С трудом передвигая лапы и припадая на переднюю левую, Серёга кое-как поднялся на свой этаж и, остановившись под дверью, закричал:
– Люба! Люба, открой – это я! Люба-а-а!
В боку и брюхе саднило, болели ребра и ободранная морда. Серёга не вполне понимал, кто он сейчас и в каком состоянии.
– Да открывай же, Люба!
Хозяйка услышала рёв побитого кота и наконец отворила дверь.
– Ты тут спишь, что ли? Не дозовешься тебя, – пробурчал Серёга и захромал прямо на кухню – попить воды.
– Афонечка, да ты весь в крови! Ты подрался или упал?
– Занимался борьбой нанайских мальчиков, – обронил Сергей и, добравшись до блюдца с водой, начал её жадно лакать.
– Я сейчас бинты принесу!
– Неси, уф-ф.
Серёга вздохнул и вдруг понял, что сидит на табуретке.
Первые секунды он ещё чувствовал боль от полученных в драке ран, но затем увидел ободранного Афоню, который лежал возле блюдца и дожидался Любу с её бинтами.
– Афонька, брат! – воскликнул Сергей, присев рядом с котом. Тот посмотрел на хозяина понимающим взглядом и снова стал пить воду.
Прибежала Люба с бинтами и большим флаконом одеколона «Шипр».
– Подставляй бок, Афоня, – сказал Сергей. Кот послушно повернулся.
Люба продезинфицировала ему рану на боку и на морде.
– У него ещё на животе, – сказал Тютюнин.
– Ой, и правда. И кто же его так?
– Сема и Артур.
– Вот гады. За что же они так нашего котика не любят?
– Они его за Маруську избили.
– За какую Маруську? – Люба удивлённо уставилась на Серёгу.
– Ну, из 144 квартиры.
– Ты всех девок, что ли, в доме знаешь? – Глаза жены недобро сузились.
– Дура ты! Маруська – это кошка!
– А-а-а…
– Вот и тебе и а-а… Ты не думай, Афоня. Я им этого не прощу – завтра же оба получат по полной программе. Артур так в особенности – это же он кричал: «Бей его, толстый!» Он всем верховодит, Афоня. А ты небось не знал? И ещё – с Маруськой не водись. Она стерва. Когда меня били, она с крыши смотрела, как будто ей это кино какое!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления