Онлайн чтение книги Наказание в награду The Punishment She Deserves
Май, 4-е

Сохо, Лондон

Прежде всего речь шла о подходящей одежде, и здесь она решила быть как можно проще. У нее уже была масса маек с различными лозунгами – правда, не все их можно было носить в приличном обществе, – поэтому она купила лишь две пары черных легинсов. Черных потому, что черный цвет стройнит, а, видит бог, ей хотелось казаться стройнее, чем она была на самом деле. Затем, естественно, настала очередь обуви с таким колоссальным выбором, что она даже не представляла себе, что нечто подобное может существовать в Интернете или где-то еще. Конечно, речь шла о черном, и черной обуви было очень много, но вместе с ней существовала еще бежевая, розовая, красная, серебряная и белая. А можно купить и с блестками. Выбирать можно было по материалу подошвы – кожа, натуральный каучук, резина или синтетический материал неизвестного происхождения, но, вероятно, экологически чистый. Потом речь пошла о лентах или кружевных повязках для волос. Или простых заколках. И, наконец, сам материал для набоек. Пальцы, пальцы, каблук, пауза… Правда, она так и не смогла понять логику человека, который покупает обувь для чечетки без набоек. В конце концов для них она выбрала красный – это был ее фирменный цвет, когда дело касалось обуви, – и остановилась на простых заколках, так как не могла представить себе, как она заставит ленты и кружева продержаться на месте в течение всего необходимого времени: каждый урок длился девяносто минут.

Соглашаясь на посещение уроков чечетки вместе с секретаршей своего отдела в полиции Метрополии[23]Полиция Метрополии (Лондонская полиция, Мет) – основана в 1829 г. Отвечает за правопорядок на территории Большого Лондона, кроме района Сити. Кроме того, отвечает за организацию и координацию антитеррористической деятельности в Соединенном Королевстве, охрану королевской семьи и членов правительства. Доротеей Гарриман, Барбара Хейверс даже не предполагала, что ей это может понравиться. Она согласилась на это предложение только потому, что устала слушать бесконечные рассказы о пользе чечетки в качестве физической нагрузки. И хотя Барбара в принципе отвергала любые физические нагрузки, кроме усилий по катанию тележки с продуктами в ближайшем супермаркете «Теско», ее ссылки на вечную занятость очень быстро иссякли.

Но, по крайней мере, ей хотя бы удалось таким образом отвлечь внимание Доротеи от ее сердечных дел – или, если быть точнее, от их полного отсутствия. Для этого ей пришлось вызвать к жизни имя итальянского полицейского – Сальваторе Ло Бьянко, – с которым она познакомилась в прошлом году[24]Подробнее об этом можно прочитать в романе Э. Джордж «Всего одно злое дело».. Это подстегнуло интерес Доротеи, который возрос еще больше, когда Барбара сообщила ей, что инспектор Ло Бьянко вместе со своими двумя детьми собирается приехать в Лондон на Рождество. Увы и ах, этот визит не состоялся из-за неожиданной операции аппендэктомии, сделанной двенадцатилетнему Марко. Барбаре хватило ума не показать свое разочарование Доротее. Так что секретарша отдела пребывала в уверенности, что визит состоялся и взаимоприемлемое блаженство уже где-то совсем рядом, буквально за углом.

А вот в том, что касалось чечетки, Доротея не была такой внушаемой. Таким образом, последние семь месяцев Барбара каждую неделю появлялась в танцевальной студии в Саутхолле, где они с Доротеей учили, что скаффл – это двойной удар, который заканчивается поднятой над полом ногой, слэп похож на флэп, но после него нога отрывается от пола, а макси форд – это последовательность четырех ударов, которую слабые духом или неуклюжие на ноги никогда не освоят. А еще это невозможно освоить тем, кто не тренируется самостоятельно после занятий.

Сначала Барбара просто отказалась тренироваться самостоятельно. Будучи детективом-сержантом в Новом Скотланд-Ярде[25]Штаб-квартира полицейского управления, расположена в Вестминстере., она не обладала избытком свободного времени, во время которого могла тренироваться до бесконечности. И хотя ее инструктор был достаточно мудр и вводил своих чечеточников-неофитов в танец постепенно, постоянно подбадривая их, он был не очень удовлетворен успехами Барбары и после десятого урока открыто сказал ей об этом.

– Над этим надо работать, – сказал инструктор Барбаре, когда она и Доротея укладывали в сумки свои туфли для чечетки, которые они – как священные реликвии – каждую неделю приносили в Саутхолл. – Если вы посмотрите на достижения других дам, у которых гораздо больше препятствий…

Ну да. Конечно. Так точно и все такое. Барбара знала, что он говорит о группе молодых мусульманских женщин, ходивших в тот же класс, что и они с Доротеей. Эти женщины учились чечетке, будучи закутанными в свои целомудренные одеяния, и тот факт, что больше половины из них могли сделать каскад, в то время как Барбара была способна лишь на единичный слэп, объяснялся тем, что они следовали указаниям преподавателя – тренироваться, тренироваться и еще раз тренироваться.

– Я займусь ею, – пообещала Доротея инструктору.

Его звали Казатимир – «вы можете называть меня Каз», – и для человека, который недавно эмигрировал из Белоруссии, он говорил на удивительно хорошем английском с очень легким славянским акцентом.

– Вам не стоит отказываться от нее, – сообщила ему Доротея.

Барбара знала, что Каз неровно дышит к Доротее. Мужчины обычно поддавались ее очарованию. Поэтому, когда Доротея использовала его, умоляя о чем-то, Каз превращался в кусок мягкой замазки в ее наманикюренных ручках. И Барбара решила, что теперь она в полной безопасности. Теперь можно появляться, устраивать путаницу на танцполе, притворяться, что знает, что делает – для чего надо лишь издавать ногами соответствующие звуки, – и ей все простится. Но она не подумала о самой Доротее.

Очень скоро та объявила ей, что они вместе займутся тренировками после занятий. «И никаких отговорок, детектив-сержант. Женщины становятся в очередь, чтобы попасть на занятия к Казу, так что если Барбара Хейверс в ближайшее время не научится сбивать ногами воображаемую сметану, она может считать себя уволенной».

И только поклявшись жизнью своей матери, Барбара смогла убедить Доротею оставить ее в покое. Секретарша планировала проводить совместные тренировки на пожарной лестнице, недалеко от торговых аппаратов, где было достаточно места для всяких ча-ча-ча. Но Хейверс решила, что этого будет вполне достаточно для того, чтобы ее образ окончательно сформировался в головах ее сослуживцев. Она пообещала тренироваться каждый вечер – и выполняла свое обещание. По крайней мере, в течение месяца.

За это время она достигла таких успехов, что Каз благосклонно кивнул ей, а Доротея одарила улыбкой. И все это время Барбара сохраняла свои танцы в секрете от людей, интересовавшихся ее личной жизнью.

Без всяких усилий она похудела на целый стоун[26]Стоун – традиционная британская единица массы, равная приблизительно 6,35 кг.. Ее юбки уменьшились на размер, а концы завязок, которыми она прихватывала свои штаны, удлинялись с каждой неделей. Скоро ей придется сменить на меньший и размер штанов. «Может быть, я даже стану воплощением гибкой красавицы», – решила Барбара. Мир знает и более странные превращения.

С другой стороны, потерянный стоун означал, что она теперь может есть карри[27]Пряные, густые, жидкие блюда из тушеных овощей, бобовых и/или мяса. Распространены на юге Индии. дважды в неделю. Кроме того, теперь ей были позволены целые горы наана[28]Пшеничные лепешки, блюдо индийской национальной кухни.. И не просто наана, а сочащегося чесночным маслом, наана с маслом и специями, наана с медом и миндалем и вообще с любыми приправами, которые только могут прийти в голову.

Барбара уже стояла на пороге драматического набора веса, когда Каз заговорил о чечеточных импровизациях. Это произошло на седьмом месяце занятий, и она как раз думала о дхале[29]Традиционный индийский пряный суп-пюре из разваренных бобов. с кучей наана и тарелочке тальятелли[30]Узкая итальянская паста. с семгой – Барбара не имела ничего против смешивания этнических блюд во время обеда, – когда к ней обратилась Доротея:

– Мы должны пойти, сержант Хейверс. Ты же свободна вечером в четверг, правда?

Барбаре пришлось оторваться от своих сошедших с ума углеводов. В четверг вечером? Свободна? А разве можно сказать о любом ее вечере что-то другое? Она тупо кивнула.

– Отлично! – воскликнула Доротея и тут же обратилась к Казу: – Можете на нас рассчитывать!

В этот момент Барбаре надо было бы сообразить, что происходит что-то не то. Но узнала она, во что влипла, только после занятий, когда они шли в сторону метро.

– Это будет так здорово! – восклицала Доротея. – И Каз тоже там будет. Он выступит с нами во время группового танца.

Услышав слово «танец», Барбара поняла, что на следующий четверг, на вечер, ей надо будет срочно придумать какую-то подтачивающую здоровье болезнь, связанную с ногами. Ведь она только что подписалась на какой-то чечеточный балаган, в котором ей меньше всего в жизни хотелось участвовать…

Поэтому Барбара серьезно подошла к набору отговорок, включавшему в себя плоскостопие и внезапно разыгравшийся бурсит[31]Воспаление слизистых сумок, преимущественно в области суставов..

Ответ Доротеи был просто прелестен:

– Даже не пытайтесь, сержант Хейверс.

Для того чтобы окончательно добить Барбару, она сказала, что та должна принести свои туфли для чечетки на работу, а если она этого не сделает, то, Доротея в этом уверена, детектив-сержант Уинстон Нката будет просто счастлив заехать за ними домой к Барбаре. Или это сможет сделать детектив-инспектор Линли. Он любит разъезжать на своей выпендрежной машине, правда? Так что поездка в Чолк-Фарм ему подойдет.

– Хорошо, хорошо, – сдалась Барбара, – но если ты думаешь, что я буду танцевать, то ты глубоко ошибаешься.

Вот так она оказалась в Сохо в четверг вечером.

По улицам бродили толпы, и не только потому, что начался туристический сезон, но и потому, что стояла хорошая погода, а Сохо всегда привлекало всевозможных завсегдатаев ночных клубов, театралов, любителей вкусно поесть, танцоров и алкашей. Так что для того, чтобы добраться до Олд-Кэмптон-стрит, пришлось буквально пробивать себе дорогу. Здесь располагалось заведение, называвшееся «Клуб Эллы Ди».

Дважды в месяц на последнем этаже этого ночного клуба происходили чечеточные импровизации. В которые, как быстро поняла Барбара, входили импровизация на свободную тему, групповой танец и сольная чечетка. Узнав, что включает в себя каждое из этих упражнений, сержант решила держаться от них подальше.

Когда они пришли, импровизация на свободную тему была уже в самом разгаре. Четверть часа они провели перед входом в ожидании, когда появится Каз, обещавший познакомить их со всеми прелестями «Эллы Ди». После этого Доротея нетерпеливо заявила, что «у него был шанс», и направилась в клуб, где, у себя над головами, они услышали музыку, которую сопровождали звуки, напоминающие скачку табуна только что подкованных пони.

Чем выше они поднимались, тем громче становился шум. На фоне звуков «Big Bad Voodoo Daddy»[32]Современный американский свинг-бэнд, сформированный в 1989 г. они услышали, как женщина кричит в микрофон:

– Скаффл! Скаффл! А теперь флэп! Отлично. А теперь смотрите!

Как выяснилось, Каз их вовсе не покинул. Это они поняли, войдя в большую комнату с возвышением в дальнем конце, вдоль стен которой были расставлены несколько десятков стульев. Толпа в комнате была гораздо меньше, чем рассчитывала Барбара. Так что сразу стало понятно, что затеряться в ней ей не удастся.

Каз находился на возвышении, рядом с решительного вида женщиной, одетой по моде 50-х. Естественно, что на ней не было шпилек, – лишь блестящие туфли для чечетки, которыми она действовала с ошеломляющим эффектом. Она называла движения и проделывала их вместе с Казом. Три линии чечеточников, стоявших перед возвышением, пытались их повторить.

– Ну не прелесть ли это! – воскликнула Доротея.

По неизвестной причине для этого мероприятия она выбрала специальный костюм. И если до сих пор появлялась на занятиях в трико и колготах – при этом на трико были надеты брюки, снимаемые только когда она выходила на танцпол, – то сегодня Доротея решилась надеть нечто особенное. Костюм состоял из широкой и пышной юбки, блузки, завязанной узлом прямо под грудью, и кокетливой ленточки а-ля Бетти Буп[33]Персонаж рисованных мультфильмов, созданный М. Флейшером. на голове. Барбара решила, что это такая попытка слиться с толпой, и пожалела, что не додумалась до этого сама.

Однако Каз сразу же узнал Доротею. Он заметил их секунд через тридцать, спрыгнул с возвышения и двинулся в их сторону, используя Цинциннати[34]Один из каскадов в чечетке.. Шестым чувством профессионального танцора Каз почувствовал, когда надо развернуться и остановиться перед ними. Еще два шага, и он сбил бы их с ног.

– Что я вижу! – воскликнул Каз. Речь, естественно, шла о Доротее. Барбара не изменяла простоте – кроссовки, легинсы и майка с надписью: «Я не смеюсь над вами. Просто забыла принять лекарство».

Доротея улыбнулась и сделала реверанс.

– Вы просто великолепны! – сказала она, очевидно имея в виду его танец. – А это кто? – И указала на женщину.

– А это, – гордо произнес Каз, – Кей Джи Фоулер, чечеточница номер один в Соединенном Королевстве.

Кей Джи Фоулер продолжала называть движения. Когда музыка закончилась, началась следующая запись. Из динамиков раздались звуки «Johnny Got a Boom Boom»[35]Песня Имельды Мэй, ирландской певицы и музыканта..

– Надевайте туфли, дамы, – обратился к ним Каз. – Настало время дробить.

Отбивая дробь, он вернулся на сцену, где Кей Джи Фоулер показывала каскад, попытка повторить который превратила чечеточников в подобие толпы в метро в час пик. Глаза Доротеи сияли.

– Туфли, – велела она Барбаре.

Отойдя к стене, они надели туфли для чечетки. Пока Барбара в отчаянии придумывала объяснение внезапно наступившему параличу, Доротея вытащила ее на танцпол. На сцене Кей Джи Фоулер показывала крэмп ролл[36]Четыре удара (звука), происходящие от прикосновения к полу сначала подушечки одной ноги, затем подушечки другой; далее пятки одной ноги и затем пятки другой. Движение можно делать, вращаясь на месте, двигаясь в стороны, по кругу. Первый удар производится в направлении движения., после чего Каз, по ее распоряжению, выполнил каскад движений, попытаться повторить которые мог только полный идиот. Однако некоторые, и среди них Доротея, попытались. Барбара отошла в сторону, чтобы понаблюдать. Надо было признать, что Доротея хороша. Она, по сути дела, уже была достойна соло. А так как ее главными конкурентами были Барбара и мусульманки, то ее соло было не за горами.

Импровизация продолжалась уже минут двадцать, Барбара истекала пóтом и размышляла о том, как бы улизнуть так, чтобы Доротея ее не заметила, когда музыка вдруг прекратилась. За это она вознесла благодарность Господу. Кей Джи Фоулер сообщила, что время истекло. Вначале Барбара подумала, что это означает полную свободу. Но Кей Джи сообщила, что теперь их всех ожидает настоящий сюрприз. Создавалось впечатление, что в «Элле Ди» начиналась чечеточная лихорадка.

Эта новость была встречена криками и аплодисментами, и на сцене, откуда ни возьмись, появился небольшой оркестр. Толпа мгновенно подхватила мелодию, которую он заиграл. Некоторые из танцоров были чертовски хороши, и Барбара аж на полсекунды задумалась о том, что ей стоит продолжить занятия чечеткой хотя бы для того, чтобы убедиться, что она может хоть на 10 процентов походить на них.

Но это продолжалось всего полсекунды, а потом она почувствовала вибрацию в районе пояса. Туда Хейверс засунула свой мобильный телефон, поскольку, хотя она и согласилась на этот чечеточный фарс в четверг вечером, ее фамилия находилась в списке дежурных. А вибрация телефона могла значить только одно – ее вызывает работа.

Она достала телефон и посмотрела на экран. Звонила старший детектив-суперинтендант Изабелла Ардери. Обычно она звонила Барбаре только в тех случаях, когда сержант во что-то влипала, поэтому, прежде чем ответить на звонок, Барбара спросила свою совесть. Оказалось, что та чиста.

Хейверс понимала, что из-за шума в помещении ей надо куда-то выйти, так что она похлопала Доротею по плечу, показала ей мобильный и одними губами произнесла: «Ардери».

– Только не это, – простонала Доротея, хотя прекрасно понимала, что с этим ничего не поделаешь. Барбара была обязана ответить.

Но она не успела до того, как телефон переключился на голосовую почту. Хейверс плечом проложила себе путь из зала и направилась в дамскую комнату дальше по коридору. Зайдя в нее, прослушала сообщение. Оно было кратким.

«Я сняла вас с дежурства. Немедленно перезвоните мне. И вообще, почему вы сразу не отвечаете, сержант?»

Барбара перезвонила и, прежде чем Ардери смогла придумать, в чем обвинить ее за неотвеченный звонок, произнесла в трубку:

– Прошу прощения, командир. Там, где я сейчас, сильный шум. Не смогла ответить достаточно быстро. В чем дело?

– Вы направляетесь в Вестмерсийское управление полиции, – сообщила ей Ардери безо всякой преамбулы.

– Я… Но что я такого сделала? Я же ничего не нарушала с…

– Отставить паранойю[37]Хроническая душевная болезнь, характеризующаяся тяжелыми бредовыми переживаниями., – оборвала ее Ардери. – Я сказала, что вы направляетесь, а не ссылаетесь. Захватите утром сумку с вещами и приезжайте на работу пораньше.

Вандсуорт, Лондон

Изабелла Ардери быстро поняла, что расследование, которое ее попросили провести, не сулит ей ничего хорошего. Случаи расследования полицией действий полиции всегда очень щекотливы. А расследование одной полицейской структурой смерти подозреваемого, произошедшей в то время, когда тот был взят под арест другой полицейской структурой, – еще хуже. Но самым худшим в таком случае было вмешательство кого-то из правительства в сам ход дознания. А через несколько минут после того, как Изабелла появилась в офисе помощника комиссара сэра Дэвида Хильера, она поняла, что столкнулась и с первым, и со вторым, и с третьим.

Сидя за своим секретарским столом, Джуди – без «т» на конце, пожалуйста – Макинтош слегка намекнула ей, что ее ждет, сказав Изабелле, что та может пройти прямо в кабинет и что сэр Дэвид ждет ее вместе с членом Парламента.

– Я о таком никогда не слышала, – призналась Джуди, из чего Изабелла заключила, что член Парламента был захудалым заднескамеечником[38]¹ Рядовой депутат, не являющийся министром, членом теневого кабинета, парламентским партийным организатором или официальным представителем..

– А как его зовут? – спросила Изабелла, прежде чем открыть дверь в кабинет.

– Квентин Уокер, – ответила секретарша и добавила: – Ни малейшего представления, зачем он здесь, но разговаривают они уже шестьдесят пять минут.

Оказалось, что, как член Парламента, Квентин Уокер представляет Бирмингем. Когда Изабелла открыла дверь, он и Хильер встали из-за небольшого столика для переговоров, на котором стоял кофейник с двумя уже использованными чашками. Третья ждала ее. После представлений Хильер жестом пригласил ее угощаться, что Изабелла и сделала.

Помощник комиссара коротко рассказал ей, что двадцать пятого марта в участке, находящемся под юрисдикцией Вестмерсийского управления, умер человек. Как и следовало ожидать, случай был расследован Независимой комиссией по расследованию жалоб на полицию, и, хотя КРЖП признала, что все произошедшее было крайне предосудительно, расследователи не нашли причин направлять свой отчет в Королевскую службу уголовного преследования[39]Или КСУП – система государственных органов исполнительной власти, осуществляющая уголовное преследование лиц, совершивших преступление, а также поддержание обвинения со стороны государства по серьезным уголовным делам в суде Короны., так как обвинения в уголовном преступлении предъявлять было некому. Произошедшее квалифицировали как самоубийство чистой воды.

Изабелла взглянула на Квентина Уокера. В его вмешательстве смысл был лишь в том случае, если смерть произошла в участке в Бирмингеме, в его избирательном округе. Но само место смерти – юрисдикция Вестмерсийского управления – говорило о том, что это не тот случай.

– Кто жертва? – спросила суперинтендант.

– Парень по имени Йен Дрюитт.

– Где его задержали?

– В Ладлоу.

Любопытно. Ладлоу расположен очень далеко от Бирмингема. Изабелла еще раз посмотрела на Квентина Уокера.

Его лицо ничего не выражало. Про себя Ардери отметила, что он был симпатичным мужчиной с копной ухоженных каштановых волос и руками, демонстрирующими то, что их хозяин никогда в жизни не занимался тяжелой физической работой. И еще у него была потрясающая кожа. «Интересно, – подумала Изабелла, – парикмахер что, ежедневно появляется у него в кабинете, чтобы побрить его и сделать массаж горячими полотенцами?»

– Почему Дрюитта задержали? Это известно? – продолжила она.

И опять ей ответил Хильер.

– Растление малолетних, – сухо сказал он.

– Ах вот как… – Изабелла поставила чашку на блюдце. – И что же конкретно произошло? – Она все еще хотела услышать Квентина Уокера. Не явился же он в Мет с визитом вежливости. Кроме того, парламентарий был моложе Хильера лет на десять, так что школьные связи тоже исключены.

– Повесился в участке, ожидая, пока его перевезут из Ладлоу в ИВС[40]² Изолятор временного содержания. в Шрусбери, – рассказал Хильер. – Его держали в участке в Ладлоу в ожидании прибытия патрульных. – Тут он пожал плечами, но в глазах у него было заметно сожаление. – Там вышел полный бардак.

– А почему его вначале доставили в Ладлоу? Почему не сразу в Шрусбери?

– Кому-то пришло в голову, что ситуация требует немедленных действий, а в Ладлоу есть полицейский участок…

– И за ним что, никто не смотрел?

– В этом участке нет сотрудников…

Изабелла посмотрела сначала на Хильера, потом на Квентина Уокера, а потом опять на Хильера. Самоубийство в участке с неукомплектованным составом – это не бардак. Это трагедия, которая тянет на серьезное обвинение.

И все-таки очень странно, почему Комиссия решила не направлять отчет в Королевскую службу. В этом было что-то не так, и суперинтендант подозревала, что ответ Хильера на ее следующий вопрос запутает все окончательно.

– Кто произвел арест?

– ПОП из Ладлоу. Он сделал ровно то, что ему велели, – арестовал парня, доставил его в участок в Ладлоу и стал ждать, когда прибудут патрульные из Шрусбери, чтобы забрать его.

– Я понимаю, сэр, что мне не стоит говорить, что все это более чем странно. ПОП из Ладлоу проводит арест? Да у газет, должно быть, случился настоящий праздник после того, как этот парень… как его там… Дрюитт, так? – после того, как он себя убил. И почему, ради всего святого, КРЖП не передала дело КСУПу?

– Я уже сказал, что они – я имею в виду КРЖП – провели расследование, но обвинение предъявлять просто некому. Это дисциплинарное нарушение, а не уголовное преступление. И тем не менее факты говорят сами за себя – Дрюитта арестовали и оставили в участке, в котором не было сотрудников, арест был совершен местным ПОПом, самоубийство наверняка подвергнется сомнению, как только всплывет вопрос о растлении малолетних… Вы понимаете всю глубину проблемы?

Изабелла все понимала. Копы ненавидят педофилов. И это плохо билось с тем, что педофил умер в ИВС. Но поскольку дело не закончилось решением КРЖП о том, что криминал в данном случае отсутствует, это говорило о том, что тут было еще что-то.

– Я не понимаю, почему вы здесь, мистер Уокер, – Изабелла повернулась к члену Парламента. – Вы в этом как-то замешаны?

– Смерть кажется мне подозрительной, – Квентин Уокер вытащил из нагрудного кармана пиджака белоснежный платок и деликатно промокнул губы.

– Однако она не показалась подозрительной КРЖП, коли они вынесли вердикт о самоубийстве, – заметила суперинтендант. – Все выглядит как халатность со стороны ПОПа. Что здесь подозрительного?

Уокер рассказал, что Йен Дрюитт открыл клуб для мальчишек и девчонок на базе церковного прихода Святого Лаврентия в Ладлоу. Эта успешная организация вызывала восхищение многих. И никогда ни малейшего намека на скандал; ни один из детей, ходивших в клуб, никогда и ни в чем не обвинял Дрюитта. Поэтому все произошедшее вызвало некоторые вопросы в определенных кругах. И эти круги обратились к своему члену Парламента, чтобы получить на них ответы.

– Но Ладлоу не относится к территории вашего избирательного округа, – заметила Изабелла. – А это заставляет предположить, что «определенные круги», как вы их называете, связаны напрямую или с вами, или с умершим. Это так?

Уокер посмотрел на Хильера. Этот взгляд сказал Изабелле, что ее вопрос каким-то образом успокоил парламентария. Ее взбесила эта открытая демонстрация тех сомнений, которые имелись у Уокера в отношении ее. Какого черта женщины все еще считаются существами второго сорта в этом мире, даже здесь, в полиции?

– Так существует ли эта личная заинтересованность, мистер Уокер?

– Один из моих избирателей – Клайв Дрюитт, – ответил Уокер. – Вам знакомо это имя?

Имя было смутно знакомо, но Изабелла не могла ничего вспомнить, поэтому покачала головой.

– Пивоварня Дрюитта, – напомнил член Парламента. – Пивоварня и гастропаб[41]Пивной паб, представляющий высококлассную еду. в одном флаконе. Первое заведение он открыл в Бирмингеме. Теперь у него их восемь.

«А это значит, что у него есть деньги, – подумала Изабелла. – Что, в свою очередь, значит, что член Парламента у него в руках».

– Как он связан с умершим? – поинтересовалась суперинтендант.

– Йен Дрюитт был его сыном. Естественно, Клайв не верит, что он был педофилом. И не верит, что он мог убить себя.

«А какой родитель поверит, что его ребенок – преступник?» – пришло в голову Изабелле. Но тщательное расследование самоубийства в ИВС должно было доказать отцу, что, как это ни прискорбно звучит, Йен Дрюитт убил себя сам. И член Парламента должен был объяснить это Дрюитту-старшему. По мнению Изабеллы, причин для подключения Мет не было.

– Я не совсем понимаю… – начала она, глядя на Хильера.

– Нам пришлось сократить массу сотрудников, – прервал ее помощник комиссара. – Мистер Уокер просит нас сделать так, чтобы эти сокращения никак не повлияли на расследование данного самоубийства.

Хильер сделал ударение на слове «сделать». Значит, ей придется выделить кого-то, кто сможет умаслить мистера Дрюитта так, чтобы тот не подавал в суд. Это Изабелле не понравилось, но она не стала спорить с помощником комиссара.

– Я могу выделить Филипа Хейла, сэр. Он как раз закончил… – сказала Изабелла.

– Я хотел бы, чтобы вы, Изабелла, занялись этим делом лично. Здесь необходима деликатность.

Суперинтендант постаралась сохранить непроницаемое лицо. Это дело соответствовало максимум должности инспектора. Но даже если это и не так, меньше всего ей хочется ехать в Шропшир именно в этот момент.

– Если мы говорим о деликатности, то, может быть, это дело больше подойдет детективу-инспектору Линли? – предложила она.

– Может быть. Но я хочу, чтобы этим занялись лично вы. Кстати, совместно с детективом-сержантом Хейверс. Думаю, она окажется отличным вторым номером. Хейверс хорошо проявила себя в Дорсете[42]Об этом рассказывается в романе Э. Джордж «Горькие плоды смерти»., так что, уверен, того же мы можем ждать от нее и в Шропшире.

Изабелла сразу разгадала скрытый смысл его слов. И наконец-то поняла, что должна делать.

– Ну конечно, сэр, – согласилась она. – О сержанте я не подумала. Полностью с вами согласна.

– Я так и думал, – криво улыбнулся ей Хильер. – Буду с вами откровенен, мистер Уокер, – продолжил он, повернувшись к члену Парламента, – нам серьезно не хватает работников, и все это из-за решения, принятого правительством. Так что на это дело мы можем выделить лишь пять дней. После этого старший суперинтендант Ардери и сержант Хейверс должны будут вернуться в Лондон.

Уокеру хватило ума не спорить.

– Благодарю вас, комиссар, – сказал он. – Я все понял. Позвольте откровенность за откровенность. Я всегда был против сокращения полиции на национальном уровне. Так что я ваш единомышленник. А после того, как все это закончится, я стану вашим другом.

Вскоре после этого он откланялся. Хильер заранее сделал Изабелле знак оставаться на месте. Когда дверь за членом Парламента закрылась, помощник комиссара вернулся в свое кресло и глубокомысленно оглядел Изабеллу.

– Полагаю, – сказал он, – что это приключение в Шропшире поможет нам закрыть наш давний вопрос.

– Именно так я и буду действовать, сэр, – ответила суперинтендант, хорошо понявшая план помощника комиссара.

Вандсуорт, Лондон

Позже, у себя дома, Изабелла занялась сборами для поездки в Западный Мидленд[43]Территория Западного Мидленда, или Мидлендс, соответствует району, занимающему Среднеанглийскую низменность и являющемуся традиционным центром угледобычи (т. н. Черная страна) и индустрии. Центром области является городская агломерация Бирмингем – Вулверхэмптон – Ковентри, в которой проживает несколько миллионов человек.. Однако прежде всего разыскала водку. Она уже выпила один мартини[44]Популярный коктейль, состоящий из водки и вермута., но сейчас сказала себе, что заслужила еще один, так как день был долгим и события развивались совершенно неожиданно.

Собирая белье, брюки, свитера и пижамы для поездки в Мидлендс, Изабелла наслаждалась коктейлем. Она стала взбалтывать водку с мартини, вместо того чтобы смешивать ее со льдом, и коктейль получился достаточно крепким, чтобы изменить ее отношение к жизни. А нынче, благодаря ее дерьмовому бывшему и его «Необходимому Карьерному Шагу», ей было необходимо посмотреть на мир другими глазами.

«Изабелла, ты, конечно, сможешь приехать в отпуск, – скажет он ей со своей вкрадчивой приторностью в голосе. – У нас будет достаточно большой дом, а если он тебе не подойдет, то поблизости, без сомнения, найдется достаточно подходящих гостиниц. А может быть, стоит подумать о пансионе? Это будет совсем неплохо, как ты думаешь? Да, и предвосхищая твой вопрос, – мальчики не смогут провести каникулы с тобой. Об этом и речи не идет».

Но Изабелла не позволит своему бывшему насладиться тем, что расстроена. Если только она скажет: «Прошу тебя, Боб», беседа сразу же перейдет в сферу «Ты же знаешь, почему это важно». И начнется обсуждение их прошлой совместной жизни – еще один пустой разговор, который быстро перейдет в область взаимных упреков и обид. В этом нет никакого смысла.

Изабелла допила мартини еще до того, как закончила укладываться. Заняться больше было решительно нечем, но она решила не усугублять. Будучи довольной своим уровнем трезвости, Ардери залпом допила коктейль и аккуратно уложила бутылку водки в чемодан. Последнее время она плохо спит, а на новой кровати будет спать еще хуже. Так что водка послужит ей снотворным. В этом нет ничего плохого.

Закончив сборы и поставив чемодан возле двери, Изабелла наконец-то добралась до телефона. Она знала оба его номера наизусть и набрала один из них, домашний, а не мобильный. Если его нет дома, она оставит послание. Изабелла не хотела мешать ему, если он проводит вечер вне дома.

Как обычно, Линли узнал ее голос. Казалось, он удивлен и, что было в его стиле, немного насторожен.

– Командир, привет, – произнес он, и после этого сразу же: – Что-то случилось? – При этом голос у него звучал слишком легкомысленно.

Изабелла приготовилась. Сейчас ей понадобятся четкая дикция и спокойная уверенность в голосе.

– Все хорошо, Томми, – сказала она. – Я не помешала? – Это был мягкий вариант прямого вопроса «Дейдра с тобой?» или «Вы с ней занимаетесь тем, чем любовники часто занимаются после десяти часов вечера?».

– Немного помешала, но это может подождать, – произнес Линли любезным тоном. – Чарли уговорил меня проверить с ним слова его роли. Я не говорил, что он получил вполне приличную роль в одной из пьес Мэмета?[45]Дэвид Мэмет (р. 1947) – американский драматург, лауреат Пулитцеровской премии (1984). Один из самых востребованных авторов своего поколения. Правда, не в Вест-Энде[46]Вест-Энд – фешенебельный район Лондона, где расположены все ведущие театры.. Пьесу ставят вообще не в Лондоне. Но так как это произойдет в одном из ближних графств[47]Так в Англии называют шесть графств, граничащих с Лондоном., мы можем считать, что это успех.

На заднем фоне послышался голос. Изабелла узнала его – это говорил Чарли Дентон. Он уже давно поселился в городском доме Томаса Линли в Белгравии[48]Белгравия – аристократический район Лондона.. В обмен на крышу над головой и еду Дентон выступал в качестве слуги, дворецкого, повара, домоправителя и мальчика на побегушках. При этом всем было понятно, что ему нужно предоставлять время на прослушивания и на все остальное, связанное с театром. Пока Дентону доставались лишь крохотные роли то тут, то там. В основном, конечно, там.

– Ты совершенно прав, – это Томас отвечал Чарли. – Главное, что это Мэмет. – Потом обратился к Изабелле: – А еще он ждет звонка из Би-би-си.

– Да неужели?

– Здесь, на Итон-террас, Чарли приобрел, я бы сказал, обширный опыт во всем, что касается костюмированных драм. И если ему повезет, то он получит роль «раздражительного» лакея в сериале, действие которого происходит в девяностые годы девятнадцатого века. Так что он просит всех держать за него пальцы.

– Можешь сказать, что мои пальцы в его распоряжении.

– Он будет в восторге.

– У тебя есть минутка?

– Ну конечно. Мы уже закончили. По крайней мере, я. А Чарли может продолжать хоть до рассвета. Что-то произошло?

Изабелла быстро рассказала ему сокращенный вариант истории: самоубийство, Вестмерсийское управление, КРЖП, член Парламента и его богатый избиратель.

В конце рассказа Линли задал вполне логичный вопрос:

– Если КРЖП решило, что причин для открытия дела нет, – тогда что надеется обнаружить Уокер?

– Это все делается для проформы. Попытка успокоить шторм, поливая волны маслом. А лить должна Мет. И все это ради члена Парламента, к которому позже обратятся за ответной услугой.

– Это похоже на Хильера.

– А то нет…

– Когда мне отправляться? Я собирался съездить в Корнуолл, но легко могу отложить поездку.

– Мне надо, чтобы ты отложил эту поездку, Томми, но не для поездки в Мидлендс.

– Вот как. Тогда кто…

– Хильер попросил, чтобы я занялась этим сама.

Линли встретил эти слова молчанием. Он тоже понимал, насколько против правил было ей заниматься работой, которую в обычной ситуации мог бы сделать любой из ее сотрудников, значительно уступающих ей в звании. Кроме того, сразу же возникал далеко не праздный вопрос о том, кто займет ее место.

И, отвечая на него, Изабелла сообщила:

– Я оставляю тебя вместо себя. На Мидлендс не понадобится много времени, так что тебе не придется надолго откладывать Корнуолл. Кстати, я надеюсь, что там всё в порядке.

Она говорила о его семье, живущей в Корнуолле, в том, что являлось неприлично большим поместьем, расположенным где-то недалеко от побережья, которое они все еще умудрялись содержать, не сдаваясь и не выбрасывая белый флаг, передав его Национальному фонду или Английскому наследию[49]Имеются в виду организации, занимающиеся в Англии охраной памятников природы или культурного наследия..

Линли успокоил ее.

– Это скорее ежегодный рутинный визит, – сказал он. – Хотя и немного осложненный тем, что моя сестра и ее дочь-подросток продали имение в Йоркшире и теперь переехали жить вместе с моими матерью и братом. Но, как уже говорилось, я могу легко отложить его.

– Это мне здорово поможет, Томми. Я же знаю, как ты занят…

Они перешли к самой деликатной части беседы. Томас Линли мог быть кем угодно – образованным городским жителем, в жилах которого течет голубая кровь, или обладателем занафталиненного титула, годящегося только на то, чтобы легче было резервировать столики в шикарных ресторанах, – но дураком он не был никогда. Он понимает: что-то происходит, – и скоро вычислит, что именно. А так как она оставляла его вместо себя, то должна была сказать ему об этом сама.

– Я беру с собой сержанта Хейверс, – продолжила Изабелла. – Завтра она явится на работу с упакованным рюкзаком, так что если ты приедешь после того, как мы с ней уедем, то не удивляйся и не пытайся ее искать.

Эти слова тоже были встречены молчанием. Изабелла представила себе, как вращаются шестеренки в голове Линли.

– Изабелла, а не лучше будет, если… – быстро произнес Томас.

– Командир, – поправила она его.

– Командир, – согласно повторил он. – Прошу прощения. Так вот, что касается Барбары… Не лучше ли взять с собой детектива-сержанта Нкату? Судя по тому, что там произошло, вам понадобится… как бы это сказать – более мягкий подход.

Конечно, Нката был лучше. Уинстон был человеком, хорошо понимающим слово «приказ» и опытным детективом, который легко работал в паре с любым из сотрудников, находившихся в ее подчинении. Кандидатура сержанта Нкаты была лучше практически со всех точек зрения. Но он не вписывался в глобальную задачу, которую Линли скоро из нее вытянет.

– Я хотела бы посмотреть Барбару в деле, – призналась Ардери. – После этого итальянского случая[50]Подробнее об этом можно прочитать в романе «Всего одно злое дело». у нее было несколько успешных расследований, и это – по крайней мере для меня – будет для нее последней проверкой.

– Вы хотите сказать, что, если Барбара проведет это расследование без… – казалось, Линли пытается подобрать слово поточнее, – …без сучка без задоринки, то вы уничтожите бумаги о ее переводе?

– И разрушу девичьи мечты о будущем в Бервике-на-Твиде? Я немедленно пропущу бумаги через шредер, – пообещала суперинтендант.

Казалось, Томас был удовлетворен, но Изабелла знала, что он еще не окончательно освободился от своих подозрений относительно ее намерений касательно Барбары Хейверс. И первым делом после того, как они закончат разговор, Линли свяжется с сержантом и проведет с ней беседу, смысл которой, по его мнению, сможет дойти до этой невыносимой женщины. Она даже слышала, как он скажет этим своим итонским голосом с нормативным произношением[51]Употребляется для описания произносительной нормы британского варианта английского языка, которой учат обычно в дорогих частных школах и университетах.: «Барбара, этот шанс определит все ваше будущее. Могу ли я просить вас смотреть на это именно под таким углом зрения?» «Я все поняла, – ответит ему Хейверс. – Хоть чучелом, хоть тушкой, или как вам там будет угодно. Я даже не буду курить по дороге туда. Это ведь произведет впечатление, а?» «Произведет впечатление, – возразит Линли, – если вы будете предлагать идеи вместо возражений, будете одеваться так, чтобы в вас был виден профессионал, и во всех случаях будете следовать процедурам. Вам все ясно?» «Яснее некуда, – легкомысленно отмахнется Хейверс. – Верьте мне, инспектор. Я не облажаюсь». «Смотрите», – будет его последнее слово, и он повесит трубку, но сомнения его не покинут. Никто не знал Барбару Хейверс лучше, чем ее многолетний партнер. Портачить где только можно – фирменный знак сержанта.

Изабелла была уверена, что дает Барбаре отличный шанс. Так что ей самой остается только отойти подальше от виселицы – и смотреть, кто первый провалится в опускной люк.