил:

– Очень возможно.

– Ерунда, – небрежно ответила Темпл и вздохнула с облегчением, увидев, что в дверях появился отец.

Уилл взглянул на сложенный плакат, и Темпл кивком дала понять отцу, что мать ни о чем не знает.

– Я вижу, вы целый день тут сидите, – весело произнес Гордон. – Мы с Киппом успели уехать и вернуться, а вы и с места не тронулись.

– Мы ведь так давно не виделись, – объяснила Виктория, с улыбкой глядя на Темпл. – Нам есть о чем поговорить.

– Ты ведь обещала мне, что после обеда будешь отдыхать, – напомнил Гордон.

– Да-да, я помню.

– Это я виновата, – вмешалась Темпл. – Хотела уехать раньше, да вот задержалась. Иди, мама, наверх, отдыхай.

– Я провожу вас, – сказала Элайза.

Через несколько минут, когда Элайза и Виктория ушли, а Ксандру отправили проведать младшего братишку, в комнате остались трое: Темпл, Уилл и Кипп.

Брат сразу же спросил:

– Ты об этом знала?

– Конечно, нет. – Она посмотрела на плакат. – Клинок мне ни о чем не рассказывает, а я ему не задаю вопросов.

– Шермерхорн ошибается, если думает, что кто-то клюнет на его удочку, – сказал Уилл, имея в виду комиссара, присланного президентом Джексоном для ведения переговоров. – Во всяком случае, сейчас, когда Джон Росс в Вашингтоне.

– Во всем виноваты предатели – Ридж и прочие, – выкрикнул Кипп. – Они твердят, что Джон Росс уже не вождь, потому что никто его не переизбирал. Но народ думает иначе. Предатели посылают в Вашингтон своих делегатов, заключают всякие временные соглашения. Они нас погубят! – Он выхватил у Темпл плакат. – Вы только посмотрите! Хотят подкупить людей взяткой, обещают свои деньги, свои одеяла. Продались гадюке Джексону, так думают, что все остальные тоже продажные. Вы еще посмотрите, что внизу написано! Если кто-то не примет участия в голосовании, Совет вынесет решение, что эти люди поддерживают мнение большинства.

– Да, я прочла, – кивнула Темпл, все еще не веря, что Клинок имеет отношение к этой, по ее мнению, гнусной затее.

– Все равно у них ничего не выйдет, – сказал Кипп. – Никто их не послушается.

– Чего ты от меня хочешь?! – возмутилась Темпл, которой надоело все время препираться с братом из-за одного и того же.

– Скажи этим предателям, что за измену они заплатят жизнью.

Темпл отвернулась, чтобы он не заметил, как у нее побледнело лицо. Последние два года она все время жила в страхе, боясь, что Клинка убьют. Пятерых, нет, уже шестерых его сторонников приверженцы кровного закона успели отправить на тот свет, хотя сам Джон Росс всячески призывал народ к миру и спокойствию.

Сзади подошел Уилл Гордон, мягко обнял дочь за плечи.

– Не стоит так уж волноваться из-за этого заседания. Ведь лидеры партии переселения, Джон Ридж и Стэнд Уэти, отправились с Джоном Россом в Вашингтон. Вряд ли сторонники переселения решатся на что-то в отсутствие своих вождей. Думаю, это просто еще одна попытка увеличить число своих приверженцев.

– Конечно, так оно и есть.

Темпл взглянула на отца с любовью. Он один умел избавлять ее от страха. Благодаря его чуткости и терпимости молодая семья до сих пор не распалась. Уилл всегда обращался с Клинком уважительно, несмотря на политические разногласия. Если бы не это, Темпл не знала бы, как себя вести, раздираемая между любовью к мужу и любовью к отцу.

Иногда ей казалось, что Уилл знает: он до сих пор сохранил плантацию, лишь благодаря заступничеству зятя, который специально попросил об этом губернатора Джорджии. А между тем все крупные поместья, включая владения самого Джона Росса, понемногу переходили в собственность обладателей счастливых лотерейных билетов. В покое до поры до времени оставляли лишь тех чероки, кто выступал за переселение. Пожалуй, Уилл Гордон не мог не догадываться, кому он обязан своим везением.

– Уже поздно. – Она собрала вязание. – Пора готовить ужин мужу. Я поеду.

– Как ты можешь там жить? – накинулся на нее Кипп. – Как ты можешь оставаться с ним под одной крышей?

– Кипп, не смей так разговаривать с сестрой! – вскипел отец.

– Она живет в доме изменников!

– А ты живешь в моем доме. Это значит, что ты должен уважать мои правила. Понятно?

– Да, сэр, – буркнул Кипп.

– Кипп, ну перестань. – Темпл хотела помириться с братом, но тот повернулся и вышел. – Папа, мне очень жаль.

– Ты ни в чем не виновата. А твоему брату не мешает научиться терпимости.

– Это верно.

Но она все равно чувствовала себя виноватой.

– Кипп должен понять, что Клинок тоже любит наш народ и желает ему добра. Просто мы с ним придерживаемся разных точек зрения. Я не могу называть изменником человека, который желает своей нации добра.

– Это верно, он любит свой народ, – горячо сказала Темпл. – Все отвернулись от него, ему угрожают, его оскорбляют. Я сама видела это. Я тоже думаю, что Клинок не прав. Но он считает, что действует в интересах народа, и поэтому я не могу относиться к нему с ненавистью… Я не могу перестать любить его.

– Я знаю.

Когда Элайза спустилась вниз, Темпл уже уехала, что немало удивило учительницу. Странно, что Темпл уехала, не попрощавшись. Это на нее непохоже.

В гостиной никого не оказалось. Элайза разочарованно вздохнула, но тут кто-то тронул клавиши пианино, и она встрепенулась. Должно быть, снова маленький Джонни шалит.

Но возле пианино сидел Уилл. Он не видел Элайзу, и она воспользовалась этим, чтобы как следует им полюбоваться. Какие широкие у него плечи, как тесно облегает их сюртук! В свете заходящего солнца черные волосы Уилла отливали медью, а чеканный профиль был необычайно красив. Уилл неспешно касался клавиш, и Элайза вспыхнула, представив, как его пальцы точно так же касаются ее тела. Греховные помыслы, против которых она некогда предостерегала Темпл, не давали молодой женщине покоя.

Словно почувствовав ее присутствие, Уилл оглянулся, и их взгляды встретились. Элайза давно уже научилась скрывать свои эмоции. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, она как ни в чем не бывало подошла к Гордону.

– Темпл уехала? – спросила она, чтобы не молчать.

– Да. Просила передать вам поклон.

– Что это она так рано?

– Расстроилась.

– Ах да, что это был за листок? – вспомнила Элайза.

Уилл коротко рассказал ей о грядущем заседании, на котором должен был обсуждаться новый договор.

– Они сделали это специально, зная, что Джон Росс в отъезде, – возмутилась было Элайза, но тут же подумала о Темпл. Бедняжка, как она, должно быть, переживает из-за того, что ее муж оказался замешан в этой истории.

– Бедная Темпл, – сказала она вслух.

– Я сказал ей, что не следует придавать этому сборищу слишком большое значение. Ничего у них не выйдет. – Уилл тяжело вздохнул. – Жаль только, Кипп наговорил столько резкостей. В мальчике слишком много ненависти.

– Это верно, – вынуждена была согласиться Элайза. – Иногда мне кажется, что вместо сердца у него гневно сжатый кулак. – Она подумала, что выразилась чересчур резко. – Простите меня. Не нужно было этого говорить.

– Увы, это правда. А страдать приходится бедняжке Темпл. Ей ведь и без Киппа несладко.

– Ничего, она справится. Темпл – сильная женщина.

– Вы тоже, Элайза.

Этот простой комплимент в сочетании с нежным взглядом тронул ее.

– Спасибо, – с деланной легкостью поблагодарила Элайза, хотя сердце у нее билось очень быстро. – К сожалению, я совсем не занималась сегодня хозяйством – из-за приезда Темпл. Возьмусь-ка я за работу.

Теперь, когда Виктория чувствовала себя совсем плохо, Элайза взвалила на себя все хозяйственные дела. На такой большой плантации работы всегда хватало. И слава Богу – меньше оставалось времени размышлять о своих проблемах.

– Может быть, сегодня вечером вы поиграете мне? – сказал Уилл ей вслед. – Когда я услышал музыку, то вдруг вспомнил, как давно вы не баловали меня игрой на пианино.

– Посмотрим.

Она решила, что будет играть для него лишь в том случае, если в гостиной они не окажутся вдвоем. Это было бы неправильно и неразумно.

19

Спешившись, Темпл отдала поводья конюху. По дороге к дому она бросила взгляд в сторону и увидела неподвижную фигуру, стоявшую возле каштана. В последнее время с полдюжины дозорных днем и ночью кружили вокруг дома. Это зловещая опека действовала Темпл на нервы.

Наблюдатели всегда были по самые глаза завернуты в одеяло, так что лиц разглядеть было невозможно. Они не произносили ни слова, не делали никаких угрожающих жестов – просто смотрели, являя собой молчаливое напоминание о возмездии, которое рано или поздно постигнет всех изменников.

Показывая, что против дочери Уилла Гордона он ничего не имеет, человек в одеяле кивнул. Темпл поколебалась, но все-таки тоже кивнула. Ей стало страшно.

Эти загадочные часовые появились около дома вскоре после того, как Джон Ридж и его сторонники подписали в Вашингтоне так называемое временное соглашение. Темпл много раз уговаривала себя не обращать внимания на безгласных дозорных, но все же всякий раз, завидев их, пугалась.

Фиби открыла дверь и, прочтя в глазах хозяйки молчаливый вопрос, сказала:

– Мастер Клинок еще не вернулся.

Темпл отдала ей кнут и перчатки. Утром муж куда-то уехал, не сказав, когда намерен вернуться, а Темпл его ни о чем не спросила. Такой уж у них был молчаливый уговор.

Развязывая ленты шляпки, она услышала, как постукивает тростью приближающийся Шавано. Отдав шляпку служанке, Темпл обернулась к старику и успела заметить разочарование, промелькнувшее на его лице. Еще бы – ведь Шавано надеялся, что это вернулся сын. Всякий раз, когда Клинок отлучался, отец не находил себе места от тревоги. Слишком много вокруг было враждебности. Индейцы все время поминали кровный закон, кое-кого из сторонников Клинка уже убили.

Темпл не хотела об этом думать, ей нужно было отвлечься. Вот почему она отправилась сегодня с визитом к родным. Это было лучше, чем сидеть дома и умирать от страха за мужа.

– Приятно провела время? – спросил Шавано, тяжело опираясь о палку.

– Да.

– Как мать?

– По-моему, ей лучше. – После паузы Темпл спросила: – А ждать ли Клинка к ужину?

– Да, – коротко ответил старик, не вдаваясь в объяснения.

В последнее время он все больше и больше склонялся на сторону Клинка, хоть и не стал активистом движения. Однако, как бы то ни было, он участвовал в заговоре молчания, сложившемся в Семи Дубах.

Темпл стала подниматься по лестнице. Она совсем забыла, что за ней следует Фиби. На пороге спальни служанка сказала:

– Не волнуйтесь, мисс Темпл. – Она сочувственно улыбалась. – Все будет в порядке. Ведь с ним мой Дье. Он присмотрит за мастером Клинком не хуже, чем я присматриваю за вами.

Темпл знала, что Дье сопровождает мужа во всех поездках. Значит, у Фиби тоже есть основание для тревоги. Конечно, меньшее, чем у Темпл, но все же…

– С ними обоими будет все в порядке, Фиби, – улыбнулась Темпл, на миг забыв о пропасти, существующей между госпожой и рабыней. Она даже коротко сжала руку служанке. – А теперь помоги мне переодеться, я должна приготовить для них горячий ужин.

– Слушаюсь, мэм.

Над рекой клубился вечерний туман, стелился к земле пеленой белесого дыма. В сумерках привычный пейзаж казался загадочным и жутковатым.

Клинок отпустил поводья, зорко приглядываясь к кустам, росшим возле брода. Вроде бы все тихо. Но конь чутко прядал ушами, напряженно раздувая ноздри.

Дье догнал хозяина.

– Не нравится мне все это, – негромко сказал он. – Что-то здесь не так.

– Да, я тоже это чувствую. – Тут Клинок вспомнил. – По-моему, в прошлый раз мы возвращались домой тем же путем.

Он мысленно выбранил себя за небрежность.

После того, как полтора года назад из засады застрелили Джона Уокера, Клинок понял, что угрозы врагов – не пустые слова. С тех пор он взял себе за правило никогда не возвращаться домой одной и той же дорогой дважды. Кроме того, он все время ездил на разных лошадях. До сих пор меры предосторожности себя оправдывали. Дважды ему удалось обмануть подстерегавших его убийц.

Но на этот раз он, кажется, совершил ошибку. На этой дороге через ручей всего два брода. Засаду могли устроить у обоих.

– Я поскачу вперед. Может, спугну их, – предложил Дье.

Клинок знал, что слугу скорее всего не тронут, но все равно не хотел рисковать своим человеком. Тут над ручьем с тревожным карканьем взлетела ворона, явно чем-то испуганная.

– Да, они там. Неважно, скачем вперед!

Клинок дал коню шпоры и понесся галопом прямо к броду.

Дье не отставал от хозяина. Поднимая фонтаны брызг, они пересекли ручей и одним махом взлетели на крутой противоположный берег. В кустах раздался шорох, кто-то прыгнул на круп коня и схватил Клинка за горло.

Стюарт успел ухватить убийцу за запястья, но что-то горячее обожгло ему бок. Другая фигура вынырнула из тумана снизу и вцепилась в поводья. Конь испуганно вздыбился. Клинок сумел разжать пальцы врага и столкнул его на землю, но в следующую секунду его конь споткнулся и опрокинулся. Клинок покатился по земле, но тут же, перевернувшись, встал на ноги, часто дыша. Кровь бешено пульсировала в его жилах. Кто-то бросился на него, в темноте сверкнул нож. Молодой человек увернулся от удара, схватил противника за руку и со всей силы переломил ее о свое колено. Нож упал на землю.

– Хозяин! – крикнул Дье, выныривая из темноты на своем черном коне.

Схватив слугу за протянутую руку, Клинок запрыгнул на круп коня, и тот бешеным галопом помчался вперед по тропе. Примерно с милю они мчались во весь опор, потом остановились и прислушались. Звуков погони не было.

– Они не будут за нами гнаться, – сказал Клинок, оглядывая дорогу. – Шанс упущен. Будут ждать другого случая.

– Если поехать наискосок, через поле индиго, до плантации всего миля. Думаю, лучше съехать с дороги.

Клинок взвесил все «за» и «против», машинально приложив руку к саднящему боку. Почему-то от прикосновения ладони боль стала сильнее. Он взглянул на руку и увидел, что она мокра от крови. Нож все-таки достиг цели. Скорее всего просто царапина. Об этом он позаботится позже.

– Ладно, едем наперерез.

Темпл была в гостиной, когда внизу открылась дверь и раздался стук сапог. Молодая женщина сунула служанке фарфоровые тарелки и с чувством облегчения и радости бросилась вниз по лестнице.

– Ты вернулся! – прошептала она, глядя на Клинка.

Он посмотрел на нее снизу вверх, поднялся на ступеньку, и Темпл удивилась тому, как холодно, почти враждебно он на нее смотрит.

– Да, вернулся, – недобро усмехнулся он.

Неужели он не понимает, что она беспокоилась? Ведь это пытка – сидеть здесь и не знать, жив он или нет.

– Ужин будет готов через час, – сухо сказала Темпл.

– Скажи отцу, что я скоро к нему спущусь.

Сопровождаемый слугой, он стал подниматься по лестнице.

После сегодняшней истории с плакатом, после ссоры с Киппом и разговора с отцом Темпл была на взводе. Как он смеет обращаться с ней, словно со служанкой! Она сердито смотрела, как Клинок медленно поднимается по лестнице. Потом, охваченная гневом, бросилась за ним следом.

Муж оглянулся, посмотрел на нее с явным раздражением и как ни в чем не бывало зашагал дальше. Темпл разъярилась еще пуще. Неужто он думает, что она позволит себя игнорировать?

Она влетела за ним в спальню.

– Что тебе нужно? – спросил он, обернувшись.

– Я сегодня была в Гордон-Глене.

– Ну и что? – равнодушно спросил он, расстегивая куртку.

– Я знаю про ваше собрание в Нью-Эчоте! – выпалила она. – Я видела плакат.

Дье шагнул вперед:

– Дайте помогу, сэр.

– Не нужно. – Клинок предупреждающе вскинул руку. – Потом.

– Неужели ты думаешь, что тебе удастся подкупить наших людей?

– Подкупаю не я, а Шермерхорн. Это он предоставляет деньги и одеяла. Мы не имеем к этому никакого отношения.

– Отец говорит, что вы ничего не добьетесь. Индейцев не подкупить. Они не приедут, пока их вождь в Вашингтоне.

– Значит, мы ведем себя нечестно, да? – огрызнулся Клинок. – А твой Росс? С огромным трудом нам удалось добиться исключительно выгодных условий. Правительство обещает нам финансовую поддержку для строительства школ, щедрую компенсацию для каждой семьи, выделило нам обширную территорию на западе, плюс к тому заплатило выкуп за здешнюю территорию.

– Да, всего лишь пять миллионов долларов. Столько стоят одни наши золотые рудники!

– А что предлагает Джон Росс? Только унижения и страдания. Как будто мы мало вынесли за пять лет! – Его лицо исказилось гримасой гнева и отвращения. – Разве он предлагает что-нибудь конструктивное? Ему, видите ли, взбрело в голову, что мы должны стать гражданами штата Джорджия, и тогда нам якобы позволят остаться на своих землях. Какая чушь! Остаться жить среди тех самых людей, которые подвергают нас гонениям? Тем самым мы обрекли бы себя на вечное унижение. Джон Росс просто тянет время. Он надеется, что в следующем году, когда закончится срок президентства Джексона, ситуация изменится к лучшему. Но Джексон уже выбрал своего преемника, Ван Бурена, который заодно с джорджийцами. На что Росс надеется?

– Мы хотим, чтобы наши земли остались за нами, – сердито воскликнула Темпл. – Тебя и твоих сторонников поддерживает меньше одной десятой народа. Большинство хочет оставаться здесь, и вождь выполняет волю народа.

– Вот-вот, он выполняет! Джон Росс – слуга, а нам сейчас нужен настоящий вождь, который не побоится принять непопулярное решение, идущее на благо народа.

Эти слова встревожили ее не на шутку.

– Зачем вам понадобилось это сборище? Чего вы добиваетесь?

– Не задавай вопросов, ибо ответы на них тебе не понравятся.

Он резко отвернулся, и она увидела темное пятно, расплывающееся у него на боку.

– Мастер Клинок, вы истекаете кровью! – запричитал Дье. – Вы даже не сказали мне, что ранены.

Клинок поспешно прикрыл рану ладонью и оттолкнул слугу.

– Это ерунда.

– Ты ранен? – нахмурилась Темпл. – Что это значит? Дье, немедленно сними с него куртку.

Клинок хотел было оттолкнуть их, но у него ничего не вышло.

Когда Темпл увидела вымокшую от крови рубашку, у нее внутри все замерло от страха.

– Что произошло? – спросила она.

– Кое-кто из твоих приятелей поджидал нас возле ручья. Они хотели сделать тебя вдовой, – язвительно произнес он. – Может быть, в следующий раз тебе повезет больше.

– Как ты жесток! – На глазах у нее выступили слезы.

– Темпл. – Он схватил ее за локоть. – Я жалею, что так сказал.

– Надо промыть рану и перевязать.

Она вырвалась и направилась к двери.

– Только отцу ничего не говори. Не хочу его расстраивать.

– Понятно. Зато меня расстраивать можно сколько угодно, да? Ведь я всего лишь твоя жена.

Он виновато потупился.

– Я прошу прощения. Знаю, что ты обижена. Это я от злости. Ты не заслуживала этого упрека.

– Да уж, не заслуживала.

Она принесла воды и бинтов, зная, что простит его. Простит, но не забудет.

Как и говорил Клинок, порез оказался неопасным. Он потерял много крови, но мышцы и сухожилия остались нетронутыми. Толстая шерстяная куртка смягчила удар. Вид окровавленной раны привел Темпл в ужас. Когда она делала перевязку, руки ее дрожали.

– Ты вся трясешься, – сказал Клинок.

Она отвернулась, чтобы он не видел ее слез.

– Как бы я хотела, чтобы ты перестал заниматься политикой.

– Не могу.

Он обнял ее, и она прижалась лицом к его обнаженной груди. Клинок гладил ее по голове, а Темпл беззвучно рыдала. Она решила, что не будет думать о предстоящем заседании, потому что Клинок непременно отправится туда и она снова останется одна.

20

Темпл внимательно осмотрела серебряное блюдо, проверяя, не осталось ли где пятнышка. Руки у нее были черные. Темпл ненавидела возиться с серебряной посудой. Хуже этого только засолка мяса. Потом пальцы не отмоешь.

Она положила блюдо на место, где лежали остальные серебряные тарелки, а потом проверила, хорошо ли выполнили свою работу служанки. Осталась сущая ерунда – с полдюжины тарелок. На этом уборку можно будет считать оконченной. В доме все так и сияет.

Клинок и Шавано уехали неделю назад. За это время Темпл навела в доме идеальный порядок. С утра до вечера она работала не покладая рук, а ночью ложилась в постель и сразу же засыпала. Закутанные в одеяла дозорные исчезли в тот же день, когда уехали Стюарты. Отсутствие соглядатаев казалось Темпл еще более зловещим, чем их присутствие.

– Мисс Темпл, мисс Темпл! – В комнату вбежала взволнованная Фиби. – Всадник! Я видела его из окна!

– Клинок?

– Не знаю. Несется через лес во весь опор. Наверно, это мастер Клинок. Вы же знаете, он вечно скачет домой так, словно боится опоздать.

Темпл в отчаянии взглянула на свои перепачканные руки, на грязный передник.

– Ты только посмотри на меня! Не могу же я показаться ему на глаза такой замарашкой. Фиби, скорей переодеваться!

Темпл бегом бросилась к умывальнику, сдирая на ходу чепец и фартук.

– Расстегивай крючки на платье, – приказала она, лихорадочно намыливая руки. – И скорей принеси то синее, ситцевое.

– Хорошо, мэм.

Темпл как раз успела отмыть руки и снять старое платье, когда внизу хлопнула дверь.

– Темпл? Где ты? – раздался снизу голос.

Но то был не Клинок.

– Кипп?

– Да где же ты, черт подери? – еще громче заорал Кипп.

Темпл выглянула на лестницу:

– Я здесь, наверху.

У него был такой взволнованный вид, что ей стало страшно.

– Что такое? Что-то случилось?

– Где он?

– Еще не вернулся.

Кипп взбежал по лестнице.

– Собирайся. Я увожу тебя отсюда.

Он схватил ее за руку, но Темпл высвободилась.

– Сначала объясни, в чем дело.

– Ты моя сестра! – взорвался он. – Я не потерплю, чтобы ты оставалась в доме предателей.

– Прекрати! – Она уперлась руками в бока. – Я не желаю слышать, как ты оскорбляешь моего мужа!

– Ты ведь ничего не знаешь! – рявкнул он. – Эти ублюдки сделали свое дело. Вчера в Нью-Эчоте они подписали договор с представителем Джексона. Они продали нашу землю.

– Не может быть… – отчаянно замотала головой Темпл. – Клинок неспособен на это.

– Ты просто дура! Его подпись стоит под документом. Поэтому я здесь.

– Я тебе не верю, – прошептала она.

– Неужели я стану врать?

– Не знаю.

Темпл отвернулась к стене, чувствуя, как быстро колотится у нее сердце.

– Какое тебе еще нужно доказательство? Хочешь сама увидеть документ? Говорю тебе, там стоят подписи их обоих – и твоего мужа, и твоего свекра. Они нарушили кровный закон. Ты не можешь больше жить с Иудой, который предал свой народ. Это уже не разговоры, это измена. – Он помолчал. – Я говорю тебе правду, Темпл. Не веришь, спроси у него сама.

– И спрошу!

Она рывком обернулась и увидела, что в дверях стоит Клинок. Его лицо окаменело, глаза сверкали стальным блеском.

– Вот-вот, спроси, – крикнул Кипп. – Подписал он договор или нет?

Темпл боялась смотреть мужу в глаза.

– Это правда? – спросила она шепотом.

– Да, – не моргнув глазом ответил он.

– Ты заплатишь за это жизнью, – пригрозил Кипп.

– Ничего, зато ты останешься жив, – насмешливо пожал плечами Клинок. – Вот она, справедливость. А теперь убирайся отсюда, пока я не забыл, что ты ее брат.

Кипп обернулся к сестре:

– Едешь ты со мной или нет?

Она не тронулась с места. Темпл смотрела на своего мужа – человека, которого она так любила и который оказался изменником.

– Она остается, – сказал Клинок.

Кипп, не говоря ни слова, бросился вон. Внизу хлопнула дверь. Клинок не отрываясь смотрел на жену, утратившую дар речи.

– Как ты мог? – в конце концов произнесла она глухим голосом. – Ведь тебя теперь убьют.

– Да.

Сейчас он видел перед собой не ее, а дом Элиаса Будино, где накануне вечером собрался комитет из двадцати представителей. В мерцающем свете свечей они курили трубки и вновь, уже в который раз, просматривали документ, обговаривающий условия переселения. Наконец настал момент, когда нужно было ставить подписи. Последним взял перо майор Ридж. Взглянув на документ, он сказал:

– Я только что подписал свой смертный приговор.

Каждый из них понимал это. Они нарушили кровный закон, и отныне всем им угрожает неминуемая гибель.

На побледневшем лице Темпл ярко выделялись алые губы. Словно притянутый магнитом, Клинок шагнул вперед и обнял жену за тонкую талию, не обращая внимания на ее сопротивление.

– Люби меня, Темпл. Люби смертника.

Он крепко поцеловал ее в губы, и Темпл больше не сопротивлялась. Она обхватила его руками за шею, и Клинок отнес ее в спальню, а Фиби незаметно скользнула за дверь.

Несколько минут спустя они лежали обнаженные на кровати, лаская друг друга так, словно занимались любовью в последний раз. Над ними навис призрак смерти, и это придало страсти еще большую остроту. В этот миг они забыли обо всем на свете, кроме своей любви.

Но потом мрак и боль вернулись. Медленно застегивая пуговицы на своем любимом синем платье, Темпл молчала, думая о том непоправимом, что произошло. Ее пальцы еще помнили тепло его тела, губы не остыли после поцелуев, но мысли витали уже далеко.

– Ты ничего этим не добился, – сказала она, обернувшись. – Договор не признают.

Он на миг замер, потом стал натягивать сапог.

– Если это заставит Росса подписать другой договор, значит, наша цель уже достигнута. – Он заглянул ей в глаза. – Так ты останешься со мной?

– Останусь. Пока.

Она не знала, что хуже: бросить его или остаться. Остаться и стать свидетельницей его смерти.

21

Гордон-Глен

Июнь 1836 г.

Пчела назойливо жужжала возле самого уха Элайзы, которая, прислонившись к изгороди, осматривала большой огород. Грядка за грядкой были засажены кукурузой, капустой, бататом, сахарной свеклой, чесноком, луком, и так далее, и так далее. В дальнем конце негритянское семейство – мать и двое детей – вовсю работали мотыгами, взрыхляя землю и выпалывая сорняки.

– Что-то не так, Элайза? – спросила Темпл, выведя подругу из задумчивости. – Я еще за обедом заметила, какой озабоченный у вас вид.

– У вас тоже, – ответила Элайза, распрямляясь. – Все из-за этого договора. – Она заметила, как нахмурилась Темпл. – Извините, мне не следовало об этом говорить.

– Но ведь это правда, – с вызовом тряхнула головой Темпл. – Джексон хочет нас всех обмануть, но у него ничего не выйдет. Многие в Конгрессе заявили протест против подписанного соглашения, и это всё люди влиятельные: Генри Клей, Дэниел Уэбстер, Дэйви Крокетт, Джон Квинси Адамс. Договор не будет ратифицирован. Джон Росс отвез в Вашингтон письмо с шестнадцатью тысячами подписей. В письме говорится, что подписанное соглашение противоречит воле большинства.

Элайза была поражена ожесточением, звучавшим в глазах Темпл. Ведь, яростно осуждая договор, она тем самым выступала против собственного мужа. И все же она не уходила от него, продолжала жить с ним вместе.

– Вы его очень любите, да?

– Да, – коротко, сухо ответила Темпл. – Я вижу, огород в хорошем состоянии.

– Это спасибо дождю, который прошел позавчера, – откликнулась Элайза, понимая, что Темпл хочет сменить тему.

В то же время комплимент был ей приятен – ведь Элайза практически взвалила все заботы по хозяйству на себя.

– Вы давно не упоминали о преподобном Коуле, – сказала Темпл. – Есть ли от него какие-нибудь известия?

Обе женщины неспешно двигались по направлению к конюшне.

– В прошлом месяце получила от него письмо. – Это было первое письмо от Нэйтана за весь год. – Совсем коротенькое. Пишет, что отправляется на запад.

Как и большинство миссионеров, Нэйтан был уверен, что весь народ чероки в скором времени переселится на новые земли.

– А было время, когда я думала, что вы выйдете за него замуж, – рассеянно заметила Темпл.

– Мы с ним хорошие друзья. Не более того.

Внезапно Темпл остановилась и покачнулась, прижав ладонь ко лбу. Элайзе показалось, что молодая женщина вот-вот лишится чувств, и учительница поспешила обхватить ее за плечи.

– Что с вами?

– Ничего, – слабо отмахнулась Темпл.

Но она была явно нездорова. Элайза, которой приходилось ухаживать за больными на плантации, сразу это увидела.

– Шадрач! – крикнула она подростку, державшемуся на почтительном расстоянии. – Помоги мне отвести мисс Темпл домой.

– Пожалуйста, не надо, – запротестовала Темпл. Сейчас пройдет. Уверяю вас, это минутная слабость.

На верхней губе у нее выступили капельки пота, но побелевшее лицо постепенно розовело.

– Да и за обедом вы к еде почти не притронулись, – вспомнила Элайза.

– Не могла. – Темпл опустила глаза. – Я… Я жду ребенка.

Эти слова были произнесены так тихо, что в первое мгновение Элайза подумала, уж не ослышалась ли она. Потом, просияв улыбкой, воскликнула:

– Как чудесно! – И тут же нахмурилась, глядя на грустное лицо Темпл. – Или я ошибаюсь?

– Я хочу радоваться, но не могу… – Темпл нежным и в то же время как бы оправдывающимся жестом положила руку на живот. – Ведь отец моего ребенка – изменник…

– Он ваш муж, – мягко напомнила Элайза.

Темпл взволнованно отпрянула.

– Иногда мне хочется… – Она не договорила и тяжело вздохнула. – Я уже сама не знаю, чего мне хочется. Может быть, нужно было послушаться Киппа и уйти от Клинка еще тогда, когда впервые начались разговоры о переселении.

– Неужели вы серьезно так говорите?

– Сама не знаю… – Темпл горько рассмеялась, глядя в синее небо. – Если б я знала, как все пойдет дальше, то, наверное, ушла бы. Но я осталась. Мне казалось, что я смогу его переубедить.

– Он знает… про ребенка?

Темпл покачала головой.

– Никто не знает, только Фиби и теперь вы. Разве могу я родить ребенка в доме изменника? Ведь позор ляжет на невинное дитя.

Элайза понимала терзания Темпл, но давать совет не решалась.

Темпл внезапно успокоилась.

– Я хочу этого ребенка, – сказала она. – Ведь больше мне ничего от любимого человека не останется. Через неделю, через месяц или через год Клинка все равно убьют. Он сам знает, что погибнет от руки мстителей. Я еще могла бы это перенести, но не хочу, чтобы это произошло на глазах у ребенка. Думаю, и Клинок этого не захотел бы.

– Тогда… тогда вам лучше уйти.

– Да, я хочу, чтобы ребенок родился здесь, в Гордон-Глене.

Темпл с любовью взглянула на кирпичный дом, видневшийся среди деревьев.

– Здесь мой сын обязательно вырастет гордым и сильным.

Элайза, борясь со слезами, спросила:

– Вы уверены, что у вас родится мальчик?

– Нет, – задумчиво ответила Темпл. – Наверно, лучше будет, если родится дочь. Люди относятся к сыну изменника хуже, чем к дочери.

Элайза горестно вздохнула:

– Темпл…

– Не нужно ничего говорить. Знайте: я ни о чем не жалею.

Голос ее звучал так твердо, что Элайза поневоле позавидовала своей бывшей ученице: ее храбрости, ее мужеству.

– Шадрач, беги в конюшню и скажи Айку, чтобы оседлал мою лошадь, – приказала Темпл.

– Слушаюсь, мисс Темпл.

Парнишка бегом помчался вперед, вздымая босыми ногами клубы пыли.

Распрощавшись с Темпл, Элайза направилась к дому. Она вспоминала прежние, беззаботные дни. Тогда она еще не знала, что любит Уилла Гордона. У ручья она остановилась. Когда-то в жаркие летние дни она играла и плескалась здесь с детьми…

А вот и бревенчатая школа. Два года Элайза сюда не заглядывала. Слишком много у нее было забот по хозяйству, да и учеников стало меньше – Ксандра, Кипп и маленький Джонни. С ними вполне можно было заниматься и в гостиной. Много раз Элайза собиралась заглянуть в школу, чтобы проверить, в каком она состоянии, да все времени не хватало. А тут как раз подвернулся удобный случай.

Шадрач бросился вперед и распахнул перед ней дверь. Элайза улыбнулась ему, готовясь увидеть заброшенное, пыльное помещение, кишащее мышами, а то и какими-нибудь еще более неприятными тварями. Но внутри ее ждал сюрприз.

Нигде ни пятнышка, ни соринки. Пол, окна, парты, стулья – все сияло чистотой. В камине лежали аккуратно сложенные дрова, а на учительском столе в стакане стоял букетик темно-сиреневых ирисов.

Элайза, не веря собственным глазам, подошла к столу и дотронулась до лепестков цветка. В дверях мелькнула какая-то тень, молодая женщина обернулась и увидела Шадрача. Тот стоял потупившись и переминался с ноги на ногу.

– Чернильница и чернило есть, – сказал он. – Может, чего написать захотите.

– Это сделал ты?

– Да, мэм. – Он осмотрел класс. – Подумал, вдруг вы снова учить станете.

У нее на глазах выступили слезы, в горле встал ком.

– У меня совсем не было времени заниматься с тобой.

Занятая хлопотами по хозяйству, Элайза совсем забыла о своем черном ученике.

– Это ничего, – успокоил ее он. – Я все время читаю. Как выдастся свободная минутка, сразу за книжку. Мастер Уилл разрешил мне брать книжки из библиотеки. Иногда я мало что понимаю, но мне нравится ломать голову над непонятным.

– Это самый лучший способ учения, Шад. Не самый простой, но очень хороший… Я рада, что ты не забросил учение. Ты уж продолжай, не останавливайся, что бы ни случилось.

– Ни за что не остановлюсь, – горячо пообещал он.

Элайза смахнула с ресниц слезы и улыбнулась:

– Из всех моих учеников тобой я горжусь больше всего.

– Правда? – просиял подросток.

– Правда. – Она улыбнулась еще шире. – Знаешь что?

– Что, мэм?

– Сегодня жарко, так что давай устроим выходной. Пойдем на ручей и будем развлекаться.

– А мне с вами можно?

– Конечно, можно. Кто-то ведь должен приглядывать за маленьким Джонни.

– Не беспокойтесь, мэм, я с него глаз не спущу, – ухмыльнулся Шадрач.

Возвращаясь домой с полей, Уилл Гордон услышал смех и звонкие крики, доносившиеся от ручья. Гордон сразу догадался, в чем дело, но все же решил съездить проверить.

Элайза, сбросив ботинки и задрав юбки, стремглав бежала по мелководью, а за ней с отчаянными криками неслись Ксандра и Шадрач, осыпая учительницу фонтанами брызг. Маленький Джонни старался не отставать от них, хотя и не очень успешно.

– Трое на одного – нечестно, – сказал Уилл.

– Папа! – с восторгом завизжала Ксандра, Элайза обернулась и, увидев Уилла Гордона, почувствовала радостное волнение. Но молодая женщина давно научилась владеть своими чувствами и, сдержав себя, взглянула на Уилла с дружелюбной улыбкой.

– Я надеюсь, вы приехали для того, чтобы спасти меня от этих пиратов, – весело воскликнула она.

– Вовсе нет. – Уилл Гордон с серьезным видом осмотрел поле боя. – Но я помогу вам обратить их в бегство.

С неожиданной быстротой он бросился на шестилетнего Джонни, и тот, изобразив ужас, бросился наутек. Уилл шлепал по ручью, ничуть не заботясь о том, что у него промокнут сапоги. Элайза же в одиночку в два счета справилась с Ксандрой. Вскоре дети отступили с поля брани.

Взрослые загнали их в ловушку, к высокому берегу. Уилл схватил маленького сынишку и подбросил его в воздух. Джонни, закатываясь смехом, заорал:

– Ксандра, спасай меня!

Сестра бросилась на выручку брату, а Элайза, оставив союзника в беде, выбралась на берег, уселась на бревно и стала наблюдать за дальнейшим развитием событий. Уилл Гордон, с утра до вечера занятый хозяйственными делами, редко имел возможность пообщаться со своими детьми. Пусть вволю натешится.

Вымокший до нитки, он азартно возился с ними, разом помолодев на много лет. Какой он сильный, высокий, красивый, думала Элайза. Как приятно видеть его таким – беззаботным, веселым, счастливым.

Элайза так и сказала ему, когда они возвращались домой. Джонни и Ксандра сидели верхом на лошади, которую Уилл вел в поводу.

– По-моему, эта возня приносит вам не меньше пользы, чем детям, – сказала Элайза. – Нужно уметь хоть иногда забывать о тревогах и заботах, чтобы насладиться простыми радостями жизни. Без этого нарушится баланс бытия.

– Должно быть, поэтому вы и посвятили свою жизнь детям, – заметил Уилл, взглянув на высокую женщину в мокром платье, шедшую рядом с ним.

– Да, – тепло улыбнулась она.

– Дети очень любят вас, Элайза, – сказал он.

Они давно уже называли друг друга просто по имени, без «мистер» и «мисс». Элайза стала полноправным членом семейства Гордонов.

– Я тоже их люблю, – кивнула она.

Когда они были уже недалеко от дома, Уилл показал на всадника, скакавшего по аллее:

– У нас гость.

– Может быть, он везет хорошие вести от Джона Росса из Вашингтона.

Всадник и в самом деле привез вести из Вашингтона, но они были отнюдь не хорошими. Семнадцатого мая Конгресс Соединенных Штатов ратифицировал незаконный договор, а шесть дней спустя президент Джексон скрепил его своей подписью.

Произошло непоправимое.

Вечером, уложив детей спать, Элайза сидела в гостиной, проворно работая спицами, но мысли ее были далеко от вязания.

– Один голос, всего один голос! – возмущалась она. – Голосование прошло большинством в один голос! Если бы кто-то из членов Конгресса в последний момент передумал, все бы обошлось.

– Это верно, – мрачно произнес Уилл, подавленный полученным известием.

Элайза отложила вязание, встревоженная выражением лица Гордона.

– Что вы намерены предпринять? – Будем сопротивляться. Что нам еще остается?

– Но как? Вы возьметесь за оружие, как семинолы во Флориде?

Она читала в газетах, что во Флориде индейцы-семинолы начали вооруженную борьбу против американских солдат. Там гремели выстрелы, лилась кровь. Страшно было подумать, что мирный Гордон-Глен может превратиться в поле сражения.

– За оружие? – пожал плечами Уилл. – Откуда у нас оружие? Мы же фермеры. Кроме охотничьих ружей, у нас ничего нет.

– Как же тогда быть?

– Есть только один способ. Нужно возобновить нашу деятельность в Вашингтоне. Мифический договор был ратифицирован большинством всего в один голос. Мы должны добиться нового слушания, и тогда, возможно, сторонникам договора голосов не хватит. В конце концов, у нас есть еще два года, прежде чем договор вступит в силу.

– Два года – это не так уж…

Элайза не договорила, потому что на верхнем этаже раздался какой-то глухой стук. С улыбкой отложив вязание, Элайза заметила:

– Кажется, маленький Джонни снова упал с кровати.

– Я смотрю, это происходит с ним почти каждую ночь.

– Ничего, я уложу его обратно, – сказала Элайза, поднимаясь со стула.

Но в это время с лестницы донесся крик:

– Мастер Уилл, мастер Уилл, скорей сюда! Миз Виктория…

Это была Сюли-Мэй, служанка, приставленная к больной Виктории.

Уилл вскочил на ноги, а Элайза бегом бросилась на второй этаж. Гордон обогнал ее, когда Элайза запуталась в длинной юбке.

Из открытых дверей спальни доносился душераздирающий кашель Виктории. Элайза замерла на пороге, увидев, как Уилл Гордон прижимает к себе жену, сотрясающуюся в спазмах.

– Дайте-ка лучше я, – сказала Элайза, шагнув вперед.

Виктория взглянула на нее глазами, полными ужаса.

– Ничего, все будет хорошо, – улыбнулась ей Элайза.

– Все кашляет и кашляет, никак не остановится, – рассказала Сюли-Мэй. – Прямо передохнуть не успевает.

– Уилл, в верхнем ящике стола есть бутылочка лауданума. Принесите ее сюда.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Виктория откашлялась и у Элайзы появилась возможность напоить ее лекарством. Потом молодая женщина вытерла лицо больной влажным платком и посоветовала ей полежать, пока подействует лауданум. Виктория совершенно выбилась из сил.

Убедившись, что опасность позади, Элайза взяла у Виктории платок и внезапно заметила на белой ткани алые пятна крови. Тут Элайза перепугалась не на шутку.

– Что там такое? – спросил Уилл.

Элайза молча покачала головой и протянула ему платок.

– Пойду принесу чистый.

Снизу донесся звук шагов, и через мгновение в комнату вбежал Кипп. Черная Кэсси следовала за ним по пятам. Юноша с волнением взглянул на мать. Виктория была бледнее смерти.

– Мама! – Кипп задохнулся от волнения.

– Она отдыхает, – мягко сказала Элайза, подумав, что была несправедлива к Киппу: не такой уж он черствый.

Уилл быстро скомкал окровавленный платок, чтобы сын его не заметил.

– Вот, я привел сюда Черную Кэсси, – сбивчиво произнес Кипп.

– Вот и молодец. – Уилл похлопал сына по плечу, а другой рукой тем временем сунул платок в карман.

– Теперь все будет хорошо.

– Я присмотрю за миз Викторией. Не извольте беспокоиться, мастер Уилл. – Кэсси взяла чистый платок, протянула больной. – Хотите, я ее отваром напою? Сейчас схожу принесу.

– Нет, не нужно, – быстро произнесла Элайза. – Для нее сейчас самое лучшее – выспаться.

– Правильно, – согласился Уилл. – Завтра, Кэсси, перенесешь вещи мисс Элайзы в комнату Темпл. Я хочу, чтобы вы, Элайза, были рядом, если с Викторией ночью что-нибудь случится.

– Хорошо, – кивнула она.

– Ну все, Кипп, возвращайся к себе, – сказал Уилл. – Больше ты ничем помочь не можешь.

Юноша неохотно удалился. В комнате наступило молчание. Уилл смотрел, как Элайза и Черная Кэсси хлопочут над Викторией. Он не уставал удивляться хладнокровию и спокойствию, которые Элайза проявляла в критические моменты. А ведь еще несколько минут назад она горячилась и негодовала из-за ратификации договора.

Элайза приблизилась к Гордону и вполголоса произнесла:

– Она уснула. Идем.

За дверями спальни Элайза предупредила:

– Сейчас мы с Кэсси отправимся за моими вещами. Если у Виктории снова начнется приступ кашля, дайте ей лауданума, но не больше десяти капель.

– Хорошо, десять капель… Что бы мы без вас делали, Элайза?

– Не знаю, – смущенно проговорила она.

Уилл попытался представить себе, каким был бы Гордон-Глен без Элайзы. Картина получилась мрачная и безрадостная. Эта женщина стала не просто учительницей и домоправительницей, она заменила детям мать – играла с ними, лечила их, укладывала спать.

Но дело не только в детях, внезапно понял Уилл. Если Элайза уедет, хуже всех будет ему самому. Достаточно вспомнить увлекательные беседы, которые они вели за обеденным столом. Элайза имела собственное мнение по любому вопросу, а по вечерам они нередко задушевно беседовала о детях и их будущем. Когда же Уилл уезжал по делам, Элайза писала ему подробные письма, в которых было много занятного.

– Преподобный Коул лишился очень многого, когда вы отказались выйти за него замуж.

– Странно, уже второй раз за день при мне поминают преподобного Коула. Сначала Темпл, теперь вы. С чего это вы все вдруг так им заинтересовались?

– Может быть, до нас обоих наконец дошло, какое нам выпало счастье. Я очень рад, Элайза, что вы остались.

– Спасибо, но вообще-то благодарить меня не за что.

– А я говорю не о благодарности.

Эти слова прозвучали просто, но глаза Уилла говорили за него.

Элайза молчала, боясь, что неправильно его поняла. Когда же Уилл вышел из комнаты, сердце Элайзы чуть не разбилось на тысячу кусочков. Глупости, сказала она себе. Сердца не разбиваются. Все это людские выдумки.

22

Темпл резко встряхнула синее ситцевое платье, стараясь не думать о том, что это любимый наряд ее мужа. Уже две с половиной недели Темпл собиралась сказать Клинку о ребенке и о своем решении, но все это время она мужа почти не видела. После того, как американский Конгресс ратифицировал так называемый «фальшивый договор», а вождь Росс заявил, что это решение неправомочно, Клинок Стюарт дома почти не появлялся, а если и заглядывал в Семь Дубов, то разговор все как-то не получался. На сей раз Темпл была настроена самым решительным образом. Она стала упаковывать вещи еще до возвращения мужа – чтобы отрезать себе путь к отступлению. Фиби громко высморкалась, и Темпл раздраженно прикрикнула на нее:

– Сколько раз тебе повторять: мы не уедем до тех пор, пока они не вернутся. Увидишь ты своего Дье, не бойся.

– Я знаю, – горестно вздохнула служанка.

– Вы ведь не навсегда расстаетесь. Он может приезжать к тебе в Гордон-Глен сколько пожелает.

Темпл сердито скомкала платье и сунула его в чемодан.

– Знаю…

– Так перестань дуться! Что ты мне жизнь усложняешь? И без тебя тошно!

Давясь слезами, Темпл схватила следующее платье.

Внезапно она замерла, не услышав, а инстинктивно почувствовав, что в комнату вошел Клинок. Темпл обернулась и увидела, что он действительно стоит в дверях: лицо бесстрастное, голубые глаза холоднее, чем зимнее небо. Она уж и забыла, когда видела его улыбающимся. Жизнерадостная часть его натуры словно умерла – возможно, навсегда.

Клинок взглянул на открытый чемодан.

– Ты уезжаешь, – констатировал он.

– Да. – Она затаила дыхание, ожидая его реакции. Клинок сделал шаг вперед, и Темпл попятилась, уверенная, что сейчас он вырвет платье у нее из рук и опрокинет чемодан на пол. Однако муж прошел мимо нее, остановился у балкона и взглянул на верхушки деревьев.

Темпл поняла, что он не собирается нарушать паузу.

– У меня будет ребенок, и я хочу, чтобы он родился в Гордон-Глене, – заявила она, намеренно соединив оба эти известия.

– Когда… – Он не договорил и, сделав над собой усилие, начал снова: – Когда ты собираешься уехать?

– Чем скорее, тем лучше.

Ей было трудно говорить. А Клинок, справившись с первым потрясением, вел себя так, словно ему было абсолютно все равно. Кажется, даже известие о ребенке не произвело на него особого впечатления.

Помолчав, он сказал:

– Я скажу, чтобы для твоих вещей приготовили повозку. Пусть слуги займутся погрузкой.

Даже не оглянувшись, он вышел из комнаты. Темпл вынуждена была уехать, не попрощавшись.

В Гордон-Глене она все ждала, что муж приедет ее навестить. Если ему нет дела до ее беременности, то по крайней мере мог бы явиться в июле, когда прибыли войска генерала Вула, присланные президентом Джексоном для устрашения непокорных. Но Клинок не появился и тогда. Позднее, когда вождь Росс выступил с новой инициативой – оставить за индейцами чероки хотя бы те земли, которые не входят в территорию штата Джорджия, – Темпл ждала, что Клинок приедет обсудить это предложение с Уиллом. Ждала, но не дождалась.

В ноябре генерал Вул издал приказ за № 74, согласно которому индейцам предписывалось немедленно приступить к выполнению одобренного Конгрессом договора.

О муже Темпл узнавала через Фиби, к которой временами наведывался Дье. Однако сведения были весьма скудны. Дье рассказывал, что у хозяина совсем испортился характер и он по малейшему поводу впадает в ярость. Темпл и сама страдала этим пороком. Домашние считали, что причиной тому ее «положение», на самом же деле молодая женщина просто тосковала по мужу. Она не призналась бы в этом даже Элайзе. Какая обида! Клинок совершенно не интересуется ею, хотя она вынашивает его ребенка!

В начале января, за две недели до рождения ребенка, в Гордон-Глен заглянул Шавано Стюарт – чтобы попрощаться. Вместе со своими единомышленниками он собрался в долгий путь на запад. Старик сказал невестке, что Клинок остается в Семи Дубах, чтобы закончить кое-какие дела. Под «кое-какими делами», судя по тону, которым были произнесены эти слова, подразумевалось рождение ребенка.

Перед тем как уехать, Шавано сжал руку Темпл своими узловатыми пальцами и сказал:

– Я рад, что мой внук родится на нашей родной земле. Это хорошо.

На глазах его блестели слезы.

– Да, – всхлипнула Темпл.

– Ну, будь здорова, доченька.

Он пожал ей руку и вышел, тяжело опираясь на палку.

Клинок стоял возле амбара и смотрел, как покупатель уводит трех породистых скакунов. На этом распродажу имущества можно было считать законченной. Само поместье досталось очередному победителю в лотерее, который скорее всего уже успел продать землю какому-нибудь спекулянту. Плантация Клинка больше не интересовала. Отныне он не должен заботиться ни об урожае, ни о работниках, ни об инвентаре. Когда-то именно о такой жизни он и мечтал – без дома, без жены, без семьи. Отчего же на душе так пусто?

Он вынул из кармана сигару – прощальный подарок покупателя, – откусил кончик, выплюнул, зажег. Вдали дымились руины Нью-Эчоты. Было время, когда индейцы чероки гордились своей столицей, теперь же от нее остались одни развалины. Здания пришли в негодность, разваливались прямо на глазах.

Около штаба болтались без дела солдаты. От походных кухонь в небо лениво тянулся дымок. Неподалеку от бывшей столицы расположились лагерем индейцы, готовившиеся к переселению на запад. Вид у них был несчастный, многие едва держались на ногах от пьянства.

Сегодня город выглядел покинутым, а ведь всего десять дней назад казалось, что Нью-Эчота вот-вот воскреснет. Полуразрушенные улицы были празднично разукрашены, со всех сторон к городку тянулись повозки, телеги, коляски. На превосходных лошадях гарцевали индейцы, одетые в теплые меховые куртки. В колясках и каретах сидели женщины и дети, окруженные черными слугами. Через равнину протянулся длинный караван повозок, нагруженных провизией, мебелью, домашним скарбом. Вслед за караваном медленно тащились стада домашнего скота.

В то утро Клинок попрощался с отцом, который вместе с шестью сотнями семей отправился на запад. А ведь вместе с ними могли бы уехать Клинок и его жена… Эта мысль не давала ему покоя. Он раздраженно прикусил сигару. Что поделаешь – Темпл до сих пор отказывалась признать, что переселяться все равно придется.

В марте президентом скорее всего станет Ван Бурен, но это ничего не изменит. Ван Бурен – человек Джексона, Россу не удастся с ним договориться. Вождь может сколько угодно называть договор недействительным, но что сделано, то сделано. Конгрессмен Джон Квинси Адамс, тот и вовсе назвал соглашение «вечным позором для страны».

Клинок угрюмо огляделся по сторонам. Куда же запропастился этот чертов Дье? Сделка заключена, пора уезжать.

Сзади раздался какой-то шум. Клинок обернулся, по-прежнему зажимая сигару в зубах. Из амбара, покачиваясь, вышел индеец в тюрбане. В руке у него была бутылка виски, на плечи накинуто армейское одеяло. Увидев Клинка, индеец остановился, слегка покачнулся и уставился на шрам, пересекавший щеку молодого Стюарта. Лицо индейца исказилось гримасой презрения и ненависти. Клинок холодно смотрел ему в глаза, отлично понимая, что поворачиваться спиной нельзя – такой может и нож воткнуть.

Индеец качнул головой и плюнул Клинку в лицо. Тот лишь едва поморщился, он испытывал глубочайшее презрение к этому несчастному идиоту, предпочитающему пьянство суровой правде. «А может быть, идиотом правильнее было бы назвать меня самого, – подумал Клинок. – Чего ради ввязался я во все эти склоки?

Шатаясь, индеец побрел прочь, а Клинок вытер лицо рукавом и отшвырнул недокуренную сигару. Зачем он здесь остался? Почему не уехал вместе с отцом? Ответ был прост: Темпл.

Он не видел жену уже несколько месяцев. Сначала не хотел подвергать ее опасности. Дело в том, что после подписания договора угрозы отомстить изменникам посыпались со всех сторон. Потом прибыли федеральные войска и непосредственная опасность миновала, но Клинок по-прежнему предпочитал держаться подальше от Гордон-Глена. Он и сам не знал, почему. Клинок уверял себя, что делает это из лучших побуждений – не хочет бросать тень на будущего ребенка. Однако, возможно, причиной всему была его уязвленная гордость. В глубине души он хотел, чтобы Темпл сама пришла к нему и признала свою неправоту. А еще лучше было бы совсем ее забыть. Но время шло, а боль не ослабевала.

Неужели она забыла, что это благодаря ему обитатели Гордон-Глена все еще имеют крышу над головой? Где ее благодарность? Хотя какое это имеет значение…

– Мастер Клинок! – Из-за угла выбежал Дье. Его глаза возбужденно блестели.

– Где ты был? – раздраженно крикнул Клинок.

Его совершенно не интересовали сплетни, которых Дье, судя по всему, наслушался, болтая с другими неграми.

Подойдя к коновязи, Клинок сердито проворчал:

– Я тут торчу уже минут десять.

– Мастер Клинок, погодите. – Дье схватил его за руку, но тут же, стушевавшись, отпрянул. – Старик Катон сказал мне, что ребенок родился. У вас сын, хозяин!

Молчание. Клинок медленно обернулся:

– Сын? Ты уверен?

– Да, сэр.

– А Темпл?

– С ней все в порядке, сэр.

Внезапно Клинок схватил слугу за плечи и рывком подтолкнул к лошадям.

– Что встал? Поехали!

Прыжком он вскочил в седло и пустил лошадь галопом. Дье поспешно отвязывал уздечку, боясь, что не угонится за хозяином.

Виктория лежала на боку и любовно смотрела на младенца, завернутого в одеяло. Больная провела пальцем по крошечному кулачку.

– Какой красавчик, правда? – спросила она у Элайзы.

– Еще бы.

Элайза внимательно следила, чтобы Виктория не слишком утомлялась.

– Всего три дня, а уже такой большой. – Виктория осторожно погладила малыша по черным волосикам. – Как хорошо, когда в доме снова появляется маленький. – Она закашлялась.

– Дайте-ка я его заберу. – Элайза взяла спящего ребенка на руки. – Пора отнести его к маме.

– К которой из мам? – спросил Уилл. – У мальчугана их по меньшей мере три. Даже четыре, если прибавить Ксандру.

– Что ж, никто не скажет, что за малышом плохо приглядывают, – улыбнулась Элайза, показывая Уиллу внука.

– Папа, ты тоже его балуешь! – сердито воскликнула появившаяся в дверях Темпл.

– Темпл, тебе нужно лежать, – накинулась на нее Элайза.

– Не могу же я все время валяться в постели. – Темпл, осторожно ступая, вошла в комнату. – Я хочу, чтобы мой сын был рядом со мной. Однако стоит мне на минутку закрыть глаза, как его тут же кто-нибудь утаскивает.

– Виктория хотела на него посмотреть, – объяснила Элайза, передавая младенца матери.

– Знаю.

– Миз Темпл! – В комнату вбежала Фиби и, понизив голос, сообщила: – Мастер Клинок приехал.

– Приехал? – ахнула Темпл.

– Да, мэм. Он там. Хочет посмотреть на ребенка.

– Что ж, пусть посмотрит. – Темпл просияла. – Скажи, чтобы шел сюда.

– Он… – Фиби замялась. – Он не хочет сюда… Говорит, чтобы ребенка к нему вынесли.

Темпл молчала, словно пораженная громом.

– Ну конечно… – в конце концов прошептала она и закутала спящего сына поплотнее. – Только будь осторожней. На улице холодно. – С этими словами она передала младенца служанке.

Когда Фиби вышла, Темпл набросила на плечи шаль и направилась к балкону.

– Темпл, тебе нельзя на улицу, там холодно, – воскликнула Элайза.

Взявшись за ручку балконной двери, Темпл сказала:

– Я хочу его видеть.

Она решительно открыла дверь и шагнула навстречу холодному январскому воздуху.

Конь фыркнул и нетерпеливо стукнул копытом, но всадник сидел неподвижно, глядя на закрытую дверь.

Когда Фиби вышла с маленьким, завернутым в одеяло свертком в руках, Клинок подался вперед, весь охваченный радостным нетерпением.

– Вот ваш сын, мастер Клинок.

Служанка протянула ему сверток.

Он смотрел сверху вниз, охваченный странным ужасом. Потом неловко взял младенца, чувствуя, как под толстой тканью шевелится крошечное тельце. Клинок не знал, что ему делать с этой драгоценной ношей, и чувствовал себя неловким, неуклюжим. Положив ребенка на локоть, он осторожно приподнял край одеяла.

Когда он увидел маленькое сморщенное личико и круглые удивленные глазки мальчика, в горле у Клинка запершило. У младенца были шелковистые черные волосы, аккуратные маленькие ушки. Малыш закряхтел, махнул маленьким кулачком, и от нового, незнакомого, но очень сильного чувства у отца на глазах выступили слезы.

– Миз Темпл назвала его Элиджа Уильям Стюарт, – сказала Фиби.

– Элиджа, – повторил Клинок и осторожно сжал кулачок двумя пальцами. Ручонка цепко ухватила его за палец, и Клинок улыбнулся.

– Элиджа, – повторил он.

– Мастер Клинок, – негромко произнес сзади Дье, обращая внимание хозяина на нечто важное.

Клинок почувствовал, что на него смотрят. Подняв голову, он взглянул на балкон второго этажа и увидел жену. Ее черные волосы разметались по плечам, прикрытым теплой шалью. Никогда еще Темпл не казалась ему такой прекрасной. Она была похожа на строгую каменную статую, и все же он чувствовал, что статуя эта тянется к нему всем своим существом.

Но тут на балкон вышла Элайза, и волшебство нарушилось. Клинок снова взглянул на сына, которого подарила ему Темпл. Мальчик был живым доказательством их любви. Его кулачок крепко сжимал палец отца.

– Кто научил тебя так цепляться за жизнь, Лиджа? – прошептал Клинок. – Нельзя быть упрямым, нужно уметь уступать.

Конь беспокойно переступал ногами на месте.

– Отпусти же, – хрипло произнес Клинок и нехотя передал ребенка служанке.

Рывком он развернул лошадь и поскакал прочь, усилием воли заставив себя не оглядываться. Дье следовал за хозяином.

– Красивый мальчуган, – сказал он.

– Жаль только, я не увижу, как он вырастет, – ответил на это Клинок.

По щеке негра скатилась слеза. Он ничем не мог помочь своему хозяину.

А Темпл стояла на балконе, глядя всадникам вслед. Элайза обняла ее за плечи, но от этого легче не стало.

– Он… он так похудел, – сказала Темпл, вспоминая, как Клинок смотрел на нее снизу вверх. Она всхлипнула, вновь поняв, что продолжает любить мужа.

– Идем в дом, – мягко сказала ей Элайза. – Он уже уехал.