Онлайн чтение книги Там, где начинается река The River’s End
ГЛАВА XVII

Желая опередить Смита, Кейт не терял золотого времени. Он напоминал сейчас человека, играющего в шахматы. Ходы были так быстры и запутанны, что его мозг не отдыхал ни минуты. Каждый час приносил новые неожиданности и столь же новые альтернативы. Только что Мак-Довель дал ему последний совет, совет, быть может, наиболее верный и безопасный. Следуя ему, он мог, пожалуй, более всего рассчитывать на выигрыш. Железный человек, верный адепт безжалостного закона, который требовал око за око и зуб за зуб, ясно и определенно намекнул ему, что без Смита дело сложилось бы гораздо удачнее для всех действующих лиц. Человек, который за всю свою долголетнюю практику не находил оправдания для убийцы, теперь негласно подталкивал своего друга на убийство.

Кейт находился в состоянии крайнего изумления.

«Если должно что-нибудь случиться, пусть оно случится на виду у всех, но не в усадьбе Смита!»

Такого было предупреждение Мак-Довеля. Мозг инспектора разработал холодную и точную стратагему, согласно которой Кейт должен был в целях самозащиты убить китайца. Вся кровь забурлила в нем, когда он вполне уразумел, на что подстрекал его Мак-Довель. Он не только понял личные причины его интереса к Мириам Киркстон, но и получил сильнейшее оружие в руки, оружие, которое, быть может, предстояло пустить в ход через несколько часов. Он был загнан в угол и, не имея никакой надежды на спасение, должен был прибегнуть к последнему средству — убить Смита в полной надежде на то, что Мак-Довель отстоит его.

Он направился прямо в кафе Смита. За последние четыре года тут произошли весьма существенные перемены. Кейт всего лишь минуту оставался в затемненном вестибюле и тем не менее сразу почувствовал восточный дух его, который выражался в каком-то исключительном и таинственном спокойствии, царящем вокруг. Он прошел дальше.

Кафе было устроено и убрано так роскошно, что не затерялось бы среди лучших кафе самого большого города. Пышное убранство говорило о громадных суммах, потраченных на оборудование помещения, а между тем ничто вокруг не бросалось резко в глаза и не оскорбляло хорошего вкуса.

До завтрака оставалось еще немало времени, но Кейт услышал несколько приглушенных голосов и, понял, что за ширмами находятся посетители.

Двое людей, такие же чистые и лоснящиеся, как столовое белье и серебро, двигались бесшумно и бархатисто, как рыси. Третий лакей на заднем плане стоял так же неподвижно, как соседний стол. Он курил папироску и время от времени озирался по сторонам с напряженным вниманием хорька.

Это был Мидлэнд, правая рука хозяина.

Кейт направился к нему и, когда он подошел достаточно близко, Мидлэнд едва-едва заметно кивнул головой и вынул папиросу изо рта.

Не двинув больше ни единым мускулом лица и не задав никакого вопроса, он тем не менее всем существом своим спрашивал: в чем дело, что угодно господину?

Кейт знал эту повадку. Он ни минуты не сомневался в том, что Мидлэнд получил от своего хозяина самые точные инструкции, знал об его, Кейта, возможном приходе и даже ждал его. Убежденный в этом, он протянул одну из визитных карточек Коннистона и сказал:

— Отнесите это мистеру Смиту. Он ждет меня.

Мидлэнд взглянул на карточку, на секунду замер в явной нерешительности и, наконец, покачал головой:

— Мистера Смита нет дома.

И это было все.

Куда он ушел, когда вернется, на эти вопросы он не счел нужным ответить. Управляющий всеми делами Смита, казалось, знал только одну вещь: его господин ушел. Ничего больше он не знал и не желал знать. У Кейта было огромное желание схватить этого лгуна за горло и вытрясти из него всю правду, но он прекрасно понимал, что тот следит за каждым его шагом, внимательно изучает любое движение и выражение его лица, вот почему он с деланным спокойствием взглянул на часы, закурил сигару, очень любезно поклонился и сказал, что вернется еще в самом непродолжительном времени.

Десять минут спустя он отважился на отчаянный шаг. У него не было времени, чтобы долго оставаться в нерешительности. Он должен был во что бы то ни стало найти Смита и найти его быстро! Он был уверен, что в данном случае Мириам Киркстон может дать ему самые точные указания, и немедленно отправился к ее дому на холме, мысленно готовя те вопросы, которые должен будет задать ей. Но и здесь его ждало разочарование: мисс Киркстон не было дома. Может быть, она и была дома, но, во всяком случае, не отзывалась ни на его звонки, ни на стук в дверь.

Кейт пошел на вокзал. Ни один человек из всех тех, кого он спрашивал, не видел Смита, садящегося в западный поезд — единственный поезд, который до сих пор был отправлен. То же самое подтвердил и кассир: он знает Смита и ему сегодня билета не продавал. Ясно было, что Смит находится где-нибудь в городе. В голове Кейта зароились подозрения, и на минуту он представил себе Смита в обществе Мириам Киркстон. Ему стало противно за обоих.

В таком настроении он явился в канцелярию инспектора. Пройдя внутрь, он облокотился на письменный стол и воззрился на Мак-Довеля. Видно было по всему, что на сей раз он играл роль следователя.

— Собственно говоря, — начал он, — если между ними и существует какая-нибудь связь, то это их частное дело, которое нас абсолютно не касается. Неважно то, что она — белая, а он — желтый. Но это между прочим! А важно следующее: мне очень интересно знать, где находится теперь ее жирный братец?

Мак-Довель медлил с ответом.

— Нет, это нельзя назвать связью, — произнес он наконец. — Тут готовится какое-то преступление, план которого они вместе разрабатывают…

— Где сейчас находится ее жирный братец? — снова повторил Кейт и для большей выразительности каждое слово сопровождал ударом кулака по столу. — Где он?

Мак-Довель был глубоко смущен. Кейт обратил на это внимание и ждал.

После минуты молчания инспектор поднялся со своего вертящегося кресла, подошел к окну, некоторое время глядел наружу и снова побрел на свое место, с таким ожесточенным видом крутя свой длинный седой ус, что явно выдавал свое волнение.

— Черт побери, Коннистон! — воскликнул он. — У вас какая-то странная манера задавать маленькие нелепые вопросы, на которые, однако, часто трудно ответить.

— Но эти маленькие вопросы имеют иногда очень большое значение, — добавил Кейт. — Вот, например, мне кажется страшно важным, где находится Питер Киркстон и почему он ничего не делает, чтобы спасти сестру? Где он?

— Не знаю. Он исчез из города около месяца тому назад. Мириам заявляет, что он будто бы пропадает в Британской Колумбии, где хлопочет насчет старых золотых приисков. Она сама точно не знает, где его можно сейчас найти.

— И вы верите ей?

Их глаза встретились. Тут не было больше места различным уверткам. Они поняли друг друга.

Мак-Довель улыбнулся, как бы признавая несомненный факт.

— Нет, Коннистон, не верю. Должен вам сказать, что Мириам Киркстон самая очаровательная лгунья на свете. Но я должен отметить еще одну замечательную вещь: она лжет с определенной целью. Нет, вы представьте себе это ничтожество, Питера Киркстона, который якобы отправился по каким-то приисковым делам. Ведь это курам на смех. Что он понимает вообще в таких делах? Но как ни печально, надо признать самую глупую вещь во всей этой глупой кутерьме: Мириам обожает своего жирного и абсолютно ничтожного брата. Вы не думайте: я сделал попытку отыскать Питера Киркстона в Британской Колумбии. Конечно, из этого ровно ничего не вышло. Еще одно доказательство тому, что «связь» между девушкой и Смитом ей лично навязана силой обстоятельств. И она лжет! Лжет все время, ходит по дороге, вымощенной ложью. Если даже она говорит правду…

— Есть такого рода правда, которую ни единый человек на свете не расскажет про себя, — перебил его Кейт. — Но мы должны узнать все, что только в наших силах. И у меня имеется на примете такой фортель. Надеюсь, что еще до вечера я сумею сообщить вам нечто весьма интересное.

Десять минут спустя, направляясь домой, он усиленно раздумывал над modus operandi своего «фортеля».

Его внезапно осенила блестящая мысль. Он решил после обеда обязательно повстречаться с Мириам Киркстон и задать ей несколько вопросов касательно ее брата. После этого он вернется к Мак-Довелю, сообщит ему некоторые подробности этого разговора, изложит вкратце новый план действий и в конце концов объявит о своей кратковременной поездке в Британскую Колумбию. Он возьмет с собой Мэри-Джозефину, останется там до конца служебного отпуска, а затем письменно сообщит Мак-Довелю, что его план не выгорел, что он вообще не желает больше служить в полиции и уезжает с Мэри-Джозефиной попытать счастья в Австралию. Еще до того, как письмо дойдет до инспектора, они далеко уйдут в горы. «Фортель» давал возможность убежать под весьма благовидным предлогом, и на Мириам Киркстон и на все ее дела Кейт смотрел только с точки зрения пользы для него лично. Он снова был Джон Кейт, снова боролся за жизнь Джона Кейта и за счастье сестры Дервента Коннистона.

Мэри-Джозефине было суждено сделать первой выстрел. Она, очевидно, ждала его с огромным нетерпением, потому что он встретил ее на середине ската. Прежде всего она выругала его за то, что он так надолго оставил ее в полном одиночестве, затем взяла его руку, обвила ею свой тоненький девичий стан, буквально вцепилась в нее своими ручками и не выпускала все время, пока они подымались по извилистой тропке. Он тотчас же обратил внимание на крохотные морщинки на ее очаровательном лбу.

— Скажи, пожалуйста, Дерри… Это что, так принято, чтобы молодые девушки звали к себе в гости посторонних мужчин? — вдруг спросила она.

— Почему, собственно… — запинаясь начал Кейт, — видишь ли, Мэри-Джозефина, все это зависит… Ты имеешь в виду?..

— Да, да, Дервент Коннистон, я имею в виду кого надо. Она очень хорошенькая… и я вообще не ругаю и не хочу ругать ее, но в то же время не скрываю, что мне это не нравится!

Он так крепко стиснул ее руку, что она вскрикнула. Прикосновение к ее мягкой нежной ручке доставляло ему огромное наслаждение.

— Дерри! — закричала девушка. — Если ты еще раз сожмешь мне так руку, я останусь калекой!

— Но я ничего не могу поделать с собой, — пылко ответил он. — Ничего, дорогая моя девочка, ничего не могу поделать! Ты только что так сказала эти несколько слов, что я почти бессознательно… причинил тебе боль. Я страшно рад, что тебе это не нравится. Я могу любить только одного человека зараз, и я люблю тебя и буду любить до конца моей жизни. Вот и все.

— Я вовсе не ревнива, — заявила она, покраснев. — Но она дважды звонила по телефону и затем сама пожаловала к нам. Она очень и очень хорошенькая.

— Постой!.. Ты говоришь о мисс Киркстон?

— Ну да, о ней! Она страшно хочет видеть тебя…

— Какое впечатление она произвела на тебя?

Она бросила на Кейта быстрый, беглый взгляд.

— Она мне очень нравится… Она хорошенькая и нежная с виду, а в волосы ее я просто влюбилась. Но она была сегодня утром слишком взволнована. Я уверена в этом, хотя она всячески хотела скрыть это.

— Ты хочешь сказать, что она нервничала, была бледна и что в глазах ее читался определенный испуг? Так ли я понял тебя?

— Ты угадал, Дерри! Мне кажется, что все было именно так, как ты только что сказал.

Он кивнул головой.

Ему показалось, что небо сразу порозовело над его головой и что фортуна наконец стала улыбаться ему. Казалось, все складывалось в его пользу, даже неожиданный визит мисс Киркстон. Он вовсе не желал ломать голову над вопросом: почему именно она пожаловала к нему? Сейчас его волновал и интересовал вопрос только о собственном благополучии, только о собственной удаче и о том, чтобы поскорей выбраться отсюда и половчее сделать последний мастерской ход. Все его мысли были сосредоточены в одном направлении.

Приспело время, когда он должен был рассказать обо всем Мэри-Джозефине. Ее необходимо было подготовить к событиям, которые могли разыграться с минуты на минуту.

На плоской вершине холма, приютившего бунгало Брэди, там и здесь были разбросаны отдельные небольшие березовые рощицы. В тени ближайших деревьев находилась скамья, к которой Кейт повел теперь девушку. Там он посвятил ее во все свои планы, и по мере того как он говорил, щеки Мэри все розовели и розовели. Ее глаза загорались возбуждением и нетерпением. Она жадно и напряженно слушала все то, что имело столь близкое отношение к заповедным горам, таким богатым и таинственным. Там они будут одни… Там никто не посмеет и не сумеет омрачить их радость…

Кейт добавил, что пока им еще необходимо держать все в строжайшей тайне, что от этого зависит благополучие и безопасность их обоих — единственных конспираторов — и что, возможно, им еще сегодня ночью придется двинуться на запад. Поэтому она должна быть готова в любую минуту.

Он вдруг замолчал, словно в нерешительности: продолжать ему или нет? Но его рука все еще находилась в обеих руках Мэри, и девушка все еще не спускала с него своих прекрасных глаз, которые теперь больше чем когда-либо походили на мерцающие звезды. Тогда он почувствовал новый прилив веры и желания и откровенно рассказал про все счастливые обстоятельства, которые так удачно способствуют их плану бегства. Он по-прежнему не испытывал ни малейшего угрызения совести при мысли о делах Мириам Киркстон. Как он уже сказал Мак-Довелю, девушка совершенно свободна в своем выборе и способе устройства собственной судьбы. К тому же тут остается Мак-Довель, который будет до самого конца бороться за нее. И еще ее жирный братец…

Вот почему Джон Кейт, не испытывая никакого смущения, поведал Мэри-Джозефине о таинственных отношениях, связывающих Мириам Киркстон со Смитом, о подозрениях Мак-Довеля и о том, как вся эта «история» выгодна им лично.

Он говорил до тех пор, пока не заметил какой-то странной перемены в ее глазах. Он остановился, обратив вдруг внимание на то, что радость исчезла с милого личика девушки, которая смотрела на него так пытливо и возбужденно, как ни разу до сих пор.

Он понял, что в ней произошла перемена. Она уже не смотрела на вещи его собственными глазами. Он хотел использовать трагическое положение другой женщины, на нем базировать собственное благополучие, и на это Мэри-Джозефина реагировала, как реагирует женщина с тех пор, как наш мир стал миром.

Им сразу овладел стыд, который он все время старательно подавлял в себе. Он должен играть честно, ибо вся его дальнейшая жизнь зависит от того, как он поведет себя сегодня. Мэри-Джозефина может не понимать потайных пружин его действий, но он не смеет ни на минуту пасть в ее глазах.

Ее пальцы все еще сжимали его руку, но она глядела как-то мимо него. Он заметил, как она побледнела. Но новый, неведомый ему огонь загорелся в ее глазах.

— Так вот почему «она нервничала, была бледна, и в глазах ее был определенный испуг»! — тихо повторила она его собственные слова. — Значит, во всем виновато это чудовище Смит, который имеет какое-то таинственное влияние на нее, потому что…

Она так неожиданно и сильно вырвала свою руку, что Кейт вздрогнул. Ее глаза, за несколько минут до того такие мягкие и лучистые, теперь горели страстным огнем…

— Дерри! — воскликнула она. — Если ты не уберешь этого дьявола, то я сама займусь этим!

Она стояла перед ним, выпрямившись во весь рост, и тяжело и часто дышала. Это не было уже то полубожество, каким он считал ее двадцать минут назад, нет, он увидел перед собой решительную женщину, готовую отважно бороться до конца за свою идею. Но новая Мэри-Джозефина нисколько не испугала его. Напротив, ему показалось, что какой-то невиданный доселе нимб украсил ее головку.

Поистине она была сестрой Дервента Коннистона, Мэри-Джозефина Коннистон!

Если бы даже он знал, что разрушает собственные планы, он сделал бы то же самое, что сделал сейчас, а именно протянул руки и взглядом позвал ее к себе. А она с той стремительностью, которую родит только любовь, подбежала к нему, подняла к его лицу обе свои руки и держала их так до тех пор, пока он прижимал ее к себе и целовал в губы.

— До того, как мы уйдем отсюда, ты расправишься в этим дьяволом! — сказала она. — Слышишь, голубчик, что я говорю тебе!