Онлайн чтение книги Три желания Three Wishes
Глава 1

А началось все тридцать четыре года назад, когда Фрэнк Кеттл, двадцати одного года, высокий, светловолосый, гиперактивный молодой человек, бывший послушник, воспылал безумной страстью к Максин Леонард, длинноногой рыжеволосой красотке, которой должно было вот-вот стукнуть девятнадцать.

В нем бушевал тестостерон. Она была осмотрительнее, но согласилась. Все случилось на заднем сиденье «холдена», принадлежавшего отцу Фрэнка. Два раза. В первый раз они все время стукались головами, сопели, затаив дыхание, сползали на пол, пока по автомобильному радио пел Джонни О’Киф. Во второй раз получилось медленнее, мягче и, в общем, совсем неплохо. Элвис вкрадчиво призывал любить его нежно. Однако и в том и в другом случае ужасный исход был один и тот же. Один из живчиков Фрэнка столкнулся лоб в лоб с одной из гораздо более медлительных яйцеклеток Максин и прервал ее тоскливый путь в небытие.

Потом, когда Максин сломя голову бегала на свидания к более подходящим мальчикам, а Фрэнк ухлестывал за фигуристой брюнеткой, две только что оплодотворенные яйцеклетки упрямо пробирались по фаллопиевым трубам Максин к ее взволнованной, совсем молодой матке.

В тот самый момент, когда Максин позволила очень подходящему ей Чарли Эдвардсу отбросить назад ее длинные рыжие волосы, пока она задувала девятнадцать свечей на именинном торте, одна яйцеклетка в ней настолько осмелела, что взяла и разделилась на две. Еще одной яйцеклетке теперь очень здорово было в компании двух совершенно одинаковых яйцеклеток.

Гости на дне рождения Максин думали, что она никогда еще не была такой красавицей – стройная, сияющая! Кто бы мог подумать, что она уже была беременна тройняшками от какого-то там бывшего святоши?

Ясное дело, Фрэнк и Максин поженились. На свадебных фотографиях у обоих был отсутствующий вид людей, недавно переживших серьезную травму.

Через семь месяцев три их дочери, крича и брыкаясь, появились на свет. Максин до этого никогда даже не брала ребенка на руки, а тут у нее оказалось целых три; это был самый тяжелый момент ее молодой жизни.

Вот как все начиналось, по версии Джеммы. Кэт возразила бы, что если уж считать с зачатия, то почему бы не приплести сюда всех их родственников до седьмого колена? Почему бы вообще не начать с обезьян? Или, допустим, с Большого взрыва? «Я бы с этого и начала, – заметила Джемма, – с Большого взрыва мамы и папы». – «Прико-о-ольно», – протянула бы Кэт. «Давайте рассуждать логически, – перебила бы Лин. – Все началось с ужина со спагетти».

И Лин, совершенно естественно, была бы права.

Был вечер среды. До Рождества оставалось полтора месяца. Обычный вечер в середине недели, о котором в пятницу они бы уже вряд ли помнили: «Что там мы в среду делали?» – «Не помню… Телевизор смотрели?»

Именно это они и делали. Жевали спагетти, пили красное вино, смотрели телевизор. Кэт, скрестив ноги, сидела на полу, прислонившись спиной к дивану и поставив тарелку на колени. Ее муж Дэн примостился на самом краешке и поедал свой ужин, склонившись над журнальным столиком. Они всегда так ужинали.

Спагетти готовил Дэн, поэтому они получились слегка переваренными. Кэт была более умелым кулинаром. Дэн готовил без затей, функционально. Он кидал все продукты сразу, как будто в бетономешалку, одной рукой крепко держал чашку, другой крутил ее содержимое так яростно, что под кожей ходили бицепсы. Ну и что тут такого? Сделано же дело!

В тот вечер, в среду, Кэт ничего необычного не чувствовала; не было ей ни особенно весело, ни особенно грустно. Было даже странно вспоминать потом, как она сидела, запихивала в рот пасту, приготовленную Дэном, очень глупо доверившись течению своей жизни. Теперь, задним числом, ей хотелось прикрикнуть на саму себя: «Сконцентрируйся!»

Они смотрели мыльную оперу под названием «Школа медиков», речь в которой шла об очень красивых и очень молодых студентах медицинского факультета с ослепительно-белыми зубами и запутанной личной жизнью. Каждый эпизод изобиловал кровью, сексом и болью.

Кэт с Дэном кое-что добавили к этой «Школе медиков». Как только обозначался новый поворот сюжета, они разражались громкими криками, точно дети, смотрящие пантомиму: «Сволочь!», «Бросай его!», «Это не то лекарство!!!».

На этой неделе Элли – кокетливая блондинка, вечно в коротеньких маечках в облипочку, – пребывала в полнейшем смятении. Она все не могла решить, признаваться ли своему парню Питу – темноволосому угрюмому типу с ненормально накачанным прессом – в том, что спьяну изменила ему с заезжей звездой – возмутителем спокойствия.

– Скажи ему, Элли! – говорила Кэт, обращаясь к телевизору. – Пит простит! Он все поймет!

Пошла реклама: мужчина маниакального вида в желтом пиджаке бродил по магазину, недоверчиво показывая пальцем на специальные рождественские предложения.

– А я сегодня сделала кое-что для красоты и здоровья, – произнесла Кэт, опираясь на ногу Дэна, чтобы через него дотянуться до перечницы. – У женщины был такой приторно-восторженный голос. Мне как будто делали массаж, пока я резервировала нам отель.

На Рождество она дарила сестрам (и себе самой) поездку в дом отдыха в Голубых горах. Всем троим пообещали «ни с чем не сравнимые ощущения» от «исключительного обслуживания». Их должны были обертывать в морские водоросли, опускать в грязевые ванны, с головы до ног обмазывать витаминными кремами – отдых предстоял просто чудесный.

Она была очень довольна собой. «Какая умница!» – скажут все в день Рождества. Лин действительно нужно было расслабиться. Джемме это было не нужно, но она вряд ли откажется от поездки. Кэт тоже ничего, в общем, не беспокоило – разве только то, что она все не беременела, хотя вот уже почти год не принимала противозачаточных. «Не бери в голову», – мудро советовали все вокруг, будто первые до этого додумались. Как будто твои яичники отказывались сотрудничать, когда замечали, что ты волнуешься из-за беременности: «Отлично! Если ты так переживаешь по этому поводу, то мы закрываем вопрос».

Пошла реклама медицинской страховки, и Дэн поморщился, как от боли:

– Терпеть ее не могу.

– Но реклама эффективная. Ты ее смотришь внимательнее, чем любую другую.

Он закрыл глаза и отвернулся:

– Ладно, не смотрю, не смотрю. Но этот резкий женский голос все равно слышу.

Кэт взяла пульт и прибавила звук.

– А-а-а! – Он открыл глаза и вырвал пульт у нее из рук.

Это было совершенно нормально. Позже она проигрывала все его действия в своей голове, и от этого, казалось, становилось даже хуже. Каждый миг нормального поведения только отягощал его предательство.

– Цыц! Уже началось.

Обманутый парень Элли, Пит, поигрывал на экране своими накачанными мускулами. Элли виновато посматривала прямо в камеру.

– Скажи ему! – обратилась к ней Кэт. – Я бы хотела знать. Мне было бы лучше знать всю правду. Лучше скажи ему все, Элли.

– Правда лучше? – спросил Дэн.

– Да. А тебе – нет?

– Не знаю…

Кэт тогда не услышала никакого «звоночка». Не уловила даже слабенького сигнала. Она поставила свой стакан с вином на журнальный столик и почувствовала, как на подбородке вскочил зловредный прыщик – предвестник месячных. Он появлялся каждый месяц, как будто на ней ставили официальный штамп: «Подтверждаю, что у данной женщины в данный месяц ребенка не ожидается. Попробуйте в следующем месяце!» Каждый раз, завидев первые капли крови, Кэт принималась сокрушенно вздыхать, закидывая голову, точно колдунья. Какая насмешка, какая страшная издевка после стольких лет периодической радости оттого, что она не беременна, после многомесячных рассуждений вроде: «А мы готовы к такой крутой перемене? Готовы, ведь правда же? Или нам нужен еще один месяц свободы?»

«Не думай об этом, – твердила она себе. – Просто не думай».

– Кэт…

– Чего?

– Я должен тебе что-то сказать.

Она одобрительно улыбнулась в ответ на его задумчивый тон, радуясь, что он отвлек ее от прыщика.

– И что же? – полюбопытствовала она и приглушила звук. – Что, как Элли? Изменил мне?

– Ну… в общем, да.

Он выглядел так, будто его вот-вот стошнит – актер из него был никудышный.

Кэт положила вилку.

– Шутишь? Ты что, хочешь сказать, что с кем-то переспал?

– Да, – ответил он, странно дергая губами. Он напоминал маленького мальчика, застигнутого за чем-то постыдным.

Она выключила телевизор и отложила пульт. Сердце колотилось от страха и от незнакомого прежде жгучего желания – знать все.

– Когда? – Ей все еще не верилось, хотелось смеяться. – Сто лет назад? Когда мы только начали встречаться? Не недавно же?

– С месяц назад.

– Что?!

– Там ничего серьезного не было… – промямлил он, уткнувшись в тарелку и ухватив пальцами гриб. Не донеся гриб до рта, он бросил его в тарелку и вытер рот обратной стороной ладони.

– Что ж, начинай с самого начала. Когда?

– Однажды вечером.

– Когда вечером? А я где была? – спросила она, перебирая в памяти события последних недель. – Когда – вечером?

Выяснилось, что однажды, во вторник вечером, после сквоша, он познакомился с какой-то девицей. Она сама подошла к нему, и, что скрывать, ему это польстило, потому что она была… э-э-э… очень хорошенькая. Он был немного поддатый, без особых уговоров согласился поехать к ней, слово за слово… Дело явно не стоило выеденного яйца. Он совершенно не мог понять, как его угораздило сделать такую вопиющую глупость. Может, это все из-за стресса на работе и еще, знаешь, из-за ребенка. Это, конечно же, никогда не повторится, он очень, очень, очень виноват, он ее так любит, и это так здорово – рассказать все наконец, не таиться, не скрываться!

Казалось, что с ним произошло что-то интересное и он просто забыл рассказать ей об этом. Она спрашивала, он отвечал: «Где она живет?», «Как ты добрался домой?».

Он закончил свой рассказ, и Кэт глупо уставилась на него, ожидая, что ей будет очень больно. Как будто ты пришла сдавать кровь, и врач, улыбаясь, ищет вену на твоей руке.

– Как ее зовут? – спросила она.

– Анджела, – ответил он, отведя глаза.

Ну наконец-то… Сердце у нее сжалось, потому что у девицы было имя и Дэн знал его.

Она смотрела, как на тарелке стынет ужин, и до отвращения ясно видела изгиб буквально каждой макаронины, похожей на змею. Будто настроили линзу телескопа, и ее размытый, расплывчатый прежде мир стал отчетливым и резким.

Она новыми глазами посмотрела на их гостиную. Небрежно брошенные на диван подушки, ковер дикой расцветки на отполированных досках пола. Книжная полка, уставленная фотографиями, тщательно отобранными, вставленными в рамки, доказательствами их счастливой, насыщенной жизни. Вот, смотрите, как мы любим друг друга и весь мир, как мы стройны, как веселы! Вот как мы улыбаемся и обнимаемся в своем лыжном снаряжении! Как мы хохочем, собираясь нырнуть с аквалангом! Как веселимся со своими друзьями! Какие строим рожи на камеру!

Она снова взглянула на Дэна. Он неплохо выглядел, ее супруг. Ее всегда это волновало – приятно щекотало, вернее сказать.

Она думала: он изменил мне, попробовал, как это делается. Это было страшно. Нереально. Ей захотелось снова включить телевизор и сделать вид, словно ничего не произошло. Вспомнилось: надо отутюжить юбку на завтра. Надо составить список подарков на Рождество.

– Ничего серьезного, – повторил он. – Так, глупое ночное приключение.

– Не говори так!

– Ладно.

– Как это пóшло!

Он умоляюще взглянул на нее. Под носом у него застыла капля томатного соуса.

– Ты соусом испачкался, – мстительно произнесла она. Его вина вдохновляла ее, убеждала в том, что она совершенно, безусловно права. Он был преступником, она – полицейским. Плохим полицейским. Из тех, которые хватают преступника за рубашку и изо всей силы шарахают его о стену. – Зачем ты мне теперь это рассказываешь? Только чтобы чувствовать себя лучше?

– Не знаю. Я долго колебался. А когда ты сказала, что хотела бы знать правду…

– Я говорила об Элли! Я смотрела телевизор! Я ужинала!

– Так ты не про себя…

– Нет, конечно! Хотя теперь уже все равно поздно.

Несколько секунд они сидели молча, и вдруг ей захотелось разрыдаться, как пятилетней девочке в песочнице, ведь она считала Дэна другом, самым близким другом.

– Зачем? – надтреснутым голосом произнесла она. – Зачем ты это сделал? Не понимаю, с чего вдруг…

– Сам не знаю. Правда, не знаю.

Друзья, что ли, научили его так отвечать? «Говори ей, что сам не знаешь и что ничего такого не было. Они все только это и хотят слышать».

Если бы она снималась в «Школе медиков», по ее щеке медленно и трогательно скатилась бы единственная скупая слеза. Она же сейчас издавала странное пыхтение, будто бежала.

– Не бери в голову, пожалуйста. Кэт, детка…

– Ничего себе – не бери в голову!

Дэн нежно взял ее руку в свою. Она сердито оттолкнула ее:

– Не трогай меня, ты!

Они в ужасе посмотрели друг на друга. Дэн был белым как полотно. Кэт трясло от страшного открытия: он же трогал эту женщину, которую она никогда даже не видела. И трогал ее не просто по-дружески. Он, конечно же, ее целовал. И делал все остальное, что обычно понимают под словом «секс».

– Ты снимал с нее лифчик?

– Кэт!

– В смысле, ясно же, что лифчика на ней не было. Я только хочу знать: она сама его сняла или ты постарался? Ты протянул руку ей за спину, пока вы целовались, и расстегнул его? Трудно было? Сложная была застежка? С ними не сразу разберешься, правда? Ты уже давненько над такими не пыхтел. И как у тебя получилось? Вздохнул с облегчением, когда наконец закончил?

– Пожалуйста, перестань!

– И не подумаю!

– Ладно, снял я с нее лифчик, снял! Но это была ерунда. Я выпил. Ничего похожего на то, что было у нас. Не…

– Ерунда, да. Понятно… И какую же ерундовую позу ты выбрал?

– Кэт, ну пожалуйста…

– У нее был оргазм?

– Хватит…

– Ах, дорогой, не волнуйся ты так. Я уверена, что был. У тебя же такие надежные технологии. Я уверена, она оценила их по достоинству.

– Кэт, я тебя умоляю – замолчи, – с дрожью в голосе произнес он.

Она отерла пот с пылавшего лба.

Она чувствовала себя уродиной. Да и была уродиной. Она нащупала прыщик на подбородке. Подкраситься! Ей нужно немедленно подкраситься! Ей нужен хороший макияж, полный гардероб одежды, парикмахер-стилист и кондиционированный воздух. Вот тогда ее и окатят чистые, прекрасные волны горя, как звезд любимой «Школы медиков».

Она поднялась и взяла со столика обе тарелки.

В горле начало нестерпимо зудеть. Аллергия… Только ее сейчас и не хватало! Она поставила тарелки обратно на столик и чихнула четыре раза. Перед каждым чихом она закрывала глаза, и услужливое воображение тут же рисовало ей, как спадает бретелька лифчика.

Дэн сходил в кухню и вернулся с упаковкой салфеток.

– Не смотри на меня, – сказала она.

– Почему? – спросил он, протягивая салфетку.

– Не смотри, и все.

И в этот самый момент она схватила одну из тарелок и швырнула ее в стену.

От кого: Джемма

Кому: Лин; Кэт

Тема: Кэт

ЛИН! ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ОПАСНОСТЬ, ОПАСНОСТЬ! Я только что говорила с Кэт, и она в ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ плохом настроении. Не советовала бы звонить ей или упоминать о Мэдди в разговоре, по крайней мере в течение ближайших суток.

С любовью, Джемма.

От кого: Кэт

Кому: Джемме

Тема: Я

Внимание, внимание! Если ты хочешь рассылать письма о моем плохом настроении, убедись, по крайней мере, что их не получаю я. Вот от этого настроение у меня точно испортится.

От кого: Лин

Кому: Джемме

Тема: Кэт

Дж, следи, что выбрала «ответить» вместо «ответить всем», когда отвечаешь на письма. Установи адресную книгу! Не сомневаюсь, Кэт под больш. впечатлением. Кара говорила о Мэдди, так что проблем нет. Л.

От кого: Джемма

Кому: Лин; Кэт

Тема: Кара

Дорогая Лин!

Я не знаю, как устанавливается адресная книга, но все равно спасибо тебе за совет. Не хочу тебя пугать, но слышала ли ты о СИНДРОМЕ ТРЯСКИ МЛАДЕНЦА? Думаю, очень опасно оставлять Мэдди с Карой. Однажды я видела, как ЯРОСТНО она трясла коробку кукурузных хлопьев. Она подросток, а у подростков всегда проблемы с гормонами, вот почему они и ведут себя слегка неадекватно. Не спросишь ли Кэт, прошло ли ее дурное настроение? Я могла бы отменить встречу с привлекательным слесарем. Готова пойти на это ради спасения жизни Мэдди. Сообщи мне.

С любовью, Джемма.

Кэт раздумывала, не случилось ли что-то с ее лицом. Ощущение было такое, будто все оно в синяках и отеках. Казалось, что под обоими глазами стояло по фонарю. И вообще, во всем теле ощущалась какая-то ломота. Весь день ей было не по себе, как будто она обгорела на солнце.

Удивительно, как это было больно и какой сильной была эта боль. Весь день на работе она думала, не принять ли обезболивающее, и каждый раз вспоминала, что боль эта не физическая.

Накануне ночью она ни на минуту не сомкнула глаз.

– Я лягу на диване, – заявил Дэн, героически побледнев.

– Нет, не ляжешь, – возразила Кэт, не желая предоставить ему это удовольствие.

Но когда они оказались в постели, она смотрела в потолок, слушала, как все спокойнее дышит Дэн – он действительно засыпал, – как вдруг хлопнула по выключателю и сказала: «Вон отсюда!»

И он ушел, сонно прижимая подушку к животу. Кэт осталась в постели и принялась представлять себе, как муж занимался сексом с другой женщиной. Она как будто была там, под одним одеялом с ними, как будто видела его руки, ее руки, его рот, ее рот…

Она не могла и не хотела останавливаться. Было очень нужно вообразить все как можно живее, секунду за секундой.

Среди ночи она разбудила Дэна вопросом, какого цвета белье было на той женщине.

– Не помню, – сонно пробурчал он.

– Помнишь! Помнишь! – зудела она, пока он наконец не сказал, что вроде бы черное; на этих словах она разрыдалась.

Теперь Кэт смотрела на своих коллег, пришедших в половине пятого на оперативное совещание, и размышляла, случалось ли с ними это хоть раз – такая подлость, такое вероломство.

Директор по продажам Роб Спенсер занял свое излюбленное место у белой доски и с воодушевлением принялся изображать разноцветные стрелочки и прямоугольнички, приговаривая: «Люди! Так, по-моему, всем понятно, о чем я!»

Роб Спенсер… Вот уже лет пять у Роба были шуры-муры с красавицей Джоанной из бухгалтерского отдела. В компании это был, что называется, секрет мадридского двора. Когда в «Холлингдейл чоколейтс» принимали на работу новичка, то непременно вводили в курс дела насчет Роба и Джоанны. Ни о чем не подозревали, скорее всего, только жена одного и муж другой. Все со смесью жалости и злорадства глазели на невезучие вторые половины, когда они появлялись на ежегодном корпоративном рождественском вечере.

Кэт пришло в голову, что теперь она стала чем-то похожа на жалкую в своем незнании жену Роба Спенсера. Она была просто некая абстрактная жена в короткой, но захватывающей интрижке Анджелы с женатым мужчиной. «А вот мне, например, жалко жену», «Анджела за жену не отвечает», «Да кому нужна эта жена, давай подробности, Андж!».

Кэт проглотила ком в горле и стала изучать схемы Роба – только так можно было быстро его уязвить.

Цветные графики. Небольшие, но доходчивые сводные таблицы. Само собой, его приспешники постарались.

Ага!

– Роб, – обратилась она.

Десять голов повернулись в одном порыве, и десять пар глаз тут же уставились на нее.

– Катриона! – Роб прямо отпрыгнул от доски, и его белые зубы ярко блеснули на фоне приобретенного в солярии загара. – Всегда ценю вашу поддержку!

– Я только хотела спросить, откуда взялись эти цифры, – продолжила она.

– Полагаю, наша чудесная Марджи делала для меня все вычисления. – С этими словами Роб удовлетворенно прищелкнул пальцами, как будто чудесная Марджи одновременно ухитрилась заняться с ним оральным сексом.

– Да, но какие цифры вы давали Марджи для вычислений? – продолжила гнуть свою линию Кэт.

– Так, сейчас посмотрим… – ответил Роб и погрузился в бумаги.

Она выждала момент и нанесла решающий удар:

– По бюджету на маркетинг похоже, что цифры вы брали из показателей прошлого финансового года. Поэтому ваш анализ, хоть и тщательный, но… как бы помягче выразиться… не соответствует действительности.

Стервозно получилось. Эго у любого мужчины так же чувствительно, как яйца. Она за это еще поплатится.

– Не давай себя в обиду, Роб! – Джо из производственного отдела грохнул кулаком по столу.

Роб по-мальчишечьи поднял руки, как будто сдавался:

– Друзья мои! Похоже, Кэт снова своим глазом-алмазом заметила мои промахи! – Он взглянул на часы. – Уже почти пять, а сегодня, между прочим, пятница! Что-то мы все засиделись! Кто со мной обмывать мой позор в «Альбертсе»? Катриона! Могу я пригласить свою богиню мщения выпить со мной?

Его глаза были тусклыми, как мраморная крошка.

Кэт натянуто улыбнулась:

– С удовольствием составлю вам компанию, но… в другой раз.

Она собрала все свои папки и вышла из кабинета, ощущая мучительную, неуместную на работе ненависть к Робу Спенсеру.

От кого: Джемма

Кому: Кэт

Тема: Выпить

Как насчет выпить?

Можем поговорить о плохом настроении, в котором ты не пребываешь.

С любовью, Джемма.

P. S. Здорово, что ты поддержала меня в вопросе о Каре!

P. P. S. Случайно не одолжишь мне денег? Я без гроша!

Кэт сидела в самом темном углу бара. Перед ней стояли три кружки пива. Она ждала сестер.

Она ничего не собиралась рассказывать. Нужно было время, чтобы им с Дэном самим все решить. Посвящать их в малейшие подробности собственного брака было совсем необязательно. Это было тяжело, ставило всех трех в зависимость. «Ты прямо все сестрам докладываешь!» – всегда говорил Дэн, притом что сам он не знал и половины всего этого.

Как только она начнет свой рассказ, они примутся перебивать ее криками возмущения. Джемма кинется за стратегическим запасом мороженого и шампанского. Лин схватится за мобильник и начнет обзванивать друзей в поисках хорошего консультанта по семейным проблемам. Обе засыплют ее советами. Обе будут горячо спорить, что ей делать, а чего не делать. Они примут все слишком близко к сердцу, и от этого то, что случилось, станет реальным.

Она отхлебнула пива и недружелюбно оскалилась на мужчину, который с надеждой показывал на две занятые ею табуретки.

– Только проверить хотел! – сказал он, подняв руки.

Нет, определенно: сестрам – молчок. Вспомнить хотя бы тот случай, когда она рассказала им, что перестала принимать противозачаточные. Ее месячный цикл стал общественным достоянием; точно в срок ей приходилось отвечать на радостные расспросы, началось у нее или нет.

Они перестали звонить только тогда, когда она сказала Джемме – да, началось, да, скорее всего, она бесплодна, и теперь они могут быть довольны. Джемма, конечно, расплакалась. После этого Кэт долго мучило похожее на менструальную боль чувство вины.

– Эти места…

– Да, эти места заняты.

– Что это с ней?

– Наплюй. Она просто сучка.

Две девушки в деловых костюмах в стиле куклы Барби недовольно сползли с табуретов, а Кэт внимательно разглядывала костяшки своих пальцев и воображала, как вскакивает и дает обеим прямо в красиво подкрашенные губы.

Ей все хотелось представить, как выглядит та, другая.

Анджела…

Наверное, пышка небольшого роста, вот как те две девицы, которые приостановились похихикать и пококетничать с группой без сомнения женатых мужчин.

Кэт не выносила маленьких фигуристых женщин. Женственных куколок, которые вечно смотрели на Кэт как на какого-нибудь доисторического гиганта. Сестры ее бы поняли… Как, впрочем, и все высокие женщины, скорее всего.

Но ей не хотелось, чтобы ее унижали пониманием. Почему-то ей казалось, что она будет сердиться на их очень сочувствующие лица. Это их вина.

Она порылась в памяти в поисках рационального обвинительного довода.

Конечно, сестры виноваты в том, что они с Дэном вообще познакомились.

Это случилось десять лет назад, на кубке Мельбурна. Им тогда был двадцать один год, и они были восхитительно пьяны от дешевого игристого вина. В каждом заезде – ставка на огромные суммы. Они смеялись не переставая, точно их прорвало, как выражалась бабушка, или точно полные идиотки, как говорила их мать.

Они задевали каждого молодого человека, которому случалось проходить мимо их столика.

Джемма: «Мы тройняшки! Представляешь? Можешь в это поверить? Они совсем одинаковые, а я – нет! Я – однояйцевая! А они – всего-то половинки одного яйца. Полуяйца! Может, купите нам выпивки? Мы очень любим шампанское!».

Лин: «Знаете, на кого ставить? Я лично в пятом заезде выбираю Одинокого Ездока. Если вы планируете купить нам шампанского, то учтите: мы пьем то, что стоит девять долларов девяносто девять центов бутылка. Стаканы у нас уже есть».

Кэт: «У тебя прямо огромная голова. Она заслоняет весь телевизор, а я вот-вот выиграю кучу денег. Может, уйдешь? Или нет… Лучше сгоняй-ка нам за шампанским!»

Большеголовый молодой человек сидел в соседней с Кэт ложе. Он был очень высокий, и им пришлось потесниться, чтобы ему было удобно.

У него были злые зеленые глаза и щетина.

Он был великолепен.

– Вот оно что, – протянул он, – вы, значит, бывшие соседки по матке.

Джемме это показалось ужасно остроумным; от смеха она даже прослезилась. Кэт откинулась в кресле, потягивая шампанское и ожидая, когда молодой человек по уши влюбится в Джемму. Мужчины повально влюблялись в Джемму, когда она смеялась. Их начинало прямо распирать от гордости, и они становились похожи на тупых баранов. Отныне целью их жизни становилось желание заставить Джемму вновь рассмеяться.

Но этого молодого человека, кажется, больше заинтересовала Кэт. Он положил ладонь ей на колено. Она подняла его руку и положила обратно на стол.

– Ты что, трогал Кэт за коленку? – завопила Лин; у нее, когда она была пьяна, голос мог достигать нескольких децибел. – ДЖЕММА!!! Этот парень трогал Кэт за коленку!

– Понравилась? – спросила Джемма. – Хочешь с ней целоваться? А она хорошо целуется. По крайней мере, так она сама считает. Когда ты ее поцелуешь, сходи, пожалуйста, купи нам еще шампанского, а?

– Не хочу я с ним целоваться! – сказала Кэт. – У него такая голова здоровая! И потом, он похож на водителя грузовика.

На самом деле ей очень хотелось с ним целоваться.

– Если моя ставка выиграет в этом заезде, поцелуешь меня? – спросил молодой человек.

Они взглянули на него с интересом. Все трое были азартными игроками. Этот ген они унаследовали от своего дедушки.

Лин наклонилась вперед и спросила:

– А ЕСЛИ ПРОИГРАЕшь?

– С меня бутылка шампанского, – отозвался молодой человек.

– По рукам! – воскликнула Джемма и опрокинула бокал шампанского Кэт, когда потянулась, чтобы дать ему руку.

– На кого ставим, сводницы? – осведомилась Кэт.

Он выбрал лошадь по кличке Танцовщица.

– БЕЗ ВАРИАНТОВ! – вскричала Лин. – У нее же шансы – пятьдесят к одному. Почему ты не ставишь на фаворита?

Джемма и Лин весь заезд вскакивали на ноги и громко вопили.

Кэт осталась сидеть с молодым человеком. Она не отрывала глаз от телеэкрана. Танцовщица почти все время шла в середине, но в последние секунды набрала скорость и стала уверенно вырываться вперед. В голосе комментатора слышалось нескрываемое удивление. Джемма и Лин взвыли.

У себя на затылке Кэт почувствовала руку. Пока Танцовщица что было сил неслась к финишу, молодой человек все притягивал ее к себе, а глаза Кэт закрывались, как будто она засыпала глубоким, восхитительным сном. Он него пахло сигаретами «Данхилл», мылом «Палмолив», зубной пастой «Колгейт», пивом «Тухейз», и ей никогда еще так сильно не хотелось никого и ничего, как хотелось тогда этого молодого человека.

Потом молодой человек оказался Дэном, еще потом Дэн оказался ее мужем, а еще потом ее муж оказался изменником.

Кэт допила свое пиво и потянулась за следующей кружкой.

Джемме и Лин Дэн очень понравился сразу после того, как Танцовщица пришла второй и они, обернувшись, чтобы потребовать свое шампанское, увидели, что он получает поцелуй, которого вовсе не заслуживал. Он умудрился вытащить кошелек из заднего кармана джинсов и передать его Лин, не отрывая своих губ от Кэт. Так классно! Так сексуально! Так ловко!

Разве можно было признаться теперь в том, что так любимый всеми Дэн на самом деле не заслуживал всеобщей любви?

Да ни за что в жизни!

Она со стуком поставила кружку на стол, взяла третью и увидела, как к ее столику приближаются сестры.

Джемма была одета как обычно, то есть как странно красивая бомжиха. На ней было вылинявшее платье в цветочек и чудной кардиган, весь в дырках, который к тому же не сочетался по цвету с платьем и был ей слишком велик. Ее сияющие рыже-золотые волосы были растрепаны, перепутаны и болтались значительно ниже плеч. Кончики их посеклись. Кэт заметила, как молодой человек у двери обернулся и посмотрел ей вслед. Джемму не замечали многие мужчины, но если уж замечали, то больше уже не упускали из виду. Всем им немедленно хотелось отбросить с ее лица волосы, закатать повыше рукава ее кардигана и предупредить, чтобы она застегнула сумку на «молнию», пока еще цел кошелек.

Лин, казалось, пришла прямиком с аэробики, которую вела в спортивном центре. Прямые светлые волосы были собраны в пучок на макушке. Розовые щеки пылали здоровьем. Она была одета в джинсы и белую майку, тщательно отглаженную. Простая крепкая девушка спортивного вида. Кэт полагала, что носик у нее слишком уж остренький, но он нисколько не умалял ее привлекательности (или все-таки умалял?). Когда Кэт заметила Лин, она увидела себя словно бы в трех измерениях. Трех очень живых, очень похожих на Лин измерениях.

Кэт почувствовала знакомые удовольствие и гордость, которые охватывали ее всякий раз, когда она с сестрами оказывалась на публике. «Смотрите на них! – хотелось сказать ей. – Смотрите на моих сестер! Разве они не великолепны? Разве от них не сойдешь с ума?»

Сестры заметили Кэт и, не поздоровавшись, расположились на двух занятых ею табуретах.

Это был один из их ритуалов – никогда не здороваться и делать вид, что они незнакомы. Люди находили это странным, а они – прикольным.

– Я сейчас хожу обедать в это новое кафе, – сказала Джемма. – Что бы я ни заказала, любой мой заказ – любой! – как будто шокирует женщину за прилавком. Говорю, например: «Фруктовый салат», а она делает такие круглые глаза и повторяет: «Фруктовый салат?» Так смешно!

– Я думала, ты терпеть не можешь фруктовый салат, – заметила Лин.

– Да. Это я так, для примера, – отозвалась Джемма.

– А чего бы тогда не привести в пример то, что ты на самом деле заказывала?

Кэт посмотрела на сестер и почувствовала, что ноги у нее стали ватными. Она испытала огромное облегчение.

Проведя пальцем по краю пустой пивной кружки, она начала:

– Я должна вам кое-что рассказать.