Онлайн чтение книги Архив. Ключи от всех дверей The Unbound
Глава шестая

В холле на третьем этаже, под туалетным столиком с зеркалом, стоял огромный вазон. Как раз напротив трещины. Я сама его туда поставила. Перетащила эту фарфоровую громадину из вестибюля, где он пылился в углу без дела. Пришлось нести его сначала по парадной лестнице, затем – по боковой. А все для того, чтобы было где спрятать форму, пока я работаю в Коридорах.

Я сняла школьную юбку и сунула ее вместе с сумкой в вазон. Заново собрала волосы в хвост. Затем проверила архивный список, где все еще значился только Харкер, и достала ключ из-под воротника. Превращение студентки Гайд Скул в Хранителя завершено, и на это ушло меньше минуты. Я подавила зевок и сняла кольцо. И тотчас трещина в стене стала четче, и словно ниоткуда проступила замочная скважина. Я вставила ключ, и на желтых обоях проявилось темное пятно. Оно разрослось и обрело форму двери, ведущей в пространство между мирами. Полоска света очертила ее контуры. Я повернула ключ с глухим щелчком и шагнула в темноту Коридоров.

Прижав ладонь к ближайшей стене, я приготовилась считать с ее поверхности следы Харкера, если он здесь пробегал. Но вдруг мой слух кое-что уловил. Напев.

Я отпрянула от стены, чувствуя, как сердце пустилось в галоп, и повернулась на звук. Но в следующий миг все исчезло. Наступила кромешная темнота. И затем, так же внезапно, все вернулось. Я вернулась. Напев смолк, а моя голова прямо-таки разрывалась от боли. Мальчик бежал в нескольких ярдах впереди меня, я помчалась за ним следом.

– Харкер, стой! – слова вылетели сами собой. – Тут некуда бежать! – добавила я.

Это не совсем так, в лабиринтах Коридоров можно кружить бесконечно. Вопрос в другом: здесь никуда не прибежишь.

Мои легкие жгло огнем, ноги ломило, все тело требовало отдыха. Но выброс адреналина придал мне сил, победив нехватку сна. Звуки погони эхом отдавались от стен Коридоров: тяжелое дыхание, топот ног по бетонному полу. Он убегал, я догоняла. И догнала.

Я сократила расстояние на шаг, когда Харкер оглянулся, потеряв долю секунды. Затем – еще раз. А потом он слишком быстро свернул за угол, не вписался в поворот и влетел в стену. Мальчик отскочил от стены и снова пустился наутек. Я срезала угол. Подошвы заскользили по сырому полу Коридоров, но я знаю эти переходы и стены как свои пять пальцев. Я рванула вперед, стремительно сокращая расстояние, и поймала его буквально на лету, ухватив за воротник. Я дернула его на себя со всей силы, и Харкер, потеряв равновесие, распластался на полу, всего в нескольких шагах от ближайшей двери на Возврат, помеченной заштрихованным белым кругом. Он попытался отползти, но я подняла его на ноги и прижала к стене. Удерживая его одной рукой, второй я вставила ключ в замок и повернула. Дверь распахнулась, залив нас обоих слепящим белым светом. Я пристально взглянула в глаза мальчика, расширившиеся, с дрожащими зрачками, и втолкнула его в сияющий свет. Но лишь после того, как он оказался за порогом и свет погас, а я осталась одна в темноте, с бешено бьющимся сердцем, до меня дошло, что выражал его взгляд. Страх. И его страшили не Коридоры, не сияющая белизна Возврата.

Его пугала я.

От этой мысли у меня голова пошла кругом. Стало трудно дышать, словно меня окатили холодной водой. Я оперлась о стену, чтобы удержать равновесие, и почувствовала саднящую боль в руке. Взглянув, обнаружила свежие царапины, которых прежде не видела. К горлу подкатила тошнота. Когда это случилось? Когда Харкер отбивался?

Я голову себе сломала, пытаясь восстановить в памяти последние несколько минут, пытаясь вспомнить, когда он успел меня поцарапать и как мы вообще встретились, а заодно понять, почему он от меня убегал. Когда я поняла, что не могу ничего вспомнить, меня охватила паника. Я помнила, как шагнула в Коридоры, помнила напев и потом… ничего. В следующий миг я уже вовсю гналась за мальчиком, а что происходило до этого момента – неизвестно. Провал.

Зажмурившись от напряжения, я старалась уцепиться за воспоминания, но перед мысленным взором всплывали лишь расплывчатые образы. Я осела на пол и, уронив голову на колени, набрала полные легкие воздуха.

Я вспомнила один из уроков деда. Низким, ровным и твердым голосом он внушал мне: «Всегда сохраняй спокойствие, Кензи. Если будешь паниковать, не сможешь сохранить ясность мысли. Возьми Истории – они паникуют. И какой им от этого прок?»

Я сделала еще один глубокий вдох и попыталась успокоиться. Что я делала? Я считывала со стен… вернее, я приготовилась считывать, когда услышала напев и затем… затем… Я облизнула губы, почувствовав привкус крови. И вдруг воспоминания хлынули волной.

Слышался чей-то напев. Так же напевал и Оуэн. Сердце мое заколотилось, и я пошла по коридору на звук. Но то, что сначала напоминало мелодичный напев, по мере приближения все меньше и меньше походило на пение и в конце концов оказалось резким и размеренным стуком: тук, тук, тук. Коридорам свойственно искажать звуки.

Харкер пинал дверь посреди одного из коридоров, да так громко, что не слышал моих шагов, пока я не оказалась у него за спиной. От шума раскалывалась голова. Он оглянулся. Я не успела и слова сказать, не то что скормить ему какую-нибудь ложь, чтобы расположить его к себе, как он ударил меня кулаком, застав врасплох.

Воспоминания вернулись словно кадры, мелькающие в стробоскопе.

Я вцепилась в его рубашку. Потянула назад. Руки и ноги переплелись. Он ударил меня ботинком в живот. Отчаянно работая руками, вырвался из моего захвата и побежал. Я – следом.

От облегчения меня даже затошнило. Воспоминания были не слишком четкими, но главное, что я вспомнила. Я достала архивный список и, наблюдая, как его имя исчезает с листка, задалась вопросом, который тревожил меня сейчас сильнее прочих мыслей, роящихся в голове: почему я вообще отключилась?

Я могла предположить, что виной всему недостаток сна. Подобное – отключка или провал в памяти – уже случалось со мной прежде. А точнее, спустя несколько дней после исчезновения Оуэна. В последний раз – он же был первым, хотя я надеялась, что и единственным – я тоже долго не спала и чувствовала себя такой уставшей, что глаза слипались. Тогда я разговаривала с девочкой-подростком, а затем – провал. И в следующий миг я уже стояла в холле Коронадо, недоуменно глядя на сбитые костяшки и архивный список, откуда исчезло ее имя.

Когда я наконец успокоилась, сразу вспомнила то, что произошло. С большим трудом, но все же вспомнила. Я сказала себе, что в такой отключке большой беды нет (хотя прежде никогда не отключалась на работе). Но это был единичный случай, тогда как ночные кошмары терзали меня каждую ночь, поэтому я ничего не стала рассказывать Роланду. Не хотелось, чтобы он лишний раз тревожился. Дед, бывало, говорил: «Тебе придется замечать закономерности, но специально выискивать их не стоит». Да и мне не хотелось делать из мухи слона. Но с другой стороны дед утверждал, что одна ошибка – это случайность, а две – уже повод для беспокойства. Рассматривая ссадины на руках, я знала – еще какой повод. И закрывать на это глаза нельзя.

Я заставила себя подняться. Рядом с дверью на Возврат, куда я только что отправила Харкера, была другая дверь, отмеченная белым пустым кругом. Она вела в Архив. Мне следовало все рассказать Роланду. И я непременно расскажу, но позже. Сейчас я должна вернуться домой. В прошлый раз из памяти выпала всего минута, может, две, но теперь я наверняка потеряла гораздо больше времени. Я направилась к пронумерованным дверям, впившись ногтями в ладони, чтобы боль хоть как-то взбодрила меня.

В такт моим шагам на запястье болтался шнурок с ключом. Остановившись у двери, выходившей в холл третьего этажа, я взмахнула рукой вверх, поймала ключ на лету и вставила в замочную скважину. Дверь приотворилась. Отсюда холл казался окутанным густой тенью. Я уже занесла ногу над порогом, как вдруг услышала знакомый голос и отшатнулась назад. Сердце громыхало у меня в груди. До чего же глупая оплошность!

Обычным людям не дано видеть эту дверь, так что если бы я вышла через нее, то это выглядело бы так, будто я прошла сквозь стену, да еще и столкнулась бы с мамой.

– Все хорошо, по-моему…

Отсюда холл Коронадо не было видно, но мамин голос, приглушенный, но вполне различимый, проникал сквозь щель.

– Верно, на это потребуется время, я знаю.

Я слышала, как она шла вдоль холла, приближаясь к двери в Коридоры. Слышала ее разговор с длинными паузами – это означало, что она говорит по телефону. Затем шаги стихли прямо напротив меня. Может, она смотрится в зеркало рядом с невидимой дверью? Я вспомнила о вазоне под столиком, уповая, что она в него не заглянет и не обнаружит мои вещи.

– О, Маккензи?

Я оцепенела, но тут же сообразила, что она всего лишь ответила тому, с кем говорила.

– Не знаю, Коллин, – сказала она.

Я раздраженно закатила глаза. Ее психотерапевт. Мама посещает Коллин с тех пор, как в прошлом году погиб Бен. Я надеялась, что после переезда эти сеансы прекратятся. Похоже, что нет. Я обхватила себя руками, стоя по другую сторону двери, и слушала их разговор, точнее, мамины реплики. Понятно, что мне не следовало оставлять дверь в Коридоры открытой, но архивный список чист, а меня разбирало любопытство.

– Этого не случилось, – продолжала мама. – Да, все в порядке. Я об этом не напоминала. Но ей, вроде бы, стало лучше. Кажется. Казалось. С ней так трудно разговаривать! Я – ее мать. Я должна это уметь, но у меня ничего не получается. Я знаю – что-то не так. Она все скрывает за маской, и я ничего не вижу. – В ее голосе звучала боль, и у меня в груди все сжалось. – Нет. Это не наркотики. Да, уверена.

Я стиснула зубы, сдерживая проклятья. Я ненавидела Коллин. Это ведь она надоумила маму выбросить вещи Бена. Единственный раз, когда мы с ней встретились, она углядела царапины у меня на запястье, оставшиеся после стычки с разбушевавшейся Историей, и вбила себе в голову, что я сама себя порезала, чтобы испытать всю глубину чувств …

– Я знаю симптомы, – и мама перечислила список примет, которые очень точно описывали мое нынешнее поведение: отговорки, капризы, беспокойный сон, замкнутость, неожиданные исчезновения… Но в свое оправдание скажу, что я всегда стараюсь объяснить свои поступки. Только не рассказываю правду. – Но это не то. Да, уверена.

Мне было приятно, что мама заступилась за меня, во всяком случае, в том, что касалось наркотиков.

– Ладно, – сказала она после долгой паузы и пошла дальше. – Буду. Обещаю.

Я слушала, как стихли ее шаги, как звякнули ключи, как дверь квартиры открылась и закрылась. Затем вздохнув, я вышла в холл. Как только я надела кольцо, дверь в Коридоры тотчас исчезла. Юбка и сумка лежали в вазоне так, как я их и оставила. Несколько мгновений – и я уже вновь превратилась в обычную студентку Гайд Скул. Но поймав свое отражение в зеркале, я уловила таящееся во взгляде сомнение.

«Я знаю – что-то не так. Она все скрывает за маской, и я ничего не вижу.»

Я несколько раз отрепетировала улыбку, чтобы проверить, надежно ли сидит на мне моя маска. И лишь затем пошла домой.

* * *

Вечером я разыграла настоящее представление. Так и видела, как дед одобрительно аплодирует мне в свойственной ему неспешной, даже ленивой манере. Рассказывая маме и папе о том, как прошел день, я изображала энтузиазм, но не переусердствовала, чтобы не вызвать у родителей подозрение вместо приятного удивления.

– Гайд Скул – просто потрясающая школа! – заявила я.

Папа просиял.

– Я хочу знать все подробности.

Я была только рада стараться. В основном я, конечно, пересказала ему текст из рекламного буклета, строчку за строчкой, но хоть и изображала восторг, то, что я говорила, нельзя было назвать ложью. И мне это нравилось. Так приятно говорить то, что хотя бы отдаленно напоминает правду.

– И вы ни за что не догадаетесь, кто еще там учится! – воскликнула я, стащив морковку, пока мама ее резала.

– Ты расскажешь нам об этом за ужином, – остановила она меня, вручая тарелки и серебря-ные приборы. – Но сначала накрой на стол.

Но, говоря это, она улыбалась. Папа убрал книги со стола и отошел к дивану, чтобы посмотреть выпуск новостей.

– Кто сегодня закрывал кофейню? – спросила я.

– Берк.

Берк – муж Бетти, а Бетти – сиделка Никса, слепого старика, который живет на седьмом этаже и не может спуститься вниз, потому что прикован к инвалидному креслу и не доверяет этим покосившимся железным коробкам – то есть, лифтам.

Две недели назад Берк и Бетти въехали в одну из пустых квартир на шестом этаже. Сразу после того, как Никс, в конце концов, подпалил собственный шарф сигаретой. Меня это потрясло. Нет, не пожар – этого и следовало ожидать, а то, что они переехали из-за него, хотя вовсе ему не родственники. Но, видимо, когда-то Никс был для Бетти как отец, и теперь она относилась к нему, как взрослая дочь к беспомощному родителю. Это очень трогательно и к тому же решало все проблемы. Потому что Берк, а он художник, искал стабильную работу со страховкой, а маме требовались еще одни руки в кофейне Бишопов. Она пока не могла выплачивать ему жалованье, но он, похоже, и не возражал. Только попросил разрешения повесить в кофейне свои картины для продажи.

– Позже я отнесу ему ужин, – сказала мама, отставив одну тарелку в сторону.

Я собиралась расставить на столе стаканы, когда мое внимание привлек ведущий новостей. Я смотрела на экран из-за папиного плеча. Повторяли утренний выпуск новостей, в котором говорилось о пропавшем человеке. Показали комнату, в которой все было перевернуто вверх дном. Я хотела попросить папу прибавить звук, но мама сказала:

– Выключи. Ужин готов.

Папа послушно выключил телевизор, но я на секунду задержала взгляд на погасшем экране. Образ комнаты так и стоял перед моими глазами. И эта комната показалась мне смутно знакомой…

– Маккензи, – окликнула мама. Я сморгнула, и образ растаял. Повернувшись, я увидела, что родители уже сидят за столом и ждут меня. Я тряхнула головой и постаралась улыбнуться.

– Простите. Иду.

Ужин меня подкосил. Как только я села за стол, на меня снова навалилась усталость, и большую часть ужина я болтала о школе, почти не замолкая, лишь бы не уснуть. Когда тарелки опустели, я сбежала к себе, сославшись на то, что нужно делать уроки. Но едва я прочитала одну страницу, как перед глазами все поплыло, слова и строки слились. Я встала, попыталась пройтись по комнате с учебником в руках, но мой разум, казалось, начисто утратил способность что-либо запоминать. Руки и ноги отяжелели, будто налились свинцом. То и дело я бросала взгляд на кровать, думая лишь о том, как сильно хочется лечь… Книга выскользнула из рук, с глухим стуком упала на пол.

…как же я хочу спать…

Я подошла к кровати.

… я уверена…

Стянула покрывало.

… что, когда усну…

Я опустилась на простыни.

… мне ничего не будет сниться…