Онлайн чтение книги Трагедия Зет The Tragedy of Z
Глава 8. DEUS EX MACHINA

В моих размышлениях о деле приобрел необычайные пропорции один фактор — таинственное отсутствие брата жертвы. Мне казалось, что Хьюм, в числе прочих небрежностей, уделяет слишком мало внимания непостижимой неуловимости доктора Фосетта. Я уже продумала план действий относительно этого джентльмена, чье поведение интересовало меня все больше.

Возможно, я со своей стороны уделяла этому слишком много внимания. Когда доктор Фосетт наконец появился на сцене, равнодушие окружного прокурора к его местопребыванию казалось оправданным. И все же я чувствовала, что этот тип не так прост, и, проведя короткое время в его компании, согласилась с отцом, что подозрения Илайхью*Клея, вероятно, имеют под собой основания.

Доктор Фосетт объявился в понедельник вечером, спустя два дня после нашей разочаровывающей беседы с Аароном Доу. День прошел без особых событий, и отец информировал старшего Клея, что намерен бросить это дело. Все следы вели в тупик. Не было никаких документальных подтверждений виновности доктора, и, хотя несколько гипотез отца, казалось, сулили результаты, расследование ничего не давало.

Впервые мы узнали о возвращении доктора Фосетта от Илайхью Клея за ленчем в понедельник.

— Мой партнер вернулся сегодня утром, — сообщил он.

— Что? — рявкнул отец. — Почему же мне не дали знать Хьюм или эта обезьяна Кеньон? Когда вы об этом услышали?

— Несколько минут назад — вот почему я примчался домой на ленч. Фосетт звонил мне из Лидса.

— Что он сказал? Как он воспринял новости? Где он был?

Клей покачал головой с усталой улыбкой:

— Не знаю. Он не казался убитым горем. Сказал, что звонит из офиса Хьюма.

— Я хочу повидать этого типа, — буркнул отец. — Где он сейчас?

— Вам очень скоро представится возможность. Он придет сюда сегодня вечером обсудить ситуацию. Я не сказал ему, кто вы, но упомянул, что у меня гости.

Предмет этого разговора появился в доме Клеев вскоре после обеда. Он приехал в роскошном лимузине, который отец саркастически назвал «растратой денег налогоплательщиков». Шофером был крутой парень с носом боксера — с первого взгляда я пришла к выводу, что в его обязанности входит не только возить, но и охранять своего босса.

Доктор Фосетт оказался высоким бледным мужчиной, обладавшим заметным сходством с покойным братом, а в качестве отличительных признаков — крепкими желтыми зубами, лошадиной улыбкой и черной редкой бородкой клинышком. От него пахло табаком и дезинфицирующими средствами — причудливый политико-медицинский аромат, который не добавлял ему шарма. Мне он показался старше сенатора, и позже я узнала, что это правда. В нем было нечто крайне неприятное, и меня бы не удивило, если бы человек его типа оказался провинциальным Макиавелли.[32]Макиавелли, Никколо (1469–1527) — итальянский политический мыслитель, признававший допустимость использования любых средств ради укрепления государства. Вспоминая столь же неприятное впечатление, произведенное на меня Руфусом Коттоном — политическим боссом оппозиции, — я сочувствовала добрым людям округа Тилден, которые оказались между молотом и наковальней.

Когда Илайхью Клей представил его мне и он стал пристально меня разглядывать, я подумала, что не доверила бы свое здоровье подобному медику за все золото христианского мира. У доктора Фосетта была скверная привычка облизывать губы кончиком языка, что, как я знала по печальному опыту, является безошибочным признаком определенных мыслей. А справиться с ним было бы нелегко даже самой ловкой женщине — такой воспользуется любым преимуществом, и никакие соображения морали и щепетильности его не остановят.

«Будь осторожна, Пейшнс Тамм, — предупредила я себя. — Тебе лучше изменить свой план».

Прекратив просвечивать меня рентгеновским взглядом, доктор Фосетт повернулся к остальным и снова превратился в потрясенного родственника жертвы. Впрочем, выглядел он по-настоящему изможденным. Мне казалось, что при взгляде на отца — которого Клей представил как «мистера Тамма» — в его глазах мелькнуло подозрение, но оно было мимолетным, и в дальнейшем он в основном обращался к своему партнеру.

— Я провел ужасный день с Хьюмом и Кеньоном, — сказал доктор Фосетт, дергая себя за остроконечную бородку. — Вы не представляете, Клей, как это меня потрясло. Убийство! Какое варварство…

— Конечно, — кивнул Клей. — И вы ничего не знали об этом, пока не вернулись сегодня утром?

— Абсолютно ничего. Мне следовало сказать вам на прошлой неделе, куда я собираюсь, но я и представить не мог… Понимаете, я был оторван от цивилизации, не читал газет… Должно быть, этот Доу — просто маньяк!

— Так вы его не знаете? — осторожно спросил отец.

— Разумеется, нет. Хьюм показал мне письмо, найденное на столе Джоэла, вернее… — Он быстро закусил губу, поняв, что допустил оплошность. — Я имел в виду письмо, обнаруженное в сейфе Джоэла в его спальне наверху. Повторяю, я был потрясен. Шантаж! Невероятно. Уверен, что здесь какая-то чудовищная ошибка.

Выходит, он знал и Фанни Кайзер, подумала я. Письмо… Его мысли были заняты не карандашными каракулями Доу, а запиской брата к этому фантастическому созданию. Теперь я чувствовала, что не все эмоции доктора Фосетта притворны — в словах ощущалась фальшь, но его явно что-то грызло. Взгляд у него был загнанным, как будто он сидел под дамокловым мечом, наблюдая, как слабеет волос.[33]Согласно греческому преданию, сиракузский тиран Дионисий I предложил на один день престол своему фавориту Дамоклу, считавшему Дионисия счастливейшим из смертных. В разгар пира Дамокл увидел над головой обнаженный меч, висевший на конском волосе, и понял призрачность благополучия тирана. В переносном смысле дамоклов меч — постоянная угроза.

— Должно быть, вы очень расстроены, доктор Фосетт, — мягко сказала я. — Могу представить, что вы чувствуете. Убийство… — Я содрогнулась.

Он снова окинул меня взглядом — на сей раз явно с личным интересом — и опять облизнул губы, как усатый злодей в старой мелодраме.

— Благодарю вас, дорогая моя, — отозвался он негромким голосом.

Отец беспокойно пошевелился.

— Должно быть, этот Доу что-то знал о вашем брате, — заметил он.

Загнанный взгляд вернулся, и доктор Фосетт позабыл обо мне. Нетрудно было понять, что кошмарным призраком в этом деле служит тощий старый заключенный окружной тюрьмы Лидса. С Фанни Кайзер, очевидно, связано что-то другое. Но почему доктор Фосетт боялся Доу? Какой властью могло обладать это жалкое существо?

— Хьюм действовал очень энергично, — промолвил Клей, рассматривая прищуренными глазами кончик своей сигары.

Доктор Фосетт небрежно махнул рукой:

— Да-да. Хьюм славный человек, хотя немного заблуждается в своих политических убеждениях. Слишком плохо, когда людям приходится делать капитал на чужих трагедиях. Газеты утверждают, что он использует убийство моего брата как повод для улучшения своих политических шансов. Убийство прибавит ему голосов… Но это не важно.

— Кажется, Хьюм уверен, что Доу виновен, — произнес отец тоном человека, всего лишь повторяющего услышанное.

Врач выпучил глаза:

— Естественно! А разве в этом есть какие-то сомнения?

Отец пожал плечами:

— Ходили всякие разговоры. Я мало об этом осведомлен, но некоторые из горожан считают, что беднягу подставили.

— Вот как? — Доктор Фосетт снова закусил губу и нахмурился. — Мне это не приходило в голову. Конечно, я хочу отомстить за брата, но в то же время мы не должны позволять нашим низменным инстинктам препятствовать правосудию. — Этот человек произносил напыщенные фразы с натренированностью опытного демагога. — Надо этим заняться. Я поговорю с Хьюмом…

У меня на языке вертелась дюжина вопросов, но взгляд отца остановил меня, веля держаться на заднем плане.

— А теперь, — сказал доктор Фосетт, вставая, — если вы извините меня, Клей, старина, и вы, мисс Тамм… — Он снова окинул меня взглядом. — Надеюсь, я буду иметь удовольствие повидать вас — наедине, — добавил он вполголоса, легонько сжав мою руку. — Как вы понимаете, я страшно потрясен… К тому же я должен вернуться, у меня много дел… Завтра я буду в каменоломнях. Клей, и мы сможем поговорить.

Когда его автомобиль отъехал, Илайхью Клей обратился к отцу:

— Ну, инспектор, что вы думаете о моем партнере?

— Я думаю, что он мошенник.

Клей вздохнул:

— Я надеялся, что мои подозрения необоснованны. Интересно, почему он пришел сюда?

— Я объясню вам, почему он приходил, — проворчал отец. — Где-то — вероятно, в офисе Хьюма — он почуял, кто я на самом деле и чем тут занимаюсь.

— Вы так думаете?

— Да. Он пришел взглянуть на меня. Вероятно, это всего лишь подозрение.

— Все равно это плохо, инспектор.

— Плохо, но будет гораздо хуже, — мрачно откликнулся отец. — Мне очень не нравится этот субъект.

* * *

Той ночью мне снились кошмарные монстры, забирающиеся в мою кровать, и каждый из них обладал бородкой клинышком и лошадиной усмешкой. Я была рада, когда наступило утро.

После завтрака мы с отцом сразу же отправились в окружную прокуратуру.

— Скажите, — резко осведомился отец, прежде чем Хьюм успел поздороваться с нами, — вы вчера просветили Айру Фосетта относительно моей подлинной личности?

Хьюм уставился на него:

— Я? Конечно нет. Разве он знает, кто вы?

— Этот тип знает все. Вчера вечером он явился к Клею, и, судя по тому, как он на меня смотрел, шило в мешке не утаили.

— Хмм. Полагаю, это Кеньон.

— Он тоже на жалованье у Фосетта, а?

Окружной прокурор пожал плечами:

— Во мне слишком много от юриста, чтобы я делал подобные заявления даже в приватном разговоре. Но вы сами можете приходить к выводам, инспектор.

— Папа, не будь злюкой, — вмешалась я. — Мистер Хьюм, что произошло здесь вчера, если вы не возражаете выдать государственную тайну?

— Очень мало, мисс Тамм. Доктор Фосетт притворился потрясенным смертью брата, о которой ничего не знал, и так далее. Никакого вклада в наше расследование он не внес.

— Он сообщил вам, где провел уик-энд?

— Нет. И я не допытывался.

Я с усмешкой посмотрела на отца:

— Женщина, а, инспектор?

— Ш-ш, Пэтти!

— У нас был довольно бурный разговор, — мрачно заметил Хьюм. — И я установил за ним наблюдение. Как только он вышел из моего офиса, то сразу отправился на тайное совещание со своими стряпчими по темным делам. Наверняка они готовят какую-то пакость. После смерти сенатора Фосетта им придется действовать быстро, чтобы исправить вред…

Отец махнул рукой:

— Простите, Хьюм, но меня не беспокоят ни ваши, ни его политические неприятности. Он что-то знал о фрагменте сундучка?

— Говорит, что нет.

— А он знает Доу?

Хьюм ответил не сразу.

— Да, и это очень любопытно. Не то чтобы это разрушало дело против Доу, — поспешно добавил он. — Скорее наоборот.

— Что именно произошло?

— Ну, мы повезли доктора Фосетта в окружную тюрьму взглянуть на Доу…

— И?..

— И — несмотря на то, что утверждает наш почтенный медик, — он знает Доу — я в этом уверен. — Хьюм стукнул кулаком по столу. — Между ними пробежала искра. Черт возьми, можно подумать, что они вступили в заговор молчания. У меня сложилось четкое впечатление, что в интересах обоих о чем-то помалкивать.

— По-моему, мистер Хьюм, вы впадаете в метафизику, — заметила я.

Он выглядел смущенным.

— Обычно я не придаю особого значения таким вещам. Но Фосетт не только знает, но и ненавидит Доу. И более того, боится его… Что касается Доу, я уверен, что краткий разговор с доктором подал ему надежду. Странно, не так ли? Но он явно приободрился.

— Ну, об этом не мне судить, — проворчал отец. — Между прочим, каковы результаты вскрытия, произведенного доктором Буллом?

— Ничего нового. Подтвержден первоначальный диагноз.

— А как поживает Фанни Кайзер?

— Она вас интересует?

— Чертовски. Эта женщина что-то знает.

Хьюм откинулся на спинку стула.

— У меня есть свои идеи насчет Фанни. Она тоже держит язык за зубами — я ничего не смог из нее вытянуть. Но я уверен, что на днях мы преподнесем ей сюрприз.

— Копаетесь в бумагах сенатора?

— Может быть.

— Продолжайте копаться, юноша, и в один прекрасный день вы станете президентом Соединенных Штатов. — Отец поднялся. — Пошли, Пэтти.

— Один вопрос, — медленно сказала я.

Хьюм с улыбкой посмотрел на меня.

— Вы уже проверили все детали преступления, мистер Хьюм?

— Что вы имеете в виду, мисс Тамм?

— Например, отпечаток ноги перед камином. Вы сравнили его с ботинками и комнатными туфлями самого сенатора Фосетта?

— О да! Он не принадлежал сенатору. Его шлепанцы слишком широкие, а ботинки слишком большие.

Я облегченно вздохнула.

— А вы проверили обувь Доу?

Хьюм пожал плечами:

— Моя дорогая мисс Тамм, мы проверили все. Пожалуйста, не забывайте, что отпечаток не особенно четкий. Его вполне мог оставить Доу.

Я натянула перчатки.

— Идем, папа, пока я не затеяла спор. Мистер Хьюм, если оба отпечатка — на коврике и в камине — оставил Аарон Доу, я съем вашу шляпу на Мейн-стрит.

* * *

Вспоминая теперь странное дело Аарона Доу, я вижу, что оно прошло приблизительно три стадии развития. И хотя тогда я не могла сказать, в каком направлении оно движется, на данном этапе мы приближались к концу первой фазы с быстротой, на какую я не осмеливалась надеяться.

Впрочем, я не могу утверждать, что это ускорение было полной неожиданностью. Подсознательно я была готова к нему более чем наполовину.

После ночи в кабинете убитого я собиралась спросить отца про Кармайкла. Как я уже отмечала, отец был явно удивлен, когда Кармайкл впервые вошел в кабинет, и у меня создалось впечатление, что он тоже узнал отца. Не знаю, почему я не осуществила свое намерение, — возможно, возбуждение, вызванное последующими событиями, вытеснило его у меня из головы. Но сейчас я понимаю, что Кармайкл и его подлинная личность с самого начала привлекли внимание отца — он приберегал секретаря, как козырную карту в рукаве…

Мне напомнили о Кармайкле спустя несколько дней, когда все казалось безнадежно запутанным. Джереми сидел на крыльце, держа меня за лодыжку и распространяясь о ее стройности, когда отца позвали к телефону в кабинет Илайхью Клея. Он вышел оттуда в состоянии крайнего возбуждения и оторвал меня от Джереми.

— Пэтти, — шепнул отец, — мне только что звонил Кармайкл!

Я мигом вспомнила о секретаре.

— Господи! Я ведь собиралась спросить тебя о нем. Кто он такой?

— Сейчас не время. Я должен встретиться с ним в придорожном ресторане за пределами Лидса. Быстро одевайся.

Нам удалось отделаться от Клеев под каким-то нелепым предлогом — кажется, отец сказал, что ему позвонил старый друг, — и мы, позаимствовав одну из машин Клея, отправились на рандеву с Кармайклом. Несколько раз мы сбивались с пути и, когда выехали на правильную дорогу, буквально сходили с ума от любопытства.

— Ты удивишься, — сказал отец, сидя за рулем, — узнав, что Кармайкл — правительственный агент.

Я уставилась на него:

— Боже, это уже чересчур! Неужели из секретной службы?

Отец усмехнулся:

— Федеральный детектив, прикомандированный к министерству юстиции в Вашингтоне. Я встречал его несколько раз. Один из лучших оперативников. Я узнал его, как только он вошел в кабинет Фосетта, но не хотел его выдавать. Мне казалось, что если он маскируется под секретаря, то не поблагодарит меня за разоблачение.

Ресторан находился в стороне от главного шоссе и был почти пуст в этот ранний час. Отец попросил отдельный кабинет, и по понимающей ухмылке на лице метрдотеля было очевидно, что он классифицировал нас как одну из американских влюбленных пар, предпочитающих встречаться в уединенных местах, где присутствие седого старика в компании девушки, годящейся ему в дочери, не вызывает удивления. Нас проводили в изолированную комнату, и отец усмехнулся:

— Нет, Пэтти, я не собираюсь закусывать.

После этого в комнату проскользнул Кармайкл и запер за собой дверь.

— Убирайтесь! — рявкнул отец, когда постучал официант, вызвав у последнего усмешку.

Отец и Кармайкл обменялись рукопожатиями, после чего Кармайкл отвесил мне поклон.

— Вижу по выражению вашего лица, мисс Тамм, что этот старый нечестивец рассказал вам, кто я такой.

— Значит, вы Кармайкл из Королевских конных… я имею в виду из секретной службы! — воскликнула я. — Потрясающе! Я думала, такие люди существуют только в романах Оппенхайма.[34]Оппенхайм, Эдуард Филлипс (1866–1946) — английский писатель, автор авантюрных романов.

— Мы существуем, — печально вздохнул он, — но ведем далеко не такую интересную жизнь, как ребята из книг. Ну, инспектор, я спешу — умудрился ускользнуть на час.

Теперь в его поведении ощущалась уверенность и даже веяло вроде бы… опасностью. Романтическая сторона моей натуры отозвалась обычным образом. Глядя на его коренастую фигуру и невзрачное лицо, словно не имеющее возраста, я с трудом удержалась от вздоха. Если бы он обладал внешностью Джереми Клея!..

— Какого дьявола вы не связались со мной раньше? — осведомился отец. — Я сидел как на иголках, ожидая вашего звонка.

— Я не мог. — Кармайкл двигался по комнате бесшумной походкой зверя. — За мной наблюдали — сначала некая дама, которую, подозреваю, приставила ко мне Фанни Кайзер, а потом док Фосетт. Я все еще под прикрытием, но обстановка становится жарковатой, инспектор. Не хочу ускорять свой уход со сцены… Ну, слушайте.

— Выкладывайте, — проворчал отец.

* * *

Кармайкл говорил вполголоса. Он уже давно шел по следу сенатора Фосетта и политиканов округа Тилден. Федеральные власти подозревали всю группировку в мошенничестве с подоходным налогом.

Ему удалось проникнуть во внутренний круг. Став секретарем сенатора Фосетта — как я поняла, уход его предшественника был ускорен искусственно, — он начал по клочкам собирать документальные свидетельства уклонения шайки Фосетта от налогов.

— И Айры тоже? — спросил отец.

— Я надеялся разоблачить и его.

Вероятно, в письме Фанни Кайзер сенатор под инициалом «К.» имел в виду Кармайкла. Он прослушивал телефонные разговоры за пределами дома. Но прослушивающий аппарат был найден, а после убийства Кармайкл предпочел затаиться.

— Кто такая Фанни Кайзер, мистер Кармайкл? — спросила я.

— Она замешана во всех пороках округа Тилден. Работает рука об руку с компанией Фосетта — получает от них защиту и отстегивает им солидную долю прибыли. Хьюм вскоре все это раскопает, и грязному бизнесу придет конец.

Доктора Фосетта Кармайкл охарактеризовал как спрута, мозг за дутой фигурой его брата-сенатора, получавшего самостоятельные доходы благодаря партнерству с ни в чем не повинным Илайхью Клеем. Кармайкл объяснил отцу, каким образом контракты округа и Лидса на добычу мрамора были незаконно переданы фирме Клея тайком от него самого. Отец тщательно записывал все данные.

— Но я пришел сообщить вам нечто более важное, — быстро продолжал федеральный детектив. — Лучше я сделаю это, пока еще нахожусь в доме Фосетта, якобы подчищая дела сенатора… У меня есть очень интересная информация об убийстве!

Мы оба вздрогнули.

— Вы знаете, кто это сделал? — воскликнула я.

— Нет. Но я располагаю определенными фактами, которые не мог сообщить Хьюму, так как, чтобы объяснить, как я сумел их добыть, мне пришлось бы рассказать, кто я в действительности, а мне этого не хотелось.

Я выпрямилась на стуле. Неужели это последняя недостающая деталь, о которой я молилась?

— Я месяцами наблюдал за сенатором. Когда он отослал меня перед убийством, это вызвало у меня подозрения. Я решил остаться поблизости и посмотреть, что произойдет. Спустившись с крыльца, я спрятался за кустом в стороне от дорожки. Было без четверти десять. Пятнадцать минут никто не появлялся…

— Одну минуту, мистер Кармайкл, — возбужденно прервала я. — Вы наблюдали за парадной дверью от без четверти десять до десяти?

— Даже больше. До половины одиннадцатого, когда я вернулся в дом.

Я едва не вскрикнула: «Победа!»

В десять, продолжал Кармайкл, какой-то человек, закутанный до глаз, быстро прошел по дорожке, поднялся на крыльцо и позвонил в дверь. Сенатор впустил его — Кармайкл видел силуэт Фосетта на матовом стекле. Больше в дом никто не входил. В двадцать пять минут одиннадцатого та же закутанная фигура вышла в одиночестве. Подождав пять минут, Кармайкл вернулся в дом и обнаружил Фосетта мертвым за его письменным столом. К сожалению, он был не в состоянии описать посетителя — помимо закутанного лица, мешала темнота. Но это, безусловно, мог быть Аарон Доу.

Я раздраженно отмахнулась. Самым важным было время.

— Мистер Кармайкл, вы абсолютно уверены, что наблюдали за парадным входом с того момента, как покинули дом, до того, как вернулись, и что никто не входил и не выходил, кроме этой закутанной фигуры?

Он казался обиженным.

— Моя дорогая мисс Тамм, если бы я не был уверен, то не стал бы делать подобных заявлений.

— И что вошла и вышла та же самая фигура?

— Абсолютно уверен.

Я глубоко вздохнула. Оставалась одна мелочь, и мое дело будет завершено.

— Когда вы вошли в кабинет и застали сенатора мертвым, вы подходили к камину?

— Нет.

* * *

Мы расстались, взаимно обещав хранить молчание. Всю обратную дорогу до дома Клеев во рту у меня было сухо. Красота и простота логических умозаключений почти пугала меня… В свете щитка я видела лицо отца. Его подбородок был напряженным, а взгляд — обеспокоенным.

— Папа, — заговорила я, — теперь я могу доказать невиновность Аарона Доу.

Руль резко дернулся, и отец выругался сквозь зубы, пытаясь выровнять машину.

— Опять! Ты имеешь в виду, что рассказ Кармайкла свидетельствует о невиновности Доу?

— Нет. Но он добавляет последний кирпичик в теорию. Она становится графически четкой, прозрачной, как бриллиант.

Некоторое время отец молчал.

— Это настоящее доказательство? — спросил он наконец.

Я покачала головой. Это беспокоило меня с самого начала.

— Не такое, которое ты мог бы представить в суде, — печально ответила я.

— Может, ты сообщишь его мне, Пэтти?

Я говорила десять минут сквозь свист ветра в наших ушах. Когда я умолкла, отец кивнул.

— Звучит складно, — пробормотал он. — Похоже на чудеса старика Друри. Но…

Я была разочарована, видя, что беднягу снедает нерешительность.

— Для меня это чересчур, Пэтти, — вздохнул он. — Признаю, что не могу об этом судить. Особенно мне непонятен один пункт. — Его руки крепче стиснули руль. — Думаю, старушка, мы совершим небольшую поездку.

— Сейчас? — встревожилась я.

Он усмехнулся:

— Завтра утром. Пожалуй, нам лучше побеседовать со старым филином.

— Папа, пожалуйста, говори по-английски! С кем побеседовать?

— С Лейном, разумеется. Если в твоей теории что-то не так, малышка, он сразу это заметит. Я судить не берусь.

Утром отец изложил Илайхью Клею все факты, касающиеся махинаций доктора Фосетта, не открывая источника информации, и посоветовал ему ничего не предпринимать до нашего возвращения.

После этого мы уехали, не питая особо радужных надежд.