Онлайн чтение книги Три яхты The Three Cutters
V. Переодевание

— Ну, Корбет, кажется, что дела наши устроены, — сказал Пиккерсджилль. — Но теперь дела в сторону; надо позабавиться. Мне кажется, Корбет, что вот это платье будет тебе впору, а костюм того красивого молодца, который говорил со мною, придется мне; переоденемся и пойдем завтракать к дамам.

Пиккерсджилль надел платье Готена, а Корбет — Оссультона. Позвал буфетчика, который, разумеется, не посмел ослушаться; он явился, дрожа как лист.

— Буфетчик, ты отнесешь это платье вниз, — сказал Пиккерсджилль. — И заметь, братец, что теперь я командую яхтой; пока я здесь, ты должен отдавать мне то же почтение, как лорду Бломфильду, и, говоря со мною, обращаться ко мне, как к пэру Соединенных Королевств. Приготовь обед и завтрак и помни, чтобы все было так же хорошо, как при твоем прежнем господине. Я ни за что не допущу, чтобы дамы имели малейший повод к неудовольствию и чтобы они обедали или завтракали не так роскошно, как прежде. Ты передашь мои приказания повару, а теперь, зная мои желания, позаботься, любезнейший, чтобы все было исполнено в точности. Если ты вздумаешь не повиноваться, не забудь, что мои люди здесь и что мне стоит только поднять кверху палец, и ты за бортом. Совершенно ли ты меня понял?

— Да, сэр, — ответил, запинаясь, буфетчик.

— Сэр? А что я тебе сейчас говорил? Я — милорд, понимаешь?

— Да, милорд.

— Скажи мне, чье платье надел этот господин?

— Господина… господина Оссультона, кажется, сэр… милорд… извините-с.

— Хорошо, в таком случае не смей называть его иначе, как господином Оссультоном.

— Слушаю, милорд! — И буфетчик, возвратившись в свою каюту, должен был выпить две рюмки водки, чтобы не упасть в обморок.

— Кто они таковы? Что они, мистер Меддокс? — вскричала горничная, заливаясь слезами.

— Пираты… необузданные… свирепые… кровожадные пираты! — ответил буфетчик.

— Ох! — вскричала горничная. — Что будет с нами, бедными, беззащитными женщинами!

Она побежала в каюту и сообщила там роковую весть. Дамы находились в весьма незавидном положении. Старшая мисс Оссультон нюхала спирты и соли, мучимая неизвестностью и оскорбленной гордостью; мистрисс Лессельс плакала потихоньку; мисс Сесилия была печальна. Ее маленькое сердце билось от страха и опасений. Как вдруг вбежала горничная.

— О миледи! О мисс! Ах, мистрисс Лессельс! Мы погибли! Я узнала все… Это необузданные, свирепые, кровожадные пираты!

— Милосердное небо! — вскричала старая дева. — Но я уверена, что они не решатся…

— Ах, ма-ам, они решатся на все! Они сейчас хотели выбросить в море буфетчика, перерыли все чемоданы, оделись в лучшее платье наших господ… Капитан их сказал буфетчику, что он лорд Бломфильд и что, если тот осмелится называть его иначе, он разрежет его горло от уха до уха; а если повар не изготовит им хорошего обеда, злодей этот отрежет ему правую руку и заставит его самого съесть ее без соли и перца!

Старая мисс Оссультон впала в истерический припадок. Мистрисс Лессельс и мисс Сесилия бросились к ней на помощь. Молоденькая мисс не забыла, однако же, вежливости Пиккерсджилля, когда он вступал во владение яхтой, и потому она не вполне верила рассказам горничной, хотя страх за себя и за отца сильно ее тревожил. Приведя в чувство тетку, мисс Сесилия надела шляпку, лежавшую на софе.

— Куда ты, моя милая? — спросила мистрисс Лессельс…

— Наверх, — ответила мисс Сесилия. — Я хочу, я должна говорить с этими людьми.

— Боже праведный! Куда ты идешь?.. Стой! Разве ты не слыхала, что говорила Лиза?

— Слышала, тетушка. Но я не могу долее ждать.

— Не выпускайте ее!.. Они ее убьют! Они ее… Она с ума сошла!

Но Сесилию никто не останавливал, и она преспокойно вышла из каюты. Поднявшись по лестнице, она увидела Джека Пиккерсджилля и Корбета, прохаживающихся взад и вперед но палубе; один из смогглеров стоял у руля, прочие расселись по палубе; словом, все было в том же порядке и так же тихо и спокойно, как прежде. Только что Сесилия показалась, Джек снял шляпу и поклонился ей весьма вежливо.

— Я не знаю, с кем имею честь говорить, мисс, ко мне чрезвычайно лестно видеть знак вашего доверия. Вы видите — и смею вас уверить, что вы не ошибаетесь, — вы изволите видеть, что мы не лютые звери.

Сесилия взглянула на Пиккерсджилля более с удивлением, нежели со страхом. Платье Готена было ему совершенно впору; он казался весьма ловким и красивым мужчиной и не имел ничего разбойничьего в своей физиономии; вместе с тем, подобно Корсару Байрона, он был «полужесток, полунежен». Она не могла удержаться от мысли, что встречала на лондонских балах и в модных собраниях людей гораздо менее comme it faut, нежели свирепый, кровожадный пират.

— Я осмелилась прийти сюда, сэр, — произнесла мисс Сесилия нетвердым голосом, — просить, как милости, чтобы вы объявили мне ваши намерения насчет яхты и насчет дам.

— В таком случае позвольте вас еще раз поблагодарить за ваше доверие. План мой уже составлен, и я буду отвечать вам чистосердечно. Но вы дрожите… позвольте вам предложить стул. Чтобы устранить ваши опасения, я буду говорить коротко и ясно. Судно это я намерен возвратить тем, кому оно принадлежит, со всеми вещами, какие на нем находились до моего прибытия и которые будут свято сохранены. Что касается вас, мисс, и прочих дам, даю вам честное слово, что вам опасаться совершенно нечего. С вами будут обращаться с полным уважением, особы ваши неприкосновенны, и через несколько дней вы соединитесь с вашими родными и друзьями. В исполнении этого я вам клянусь всем, что только есть для меня священного в этой жизни, но хочу еще прибавить несколько условий, которые, впрочем, будут не слишком строги.

— Но, — ответила Сесилия, почти совершенно оправившись, потому что Пиккерсджилль стоял подле нее с самым почтительным видом, — но вы, если я не ошибаюсь, капитан контрабандистов?.. Сделайте милость, ответьте мне еще на один вопрос: что сталось с лордом Бломфильдом и его спутниками? Он мой отец.

— Я оставил вашего батюшку в его собственной шлюпке, не тронув никого из них, благородная мисс, но я отнял у них весла.

— Так он погибнет! — закричала Сесилия, закрывая глаза платком.

— О нет, он теперь уж, вероятно, на берегу. Я только отнял у него средство помочь таможенному тендеру овладеть мною, но не лишил возможности добраться до берега. Не всякий бы это сделал после того, чему он хотел подвергнуть меня и моих товарищей.

— Я просила его не ездить! — сказала Сесилия. — Я говорила ему, что это нехорошо и что ему не за что ссориться со смогглерами.

— Благодарю вас и за это, — ответил Пиккерсджилль, — и теперь, мисс… Извините, я не имею чести знать фамилии вашего батюшки.

— Оссультон, — сказала мисс Сесилия, глядя на Пиккерсджилля с возрастающим удивлением.

— Так, с вашего позволения, мисс Оссультон, я хочу вас сделать моей поверенной. Извините, что я так свободно выражаюсь, но это только потому, что я хочу совершенно уничтожить ваш страх и ваше недоумение. Я должен вас предуведомить, что не могу дозволить объявить мои намерения всем, находящимся здесь на судне. Я чувствую, что могу ввериться вам, потому что вы отважны, а где отважность, там всегда можно найти и прямодушие. Осмеливаюсь спросить вас, будете ли вы столь снисходительны, что согласитесь хранить мою тайну?

Сесилия подумала. Мысль быть поверенной контрабандиста, «пирата», останавливала ее, но подробное знание его намерений, хоть и нельзя будет открыть их никому, могло быть для нее важным. Не удастся ли несколько смягчить его? Хуже ничего не могло случиться. Следовательно, есть надежда, что ее положение изменится к лучшему, и в этом не было ни малейшего сомнения. Вежливость Пиккерсджилля внушила ей доверие; и хотя он попирал законы своего отечества, однако же в глазах ее был человек весьма почтенный, потому что знал законы светских приличий. Маленькая мисс Сесилия, как вы это уже заметили, имела много смелости, и она решилась ответить.

— Если секрет, которого вы требуете, не навлечет никому зла и меня не поставит в неловкое положение, я согласна.

— Я не в состоянии оскорбить мухи, мисс Оссультон, разве только для своей собственной защиты, и столько питаю уважения к вам, что не осмелюсь употребить во зло вашей снисходительности. Позвольте мне быть чистосердечным, тогда вы, может быть, увидите, что другие на моем месте поступили бы совершенно так же, не показав и половины моей уверенности. Батюшка ваш, безо всякого права, вздумал вмешиваться в мои дела; я мог быть взят, заключен в тюрьму, осужден, выслан из отечества, может быть, лишен жизни. Я не намерен защищать смогглерства; довольно, если я скажу, что есть известные наказания за нарушение известных законов и что я рискую им подвергнуться. Лорд Бломфильд не был уполномочен правительством предупреждать ввоз некоторых товаров, он сделал это самовольно; и если бы я выбросил в мора его и всех его спутников, то был бы совершенно прав, потому что каждому позволено защищаться, и в подобных случаях именно так и делается. Ваш батюшка превратил свою яхту в таможенного ползуна; не удивляйтесь же, если я из нее сделаю смогглера и ваших кавалеров пожалую в контрабандисты. Я уже нарядил их в смогглерскую одежду и отправил на моей «Удаче» в Шербург, они выйдут там на берег в безопасности. Сам я, со своим товарищем, оделся, как вы видите, для шутки в их костюмы. Цель моя, во-первых, свезти свой груз, который теперь здесь, в Англию, а во-вторых, отомстить вашему батюшке и его приятелям за их злые намерения тем, что я займу их место и наслажусь один удовольствиями катания по морю с их дамами и на их яхте. Собственность милорда, как я сказал, священна; я буду только распоряжаться как хозяин его съестными припасами и винами; но все эта не доставит мне еще ни малейшего удовольствия, если находящиеся здесь дамы не будут сидеть за одним со мною столом, как они сидели с вашим батюшкой и; его друзьями.

— Я не думаю, чтобы они на это согласились, — сказала мисс Сесилия.

— А я, напротив, уверен в этом. От этого будет зависеть не только освобождение яхты и их самих, но даже их дневная пища. Я представляю вам самим решить, не лучше ли согласиться для общего блага? Я уполномочиваю вас, сударыня, объявить прочим дамам, что каковы бы ни были их поступки, они будут совершенно безопасны от грубости и насилия, но я не ручаюсь, чтобы они не проголодались, ежели, при всей моей вежливости, они будут так неблагодарны, что откажутся удостоить меня своего общества.

— Так вы хотите голодом принудить нас к повиновению?

— Разумейте это, сударыня, как вам угодно, но я вам замечу только то, что на вежливость между людьми благовоспитанными должно отвечать вежливостью и что такого человека, как я, не благоразумно оскорблять грубостями.

— Вы очень убедительны, — сказала мисс Сесилия. — Что касается меня, то я готова пожертвовать всем, чтобы избавить батюшку от малейшей неприятности. С вашего позволения, я пойду в каюту успокоить наших спутниц; тайна ваша будет сохранена, но я должна вам сказать, что, по моим летам, не имею никакого влияния на тех, кто меня старше, прошу на меня не гневаться, если убеждения мои будут отвергнуты. Могу ли я сообщить ваши намерения одной замужней даме, которая находится здесь на судне?.. Замужней женщине? Тогда, может быть, требования ваши будут исполнены… чего я от всей души желаю только для того, чтобы как можно скорее увидеть батюшку и родных.

— И избавиться от моего общества, — заметил Пиккерсджилль с ироничной улыбкой. — Без малейшего сомнения, я согласен. Но я забыл сказать вам еще об одном: я желаю доставить себе и вам маленькое удовольствие особенного рода. Вы будете меня ненавидеть, но это не помешает вам участвовать в общей потехе. Как вы нас отрекомендуете своим дамам? Вы не должны знать наших имен, это могло бы впоследствии повлечь за собою разные неудобства… Прежде чем вы сойдете вниз, позвольте, сударыня, представить вам моего друга, господина Оссультона, — прибавил Пиккерсджилль, показывая на Корбета, который снял шляпу и вежливо поклонился.

Мисс Сесилия не могла удержаться от улыбки.

— И, — продолжал Пиккерсджилль, — приняв командование яхтой вместо вашего батюшки, мне необходимо принять и его имя. Пока я здесь, я лорд Бломфильд, позвольте вам отрекомендоваться под этим именем. Иначе называть меня нельзя, и я решительно не позволяю. Вы можете быть уверены, мисс Оссультон, в моей отеческой нежности и желании доставить вам всевозможное удовольствие.

Если бы Сесилия дала полную волю своим чувствам, она бы расхохоталась, как безумная, но это было бы слишком неприлично. Забавность случая ободрила ее еще более, и она довольно весело спустилась в каюту.

Мисс Оссультон и мистрисс Лессельс ожидали возвращения Сесилии с величайшим нетерпением; они не знали, что думать о ее продолжительном отсутствии, а сами не осмеливались выйти на палубу. Мистрисс Лессельс хотела было идти, рассчитывая, что если эти морские разбойники в самом деле так неукротимы, свирепы и кровожадны, как говорила Лиза, та чем скорее их неукротимость, свирепость и кровожадность совершатся, тем лучше, но мольбы и крики старой Оссультон остановили ее. Спокойный вид, с каким посланница «Корсара» вошла в каюту, ободрил вдову; тетка бросилась на шею Сесилии и, всхлипывая, едва могла выговорить:

— Что они с тобой сделали, моя бедная, бедная Сиси?

— Ничего, тетушка, — ответила мисс Сесилия, — Какие они разбойники!.. Да они совсем не разбойники! Капитан чрезвычайно вежлив и говорит, что с нами будут обращаться с уважением, если только мы будем исполнять его приказания; если же нет…

— А если нет, так что? — вскричала старая дева, хватая свою племянницу за руку.

— Он уморит нас голодом и не выпустит отсюда.

— Боже, умилосердись над нами! — вскричала мисс Оссультон с новым всхлипыванием.

Сесилия подошла к мистрисс Лессельс и сообщила ей потихоньку все, что узнала. Вдова убедилась, что им, действительно, нечего опасаться грубостей и обид, и, продолжая разговаривать о происшествии, обе они наконец рассмеялись. Идея, что все эти изнеженные франты превращены в смогглеров, казалась им до такой степени забавной, что они не могли не хохотать. Сесилия и очень рада была не открывать ничего своей надменной тетке: ей хотелось напугать мисс Оссультон до такой степени, чтобы та навсегда лишилась охоты кататься на яхте вместе с нею, а мистрис Лессельс радовалась случаю помучить старую деву за многие свои обиды. Она особенно хотела полюбоваться на нового лорда Бломфильда и нового мистера Оссультона. Между тем, они еще не завтракали, и теперь, когда ужас их уже прошел, чувствовали себя препорядочно голодными. Лиза отправлена была к буфетчику с поручением достать чаю и кофе, и передала дамам ответ, что завтрак готов и его светлость лорд Бломфильд изволит ждать их.

— Нет, нет, — сказала мистрисс Лессельс. — Я не пойду, не познакомившись с ним наперед.

— И я также не пойду, — сказала Сесилия. — Я напишу ему. Мы получим завтрак сюда.

Она написала карандашом следующее: «Мисс Сесилия Оссультон, свидетельствуя свое почтение лорду Бломфильду, имеет честь уведомить, что дамы чувствуют себя не совершенно здоровыми после тревоги утра; они надеются, что его светлость извинит их, если они не придут разделить с ним завтрака, но будут иметь честь встретить милорда за обедом или, прежде этого времени, на палубе».

Милорд не замедлил ответом, и буфетчик явился с завтраком в дамскую каюту.

— Что, Меддокс? — спросила мисс Сесилия. — Каково ты ладишь со своим новым господином?

Буфетчик посмотрел, заперта ли дверь, и ответил отчаянным голосом:

— О, мошенник, велел изжарить к обеду половину всех наших куропаток и два раза грозился бросить меня в море!

— Ты должен ему повиноваться, или он в самом деле это сделает. Пираты — ужасные люди. Будь внимателен и служи ему так же, как моему отцу.

— Хорошо, хорошо, мисс, я буду ему служить, только придет же и наше время. Это просто разбой, и я охотно пройду пешком пятьдесят миль, чтобы видеть его на виселице.

— Буфетчик! — закричал Пиккерсджилль из каюты.

— Боже мой! Неужели он меня слышал?.. Как вы думаете, сударыня, слышал ли он?

— Перегородка очень тонкая, а ты говорил громко, — сказала мистрисс Лессельс. — Ступай к нему скорее.

— Простите, мисс!.. Простите, сударыня!.. Я, может быть, вас больше не увижу, — проговорил Меддокс, дрожа всеми членами и спеша явиться на грозный зов.

Старая мисс Оссультон не дотрагивалась до завтрака, но Сесилия и мистрисс Лессельс ели с большим аппетитом.

— Как неприятно сидеть здесь взаперти! — сказала мистрисс Лессельс. — Пойдем наверх, Сесилия.

— Вы меня оставляете? — вскричала старая мисс Оссультон.

— При вас останется Лиза, тетушка. Мы идем убеждать этих тиранов, чтобы они нас высадили на берег или убили.

Мистрисс Лессельс и мисс Сесилия надели шляпки и вышли на палубу. Лорд Бломфильд поклонился весьма вежливо и просил быть представленным прекрасной вдове; потом он подвел дам к стульям и вступил с ними в разговор о разных предметах, который в глазах Сесилии и ее подруги имел прелесть новизны. Его светлость рассказывал о Франции, описывал ее города, показывал им различные мысы, заливы, деревни, мимо которых они тогда проходили, и приправлял все это остроумными шутками и забавными анекдотами. Не прошло двух часов, как дамы, к крайнему своему удивлению, увидели себя увлеченными приятной и разнообразной беседой капитана контрабандистов и часто от души смеялись его остротам. Они одушевились смелостью и вполне поверили, что его единственное намерение было выгрузить свои кружева, отомстить за себя и посмеяться. Ни одно из этих трех преступлений не кажется уголовным в глазах прелестного пола, а Джек был красивый мужчина с отличными манерами и умел искусно завести и поддержать разговор; кроме того, ни он, ни Корбет не обращались к дамам иначе, как с величайшей почтительностью.

— Помните, милорд, — сказала ему наконец вдова, — что вы внушили нам доверие к себе вашим честным словом.

— Так вы делаете мне честь верить моему слову?

— Я вам не верила, пока вас не увидела, — ответила мистрисс Лессельс. — Но теперь я твердо убеждена, что вы сдержите свое слово.

— Вы поощряете меня к этому, сударыня, — сказал Пиккерсджилль, кланяясь. — Мне было бы чрезвычайно прискорбно потерять ваше одобрение, а тем более сделаться его недостойным.

Дела на яхте шли как нельзя лучше.