Глава 20
Я просыпаюсь с мыслями об Уэсли.
Уэсли и тяжелое похмелье. Как в тумане спускаюсь в кабинет, потом бегу в ванную, и меня выворачивает. Неземное блаженство.
Я обнаружила, что блюю с большим мастерством. Могла бы стать профи, как говорит Эд. Один раз нажимаю на кнопку смыва, и вся гадость проскальзывает вниз. Я полощу рот, похлопываю по бледным щекам и возвращаюсь в кабинет.
На той стороне сквера в окнах Расселов никого, комнаты не освещены. Я вглядываюсь в дом, он вглядывается в меня. Похоже, мне не хватает моих соседей.
Я смотрю в южном направлении – по улице тащится видавшее виды такси, вслед за ним идет женщина со стаканчиком кофе в руке и голдендудлем на поводке. Часы в телефоне показывают 10:28. Как меня угораздило так рано встать?
Правильно, я забыла принять темазепам. Ну да, отключилась, не успев о нем вспомнить. От него приходишь в полубессознательное состояние, и на тебя наваливается непомерная тяжесть.
А теперь у меня в голове яркими вспышками мелькают картины вчерашнего вечера. Похоже на карусель из «Незнакомцев в поезде». Было ли это вообще? Да, мы откупорили вино Джейн, болтали без умолку, лопали шоколад. Я фотографировала, мы обсуждали наши семьи, я разложила на столе свои таблетки, мы выпили еще. Впрочем, все происходило в другом порядке.
Три бутылки вина – или их было четыре? Пусть так, я могу и больше, опыта хватает.
– Таблетки! – восклицаю я таким тоном, каким сыщик вскрикивает «Эврика!».
Моя дозировка! Помню, что вчера приняла двойную дозу. Наверное, мои проблемы – от таблеток.
«Держу пари, от них у тебя задница распухнет», – хихикала Джейн, когда я проглотила горсть, запив вином.
Голова раскалывается, руки трясутся. Я достаю спрятанный в глубине выдвижного ящика флакончик адвила, забрасываю в рот три капсулы. Срок годности кончился девять месяцев назад. Я размышляю о том, что за это время были зачаты и родились дети. Созданы целые жизни.
Потом проглатываю четвертую – на всякий случай.
А потом… Что было потом? Да, потом пришел Алистер и спрашивал про жену.
Движение за окном. Поднимаю глаза. Это доктор Миллер, он уходит на работу.
– Увидимся в четверть четвертого, – говорю я ему. – Не опаздывайте.
«Не опаздывайте» – таково было золотое правило Уэсли.
– Для некоторых людей это самые важные пятьдесят минут за всю неделю, – напомнит он мне, бывало, – так что, ради бога, чем бы вы ни занимались, не опаздывайте.
Уэсли Бриллиант. Я уже три месяца не справлялась о нем. Хватаю мышь и вхожу в «Гугл». Курсор мечется по полю поиска в ритме неровного пульса.
Вижу, Уэсли по-прежнему занимает тот же пост адъюнкта, по-прежнему публикует статьи в «Таймс» и разных отраслевых журналах. И разумеется, он по-прежнему практикует, хотя припоминаю, что его офис летом переехал в Йорквилл. Я говорю «офис», но на самом деле это всего лишь Уэсли и его секретарша Фиби вместе с ее картридером. И тем креслом-шезлонгом «Имз». Он обожает свой «Имз».
Тот «Имз», и ничего кроме. Уэсли не довелось жениться – его любовью было лекторство, детьми были пациенты.
– Не вздумайте сочувствовать бедному доктору Брилу, Фокс, – предупредил он меня.
Прекрасно помню: Центральный парк, лебеди, с шеями, изогнутыми в виде вопросительного знака, жаркий полдень в ажурной тени вязов. Уэсли только что предложил мне стать его младшим партнером по практике.
– Моя жизнь и так полна до краев, – сказал он. – Вот почему мне нужны вы или кто-то похожий на вас. Мы вместе сможем помочь многим детям.
Он был, как всегда, прав.
Я кликаю на картинки в «Гугле». Поискав, нахожу небольшую галерею снимков, не особенно новых, не особенно лестных.
– Я неважно фотографирую, – безропотно заметил он однажды. Его окутывал мутный сигарный дым. Ногти на сжимавших сигару пальцах слоились и были покрыты пятнами.
– Да уж, – согласилась я.
Он поднял колючую бровь:
– Вот скажите, правда это или нет: вы и с мужем так строги?
– Правда, но не абсолютная.
Он фыркнул.
– Абсолютной правды не бывает, – сказал он. – Либо правда, либо ложь. Либо реально, либо нет.
– Истинная правда, – откликнулась я.
Глава 21
– Угадай кто, – говорит Эд.
Я ерзаю в кресле.
– Это моя реплика.
– У тебя ужасный голос, бездельница.
– Голос и самочувствие.
– Тебе плохо?
– Было, – отвечаю я.
Понимаю, что не следует говорить ему о вчерашнем, но я слишком слаба. И мне хочется быть честной с Эдом. Он этого заслуживает.
Он недоволен.
– Нельзя этого делать, Анна. Хотя бы воздерживайся, когда принимаешь лекарства.
– Знаю.
Я уже жалею, что сказала.
– Нет, правда.
– Знаю, – повторяю я.
Когда он заговаривает вновь, голос звучит мягче.
– Последнее время у тебя было много посетителей, – говорит он. – Много соблазнов. – Он на время умолкает. – Может быть, эти люди с той стороны сквера…
– Расселы.
– …может быть, они на время оставят тебя в покое?
– Не сомневаюсь, что оставят, если только я не буду падать в обморок на улице.
– Им нет до тебя дела.
«А тебе нет дела до них». Готова поспорить, он так подумал.
– Что говорит доктор Филдинг? – продолжает он.
Начинаю догадываться, что Эд всегда задает этот вопрос, когда растерян.
– Его больше интересуют мои отношения с вами.
– Со мной?
– С вами обоими.
– А-а.
– Эд, я скучаю по тебе.
Я не собиралась этого говорить – даже не понимала, что думаю об этом. Неотфильтрованное подсознание.
– Прости – это во мне говорит ид[14] Ид – в психоанализе обозначение бессознательной, иррациональной части психики. В русском языке ему соответствует термин «оно»., – объясняю я.
Он молчит.
– Ну а теперь говорит Эд, – наконец произносит он.
Мне этого тоже не хватает – его глупых каламбуров. Он, бывало, говорил мне, что я вставляю свое имя Анна в слово «психо-анна-литик».
«Это ужасно!» – давилась я от смеха. «Тебе же это нравится», – отвечал он, и мне действительно нравилось.
Эд снова умолкает. Потом спрашивает:
– Так по чему же именно ты скучаешь?
Я такого не ожидала.
– Я скучаю… – начинаю я, надеясь, что фраза завершится сама собой.
И слова вырываются из меня стремительным потоком, готовым прорвать плотину.
– Скучаю по тому, как ты катаешь шары, – произношу я первые пришедшие на ум идиотские слова. – Скучаю по тому, как ты неправильно завязываешь булинь. Скучаю по твоим порезам от бритвы. По твоим бровям.
Пока говорю, я ловлю себя на том, что поднимаюсь по лестнице, прохожу площадку и оказываюсь в спальне.
– Я скучаю по твоим ботинкам. Скучаю по тому, как ты утром просишь сварить тебе кофе. Скучаю по тому случаю, когда ты намазался моей тушью для ресниц, и все заметили. Скучаю по тому разу, когда ты попросил меня что-то зашить. Скучаю по тому, как ты вежлив с официантами.
Сейчас я в своей кровати – нашей кровати.
– Я скучаю по твоему омлету. – Пусть это всего-навсего глазунья. – Скучаю по твоим сказкам на ночь. – Героиня отвергает принца, на первом месте у нее защита диссертации. – Скучаю по твоей пародии на Николаса Кейджа.
Я ловлю себя на том, что заливаюсь слезами.
– Мне не хватает твоих глупых-преглупых шуток. Я скучаю по тому, как ты ломаешь шоколадку, вместо того чтобы откусить от этой гребаной плитки.
– Следи за языком.
– Прости.
– К тому же так вкуснее.
– Мне не хватает твоей души, – говорю я.
Пауза.
– Я так по тебе скучаю.
Пауза.
– Я так вас люблю. – У меня прерывается дыхание. – Вас обоих.
Здесь нет никакой модели, – по крайней мере, я ее не вижу, а меня учили распознавать модели. Просто я по нему скучаю. Скучаю и люблю. Люблю их.
Следует молчание, долгое и глубокое. Я шумно дышу.
– Но, Анна, – ласково произносит Эд, – если…
Какой-то звук снизу.
Приглушенный грохот. Возможно, осадка дома.
– Подожди, – прошу я Эда.
Потом четко различаю чей-то сухой кашель, бормотание.
Кто-то в моей кухне.
– Мне пора идти, – говорю я Эду.
– Что…
Но я уже крадусь к двери, зажав в руке телефон. Пальцы мечутся по экрану, набирают 911, и большой палец нацеливается на клавишу вызова. Помню последний раз, когда туда звонила. По сути дела, я обращалась в службу спасения не единожды. Или пыталась обратиться. На этот раз кто-нибудь да ответит.
Я шагаю вниз по лестнице, скользя ладонью по перилам. Почти не вижу ступеней в темноте.
Заворачиваю за угол, здесь лестничный пролет освещен. Крадусь в кухню. Телефон дрожит в руке.
Около посудомоечной машины стоит мужчина, повернувшись ко мне широкой спиной.
Он оборачивается. Я нажимаю на клавишу вызова.
Глава 22
– Привет, – говорит Дэвид.
Твою мать! Я перевожу дух, быстро отменяю вызов. Засовываю телефон в карман.
– Извините, – добавляет он. – Я звонил в дверь около получаса назад, но, наверное, вы спали.
– Вероятно, была в душе, – отвечаю я.
Он не реагирует. Возможно, ему за меня неловко – у меня на волосах ни капли влаги.
– Поэтому я вошел через цокольный этаж. Ничего?
– Конечно ничего, – говорю я. – Милости прошу в любое время. – Я подхожу к раковине, наливаю стакан воды. Нервы у меня на пределе. – Зачем я вам понадобилась?
– Ищу «Икс-Акто».
– «Икс-Акто»?
– Нож такой специальный, от «Икс-Акто».
– Вроде резака для коробок?
– Точно. Я смотрел под раковиной и в ящике около телефона. Кстати, ваш телефон не подключен. Думаю, он умер.
Не помню даже, когда я в последний раз пользовалась проводным телефоном.
– Наверняка.
– Может быть, хотите его подключить?
«Не нужно», – думаю я. Возвращаюсь на лестницу.
– Там наверху, в кладовке, есть резак для коробок, – говорю я, и Дэвид идет за мной следом.
На площадке я поворачиваюсь и открываю дверь кладовки, которая находится на длинном узком чердаке. Внутри темно, хоть глаз выколи. Я дергаю за шнурок, вспыхивает голая лампочка. В дальнем конце свалены сложенные шезлонги, на полу, как цветочные горшки, стоят банки с краской и, невероятно, рулоны тисненых обоев с пастушками и аристократами. На полке нетронутый ящик с инструментами Эда. «Что ж, я не умелец, – говаривал он. – С такой фигурой, как у меня, это необязательно».
Я открываю ящик, роюсь в нем.
– Вот. – Дэвид указывает на серебристый пластиковый чехол, из которого высовывается лезвие, и я хватаюсь за него. – Аккуратнее.
– Я вас не порежу.
Я осторожно подаю ему нож, направив лезвие к себе.
– Я о вас беспокоюсь, – фыркает он.
До чего же приятно это слышать!
– Зачем вам этот нож?
Я снова дергаю за шнурок, и падает тьма. Дэвид не двигается.
Пока мы стоим в темноте – я в халате, мой съемщик с ножом, – до меня доходит, что так близко от него я еще не была. Он может меня поцеловать. Он может меня убить.
– Соседский мужик попросил меня помочь. Надо открыть коробки и убрать всякий хлам.
– Какой соседский мужик?
– Он живет в доме через сквер. Рассел.
Дэвид выходит и направляется к лестнице.
– Как он вас нашел? – спрашиваю я, следуя за ним.
– Я развесил флаеры. Он увидел один в кафе или где-нибудь еще. – Повернувшись, Дэвид смотрит на меня. – Вы его знаете?
– Нет, – отвечаю я. – Он вчера заскочил ко мне, вот и все.
Мы снова в кухне.
– Ему надо распаковать коробки и собрать кое-какую мебель в цокольном этаже. Вернусь после обеда.
– Думаю, сейчас вы никого не застанете.
Дэвид, прищурившись, смотрит на меня.
– Откуда вы знаете?
«Потому что слежу за ними».
– Непохоже, чтобы кто-нибудь был дома.
Я указываю на дом двести семь через кухонное окно, и в этот момент гостиная Расселов озаряется светом. Там стоит растрепанный после сна Алистер, между его щекой и плечом зажат мобильный.
– Вон этот мужик, – говорит Дэвид, направляясь к двери в прихожую. – Зайду к вам попозже. Спасибо за нож.
Глава 23
Я собираюсь вернуться к разговору с Эдом. «Угадай кто», – скажу я, теперь моя очередь. Но не успел Дэвид закрыть за собой дверь, как раздается стук. Я иду узнать, что ему еще нужно.
Однако за дверью стоит женщина – стройная Бина, с широко раскрытыми от удивления глазами. Я бросаю взгляд на телефон – ровно полдень. Господи.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления