Онлайн чтение книги Такова жизнь The Way Things Are
V

Старый мотор гудел, шины ровно напевали, скользя по укатанной дороге. Люди в машине сидели молча. Чарли Рентль старательно правил. Гаррисон Таун откинулся на спинку сиденья, пожевывая окурок потухшей сигары. Токхью передал Гаррисону распоряжения Смоллвуда, но понятой не собирался брать на себя расправу над Бичером. Много существует способов научить негра уму-разуму, а Таун малый не глупый; но во всем слушается шерифа. Понятой улыбнулся своим мыслям. В школе он не особенно блистал, но политика дело другое. В политике он разбирается неплохо. Надо только знать, где кусок пожирнее и держаться к нему ближе… Он уселся поудобнее, дожидаясь, когда хозяин окликнет его.

Шериф Токхью сидел прямой, как палка, вцепившись своей огромной волосатой ручищей в борг машины. Челюсти его были стиснуты, на щеке подрагивал мускул. Он никак не мог оправиться от испуга! Слова Смоллвуда, в которых таилась угроза его благополучию, потрясли шерифа – «вы утомились на своей работе, мистер Токхью?» – Он знает этого Смоллвуда! Ему знакома эта мягкая, дружеская повадка, с которой тот способен уничтожить человека – барская, мертвящая вежливость… мягко стелет: «Очень жаль, мистер Токхью, очень жаль!» – точно у него сердце разрывается от жалости. Господи-боже! Да это просто невозможно! Пробыть шерифом десять лет и теперь ждать, что эта вошь прикончит его одним словом! Где же справедливость?… О господи! Токхью представил себе, как он будет опять корпеть над хлопком. Нет, это просто немыслимо! Смоллвуд не может сыграть с ним такую штуку. Не подлец же он на самом деле. Конечно, нет.

У него отлегло от сердца. Мысли пошли не такие уж мрачные. Чем больше он раздумывал, тем нелепее казалось все это. Обычные штучки Смоллвуда. Смоллвуд это любит – показать свою власть, припугнуть кого-нибудь. А все-таки… все-таки Рентль! Вот где собака зарыта – Рентль! Токхью уставился в худую спину, согнувшуюся над рулем. Вот кто во всем виноват. Немедленно же выгнать этого племянничка, чтобы его чорт побрал! Тогда люди перестанут языком трепать. Даже Смоллвуд, и тот подшутил на его счет, – мерзавец! Как будто ему не все равно. Да! Еще Бичер! Правильно! Отделаться от Рентля и привезти Бичера назад в таком виде, точно это накрахмаленная рубашка из прачечной; привезти Бичера, который будет покорней любого негра. Вот тогда Смоллвуд перестанет придираться!

– Эй! – хрипло крикнул Токхью. – Останови машину.

Машина остановилась. Рентль оглянулся через плечо. – Отъезжай в сторону! Ты что, один по этой дороге катаешься? Болван!

Рентль отъехал к канаве и быстро повернул голову. Он снял очки. – Дядя Сэм, вы бросьте ругаться, – негодующе заговорил он. – Я больше не намерен это терпеть ни одной минуты.

Токхью фыркнул.

– Слышите? – сказал Рентль. – Мне надоела ваша ругань. Придержите язык, не то я уйду с работы.

Токхью расхохотался. – Валяй, уходи, – сказал он. – Сделай такую милость. Я как взгляну на тебя, так меня с души воротит. С тобой расхвораешься. Валяй, уходи. Ну? Я жду.

– Ждете? Как бы не так! – презрительно сказал Рентль.

Токхью перестал смеяться. Он наклонился вперед. – Ты ведь уходишь? – мягко спросил он. – Так чего же ты дожидаешься?

Минуту юноша оторопело смотрел на своего дядю. Потом снова надел очки. Он снял свой значок и отстегнул кобуру с тяжелым револьвером. – Ладно, дядя Сэм, – сказал он, – вы сами на это напросились. Я уволюсь. Только знайте: не успеем мы приехать в город, как вы протрезвитесь и будете у меня в ногах валяться. Но вы со мной еще повозитесь. На этот раз я буду ставить условия.

Токхью широко растянул губы в молчаливой злобной улыбке. – Когда мы приедем в город. Чарли, ты все еще будешь ковылять по дороге, если, конечно, тебя не подвезет какой-нибудь негр.

– Вы, что же, ссадить меня хотите? – не веря своим ушам, спросил Чарли.

Токхью ухмыльнулся.

Рентль вышел из машины. – Сукин вы сын, дядя, – сказал он, – вот вы кто! – и зашагал по дороге.

– Берегись, Чарли! – крикнул ему вдогонку Токхью. – Повстречаешься с каким-нибудь молодчиком, он такой красивой девочки, как ты, не пропустит. Достанется тебе дома от мамаши.

Гаррисон Таун захихикал. Рентль не повернул головы.

Токхью сидел, скорчившись. Он давился от хохота, содрогаясь всем телом. Он хлопал себя по коленке от восторга.

Таун хихикал. – Ну, отбрил ты его, Сэм, – сказал он. – Ну и отбрил!

– Я еще пять минут тому назад его уволив – крикнул вдруг Токхью, – а он ничего и не знал. – Шериф опять скорчился и хлопнул себя по коленке. Он совсем ослабел от хохота.

Джордж Бичер, лежавший у них в ногах, вдруг приподнялся и посмотрел на поля. До сих пор он лежал тихо, положив голову на руки и отвернувшись от белых. Лихорадка, бившая его во время разговора со Смоллвудом, утихла. Осталось чувство усталости и голода и неясное ощущение какой-то утраты, словно то, что минуту назад наполняло его тело, вдруг схлынуло без всякого следа. Неведомый голос умолк. Бичер знал сейчас только одно: горло болит, глотать трудно. Он не думал о том, что его ждет впереди; будущее было похоже на смутную боль, точно где-то в глубине его тела ныл нерв: камера, день за днем взаперти, суд белых, а потом арестантская рота, девятифунтовый молот в руках и хлыст, хлыст; сколько негров возвращается оттуда? Он лежал неподвижно, мечтая о глотке воды. Потом, сквозь хохот белых, до него донеслось церковное пение. Он поднял голову.

Когда Бичер встал на колени и оглянулся вокруг себя, Токхью перестал смеяться и пристально посмотрел на негра. Бичер заставил его вспомнить о мистере Смоллвуде. Эта сторона дела совсем было вылетела у него из головы. Отделаться от Рентля – что может быть проще? Для того чтобы помириться со Смоллвудом, надо вернуть ему Бичера неузнаваемым. А эта задача не из легких – все равно, что вырвать зуб у Мула. Уж очень смышленые глаза у негра… Токхью фыркнул и откашлялся. – Ты куда это собрался, приятель? – с притворным добродушием спросил он.

– Просто так – смотрю, босс.

– Хочешь себе участок здесь купить? Дом построить?

– Нет, босс. Там церковь. Может, увижу кого-нибудь.

Ярдах в ста от дороги виднелась ветхая негритянская церковь. Сквозь полуоткрытую дверь, висевшую на одной петле, ясно доносился плавный напев гимна. Перед церковью стояла целая коллекция древних фордов и убогих тележек, но людей не было видно.

– Подольше посмотри, – сказал Токхью. Он подмигнул понятому Тауну.

Таун осклабился. – Да, голубчик, – сказал он, подхватывая намек шерифа, – может, эту церковь больше никогда и не увидишь. Бедняга ты, негр. Жалко мне тебя.

Бичер опять лег и отвернулся от них. Шериф и понятой обменялись улыбкой. Токхью достал бутылку. – За здоровье Эвери Дж. Смоллвуда, – сказал он и сплюнул на дорогу. Гаррисон Таун захихикал.

Крепкое виски громко булькало, переливаясь из бутылки в горло шерифа. Он опорожнил бутылку и швырнул ее в канаву. Потом сунул руку в боковое отделение на дверце, вытащил вторую пинту и полез в карман за ножом.

– Выпил и не поперхнулся! – восхищенно сказал Таун.

Ответа от шерифа не последовало. Он пил.

– Ну и ну! – удивился Таун. – И где это у тебя помещается?

Токхью фыркнул. Он откусил кусок жевательного табаку и заработал челюстями. Потом вдруг обрушился на Смоллвуда: – Думаешь, он угостил меня? Как бы не так! Расхаживает По веранде, постукивает каблуками! «Я никогда не позволю себе пачкать руки о своих же негров, мистер Токхью. Для этого Я и плачу налоги, мистер Токхью. Я пью только в обществе джентльменов, мистер Токхью!» Петух проклятый!

Шериф яростно сплюнул на дорогу. Потом захохотал: – А корова-то! Ха-ха-ха! Корова! Ха-ха-ха' Он у нас художник, мистер Таун! Знаменитый художник! Стоит на веранде и малюет коровью задницу… «Ну, как, мистер Токхью, одобряете?» – А Я Говорю: «Замечательно, мистер Смоллвуд, совсем как живая…» – Шериф залился злобным, пьяным смехом. – А какая там корова! Это не корова, а настоящий трамвай! Поставь ее на четыре колеса, так и покатит по веранде!

Гаррисон Таун без особенного удовольствия вторил хохоту шерифа. Его стесняло присутствие Бичера. Бичер может передать все это Смоллвуду. Он подмигнул Токхью и ткнул большим пальцем в сторону негра, но шериф презрительно отмахнулся и хлебнул виски. Голова его уже еле держалась на плечах. «Чорт его подери! – размышлял Таун. – Напьется, старый хрыч! Первый раз вижу, чтобы он хватил сразу такую порцию».

«Смоллвуды! – рявкнул вдруг Токхью. – Голубая кровь! Мы – южане! Мы – аристократы. В наших жилах течет благородная кровь!…» И негритянская кровь, – злобно добавил он.

Таун хихикал.

– «Мы грязной работой не желаем заниматься! – продолжал Токхью. – Нет, нет! Руки у нас чистые. Мы любим французские духи. Мы даже не подтираемся сами. Нет! Пусть это за нас делают другие – мы им платим».

– Эй! – Таун показал пальцем на Бичера. – Потише ты! – прошептал он.

– Э-э! Он болтать не будет! – Токхью с нежностью пьяного ткнул Бичера в спину. – Он не будет болтать! Ты Смоллвуда так же, как и я, любишь? А? Черномазый! Ну, конечно! – Шериф ударил негра кулаком по спине. – Ну, конечно! – повторил он.

Бичер, лежавший ничком, уткнувшись лицом в руки, почти не ощутил удара – точно бабочка коснулась его лица ночью. Он не вслушивался в разговор белых. Он лежал в забытье, и горячее солнце ласкало его тело. Оно впитывало солнечные лучи, словно стараясь заполнить пустоту, оставшуюся внутри. Его мысли вернулись к тому полуденному часу в полях, когда мать приходила к нему с миской гороха и маисовой лепешкой, и он отрывался на минуту от работы, чтобы закусить, и чувствовал в неподвижном воздухе еле заметное дуновение ветерка. Разговор белых доносился до его ушей, точно легкое жужжание, он напрягал слух, стараясь расслышать сквозь их болтовню звуки гимна, то замиравшие вдали, то громкие, волнующие. Они приносили с собой уют, точно это было тепло очага, согревавшего по зимам их каморку, или тепло материнской ласки в тог день, когда его лягнул мул и он лежал в постели, а мать прижимала его к своей мягкой груди.

Потом Бичер почувствовал чью-то руку у себя на плече и услышал голос шерифа: – Ну-ка, повернись, парень, дай на себя взглянуть.

Бичер повернул лицо к белым.

Токхью разглядывал его красными, налитыми кровью глазами. – Гм! А ты недурен, негр, – сказал он. – Только вот зачем у тебя глаза такие смышленые?

Бичер молчал.

Лицо у Токхью стало хитрое. Он наклонился к Бичеру. – Слушай, Джордж, – таинственно заговорил он. – Смоллвуд велел мне посадить тебя в тюрьму и избить до полусмерти. Но я этого не сделаю. Я – твой друг… Ты слышишь?

Гимн, звучавший в ушах Бичера, затих. Снова – машина, белые понятые, девятифунтовый молот, тюрьма и хлыст. Он услышал, как шериф повторил: – Я твой друг, Джордж. – И неведомый, далекий голос, доносившийся откуда-то из глубины его существа, заговорил опять: «Нет, он не друг, белый шериф не друг!» Бичер поднял голову. – Да, босс, – с привычной покорностью сказал он, – спасибо вам, босс.

– Вот плохо только, что глаза у тебя смышленые, – сказал шериф. – Плохо, когда у негра смышленые глаза.

– Слушай, Сэм, двинемся, что ли? – спросил Таун. – Ведь жарко.

Токхью многозначительно погрозил Бичеру костлявым пальцем. – Нехорошие у тебя глаза, парень.

– Нет, босс, – робко сказал Бичер.

– А я говорю – нехорошие. – Голос у него был строгий. – Ты со мной не спорь, Джордж.

– Слушай, Сэм, – сказал Таун, – жарища, просто сил нет. Поедем, сделай такую милость.

– Джордж, – сказал Токхью, – зачем ты ударил белого?

Бич^ро молчал.

– Ну! – Токхью толкнул его ногой. – Отвечай, когда тебя спрашивают.

Бичер медленно приподнялся. – Вы знаете зачем, босс.

– Вот оно что! – Токхью злобно оглядел Бичера. – Ах ты, дрянь эдакая… У Смоллвуда все негры дерзкие. Да, сэр! Его негров сразу отличишь.

Гаррисон Таун застегнул пояс и наклонился к Бичеру.

– Зачем ударил Эда Бэйли? Это твоя девчонка была?

– Она ничья не была, – угрюмо ответил Бичер. – Она маленькая.

– Ну, и что же, – расхохотался Токхью. – Ты любишь податливых. А Бэйли таких не любит. Да, сэр, податливые ему не по вкусу.

Таун захихикал.

Бичер лег и отвернулся от белых. Токхью перестал смеяться. Он не спеша протянул руку, схватил Бичера за подтяжки и приподнял его, заставив сесть.

Негр и белый посмотрели друг другу в лицо,

– Бичер, – мягко проговорил Токхью, – ты мне не нравишься. Ты – негр Смоллвуда. У тебя смышленые глаза. Я вижу, придется мне тебя поучить немножко. Ты, Бичер, у меня будешь ползать на четвереньках.

Бичер снова услышал горячий внятный голос; непокорная волна вздымалась, сдавливала ему горло. – Мне надоело ползать, босс, – сказал он. – Больше я ни перед кем не буду ползать.

Токхью уставился на негра. Его маленькие, похожие на кремешки глазки засверкали. – Бичер, – мягко сказал он, – ты скоро узнаешь, в каком мире мы живем. Ты узнаешь, какая она жизнь на самом-то деле. Все ползают, Бичер. Я ползаю перед мистером Смоллвудом, понятой Таун ползает передо мной, а негры ползают перед белыми. Вот оно как бывает!

Юноша провел языком по губам. – Я больше не стану ползать, – сказал он. – Хватит с меня!

– Мистер Таун, – мягко проговорил Токхью, не сводя глаз с лица Бичера, – садитесь за руль – поедем.

Таун перелез через спинку сиденья и дал газ. Шериф медленно разжал руку и отпустил Бичера. Юноша лег. Токхью глотнул виски и закупорил бутылку. Он все еще смотрел на Бичера налитыми кровью, сверкающими глазами.

Бичер лежал, опустив голову на руки. Он не глядел на шерифа. Машина рывком тронулась с места. Пение доносилось все слабее, слабее и, наконец совсем смолкло. «Все равно, – нашептывал неведомый голос, – Все равно, все равно».

Шериф Токхью откинулся на спинку сиденья. Голова у него шла кругом от выпитого виски. Он знал, что хватил лишнего, но чувствовал себя неплохо. Он чувствовал себя замечательно. У него было приятное ощущение полноты, свободы и силы, точно где-то внутри в нем мчалась бурная река. Хорошо бы повидать сейчас Смоллвуда. Положить бы Смоллвуду руку на загривок и сдавить шею – так, самую малость. Запустить бы пальцы поглубже. Фу, чорт, – замечательно! И ту бабенку тоже недурно бы повидать. Полная, покачивает бедрами – хороша! На этот раз она его запомнит. Не поторопится забывать. Положить бы ей руку на грудь – пусть визжит. Пусть! На этот раз будет его помнить. Токхью вцепился в борт машины. Ему нужен послушный негр? Он, Смоллвуд, хозяин? И ему нужен послушный негр? Ладно! Негр будет ползать на четвереньках. Токхью берет это на себя. Он будет лизать пол под ногами белых. Дрянь эдакая! Упрямый, как мул! Забрал себе в голову бог знает что! Говоришь, хватит с тебя? Вот это мне нравится! У Смоллвуда все негры такие. Ладно, он Бичера выутюжит. И при этом даже не коснется его. Пальцем не тронет, Токхью вдруг расхохотался. Он хлопнул рукой по обивке сиденья. Рот у него был широко открыт, тонкие губы поползли в сторону, обнажая длинные, лошадиные зубы.

– Гаррисон! – крикнул Токхью. – Гаррисон! Чтоб тебя чорт побрал! Подъедем к Шэйни, остановись там: я прихвачу бутылочку.

– Слушай, ведь у тебя еще осталось? – ответил Таун. – Потерпи до дому.

Токхью захохотал. – Остановись у Шэйни, Гаррисон, остановись, чорт тебя подери! – сказал он.

– Ладно. – Понятой покорился и втихомолку ругнул шерифа.

Токхью сидел развалившись. Он смотрел на неподвижное тело негра, и глаза его искрились от удовольствия. Он чувствовал себя великолепно. Так бы и вскочил да заорал бы во всю глотку! Поглядеть бы сейчас на Смоллвуда.

Они подъехали к перекрестку, где была заправочная станция и лавка. Токхью, пошатываясь, вылез из машины, подмигнул Тауну и зашел в лавку. Таун насупил брови, раздумывая что бы такое могло втемяшиться в голову старому дураку. Через минуту Токхью вернулся. Он шагал вниз по ступенькам, оживленно переговариваясь с хозяином лавки Шэйни – лысым толстяком, лет сорока, похожим на мартышку с вздернутым носом.

– Вот тебе на! – крикнул Токхью, подмигивая Тауну, – придется удирать. За нами вдогонку отправилась целая компания, хотят линчевать Джорджа.

Бичер вскинулся с места и сел. Он смотрел на белых полными ужаса глазами.

– Да, сэр, – сказал Шэйни, – мне только что позвонили. Приятели Эда Бэйли разыскивают негра который его избил. Эго он и есть? – спросил хозяин лавки, показывая на Бичера. – Ну, приятель, плохо твое дело! Я бы сейчас с ним головой не поменялся. – Шэйни закрыл рот ладонью, стараясь подавить смех. Таун раскусил в чем дело и весело ухмыльнулся.

Бичер с трудом перевел дух. – Вы меня отдадите им, босс?

– Как бы не так! – напыщенным тоном проговорил Токхью. Он драматически ударил кулаком по обивке сиденья. – Если догонят, я тебя в обиду не дам.

– Вы лучше спрячьте его, – сказал Шэйни. – Я сейчас принесу чего-нибудь. – Он скрылся за углом лавки.

– У тебя заряжено? – взволнованно спросил Токхью. – Положи рядом с собой. Чтобы под руками было.

Таун многозначительно похлопал по револьверному дулу. – Жизнь за тебя положу, негр!

Шэйни выбежал из-за угла, волоча за собой старую, драную попону. – Вот, накройте его, – сказал он. – Воняет малость а все-таки споятаться под ней можно.

Токхью толкнул Бичера и накрыл его попоной. Белые тряслись от беззвучного хохота. Шериф вскочил на заднее сиденье. – Гоните во есю мочь, мистер Таун! – драматически воскликнул он.

– Заезжайте к Бенни Уилкерсону, – посоветовал Шэйни. – Я ему позвоню, как только увижу их.

– Правильно! – Машина рванулась вперёд. Шэйни стоял посреди дороги, обессилев от хохота. Потом он пришёл в себя и побежал в лавку оповещать своих приятелей по телефону. Бичер лежал под вонючим одеялом, втягивая воздух ртом. Кулаки его были стиснуты, тело сводило судорогой, словно всё оно было скручено кольцами, которые извивались, корчились, силясь разомкнуться, вырваться на свободу. Машина с рёвом неслась по дороге, подскакивая, мотаясь из стороны в сторону; Бичера ударяло по коленям, локтям, бёдрам. Голову разламывало от внезапной, обжигающей огнём боли, в ушах стоял мучительный звон, а в мозгу, словно позывные по радио, стучали одни и те же слова: – Что будет? Что будет? Что будет? – Потом откуда-то из глубины до него донёсся всё тот же голос; в нём не слышалось жалости, он был холоден и жесток: – Тебе не помогут. Белые боссы не помогут. Они выдадут тебя. Погиб. Ты погиб, Джордж. – Бичер вслушивался, и всё его существо исходило слезами отчаяния. – Они торопятся! – спорил он. – Они не хотят ждать. Они не выдадут меня! – Но тихий голос снова повторял своё холодное последнее предостережение, и Бичер снова гнал его прочь, из последних сил цепляясь за эту крохотную надежду.

Потом он услышал у себя над ухом голос белого. Токхью нагнулся и приподнял попону. Голос звучал тепло, участливо, но лицо у Токхью было хитрое, всё в весёлых морщинках. Бичер боится. Негр себя не помнит от страха. Вот, помяните моё слово, верну Смоллвуду такого издольщика, каких он ещё не видывал. Верну его в таком виде, точно это не Бичер, а сотовый мёд, и скажу: «Вот, пожалуйста, мистер Смоллвуд. Всё сделано, как вы приказывали, мистер Смоллвуд».

– Ты не бойся, приятель, – сказал Токхью мягким, хитрым ликующим голосом. – Мы тебя в обиду не дадим. Никто тебя не линчует. Не-ет! Они грозятся отрубить руку, которая ударила Эда Бэйли, и сжечь её у тебя на глазах, но им это не удастся. Нет, сэр! Я тебя в обиду не дам.

Токхью прикрыл попоной голову Бичера. Верхняя губа у него вздёрнулась в беззвучном смехе. Он достал бутылку виски и допил всё, что, там было. Потом отшвырнул её в сторону. Машина с бешеной скоростью мчалась по дороге.

Бичер лежал, беспомощно всхлипывая. Он не знал, чему верить. Верить ничему нельзя. Сделать тоже ничего нельзя. Если бы можно было драться. Если б убежать. Если б сделать что-нибудь… Он снова услышал голос шерифа: – Ты не бойся, Джордж, бояться нечего.

– Я не боюсь, – отчаянно крикнул Бичер. – Я не могу больше лежать. Я не могу ждать так.

– Лежи, лежи – ничего не поделаешь, – сказал Токхью. – Думай о чём-нибудь другом. Не думай о линчевании. Ты им не попадёшься. Они грозятся привязать тебя к машине и тащить по дороге, пока с тебя шкура не слезет, но этот номер не пройдёт. Подумай о чём-нибудь другом. Думай о матери. Ведь она тебя любит? Ей не хочется, чтобы с тобой случилась беда? Думай о какой-нибудь негритяночке. Ты женат?

– Зачем вы так говорите! – крикнул Бичер. – Пустите меня. Пустите меня отсюда! Я побегу! – Он вскочил. – Может, я спасусь, босс! Пустите меня!

– С ума сошёл, парень, – весело сказал Токхью. – Тебя же мигом поймают. – Он толкнул его. Бичер упал, трясясь, как в лихорадке. Внутренний голос твердил, словно отбивая барабанную дробь: «Белые выдадут тебя, Джордж, выдадут, выдадут, Джордж», – а он старался подавить, затоптать его, всей силой души заставляя себя верить слову белого босса.

– Мы тебя выручим, – мягко уговаривал его Токхью. – Ты думай о какой-нибудь негритяночке. Представь себе, что она голая, а ты дал волю рукам, она кричит, а ты её тискаешь. Приятели Эда сказали, что тебе не спать больше с женщиной. Но ты им не верь, Джордж. – Лицо у Токхью было ликующее. – Слушай, что я говорю, Джордж! – кричал он. – Никто тебя не линчует. Никто тебя не будет резать ножом. Я не дам сжечь тебя на костре, Джордж. Нет! И думать нечего. Ха-ха-ха! Сиди спокойно, Джордж.

И тогда Бичер понял всё. Теперь он понял. Они не станут защищать его. Они его выдадут. О господи! Господи! Вопль ужаса сотряс всё тело юноши. Этот вопль отдался у него в сердце, в легких, в животе. О господи! Господи!… Потом всё прошло. Испив за один миг всю чашу неведомого доселе ужаса, он почувствовал, что всё прошло. Всё миновало. Он освободился от этого страха. А вместо страха было что-то другое. Он чувствовал, как в нём разгорается ненависть, опаляющая ненависть и презрение, а над ними, словно шёлковый покров, окутавший душу, были гордость – достоинство и гордость. Он умрёт, теперь это ясно, но страха в нём уже нет. Он высказал Смоллвуду всё, он ударил Бэйли, – и теперь бояться нечего. Да, да – он высказал всё! Есть негр на свете, который сказал то, что ему хотелось сказать! Теперь никто не узнает, что он боится!

Бичер лежал неподвижно. Его охватило странное, чудесное чувство покоя. Точно он был полноводной рекой, сбегавшей с холма. В ушах у него стоял шум воды, но шёлк, окутывающий его душу, льнул к ней всё ближе и ближе.

Вдруг шериф Токхью крикнул с притворным ужасом: – Нажимай, Гарри, сзади машина! – Гаррисон Таун взвыл. Они мчались по дороге со скоростью семидесяти миль в час. – Господи помилуй, шесть машин! – закричал Токхью. – Народу-то! И все с ружьями! За нами едут!

– Нагоняют? – с хохотом спросил Таун.

– Не разберёшь… Нет, мы уходим! Не догонят! – торжествующе крикнул Токхью. – Не высовывайся, Джордж, мы тебя выручим… Э-э! – шериф перевёл дух. – Ловушка! – Он показал вперёд на пустую дорогу. – Ещё шесть машин впереди! Попались, Гарри! Придётся выдать беднягу. Линчуют нашего Джорджа! Тише! Они дорогу загородили.

Таун замедлил ход. Машина начала сбавлять скорость.

И тогда волна гордости и человеческого достоинства подхватила Джорджа и высоко взмыла его на своём гребне. Сердце пело, бросало вызов. Нет! Петля его не дождётся! Нет! Никогда! Никогда! И он вскочил на ноги, а потом одним рывком горделиво бросился из машины на дорогу.