Онлайн чтение книги Сексуальная жизнь сиамских близнецов The Sex Lives of Siamese Twins
3. Герой

Спать не хотелось, да я и не пыталась. С рассветом я обычно делаю растяжку во Фламинго-парке, готовлюсь к утренней пробежке. Я не дам сбить себе график тренировок ни Майлзу, ни ДТП, ни какому-то стрелку-кретину, ни даже всему полицейскому департаменту Майами-Дейд. Бегу по 11-й в сторону Оушен-драйв со скоростью 12 километров в час. Дорожные рабочие-латиносы поднимают упавшие пальмы и ставят им деревянные подпорки. Восстановленные деревья благодарно шелестят и раскачиваются на прохладном ветру.

Когда я впервые сюда приехала – самоуверенная школьница-невежда, обиженная на весь мир, – помню, мамин бойфренд Либ рассказывал, что корни пальм короче, чем у других деревьев, поэтому их легко валят бури-ураганы, но они не сильно страдают и могут заново прижиться. Я скучала по Бостону и дерзко заявила, что, мол, в Майами даже корни деревьев и те поверхностные. Но до пальм мне особого дела не было, все мое презрение было направлено на красное пятно, проступавшее на лысеющей макушке Либа. Когда через пару месяцев пятно оказалось прогрессирующим раком кожи, который Либу, слава богу, прооперировали, я стала стыдиться той своей гадливости.

Добежав до Вашингтон-авеню, я замедляюсь до 6 километров в час и бегу так пару кварталов мимо тату-салонов, спортбаров, ночных клубов и магазинов, где торгуют всяким низкопробным пляжным товаром. Даже в такую рань здесь еще ошивается несколько пьяных компаний – исследуют витрины закрытых магазинов, чтобы потом вернуться что-нибудь прикупить. Визгливые девки рассматривают бикини с надписями типа «Накося выкуси»; парни тихо ржут и прицениваются к футболкам с силуэтами стриптизерш и слоганом «Поддерживаю матерей-одиночек». В СоБи можно найти заведения для всех социальных слоев – от шикарных коктейль-баров до дешевых спортпабов и стремных пивных. Их объединяет одно: все одинаково омерзительны. Мимо проплывают кабриолеты с надрывающимися аудиосистемами – дорогими, как сами машины. Приехали покрасоваться, где попроще: на Оушен и Коллинз на них никто и не посмотрит, тамошним нарциссам и без того забот хватает. В дверном проеме замечаю трясущихся наркоманов: курят сигарету на троих. Чуть дальше двое неопределенного пола спят под кучей нестираных тряпок.

Так, хватит этой блевоты: сворачиваю в сторону Коллинз и Оушен – к песку и морю – и обгоняю какого-то синяка, который бредет спотыкаясь и бормочет что-то нечленораздельное. Без этой разминки я бы пропала. Если с утра не побегать, весь день потом мутызгаешься вместо того, чтобы действовать.

Я ускоряюсь до 16 км/ч и бегу по дорожке вдоль пляжа до Саут-Пойнта[5] South Pointe – парк на престижной южной оконечности Майами-Бич., на обратном пути ускоряюсь еще больше. Пролетаю мимо знакомых уже лиц, кеды шлепают по асфальту в легком темпе, дыхание ровное, все под контролем.

Вот так чувствуешь себя, когда понимаешь, что боги на твоей стороне. Все остальные – простые смертные, нелепые лузеры, такие медленные, такие ограниченные. Доведя скорость по ощущениям до ровных 16 км/ч, я пересекаю Оушен, не обращая внимания на медленно ползущие машины, и бегу по 9-й улице, потом сворачиваю на Ленокс. Впереди вижу толпу народа перед моим домом. Как и у других зданий в этом районе, у нашего – фасад ар-деко, но уникальность в том, что раскрашен он в бледно-лиловый и фисташковый цвет с абстрактными геометрическими полосами и иллюминаторами, как у океанского корабля. Но что там делают фотографы, зачем они снимают фасад дома? Я вдруг начинаю переживать, что, может, пожар или еще что, но тут меня накрывает волна ужаса; подбежав ближе, я понимаю: это по мою душу!

Я срываюсь по 9-й улице к черному ходу, но один мудак все-таки меня засек и кричит:

– ЛЮСИ! ОДНУ МИНУТКУ, ПОЖАЛУЙСТА!

Начинается давка; толпа папарацци – раскрасневшихся, болезненно жирных, с одышкой или, наоборот, жутко тощих, вампироподобных алкашей, – щурясь от солнца, внезапно бросается за мной. Я не собираюсь сдаваться: вырываю ключи из замка, открываю зарешеченную железную дверь черного хода и, оказавшись внутри, с силой захлопываю ее за собой. В этот момент подлетает толпа: журналюги яростно прижимают друг друга к решетке. Я поднимаюсь по лестнице, не обращая внимания на их нестройный хор.

В квартире открыто окно во двор, через него проникает прохладный утренний воздух, сладкий, как родниковая вода. Я пытаюсь отдышаться.

Прерывисто звонит домофон, в итоге я не выдерживаю и отвечаю, поднеся трубку к уху.

– Люси, журнал «Лайв»! Мы очень хотим поговорить с вами насчет эксклюзива!

– Мне это не нужно! Идите нахер! И прекратите звонить в домофон, а то вызову полицию!

Я с силой вставляю трубку в стенной держатель. Животный инстинкт заставляет открыть шкаф, где я держу пневматику 22-го калибра. Купила прошлым летом, когда вокруг дома ошивался какой-то бродяга. Он потом как-то проник внутрь и надругался над девушкой с первого этажа. Я ее не знала, хотя наверняка видела. Что произошло, точно не известно, в газетах об этом не писали; так, что-то слышала от соседей: кто-то говорил, что он ее изнасиловал, другие – что только связал скотчем и кончил на нее. В общем, больной чертяга какой-то.

Мой «пистолет» – не совсем пистолет, он стреляет свинцовыми пневмопульками. Я вообще не фанат оружия. В тюрьмах и моргах полно идиотов, которые думали, что с огнестрелом в кармане они смогут всех заставить воспринимать себя всерьез. Впрочем, тот случай меня напугал, и я пошла на курсы самообороны для женщин, очень популярные кстати.

Проверяю телефон; похоже, про все уже рассказали в теленовостях, отсюда и пропущенные звонки, голосовые и текстовые сообщения: от мамы, папы, сестры Джос (фирменное «вау, ты молодец» тихим, бесстрастным голосом), от Грейс Карильо из МДПД (вела у меня курсы самообороны), Джона Паллоты – самоустранившегося владельца фейкового спортзала «Бодискалпт», на базе которого я работаю, Эмилио из (настоящего) спортзала «Смешанные единоборства Майами», на базе которого я тоже работаю, от друзей типа шеф-повара Доминика и старых школьных приятелей и клиентов, прошлых и нынешних.

Клево; я иду в ванную и долго стою под душем, включив холодный кран на полную мощность, хотя вода тепловатая – самое то для перегретой кожи. Выйдя из душа, смотрю в щель сквозь жалюзи.

Толпа, кажется, рассосалась, хотя кто-то, может, и притаился в засаде. Снова звонит домофон. Я что есть силы кричу в трубку, чтоб на том конце голову оторвало:

– ДА?!!

Но на этот раз голос женский – подлизывающийся, мягкий и успокаивающий.

– Меня зовут Тельма Темплтон, сеть «Ви-Эйч-один»[6] VH1 – американский кабельный телеканал.. Я не папарацци и не с новостного канала. Мне не нужно фотографий и интервью. Даю слово: если вы меня впустите, к вам поднимусь только я. Я хочу поговорить с вами насчет телепрограммы про фитнес и образ жизни.

О, ничего себе! Я жму на кнопку и впускаю ее. Но меня сразу осеняет, что, наверно, меня разыграли и это все лажа. Я открываю дверь и смотрю вниз на лестницу. Если увижу кого-нибудь вместе с ней, сразу захлопну дверь. Через несколько мгновений слышу успокаивающий звук шпилек и вижу женщину, поднимающуюся по ступенькам на мой этаж. Никакой техники у нее вроде нет. Лет сорок, деловой костюм, гладкие светлые волосы с обесцвеченными прядями, расслабленно-неподвижное, подкачанное ботоксом лицо, ноги слегка колесом. Я стою на месте, она подходит и вдруг буквально вносит меня в мою тесную квартиру и жмет мне руку:

– Люси! Как у вас уютно.

Она улыбается, я предлагаю сесть, она усаживается на мой двухместный диван и соглашается на предложенный мною зеленый чай.

Ноги у старухи явно тренированные, целлюлита нигде не видно. Она начинает рассказывать про свое предложение. Телепрограмма про смену имиджа: я беру какую-нибудь толстую, неуверенную клушу, которая в новом веке еще ни с кем не встречалась или много лет не спит с мужем, заставляю ее сбросить вес и повысить самооценку. Приведя ее в божеский вид, я передаю ее какому-нибудь гомосеку-дизайнеру, который будет руководить вторым этапом – про макияж и шмотки.

– Идей на самом деле несколько, но эта – самая перспективная и самая простая. Мы бы вместе поработали над ней, сняли пилот и, если по цифрам все срастется, начали бы делать сериал. – Дальше она объясняет чуть подробнее. Закончив, встает и спрашивает: – Кто ваш агент?

– Мм, с агентом я пока не определилась, – соврала я.

– Сильно не затягивайте. Куй железо, пока горячо, – типа предупреждает она. – Мы работаем с лучшими людьми в этом бизнесе, я могу им передать ваши контакты, если хотите. Я не навязываю, вам лучше самой найти, кто подойдет именно вам, но я знаю одну женщину, с которой вам обязательно надо познакомиться, ее зовут Валери Меркандо. Мне кажется, вы быстро подружитесь!

– Отлично!

Она дает свою визитку, я свою – чумовую карточку с тиснением. Джон Паллота сделал.

Она берет визитку, я замечаю прекрасный маникюр.

– Вау! Производит впечатление. Такого серьезного и бескомпромиссного человека мы и мечтаем найти, чтобы он вытряс из Америки все это самодовольство и был бы еще ближе к реальной жизни, чем Джилиан Майклс![7] Фитнес-тренер и телеведущая из Лос-Анджелеса.

– Я в любой момент готова потягаться с ней – хоть на беговой дорожке, хоть на турнике, хоть на ринге, – говорю я и чувствую, как нижняя челюсть выдвигается вперед.

– Не думаю, что это потребуется, – Тельма смеется, – хотя как знать!

Я провожаю ее на площадку до главной лестницы.

– Вау, даже не верится, что я буду сниматься в сериале!

– Давайте не будем бежать впереди паровоза.

Тельма поправляет волосы, как будто от ветра, и делает шаг к выходу. Я забегаю вперед, смотрю, чтобы на улице никого не было. Вроде чисто. Тельма хватает дверь за торец, щурясь от солнца.

– Сперва пилот, потом смотрим на цифры, – бодро говорит она. – Все упирается в цифры. – Она достает из сумки солнцезащитные очки и надевает. – Бай, Люси!

– Бай, – отвечаю я тихо и как-то безрадостно.

Дверь захлопывается, и меня охватывает странное чувство – одновременно тоска и волнение. Машу Тельме рукой через стеклянную дверь, вбегаю вверх по лестнице и наливаю себе остатки чая.

Я росла в семье, помешанной на цифрах и замерах. Папа – бывший физрук, только один раз сменивший эту работу на неприметную должность в полицейском департаменте Бостона, – зачем-то водил меня на «Фенвей»[8] Крупнейший бейсбольный стадион Бостона. и там грузил статистикой по каждому игроку. Когда плохой или хороший результат подтверждал очередное его предположение, сделанное на основе этой статистики, он наклонялся ко мне и говорил со знанием дела: «Цифры никогда не врут» или «Люди субъективны, им верить нельзя, вот математика – наука от Бога. Следи за статистикой, огурчик мой, она не подведет».

Цифры, под знаком которых прошла вся моя юность, – это баллы за тесты (высокие ₌ соответствовавшие ожиданиям) и средние академические (низкие ₌ приносившие разочарования). Мать никак не могла меня раскусить и понять, откуда такие расхождения. Приходилось объяснять все это характером. Или его отсутствием. Отцу было глубоко наплевать на баллы, хотя списывать все на слабохарактерность нравилось и ему. Единственная разница: он объяснял ее провалами в спорте.

Мы жили в Веймуте, штат Массачусетс, – в городке, который поглотила бостонская агломерация, на так называемой Ирландской Ривьере в Саут-Шоре. Сестра Джоселин – младше меня на полтора года – была тихой, «ученой» и безнадежно неспортивной. Папа пытался с ней что-то сделать, но вынужден был отступить, и она почти полностью исчезла с его радара. Обломившись с сестрой, он взялся выбивать всю лень и тунеядство из меня. Из-за него я стала ненавидеть эти качества в других, а в себе сражалась с ними не на жизнь, а на смерть. За это, и только за это, я ему благодарна. Джоселин, которую, в отличие от меня-«огурчика», называли «сладенькой», стала любимой игрушкой матери. Сложно сказать, кому достался лучший расклад.

Я допиваю чай и ужасно зеваю. Надо идти: скоро занятие – первое на сегодня. В подъезде тихо; я проверяю почтовый ящик. Извещение из полиции: можно забирать «кадиллак» со стоянки. Они не отдали мне его сразу, чтобы сделать экспертизу повреждений на капоте.

Я иду в «Бодискалпт» – один из двух клубов на Саут-Бич, где я работаю. Появляется Мардж Фальконетти (рост 170, вес 130), жена большого корпоративного начальника, похожая на жирную личинку: ни груди, ни талии, ни жопы – какой-то надувной мячик. После нескольких упражнений на разогрев я нагружаю ее 4-килограммовой гирей – пусть потягает.

– Полностью разогнуть руку, Мардж, вот так. – Я пытаюсь настроить себя на деловой лад, борюсь со сном и с какой-то странной обволакивающей тишиной спортзала.

Вообще, обычно здесь так тихо не бывает. Мардж старается как может, но постоянно с каким-то трепетом смотрит то на меня, то мимо. Затем, о ужас, я замечаю, что она выпучилась на один из телевизоров, развешенных по залу. Местный новостной канал со всех экранов повторяет вчерашние сюжеты, в которых я чуть ли не главная героиня. Лестер – один из моих коллег-тренеров – издает громкий возглас одобрения и начинает жиденько аплодировать; я снова появляюсь на экране: щурюсь и выгляжу напуганной.

– Крутят в новостях каждые полчаса, – ухмыляется он.

– Вы такая смелая, – мучительно улыбается Мардж.

Я бросаю на нее косой взгляд, давая понять, что никаких поблажек не будет, и снова вытягиваю шею и пялюсь в экран.

Вот я с ноги принуждаю вооруженного салагу к миру. Какой все-таки чистый удар получился, гораздо выше, чем казалось: сводом стопы со всего маху бью ему промеж лопаток. Камера приближается, я уже сижу на нем; трусы под задравшейся юбкой закрыли на экране черными полосками. Затем я наношу ему еще пару ударов кулаками, хотя, честно говоря, я этого даже не помню. Он не двигается, и это выглядит страшновато, как будто подо мной труп. Дальше слышно крик: «Я все сняла на телефон!» – картинка дергается, опять я средним планом, и темное пятно от мочи на асфальте. Дальше более профессиональное видео: я через стекло патрульной машины.

Черт, на экране я теперь появляюсь не реже этих пятнадцатилетних сиамских близняшек из Арканзаса, что прославились из-за своей ссоры: одна хочет встречаться с парнем, и это значит, что вторую – физически более слабую, – если она не согласится, та в буквальном смысле против ее воли тащит с собой. Я задумалась, каково это: будь я приклеена к Джоселин, таскала бы ее с собой или, еще хуже, таскалась за ней. Ужас.

Вся Америка увлеченно обсуждает, нравственно ли это, хотя все это – влажный сон дегенерата, не более того. Если называть вещи своими именами, то одна телочка хочет ебаться с бойфрендом, вторая против по религиозным мотивам. Девушки разделили страну на два лагеря. Я это почувствовала на себе вчера вечером с Майлзом еще до того, как мы поругались на почве его внезапно обострившегося бесхребетного радикулита. Мужики типа него считают, что предполагаемый бойфренд Аннабель – одной из сестер – нездоровый, но сильно везучий чувак. Я помню близняшек у нас в школе, как к ним постоянно приставали парни с вопросами насчет секса втроем, а потом искренне удивлялись, почему те страшно обижались. Интересно, хоть один из этих дебилов захотел бы потрахаться вместе с братом, например? Вообще-то, это называется сопереживание, но даже такое базовое чувство Майлзу неведомо. Тем временем на экране надувает губы смазливо-невинный Стивен Эббот, по сравнению с которым Джастин Бибер – незаконнорожденный выблядок Игги Попа и Эми Уайнхаус.

– Я знаю девушек некоторое время, и мне очень нравится Аннабель. Это не значит, что я извращенец. Мы просто ходим в кино, там, не знаю, сладости вместе едим, пьем лимонад. Но некоторым в голову сразу приходят грязные мысли, и всегда найдутся любители все переврать.

Аннабель кивает, но встревает вторая близняшка, Эми:

– Это далеко не все на самом деле. Они много целуются, и это ужасно!

Я отрываюсь от экрана и смотрю, как Мардж пыхтит, доделывая упражнения. Теперь надо поставить эту тушу на тренажер. Я включаю на 5,5 км/ч – достаточно, чтоб расчехлилась, затем увеличиваю до 8 – нормальной скорости бега.

– Вперед, Мардж! – кричу я, и Мардж нехотя начинает свой неуклюжий забег.

– Господи ты боже мой! – говорит, глядя в телевизор, Лестер (180 см, 84 кг) своей клиентке – симпатичной, хорошо замотивированной преподше за тридцать, которая размашисто и равномерно вышагивает на соседнем тренажере.

– Тяжело девушкам, сто пудов.

Да и похуй. Пусть себе философствуют; я разгоняю пыхтящую Мардж до 9,5 км/ч и задумываюсь еще об одной цифре: 33. На той неделе мне исполнилось 33. Возраст, на котором большинство настоящих спортсменов заклинивает. Именно к тридцати трем все становится всерьез: и что, в 34 всё, что ли? Говорят, 35 – официально средний возраст. Я не могу позволить себе с этим согласиться. Что-то во мне радуется, когда какой-нибудь бандит или толстяк типа этой потной личинки Мардж преждевременно оказывается на патологоанатомическом столе. Не важно от чего – от пуль или бургеров; главное, это дает нужный сигнал тем из нас, кто старается избежать и того и другого на пути в рай. Я увеличиваю скорость до 11, Мардж бурно протестует:

– Но…

– Все хорошо, моя милая, все хорошо, – ласково говорю я.

– Ф-ф… ф-ф… ф-ф.

Я в таком возрасте, когда женщина уже должна предъявить некий дежурный набор: муж, ребенок, а то и двое, дом, кредиты. На мне, кстати, тоже должок висит – по кредиту на образование и по карточкам, – всего примерно 32 тысячи долларов. Ипотеку я не брала, просто плачу по тысяче баксов в месяц за маленькую двушку на Бич. Я смотрю на наши фотографии: рядком висят персональные тренеры Лестер, Мона, я и Джон Паллота – учредитель заведения. Джон загорелый, подтянутый, с вьющимися волосами и непринужденной улыбкой. Именно таким я его буду помнить, но это было еще до несчастья. Жизнь может так быстро измениться, не успеешь оглянуться, и пиздец.

– О… О… О… – Мардж просто окаменела вся, жопа вихляет, как фура на трехрядном шоссе.

– Почти все, дорогая, и ПЯТЬ… и ЧЕТЫРЕ… и ТРИ… и ДВА… и РАЗ.

Тренажер замедляется до 6,5, чтобы клиент немного остыл; Мардж вцепилась в рукоятки и брызжет на дорожку густым потом, по консистенции похожим на сперму.

– Молодец!

– О!.. Господи…

Я шлепаю по красной кнопке «стоп»:

– Слезайте, берите гирю и сделайте мне мах руками двадцать раз!

О-о, это выражение лица из серии «ты хочешь сделать из меня сакральную жертву».

– Продолжаем!

Мардж покорно потеет дальше, а я задумываюсь о других важных для себя цифрах. Рост 170, вес 50. Число постоянных клиентов: 11. Число клубов, к которым «приписана»: 2. Родители: 2 (в разводе). Братья, сестры: 1 сестра, изображает праведницу то ли в Индии, то ли в Африке, то ли еще в какой-то жопе. Прошу прощения, Джоселин работает в неправительственной организации, борется с бедностью в странах третьего мира – наверно, компенсирует непримиримую позицию отца по расовому вопросу.

Та-а-ак, Мардж пытается шланговать!

– Сгибайте ноги в коленях, ниже зад! ПЛЕЧИ НАЗАД! ЧТОБ НЕ ЗАХОДИЛИ ЗА КОЛЕНИ! Уже лучше! Вот так! Хорошо!

Когда мы были маленькие, наша семья переехала из Южного Бостона в Веймут. Дом был большой и красивый, с высокими потолками и огромным задним двором. У нас с Джоселин были отдельные комнаты. Тем не менее я всегда чувствовала, что мать с отцом не были счастливы, и, пока я росла, только тайная ненависть друг к другу держала их вместе. Отец постоянно ныл о «приезжих с Дорчестера» (я поняла, что он имел в виду черных, из-за которых, как он говорил, мы и переехали в Веймут подальше от них, хотя на самом деле наше последнее местожительство было белым из белых, самым ирландским в городе). Мама эмоционально-надрывно поддакивала, добавляя еще про «падение цен на недвижимость».

– Вот так, дорогая, – я подбадриваю Мардж, – ниже зад! Ниже до конца!

Но вернемся к цифре 33. Это ужасный возраст для одинокой женщины и совершенно непотребный – для фитнес-тренера. Про это, вообще-то (обычно), не говорят, но хитрая пискля Мона, которая моложе меня на 8 лет, рост 175, блондинка, 91–61—91, и следующая по старшинству женщина-тренер в «Бодискалпте» иногда с приторным фальшивым пиететом называют меня «самой опытной». Будто я не понимаю, чтó она подсыпает в этот свой сахарин.

– Окей, Мардж, давайте теперь вокруг туловища слева направо… хорошо… хорошо, старайтесь гирю держать на одной высоте. – (Для толстухи со слежавшимся целлюлитом это пиздец как трудно.) – Уже лучше…

После того как Джон перестал ходить в клуб, единственный человек, с которым я по-настоящему нахожу здесь общий язык, – это Лестер. Мне больше нравится работать на базе зала «Смешанные единоборства Майами». Это уже настоящий, нормальный клуб на 5-й улице, там заведует Эмилио, бывший боксер. И клиенты серьезно настроены в плане своей формы и целей. А «Бодискалпт» – это так, сеть заведений из дерева и стекла для яппи и по духу больше напоминает ночной клуб, только дневной. Тут даже есть свои диджеи, у нас – долбоеб Тоби (к счастью, его сегодня нет), которые играют «музыку» – вялый эмбиент для ленивых толстяков, охуевших от прозака, потягивающих коктейли и воображающих, что они в каком-то спа-центре . Большинство клиентов – женщины: толстые домохозяйки, которые в мою смену смущенно разминаются рядом с тощими фотомоделями с журнальных обложек, и карьеристки, которые проводят бо`льшую часть времени за разговорами по телефону на тихоходном орбитреке. Почти все немногочисленные мужчины в этом зале – из тех, что уже почти устроили стрельбу в родной школе, но в последний момент зассали. Вместо этого решили изучать право и заняться юридической практикой, то есть выбрали более эффективный способ навредить своей малой родине. И в этом, похоже, преуспели.

Мардж закончила упражнение, и теперь я показываю ей, как сделать становую тягу с более тяжелой гирей.

– Наклоняетесь, напрягаете пресс, – показываю я, – вжимаете ягодицы, опираетесь на пятки.

Мардж пялится на меня: зияющая черная дыра рта, ошалевшие глаза, вспотевшее, раскаленное лицо.

– Продолжаем!

Мардж делает тягу пять раз и выбрасывает белый флаг:

– Можно уже закончить, а?

Я делаю глубокий вдох, упираю руки в боки:

– Сачки сачкуют, работяги работают! Давайте еще пять, Мардж, моя хорошая. Давайте, вы все можете!

– Не могу…

– Так не пойдет! Давайте еще пять раз, и будем в расчете, – требую я; она наклоняется, делает вдох. – Постарайтесь!

Толстая тварь смотрит на меня так, будто я пнула ее ногой, но подчиняется.

– ЧЕТЫРЕ!

Пустая трата времени: эти суки не хотят меняться, они самоутверждаться хотят. Их надо трясти и бить по жирным тупым рожам, чтобы молили о пощаде.

– ТРИ!

С них надо срывать покровы косности и лени, чтобы снова сделать людьми . Они, конечно, будут тебя за это ненавидеть .

– ДВА!

Вокруг да около толстой жопы ходить бессмысленно, поэтому я сразу говорю как есть, что это как заново родиться, только медленно, и еще разница в том, что ты запоминаешь весь пот, все говно, одышку, боль в костях и унижение. Зато в результате ты получаешь дух и тело, пригодные для жизни в этом мире. Мардж пыжится с гирей…

– ОДИН! И-И-И-И-И ОТДЫХ!

Гиря выскальзывает у нее из рук и шлепается на резиновый пол. Мардж наклоняется и пытается перевести дыхание, упираясь руками в колени. Я не люблю, когда роняют снаряды на пол, поэтому кричу: «Молодец, Мардж! Дай пять», чтобы заставить ее разогнуться и хлопнуть по ладони. Она едва разгибается и, снова уперевшись руками в колени, поднимает взгляд и тяжело дышит, как антилопа гну, которая спаслась от льва, но тот все-таки успел откусить у нее кусок жопы. Давай помечтай, сука толстая! Сейчас она меня, конечно, ненавидит, но как только по ней вдарят эндорфины – полюбит сразу. Она выйдет на солнечную улицу, увидит загорелые стройные тела на Саут-Бич и подумает: я должна больше стараться.

Да, сука, еще как должна.

Наши клиенты – Мардж и Лестерова преподша – заканчивают и отваливают в душ, мы делаем перерыв и ждем следующих. У нас есть офис, но он в основном используется для выплаты денег и управления заведением, так что мы предпочитаем зависать во фреш-баре, нежимся там под лучами солнца, которые проникают через наклонную стеклянную крышу. Лучшие тренеры всегда хотят быть на виду, даже если сейчас они не тренируются сами и не тренируют других.

Лестер потягивает черный кофе, я – зеленый чай. Лестер стал мне нравиться – после того как угомонился со своими байками про гетто в Южном Бронксе, которыми сначала доводил меня до белого каления. Когда он только приехал, в нем чувствовалась эта нью-йоркская надменность, эта навязчивая уверенность, что все самое интересное, передовое, безумное происходит только там. Но Флорида уже привела его в чувство. И еще он научился рассказывать избирательно: для занятий по боксу и самообороне эти истории подходили, для индивидуальных тренировок с состоятельными белыми клиентами – гораздо меньше. Входит Мона, кладет журнал с Уильямом и Кейт и идет к кофемашине. Лестер оживляется: в телевизоре появилась Сара Пейлин, говорит, что нужно жестче контролировать иммиграцию.

– Жестче контролировать иммиграцию? Бляха, жопу ей нужно свою жестче контролировать, – фыркает он.

– Хватит уже этого сексизма, Лес.

Я все равно не могу сдержать улыбку. Нельзя его поощрять, но я все равно поощряю, потому что это обижает Мону, которая снова погрузилась в свой журнал.

– Представьте, что вы каждый день живете как в сказке, – вздыхает она себе под нос.

– У Пейлин жопа-то пообвисла, – объясняет Лестер. – Сравни с восьмым годом. Зуб даю, Тина Фей ей теперь наваляет. Мечтать не вредно, че. В двенадцатом году ее не выдвинули от республиканцев, потому что жопу надо было держать в порядке. А к шестнадцатому году прикиньте, что будет: сиськи, которые смотрят прямо в подземный мир. – Лес выкатил глаза. – Ни один нормальный южный жлоб, если не сможет подрочить на нее, не встанет с дивана и не пойдет ставить за нее крестик. Дайте мне ее жопу на полгодика, и я сделаю ее жесткой и гладкой, как галька!

Лестер постоянно разглагольствует о своих воображаемых клиентах и что бы он с ними сделал. Бибера он накачал бы железом и стероидами, чтобы выглядел, как Сталлоне. Розанну Барр[9] Американская комедийная актриса и режиссер, кандидат на пост президента США в 2012 г. беспощадно расплавил бы, чтобы стала похожа на Лару Флинн Бойл[10] Американская актриса, известная по телесериалам и многочисленным пластическим операциям.. На Мону его россказни не производят никакого впечатления.

– Лес, ты настоящий шовинист, – ноет Мона, отрываясь от журнала. В ее голосе слышится осуждение, но лицо, парализованное от линии волос до челюсти токсином ботулизма, выразить его не может. – Меня она реально вдохновляет.

– Тут я вынуждена пойти против женской солидарности, – встреваю я, – потому что Лес прав. Пейлин два миллиона голосов потеряет из-за того, что так запустила жопу. Я считаю, что для баб-политиков каждые набранные полкило означают чистую потерю ста тысяч голосов. Пять кило туда, пять сюда, и когда-то преданные штаты начинают колебаться, – умозаключаю я, беру из корзины яблоко и с хрустом надкусываю.

– Точняк, – говорит Лес. – Дай пять. – Это звоночек для нее и Хилари на шестнадцатый год.

– Мне все равно нравится, что она говорит, – мрачно говорит Мона, – она очень импозантная.

– Да, с прессой справляется нормально.

Я улыбаюсь, поднимая взгляд на телевизор и одним глазом наблюдая, как Мона тоже поворачивается к экрану. Там снова я. Круто, блядь, отличный удар!

Лестер расплывается в улыбке:

– Джон по-любому будет рад, что теперь ты у нас стала телезвездой, и сам отдохнет наконец от внимания СМИ. Может, вспомнит про нас, зайдет как-нибудь!

– Надеюсь, – соглашаюсь я.

Джон – владелец «Бодискалпта», но после того, как про его несчастье раструбили на всю страну, клиентов у него нет и он редко к нам заходит. А жаль, потому что он был одним из лучших тренеров в городе.

Я достаю из сумки айфон. В нем записи и программы тренировок всех клиентов. Ввожу очередные шестьдесят пять калорий от съеденного яблока. Узнав про Lifemap TM , я наконец перестала считать в уме.

Это не просто сайт, приложение для телефона, счетчик калорий, прибор для контроля упражнений, веса, ИМТ, но все перечисленное, вместе взятое. Lifemap совершенно незаменим. Он не просто фиксирует все, что ты жрешь, и все твои нагрузки, будь то поход в торговый центр или марафонский забег. Это образ жизни, это устройство, которое спасет Америку и весь мир. Lifemap изобрели в какой-то софтверной компании, ее рекламировал бывший звездный игрок NBA Расселл Кумбс (трижды чемпион мира, провел 1136 игр за Чикаго, Сан-Антонио и Атланту. Знаменит числом перехватов за игру – 1.97. Закончил карьеру в тридцать два года…). Пиздец.

Такое значение своим тридцати трем годам я придаю главным образом потому, что здесь, в Майами-Бич, где все следят за модой, возраст задает рамку для клиентской базы. Никто в здравом уме не хочет иметь личного тренера старше себя. Никто не хочет заниматься с тренером, который плохо выглядит, а при прочих равных (что бывает редко, но тем не менее) чем старше ты становишься, тем хуже выглядишь. Есть, конечно, исключения – например, тренеры для знаменитостей или «персонажей», которые идут против течения: всякие Джей-Миксы, Харперы, Уорнеры и Пэриши мира сего. Вот и выходит, что мои клиенты – это, как правило, жирные тетки за сорок, которых уже не спасти и которые хотят выглядеть как я, а к Моне идут те, кто хочет выглядеть как она: кому за тридцать и кто уже подрастерял былую форму, – а также целый выводок бухенвальдских моделей, которые не суют два пальца в рот, только когда ждут звонка с горячей линии Condé Nast . Но и это вот-вот изменится!

Не все они тратят время попусту, надо признать. Широким шагом входит бодрая и красивая до неприличия Аннетт Кушинг; она уверенно сканирует взглядом наш фреш-бар. Аннетт занимается с Моной, но сейчас не обращает на нее внимания, морщит нос пуговкой и пристально смотрит большими черными глазами на меня :

– Поздравляю, Люси! Вы така-а-а-я смелая. Как это у вас получилось?

– Думать было некогда, – объясняю я и вижу, как Мона разевает рот; мои подвиги, видимо, прошли мимо нее. – Среагировала, как учили.

– Удар, который крутят по телевизору…

– Вы о чем? – спрашивает Мона. Лестер показывает на телевизор; там опять идет повтор. – ГОСПОДИ! – завопила Мона в восторге и быстро подбежала ближе к телику, чтобы лучше расслышать.

– Простой элемент из кикбоксинга, как джеб в боксе, только ногами, – рассказываю я Аннетт, вытягивая ногу для наглядности.

– И ничего не сказала, – блеет Мона, плохо скрывая упрек, и тут у нее отвисает челюсть.

Аннетт спрашивает меня:

– Я тут подумала – нельзя ли с вами позаниматься?

– Конечно. – Я показываю на стопку визиток. – Позвоните мне. Но заниматься будем в зале «Смешанные единоборства Майами».

Я гляжу на Мону: ну что, выкусила, пизда! С такой рожей, будто сожрала лаймовый пирог на тысячу калорий!

– Да, я готова взяться по-серьезному.

Аннетт улыбается, и они вместе с Моной идут заниматься в новенькую пилатес-студию. Сучка заплатила (вернее, какой-нибудь благодетель заплатил) восемь штук за тренерскую аккредитацию и тренажеры.

Слышно, как в нашем офисе звонит телефон. Лестер вскакивает со стула и идет отвечать. Из-за двери появляются сначала его глаза, потом вся голова.

– Люси, тебя. Теперь все тебя хотят, суперзвезда ты наша. – Я иду к нему, и он опять поднимает ладонь: дай пять! – Герой и телезвезда! Для бизнеса оч. хорш.!

– Да знаю, – ухмыляюсь я, хлопаю по его ладони и иду в нашу убогую каморку, куда свет проникает через одно-единственное маленькое окошко.

Столы приставлены к стенам по трем сторонам. Я беру трубку, вернее, достаю ее из-под каких-то клиентских бумажек на Лестеровом столе. Здесь тоже на стене висит телик: на экране опять я, в шоке и с открытым ртом, и пухлый указующий перст толстой телки в розовом. Я говорю в трубку:

– Алло, Люси Бреннан, слушаю.

– Здрасте… – Голос мягкий и нерешительный. Кажется, я где-то его уже слышала. – Это Лина, Лина Соренсон. Вчерашний свидетель с дамбы. Это я все сняла на телефон. Этих парней… которые бежали по шоссе… и как вы разоружили преступника. Потом мы были в полиции.

А, так это она! Толстуха, которая сделала меня звездой!

– Да… оке-ей.

Я смотрю на экран, но вместо нас там уже фотография какой-то девочки лет десяти. Внизу экрана подпись, что она пропала без вести. Потом снова появляются сиамские близняшки из Арканзаса.

– Я ваш номер в интернете нашла, – задыхается толстая. – Погуглила ваше имя и нашла сайт спортзала, где про вас сказано, что вы персональный тренер.

Так, выследила меня, неудачница.

– Прекра-а-асно. Как дела?

– Хорошо… или не то чтобы хорошо, – говорит она уклончивым, полуисповедальным тоном. – Я, как бы это, поправилась сильно в последнее время и очень хочу привести себя в порядок. Подумала, может, вы сумеете мне помочь?

– Я как раз этим и занимаюсь. Когда сможете прийти на консультацию?

– Я здесь рядом живу, в Северном Майами-Бич. Можно завтра к вам заскочить где-нибудь с утра?

– Конечно… – При этом я смотрю на другой, небольшой телик, висящий на противоположной стене офиса: там мы с ней снова на экране, на другом канале. Толстожопая туша в розовом с феноменальными складками на шее расхваливает меня, рассказывает, какая я героиня. – С нетерпением буду ждать встречи в более спокойной обстановке. В десять удобно?

– Удобно, – говорит она неуверенно.

– Окей. Тогда завтра и начнем, – сообщаю я ей. – В десять чтоб как штык.

– Хорошо… – Вялый, виктимный голос дрожит на другом конце линии.

Я кладу трубку и собираю свои вещи. Прощаюсь с Лестером во фреш-баре, выхожу на улицу и иду в отдел полиции Майами-Бич на углу Вашингтон и 11-й. В отделе узнаю вчерашнего копа – черного, толстого коротыша, который, неодобрительно осмотрев меня с ног до головы, просит подписать формуляр, после чего отдает ключи от машины. Спускаюсь в паркинг, как он сказал, и нахожу свой «кадиллак-девилль». Осматриваю вмятину от столкновения, и на душе такое чувство, будто забираю из приюта любимую, но опасную собаку. Сажусь за руль, включаю зажигание: машина заводится с первого раза. Выезжаю из темного подвала на яркое солнце, сворачиваю на свою улицу и объезжаю квартал, чтобы посмотреть, не осталось ли кого из папарацци в засаде. На улице тихо, только пальмы шелестят на легком ветру; неожиданно свет тускнеет и с океана наползают грозовые тучи, закрывая солнце. Что, так быстро потеряли ко мне интерес, что ли? Захожу домой, но даже не смотрю почту, потому что сегодня вечером важное мероприятие. Мишель Пэриш в городе, будет рассказывать про новую физкультурно-диетологическую программу!

Надеваю белые льняные брюки и синюю майку, закалываю волосы в классический шиньон – тренерский конский хвост достал ужасно. Пока собиралась, тучи прошли, и теперь на улице прекрасный вечер, какой и должен быть в Майами-Бич, – жаркий и мягкий. Солнце садится, насекомые задумчиво жужжат, я уверенно иду сквозь сексуально-тропический воздух Майами к машине, довольная, что грозы не будет. В «кадиллаке» магнитола сломана, но у меня с собой диски, и я включаю кубинский хип-хоп, который купила за пять баксов у какого-то жулика на Вашингтон-стрит. Обычно я так не делаю, но у парня были офигенно красивые глаза. Купила наудачу, но надежды оправдались: воздух наполняет тяжелый бит в ритме самбы, аккуратно вступает клевый вокал по-испански. Эх, знать бы, про что поют.

По мосту Макартура проезжаю над заливом Бискейн и попадаю в Корал-Гейблз. Ставлю машину в квартале от книжного магазина и иду пешком. Сам Майами я терпеть не могу, я фанат СоБи, но Гейблз – одно из немногих мест на материковой части, которые можно терпеть, и во многом благодаря как раз книжному. «Букз-энд-букз» – шикарный магазин с офигенным кафе в открытом дворике, в углу там обычно играют клевые музыканты. Пару раз я даже сняла себе парней, а однажды – телочку.

Сижу, в общем, вбиваю инфу по калориям и физнагрузке в Lifemap TM на телефоне, вокруг постепенно собирается толпа. На подиум, где уже сидит Мишель Пэриш, поднимается женщина в очках, с темными вьющимися волосами. Она чуть ниже ростом, чем я себе представляла, очень живая и полная энтузиазма, такая же как в своей программе «Сбрасываем вес!».

Женщина на подиуме с острым взглядом и резкими птичьими движениями готовится представить Мишель, но вдруг ее лицо вытягивается: мы встречаемся взглядами, и видно, что она меня узнала.

– Я хочу сказать, что среди зрителей сегодня присутствует наша местная героиня. – И она показывает прямо на меня. – Смелая женщина, которая разоружила преступника на Татл-Козвей!

Стараясь не сжаться от страха, я смотрю по сторонам и принужденно улыбаюсь. На долю секунды возникает пауза, после которой весь зал, человек сто, взрывается аплодисментами, и активнее всех – Мишель: она встает и яростно хлопает в ладоши. Господи. Только. Не. Это. Я готова провалиться сквозь землю!

Смотрю на лица, застывшие в предвкушении чего-то, и хочу поскорее уползти куда-нибудь. Так, блядь. Спокойно. Наслаждаемся моментом. Я киваю и чувствую, как деревенеет спина. Скромно улыбаюсь, фальшиво, понятное дело, но стараюсь. Почему бы и нет, блядь, в конце концов? Я проявила участие, спасла двух невинных людей от злобного психопата. Так что спокойно. Я шагнула навстречу опасности! Пришла на помощь!

Аплодисменты стихают, и вводная часть продолжается. Встает Мишель и начинает. В ней примерно 160 сантиметров и 50 кило, она похожа на карманный динамометр. Динамометр рассказывает нам про какие-то Утренние страницы.

– Не знаю, слышал ли кто-то из вас про Джулию Камерон, ее книгу «Путь художника» и Утренние страницы… – Мишель смотрит поверх очков; красотка, их тех, что не циклятся на своей сексуальности, а в зале встает лес рук. – Хорошо. Очень рекомендую. Это очень просто. Нужно каждое утро исписывать три страницы текста, лучше от руки. Получается примерно семьсот пятьдесят слов: поток сознания, без цензуры, все, что придет в голову. Правильно или неправильно – разницы нет. Так вы высвобождаете свои мысли на весь день. Я бы еще добавила: чипсы и орешки лучше отставить подальше!

Кто-то засмеялся, и мы сразу перешли к делу: Мишель виртуозно разнесла в пух и прах низкоуглеводную диету, столь популярную на Саут-Бич. Я сюда и пришла как раз за этим , а не слушать про какую-то литературную срань.

– Диета без физкультуры – это как физкультура без диеты – модно, но бессмысленно, – говорит Мишель сосредоточенно, как хладнокровный киллер, и выжигающе смотрит своими яркими глазами прямо на меня; мне нравится, как она наклоняет голову вбок на своей удивительно длинной шее и как напрягаются ее маленькие стоячие сиськи в узкой блузке. – Люди поправляются не потому, что неправильно питаются или ведут сидячий образ жизни. Люди поправляются от того и другого одновременно. Борьба с ожирением должна быть комплексной. Модные диеты выходят из моды!

Из зала как по команде раздаются радостные возгласы; многие пришедшие – из тренерского сообщества, и я узнаю одну тварь из «Хрусть» и еще одного пидора из «Равноденствия». Но лишь одной из присутствующих удалось переговорить с Мишель после лекции. Я тоже подбегаю к подиуму, и даже самые боевитые козлы из тренерского братства расступаются и дают героине возможность первой подойти к Мишель. Помимо беседы я удостоилась ее визитки и аж личного электронного адреса!

– Черкните мне, Люси, – говорит она, – надо бы пообщаться. – Она улыбается и, устало пожимая плечами, поворачивается к требующей внимания толпе.

Еду домой почти в экстазе. Жму на пульт, чтобы открыть ворота. Ставлю машину на заднем дворе и собираюсь подняться. Надо поменять лампочку на черной лестнице на третьем этаже, а то темно, ни фига не видно. Вдруг какой-то шум, шквал музыки, чьи-то голоса надо мной. Я напряглась, но это просто детишки из квартиры этажом ниже. Юный диджей – мой сосед – кивает, его дружки змейкой проходят мимо. Я вхожу в квартиру и сразу сажусь за ноут.