Онлайн чтение книги 31 июня The Thirty-First of June
Глава 7. МЕЛИСЕНТА В ЭФИРЕ

Бэртон Чидлуорт, ведущий в телевизионной передаче «Дискуссия у вас на экране», не сводил тревожного взгляда со своих часов.

– Ну как, всё в порядке? – спросил Филип Спенсер-Смит. – Хотя вполне возможно, что у девушки, которую я привёз, язык подвешен не так уж ловко. Это я признаю. Зато внешность великолепная. Ничего не скажешь.

– Я за неё и не беспокоюсь, – отвечал Чидлуорт. – Но наш деревенский типаж, Джозия Хуки, до сих пор не явился, а через десять минут нас выпустят в эфир. Он и прежде запаздывал (и уж, конечно, всегда приходит под мухой), но чтобы прийти совсем впритирку – такого ещё не бывало. А, будь он неладен! Я с самого начала не хотел включать его в передачу, но Руперт и Нэнси настояли: без деревенского типажа нам, говорят, никак нельзя. Эй, что вам тут нужно?

Маленький старичок с длинной бородой, в холщовом фартуке и с вилами в руках ринулся к ним с такой непонятной стремительностью, что можно было подумать, будто он просто дурачится.

– Не будет вам нынче Джозии Хуки, сударь, – объявил он, и голос его был исполнен ликующего злорадства. – Заместо его, стало быть, мы. Хи-хи-хи! А звать нас Марлаграм. Мы тоже из деревни – сами видите. Хи-хи-хи!

– Нет, не вижу, – сказал Бэртон Чидлуорт. – В этом наряде вы больше всего похожи на захудалого статиста из гастрольной бригады номер два, которая давала на днях «Жену фермера». Да вы на самом деле из деревни или, может, с последних страниц «Осветителя»?

– Сударь ты мой, вот истинный Бог! – завопил Марлаграм. – Сроду из деревни не выезжал! А сейчас готов услужить, коли дозволите. Хи-хи-хи.

И он кинулся к принцессе, которая горячо его приветствовала.

– Я – человек с тонкой интуицией, – сказал Чидлуорт мрачно. – И что-то подсказывает мне, Спенсер-Смит, старина, что «Дискуссия на экране» сегодня с треском провалится. Миссис Шайни бормочет, как индюшка. Бедняга Тед Гиззард путается в длинных словах. Ваша прелестная белокурая молчальница, наверно, рта не раскроет. А теперь ещё этот король троллей на нашу голову! Надо бы снять с него фартук и отобрать вилы. Сдаётся мне, ему на самом деле года двадцать два, и он только что получил свою первую роль в «Драматическом театре». Чарли! – крикнул он. – Мы рассаживаемся по местам.

Миссис Шайни была дородная и глупая дама с большим носом и бюстом. Тед Гиззард был тощий и упрямый субъект, до того понаторевший в суконном языке речей и докладов, что на обыкновенном английском языке изъяснялся уже с трудом. Филип глядел, как все четверо занимают свои места по обе стороны от Бэртона Чидлуорта – принцесса рядом с Тедом Гиззардом, а Марлаграм рядом с миссис Шайни, и на душе у него тоже заскребли кошки. Правда, на вид девушка неотразима, но в том, что она до сих пор говорила, особого ума не видно. А этот коротышка Марлаграм, хоть ему уж, наверно, никак не меньше восьмидесяти, всё только подмигивает, трясёт головой, хихикает да потирает руки – этакий жизнерадостный маразматик!

– Добрый день! – сказал Чидлуорт, улыбаясь миллиону с четвертью домашних хозяек (не считая бесчисленных школьников, больных корью и свинкой). – Приглашаем вас снова принять участие в «Дискуссии у вас на экране». Справа от меня – давняя и популярная участница наших передач миссис Шайни. Как всем вам известно, миссис Шайни – председатель Гильдии домашних хозяек и хранительниц домашнего очага. Рядом с нею, на месте, обычно принадлежащем Джозии Хуки, который не совсем здоров, мистер… э-э… Марлаграм, готовый осветить интересующие нас вопросы в сельскохозяйственном аспекте, иначе говоря, с точки зрения деревни. Слева от меня – ещё один давний и не менее популярный участник наших передач Тед Гиззард. Тед Гиззард пользуется широкой известностью в тред-юнионистском движении: он генеральный секретарь профсоюза клепальщиков-паяльщиков и лудильщиков-точильщиков. А рядом с ним – ещё одно новое для вас лицо… на редкость приятное добавление к нашей компании (я думаю, мои слова не вызовут возражений)… принцесса Мелисента, ныне успешно подвизающаяся в Лондоне в качестве натурщицы.

– Нет, я просто ищу Сэма, – решительно объявила Мелисента. – Где он?

– После скажу, девочка, – ответил Марлаграм. – Хи-хи-хи!

– Да, да, – поспешил вмешаться Чидлуорт. – Это чрезвычайно интересная проблема, и, я надеюсь, мы ещё вернёмся к ней. А теперь, миссис Шайни… первый вопрос к вам. Одна из постоянных телезрительниц спрашивает: «Какие новые возможности следовало бы открыть перед женщиной?» Пожалуйста, миссис Шайни.

– Я буду говорить как домохозяйка и хранительница домашнего очага, – сказала миссис Шайни с неописуемой важностью, – ибо вам известно, что я возглавляю Гильдию домохозяек и хранительниц домашнего очага, самое крупное и самое влиятельное объединение домохозяек и хранительниц домашнего очага в нашей стране. Итак, как домохозяйка и хранительница домашнего очага я отвечаю: все без изъятия новые возможности должны быть предложены и открыты женщине и, главным образом, в её качествах домохозяйки и хранительницы домашнего очага.

– Прекрасно, – сказал Чидлуорт. – Большое спасибо, миссис Шайни. А теперь – Тед Гиззард.

– Резервируя своё суждение по поводу проблем, не являющихся предметом данной дискуссии, – начал Гиззард чрезвычайно медленно, – я думаю, что мог бы высказаться по этому частному вопросу без всякого предубеждения.

– Давай, шуруй! – закричал Марлаграм.

– …без всякого предубеждения, разумеется, – продолжал Гиззард, – и в то же время, беря на себя смелость говорить не только от лица клепальщиков-паяльщиков и лудильщиков-точильщиков, но и от имени всего тред-юнионистского движения в целом – в том виде, в каком оно существует на текущий момент. Итак, вот моё мнение – впрочем, я ещё не до конца уверен, выскажу ли я его… Или нет – выскажу: и да, и нет, – принимая в расчёт неоспоримый факт, что вместе с обстоятельствами меняется и существо дела.

– Замечательно! Благодарю вас, Тед Гиззард. Ну, а каково суждение деревни, как относится к этому важному вопросу сельское население, мистер Марлаграм?

– Молоко-яички-мёд, раз-два-три-четыре-пять, цап-царап да хвать-похвать, хлев-подойник-маслобойня, гуси-гуси, га-га-га, загоняй скорей корову, ну-ка, выгони быка. – Марлаграм сыпал словами с фантастической быстротой, лицо его было серьёзно и задумчиво. – В общем – нет, другой раз – да, особенно в апреле и сентябре, но все пятницы долой.

– Понятно, – сказал Чидлуорт, хотя ему, разумеется, ничего не было понятно. – Принцесса Мелисента, ваша очередь: о каких новых возможностях думаете вы?

– Я думаю о Сэме, – твёрдо сказала Мелисента.

– Его только что сунули в темницу, – сказал Марлаграм.

– В темницу?

– В самую что ни на есть глубокую… Хи-хи-хи! Но не тревожьтесь, всё обойдётся.

– Господин ведущий, – начала миссис Шайни, – надо отметить…

– Да, да… чрезвычайно интересно, – в полном смятении сказал Чидлуорт. – Вы хотите сказать, Мелисента, что Сэм даст вам новые возможности?

– Не смейте называть меня Мелисентой, – оборвала его принцесса. – Вы не входите в круг моих друзей.

– Как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – и как председательница…

– Не вмешивайтесь! – резко сказала Мелисента. – Магистр Марлаграм, вы уверены, что Сэм в темнице?

– К порядку ведения, господин Чидлуорт, – возгласил Тед Гиззард. – Насколько я могу судить, стоящий на повестке дня вопрос ни в коей мере не предполагает замены общего частностями и безличного личностями…

– Да, конечно, мы учтём ваше замечание, – поспешил откликнуться Чидлуорт. – Но теперь…

– Опять-таки к порядку ведения, мистер Чидлуорт, – взял слово Марлаграм. – Насколько я могу судить – хи-хи-хи! – сексуальная возбудимость не совместима с безграничным богатством физической конституции, благоприятствующей сложным и обильным словоизлияниям.

– Не уловил вашу мысль, – сказал Гиззард.

– Каковы ваши первые впечатления от Лондона, принцесса Мелисента? – спросил Чидлуорт, вытирая пот со лба.

– Если он невсамделишный, – сказала Мелисента серьёзно и убеждённо, – и вы всё это сами придумали, почему он у вас такой ужасно безобразный и шумный и почему все люди такие озабоченные, или сердитые, или грустные? Или, может, всё это – одно наваждение?

– Простите… как?

– Наваждение.

– Я тридцать лет участвую в тред-юнионистском движении, – сказал Гиззард, – и насколько я могу судить…

– Ох, да замолчите вы! – Мелисента повернула голову и увидела, что кресло Марлаграма опустело. Большая бурая крыса трусцой бежала по полу. – Магистр Марлаграм, магистр Марлаграм, куда же вы?

– Перемолвиться словечком с Сэмом. Хи-хи-хи!

– Возьмите меня с собой.

– Потом, моя девочка. Будьте в «Вороном коне» около шести. Хи-хи-хи!

– Хи-хи-хи! – отчаянным эхом отозвался Чидлуорт, почувствовавший (и не без оснований), что дискуссия вышла из-под его контроля. – Чрезвычайно, чрезвычайно интересно… и мы, конечно, пожелаем им всем удачи, удачи и ещё раз удачи.

– Разумеется, – подтвердил Гиззард.

– А теперь следующий вопрос. Наша телезрительница из Сэрбитона желает знать, не станет ли женщин в ближайшем будущем значительно больше, чем мужчин, и если да, то как именно это случится. Миссис Шайни, прошу вас.

– Говоря как домохозяйка, – сказала миссис Шайни, – а также от имени многих тысяч британских домохозяек, каждая из которых испытывает живое и глубокое чувство ответственности за наше ближайшее будущее, я отвечу: возможно – да, а возможно – и нет, но каким именно образом – сказать трудно. Вы согласны со мною, мистер Гиззард?

– Да – в ограниченном смысле и нет – в менее ограниченном и гораздо более широком смысле, хотя, заметьте, я бы не хотел высказываться категорически и безапелляционно. Но у нас в тред-юнионистском движении…

– По-моему, это глупости, – сказала Мелисента, поднимаясь с места. – Я ухожу. Прощайте.

По пути обратно в контору Филип Спенсер-Смит без передышки втолковывал Мелисенте, что её поведение во время передачи, по всей видимости, закроет перед Уоллеби, Диммоком, Пейли и Туксом двери телестудии на ближайшие два года. Но все мысли Мелисенты были заняты Сэмом, брошенным в темницу, и она даже не пыталась делать вид, будто слушает его. Филип сказал, что, прежде чем сообщить о случившемся Диммоку, он переговорит с Энн Датон-Свифт. Но Энн на месте не было, и где она – никто не знал. Пегги тоже на месте не было, и где она – никто не знал. А в довершение ко всему Диммок ушёл, и никто не видел когда.

– Ну, это уж слишком, – сказал Филип Мелисенте. – Сперва Сэм…

– Я знаю, где Сэм, – промолвила Мелисента печально. – Он в темнице, у нас в Перадоре. Вы разве не слышали, что говорила та крыса? Это ведь был магистр Марлаграм.

– Да, но, видно, мне это не запомнилось, – осторожно сказал Филип. – Интересно, здесь ли ещё доктор Джарвис.

Но, как выяснилось, доктор Джарвис сперва что-то долго и бессвязно объяснял насчёт шкафа, а потом отправился на приём к одному из коллег в психиатрическую клинику.

– Вам придётся повести меня в «Вороного коня», – сказала Мелисента.

– Ради Бога, – сказал Филип. – Как только там откроют, лапочка. Но нам незачем ходить так далеко, если вы просто хотите выпить.

– Нет, я не хочу выпить. Я хочу к Сэму.

– Но ведь вы сами сказали, что он у вас в темнице, хоть я и ума не приложу, как это понимать.

– Если я не пойду в «Вороного коня», я не смогу увидеться с Сэмом в темнице…

– Ах, пропади оно всё пропадом, прекратите вы когда-нибудь или нет? – закричал Филип, швыряя эскиз рекламного плаката для «Маминого пусика» в дальний угол комнаты.

Мелисента разрыдалась.