Онлайн чтение книги Обреченные Torment
Глава 2. Семнадцать дней

Тюк.

Девочка поморщилась и потерла лицо. Ей показалось, что кто-то ужалил ее в нос.

Тюк. Тюк.

Теперь боль почувствовалась в скуле. Веки Люс распахнулись, и почти сразу же она сощурилась от удивления. Над ней склонялась коренастая девица с грязно-блондинистой шевелюрой, суровой складкой рта и густейшими бровями. Волосы она небрежно собрала в пучок на макушке. Из одежды на ней были штаны для йоги и рубчатая камуфляжная майка под цвет карих с зелеными крапинками глаз. В пальцах она держала шарик для пинг-понга, изготовившись для броска.

Люс отползла в постели подальше и заслонила лицо. Ее сердце и так уже ныло от разлуки с Дэниелом, и новой боли ей не хотелось. Она опустила взгляд, все еще пытаясь сообразить, где находится, и вспомнила кровать, в которую без лишних раздумий рухнула прошлой ночью.

Женщина в белом, появившаяся сразу после исчезновения Дэниела, представилась Франческой, из штата преподавателей Прибрежной школы. Даже в своем ошеломленном оцепенении Люс отметила, насколько та красива. Ей было заметно за тридцать, ее светлые волосы достигали плеч, скулы были красиво очерчены, а черты лица – крупные и мягкие.

«Ангел», – почти сразу решила девочка.

По дороге в комнату Люс Франческа не задала ни единого вопроса. Должно быть, она ожидала, что девочка прибудет поздно, и почувствовала ее крайнюю усталость.

А теперь эта незнакомка, разбудившая Люс столь необычным образом, явно изготовилась швырнуть очередной шарик.

– Хорошо, – скрипучим голосом сообщила она. – Ты проснулась.

– Ты кто? – сонно спросила Люс.

– Скорее уж, ты кто. Помимо того, что незнакомка, которую я, проснувшись, обнаружила вселившейся к себе в комнату. И малявка, нарушившая мою утреннюю мантру невнятным сонным лепетом. Я Шелби. Очень приятно!

Не ангел, предположила Люс. Всего лишь калифорнийская девчонка, уверенная в том, что ей все что-то должны.

Люс села в кровати и огляделась. Комната оказалась тесноватой, но симпатично обставленной: со светлым деревянным полом, настоящим камином, микроволновкой, двумя массивными, широкими письменными столами и встроенными книжными полками, заодно служащими лестницей к тому, в чем Люс лишь теперь опознала верхнюю койку.

Она заметила ванную комнатку за сдвижной деревянной дверью. И – ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы окончательно в этом увериться, – окно, выходящее на океан. Неплохо для девочки, которая провела весь последний месяц за разглядыванием заросшего старого кладбища из комнаты, больше подходящей для больницы, чем для школы. Но с другой стороны, заросшее старое кладбище и та комната означали, что она вместе с Дэниелом. Она едва начала обживаться в Мече и Кресте. А теперь опять придется все начинать заново.

– Франческа ни словом не упомянула о том, что у меня будет соседка по комнате.

По выражению лица Шелби Люс сразу поняла, что ляпнула что-то не то.

Она наскоро окинула взглядом внутреннее убранство комнаты. Люс никогда не доверяла собственному дизайнерскому чутью или же никогда не имела возможности ему потакать. Она не слишком надолго задержалась в Мече и Кресте, чтобы всерьез заняться украшательством, но и до этого ее комната в Довере оставалась пустынной и белостенной. Стерильный шик, как однажды выразилась Келли.

В этой же комнате, напротив, было что-то по-своему… стильное. Разнообразные растения в горшках, которых Люс никогда прежде не видела, выстроились на подоконнике; под потолком тянулись гирлянды молитвенных флажков. Лоскутное одеяло неяркой расцветки свесилось с верхней койки, частично заслонив астрологический календарь, наклеенный поверх зеркала.

– А ты что думала? Что они освободят для тебя комнаты декана только потому, что ты Люсинда Прайс?

– Э-э, нет, – покачала головой Люс. – Я вовсе не это имела в виду. Погоди, а откуда ты знаешь, как меня зовут?

Карие с зелеными крапинками глаза соседки, казалось, прикипели к потрепанной серой пижаме Люс.

– Так ты действительно Люсинда Прайс? Ну и повезло мне!

Та утратила дар речи.

– Прости, – медленно выдохнув, умерила натиск Шелби и присела на краешек кровати Люс. – Я единственный ребенок в семье. Леон – это мой психотерапевт – все добивается, чтобы я вела себя не так грубо, когда встречаюсь с человеком впервые.

– И что, помогает?

Люс тоже была единственным ребенком, но не держалась враждебно с каждым встреченным незнакомцем.

– Я имела в виду, что… – пояснила Шелби, смущенно поерзав, – я не привыкла делиться. Не могли бы мы, – предложила она, вскинув голову, – перемотать назад?

– Было бы чудесно.

– Ладно, – заявила Шелби и глубоко вздохнула. – Франки прошлой ночью не упомянула о том, что у тебя будет соседка по комнате, поскольку тогда ей пришлось бы заметить – либо, если она уже заметила, огласить, – что меня не было в постели, когда ты прибыла. Я вернулась через окно, – уточнила она, ткнув пальцем, – часа в три.

За окном виднелся широкий уступ, к которому примыкал скат крыши. Люс представила себе Шелби, спешащую по крышам, чтобы вернуться сюда посередь ночи.

Ее соседка открыто зевнула.

– Видишь ли, если говорить о ребятах-нефилимах в Прибрежной, единственное, на чем настаивают учителя, – это видимость дисциплины. Самой дисциплины толком нет. Хотя, разумеется, Франки не собирается извещать об этом новеньких. И тем более Люсинду Прайс.

Вот опять. Эта резкость в голосе Шелби, с которой она произносит имя Люс. Девочке хотелось бы знать, что это значит. И где была ее соседка до трех ночи. И как она пролезла в темноте через окно, не опрокинув ни одно из своих растений. И кто такие ребята- нефилимы?

Люс вдруг очень живо вспомнилась та мысленная полоса препятствий, по которой протащила ее Арриана при первой встрече. Хулиганистым видом новая знакомая из Прибрежной школы во многом напоминала ее подругу, да и чувство «как я вообще смогу с ней подружиться?» было в точности таким же.

Но хотя Арриана казалась устрашающей и даже слегка опасной, в ней с самого начала ощущалась какая-то очаровательная экстравагантность. Новая же соседка по комнате, напротив, попросту раздражала Люс.

Шелби вскочила с кровати и шумно скрылась в ванной, собираясь почистить зубы. Порывшись в сумке и обнаружив собственную щетку, Люс последовала за ней и робко указала на тюбик с пастой.

– Я забыла захватить свою.

– Без сомнения, ослепительный блеск твоей славы мешает замечать мелкие бытовые потребности, – отозвалась Шелби, но все же протянула тюбик.

Около десяти секунд они в молчании чистили зубы, потом Люс не выдержала.

– Шелби! – окликнула она, сплюнув пену.

– Что? – отозвалась та из глубин керамической раковины.

– Что я говорила во сне? – к собственному удивлению, спросила девочка – и это вместо какого-либо из сотни вопросов, роившихся у нее в голове минутой раньше.

Этим утром, впервые после целого месяца еженощных ярких, запутанных, полных Дэниелом сновидений, Люс, проснувшись, не сумела припомнить ни единой подробности сна.

Ничего. Ни единого касания ангельского крыла. Ни единого поцелуя его губ.

Она уставилась на неприветливое отражение Шелби в зеркале. Люс нужна была ее помощь, чтобы подтолкнуть свою память. Ей просто обязан был сниться Дэниел. Если же нет… что бы это могло означать?

– Ума не приложу, – после некоторой заминки сообщила Шелби. – Какую-то бессвязную невнятицу. В следующий раз попробуй выговаривать четче.

Она вышла из ванной и сунула ноги в пару оранжевых шлепанцев.

– Время завтракать. Ты идешь или как?

Люс выскочила в комнату.

– А что мне надеть?

Она все еще была в пижаме. Франческа прошлой ночью ни слова не сказала про требования к одежде. Но с другой стороны, она не упомянула и о соседке по комнате.

Шелби пожала плечами.

– Я тебе что, полиция мод? Что потребует меньше всего времени. Я есть хочу.

Люс втиснулась в облегающие джинсы и черную кофту с запахом. Она бы предпочла потратить еще несколько минут и привести себя в порядок перед первым школьным днем, но только подхватила рюкзачок и следом за Шелби вышла из комнаты.

Коридор общежития при дневном свете выглядел иначе. Повсюду виднелись то огромные прозрачные окна, выходящие на океан, то встроенные шкафы, плотно набитые толстыми и яркими книгами в твердых обложках. Полы, стены, потолки ниш и крутые изгибающиеся лестницы были из той же кленовой древесины, из которой изготовили и мебель в комнате Люс.

Из-за этого все помещение могло бы производить впечатление уютного бревенчатого домика, вот только планировка в этой школе оказалась столь же замысловатой и причудливой, сколь скучной и прямолинейной была в Мече и Кресте. Казалось, через каждые несколько шагов от коридора ответвлялись меньшие боковые проходы, а винтовые лестницы таяли в глубине тускло освещенного лабиринта.

Миновав два лестничных пролета и то, что показалось Люс потайным ходом, девочки вышли на свет дня сквозь двустворчатые стеклянные двери. Солнце светило невероятно ярко, но воздух был достаточно прохладным, чтобы Люс не пожалела о надетой кофте. Пахло океаном, но не вполне как дома. Запах был менее соленый, чем на Восточном побережье.

– Завтрак накрывают на террасе.

Шелби указала на просторную зеленую площадку. Эту лужайку с трех сторон ограждали густые кусты синей гортензии, а с четвертой она обрывалась прямо в океан. Люс с трудом осознавала всю красоту места, в котором расположена школа. Она не представляла себе, как сумеет выдержать целый день занятий в помещении.

Когда они подошли к террасе, Люс заметила еще одно здание – длинное прямоугольное строение с гонтовой кровлей и жизнерадостными окошками в желтой отделке. Крупная, ручной резьбы вывеска висела над входом. «Столовая» – гласила надпись в кавычках, как будто пыталась выглядеть иронической. Это определенно была самая симпатичная столовая из всех когда-либо виденных Люс.

Террасу с беленой чугунной уличной мебелью заполонили около сотни самых расслабленных с виду школьников, каких девочка вообще встречала. В большинстве своем они сидели, сбросив обувь и положив ноги на стол, и лакомились поданными на завтрак изысканными блюдами – сэндвичами с яйцом, бельгийскими вафлями с фруктами, ломтиками сытного слоеного пирога со шпинатом. Ученики читали газеты, болтали по сотовому телефону, играли на лужайке в крокет. Люс насмотрелась на богатых подростков еще в Довере, но на Восточном побережье те выглядели скорее зажатыми и надменными, а не загорелыми и беззаботными. Эта картина больше напоминала первый день лета, чем вторник в раннем ноябре. Все здесь смотрелось так симпатично, что почти не раздражало самодовольное выражение на лицах этих ребят. Почти.

Люс попыталась представить тут Арриану – что она подумала бы о Шелби или об этой трапезе на взморье, как она, вероятно, не могла бы выбрать, над чем ей позубоскалить для начала. Девочка сожалела, что не может сейчас обернуться к подруге. Как хорошо бы сейчас посмеяться вместе.

Оглядываясь, она нечаянно встретилась глазами с парой учащихся. С симпатичной смуглой девочкой в платье в горошек и с зеленой косынкой на гладких черных волосах. И с рыжеволосым широкоплечим пареньком, уминающим один за другим блины из огромной стопки.

В первое мгновение Люс захотелось отвернуться сразу же, как только это случилось, – безусловно, наиболее безопасное решение для Меча и Креста. Но… ни один из этих ребят не уставился на нее с враждебностью. Больше всего в Прибрежной школе ее поразил не ясный солнечный свет, не легкомысленная терраса с завтраком и не запах больших денег, витающий над всеми. А то, что здешние ученики улыбались.

Ну, то есть большинство улыбались. Когда девочки нашли пустой столик, Шелби подобрала с него небольшую табличку и бросила наземь. Люс наклонилась и прочла надпись «занято», и тут же парень примерно их лет в костюме официанта с черным галстуком- бабочкой подошел к ним с серебряным подносом.

– Этот стол за… – начал было он, но голос его внезапно дрогнул.

– Кофе, черный, – перебила его Шелби и обратилась к Люс: – А ты чего хочешь?

– Э-э, мне того же, – промямлила Люс, смущенная тем, что ей прислуживают. – Разве что чуть-чуть молока.

– Стипендиаты. Вынуждены вкалывать, если хотят свести концы с концами.

Когда официант со всех ног кинулся за кофе, Шелби демонстративно закатила глаза, подобрала со стола «Сан-Франциско кроникл» и, зевнув, развернула первую страницу газеты.

Примерно тогда же Люс сочла, что с нее довольно.

– Эй.

Она силком отвела руку Шелби вниз, так, чтобы увидеть ее лицо из-за газеты. Густые брови девочки изумленно приподнялись.

– Я раньше сама была стипендиаткой, – известила ее Люс. – Не в прошлой школе, но в предыдущей.

Шелби стряхнула ее руку.

– Предполагается, что эта часть твоего резюме тоже должна меня впечатлить?

Люс как раз собиралась спросить, что же такого Шелби о ней слышала, когда на ее плечо легла теплая рука.

Франческа, учительница, прошлой ночью встретившая девочку в дверях, улыбалась ей сверху вниз. Высокого роста, она держалась величественно и с изяществом, которое как будто давалось ей без малейших усилий. Мягкие светлые волосы Франческа аккуратно зачесывала на одну сторону, а губы подкрашивала глянцево-розовым. На преподавательнице было превосходно сидящее, облегающее черное платье с синим поясом и подобранные к нему туфли с открытым мыском и на высоком каблуке. В сравнении с ней любой почувствовал бы себя безвкусно одетым и отставшим от моды. Люс пожалела, что не воспользовалась хотя бы тушью для ресниц. И пожалуй, что на ногах у нее покрытые коркой грязи кеды.

– О, прекрасно, вижу, вы поладили, – заулыбалась Франческа. – Я не сомневалась, что вы быстро подружитесь!

Шелби промолчала, но зашелестела газетой. Люс только прочистила горло.

– Думаю, ты легко привыкнешь к Прибрежной школе, Люс. Она для этого и предназначена. Большинство наших одаренных учеников расслабляются сразу по приезде.

«Одаренных?»

– Разумеется, ты можешь обращаться ко мне с любыми вопросами. Или просто положись на Шелби.

Впервые за все утро Шелби рассмеялась. Ее смех оказался резким и хрипловатым – Люс скорее ожидала бы, что так будет смеяться старик, заядлый курильщик, а не увлеченная йогой девочка-подросток.

Сама же Люс невольно нахмурилась. Меньше всего на свете ей хотелось бы «расслабляться» в Прибрежной школе. Она не имела отношения к кучке избранных «одаренных», любующихся океаном с террасы. Она принадлежала к числу обычных людей – людей, наделенных душой, знающих, что такое жизнь. Таких, как Дэниел. Она по-прежнему не представляла, зачем она здесь, помимо того, чтобы временно спрятаться, пока Дэниел разбирается со своей… войной. После этого он намеревался забрать ее домой. Или куда бы там ни было.

– Что ж, увидимся на занятиях. Приятного аппетита! – бросила Франческа через плечо, плавным шагом направившись прочь. – Попробуйте слоеный пирог!

Она жестом велела официанту принести обеим девочкам по порции.

Когда учительница ушла, Шелби шумно отхлебнула большой глоток кофе и утерла рот тыльной стороной кисти.

– Гм… Шелби…

– Никогда не слышала поговорку «Когда я ем, я глух и нем»?

Люс со стуком опустила кофейную чашечку на блюдце и нетерпеливо подождала, пока нервничающий официант поставит перед ними тарелки с пирогом и снова исчезнет. Отчасти ей хотелось подыскать другой столик. Повсюду вокруг нее велись оживленные разговоры. А если ей не удастся присоединиться ни к одному из них, то даже сидеть в одиночестве будет лучше, чем вот так. Но ее несколько смущали слова Франчески. Зачем отзываться о Шелби как о замечательной соседке по комнате, когда очевидно, что у этой девицы отвратительный характер? Люс покатала на языке кусочек пирога, понимая, что не сможет толком есть, пока не выскажется.

– Ладно, я понимаю, что я тут новенькая и тебя почему-то это раздражает. Наверное, до меня у тебя была отдельная комната, или уж не знаю что.

Шелби опустила газету чуть ниже глаз. И приподняла одну бровь.

– Но я не настолько плоха. И что такого, если у меня есть пара вопросов? Уж извини, что я приперлась в школу, не зная, что за чертовщина эти самые неферманы…

– Нефилимы.

– Да кто угодно. Плевать. Мне совершенно незачем враждовать с тобой – значит, кое-что из этого, – подчеркнула голосом Люс, указав на разделяющее их пространство, – исходит от тебя. В таком случае в чем дело?

Уголок губ Шелби дрогнул. Она свернула и отложила в сторону газету, а затем откинулась на спинку стула.

– Тебе не стоит плевать на нефилимов. Мы будем твоими одноклассниками.

Она повела рукой, указывая на террасу.

– Полюбуйся на симпатичных привилегированных учащихся Прибрежной школы. Половину этих придурков ты никогда больше не увидишь, разве что в качестве объектов наших практических шуток.

– Наших?

– Да, ты на «спецкурсе для отличников» вместе с нефилимами. Но не беспокойся: даже если ты не слишком умна, – пояснила она, заставив Люс фыркнуть, – разговоры об одаренности тут по большей части играют роль прикрытия, так легче отделить нефов от всех остальных и не вызвать ни у кого подозрений. И впрямь, единственный тип, который вообще что- то заподозрил, это Бикер Брэди.

– А кто такой Бикер Брэди? – уточнила Люс, наклоняясь ближе, чтобы не пришлось перекрикивать шум волн, накатывающих внизу на берег.

– Вон тот ботаник за два стола от нас.

Шелби кивнула на круглолицего паренька в костюме из шотландки, только что пролившего йогурт на толстенный учебник.

– Его родители в ярости из-за того, что его так и не допустили к спецкурсу. Каждый семестр они затевают новую кампанию. Он притаскивает оценки с тестов Менсы[2]Менса (лат. стол) – крупнейшая, старейшая и самая известная организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта. Это некоммерческая организация, открытая для всех, кто сдал стандартизованные тесты IQ лучше, чем 98 % населения., итоги ярмарок научных проектов учащихся, отзывы нобелевских лауреатов, которых ему удалось впечатлить, всякое такое. И каждый семестр Франческе приходится изобретать идиотское невыполнимое задание, чтобы его не допустить, – фыркнула Шелби. – Скажем: «Эй, Бикер, собери-ка этот кубик Рубика за тридцать секунд». – Она прищелкнула языком. – Но с этим наш зануда справился.

– Но если это прикрытие, – уточнила Люс, несколько жалея Бикера, – что оно прикрывает?

– Народ вроде меня. Я нефилим. Не-фи-лим. Это обозначает кого угодно с толикой ангельского в ДНК. Смертных, бессмертных, вечных. Мы стараемся не выделяться.

– А разве единственное число не должно быть «нефил» – ну, знаешь, как «сераф» для серафимов?

Шелби нахмурилась.

– Ты серьезно? И тебе хотелось бы называться «нефил»? Звучит как полный отстой. Нет уж, спасибо. Нефилим – неважно, для какого количества.

Так Шелби все-таки тоже отчасти ангел. Странно. Она не выглядит и не ведет себя как одна из них. Она не так привлекательна, как Дэниел, Кэм или Франческа. Не обладает обаянием Роланда или Аррианы. Она кажется всего лишь грубоватой и раздражительной.

– Выходит, это что-то вроде приготовительной школы для ангелов, – заключила Люс. – Но к чему она готовит? Вы после этого идете в ангельский колледж?

– Зависит от того, что нужно миру. Многие берут год отпуска и присоединяются к Корпусу нефилимов. Тогда ты путешествуешь, знакомишься с иностранцами и все такое. Но это только во времена, сама понимаешь, относительного мира. Сейчас же, ну…

– А что сейчас?

– Что бы то ни было, – отрезала Шелби. – Зависит от того, кто ты. У всех тут, сама понимаешь, разные уровни силы, – пояснила она, как будто прочла мысли Люс. – Подвижная шкала, зависящая от твоей родословной. Но в твоем случае…

Это Люс знала.

– Я здесь только из-за Дэниела.

Шелби швырнула салфетку на опустевшую тарелку и встала.

– Да, уж это действительно впечатляющий способ набить себе цену. Девочка, чей крутой парень пустил в ход свои связи.

Так вот что все тут о ней думают? И это… правда?

Шелби протянула руку и стащила последний кусочек пирога с тарелки Люс.

– Если желаешь обзавестись фан-клубом Люсинды Прайс, уверена, здесь ты его получишь. Только меня в это не впутывай, ладно?

– О чем ты говоришь?

Люс вскочила. Возможно, им с Шелби стоит снова перемотать назад.

– Я не хочу никакого фан-клуба.

– Вот видишь, я же тебе говорила, – услышала она высокий, но приятный голосок.

Перед ней вдруг объявилась девушка в зеленой косынке, улыбающаяся и подталкивающая вперед подружку. Люс глянула им за спины, но Шелби была уже далеко – и, вероятно, догонять ее не стоило. Вблизи девушка в косынке слегка напоминала молодую Сальму Хайек, с пухлыми губками и еще более пухлой грудью. Ее подруга, бледная, с карими глазами и короткими черными волосами, была чем-то похожа на саму Люс.

– Погоди, так ты и впрямь Люсинда Прайс? – спросила вторая.

В маленьких белых зубках она удерживала пару блестящих заколок-невидимок, а руками тем временем скручивала несколько темных прядей в небольшие узелки.

– Та, которая с Дэниелом? Та, которая только что приехала из той жуткой школы в Алабаме…

– Джорджии, – кивнула Люс.

– Без разницы. О боже, а как тебе Кэм? Я видела его однажды на том концерте дэт-метала… и, разумеется, слишком распереживалась и не смогла подойти представиться. Не то чтобы тебя волновал Кэм, ясное дело, ведь есть же Дэниел! – мелодично рассмеялась она. – Кстати, я Заря. А это Жасмин.

– Привет, – медленно выговорила Люс – все это было ей в новинку. – Э-э…

– Не обращай на нее внимания, она просто выпила вроде как одиннадцать чашечек кофе, – сообщила Жасмин, произнося слова раза в три медленнее, чем Заря. – Она имеет в виду, что мы в полном восторге от встречи с тобой. Мы всегда говорили, что история вашей с Дэниелом любви вроде как величайшая в мире. И во веки веков.

– Серьезно?

Люс хрустнула суставами пальцев.

– Да ты смеешься? – спросила Заря, хотя Люс по-прежнему предполагала, что это они клонят к какой-то своеобразной шутке, – Все эти смерти снова и снова? Да ладно, ты ведь правда из-за них только еще сильнее его хочешь? Готова поспорить, что да! И – о-о-о!.. – когда этот огонь испепеляет тебя…

Она зажмурилась, положила ладонь себе на живот, а затем провела ею вверх по телу, над сердцем стиснув в кулак.

– Когда я была маленькой, мама часто рассказывала мне эту историю.

Люс была потрясена. Она окинула взглядом шумную террасу, гадая, не мог ли кто-нибудь их подслушать. К слову об испепеляющем огне – щеки ее, должно быть, уже запылали.

Чугунный колокол ударил на крыше столовой, ознаменовав конец завтрака, и Люс с радостью убедилась, что у окружающих хватает и других дел. Скажем, сборов на занятия.

– Какую историю часто рассказывала твоя мама? – медленно уточнила она. – Про меня и Дэниела?

– Только некоторые основные моменты, – пояснила Заря, открыв глаза. – А на что это похоже – на жар? Как приливы при климаксе – как описывают…

Жасмин шлепнула подружку по руке.

– Ты что, только что сравнила неукротимую страсть Люс с приливами перед менопаузой?

– Прости, – хихикнула Заря. – Просто я в восторге. Это звучит так романтично и потрясающе. Я даже завидую – в хорошем смысле слова!

– Завидуешь тому, что я умираю всякий раз, когда пытаюсь узнать поближе парня своей мечты? – ссутулившись, переспросила Люс. – Вот уж действительно, что называется, «убить весь кайф».

– Скажи это девушке, целовавшейся только с Айрой Фрэнком, у которого синдром раздраженного кишечника, – предложила Жасмин, лукаво кивнув на Зарю.

Когда Люс не рассмеялась, обе девушки заполнили паузу умиротворяющим хихиканьем, как будто подумали, что она просто скромничает. Люс никогда прежде не адресовались подобные смешки.

– А что именно рассказывала тебе мама? – спросила она.

– Ну, только то, что все знают: разразилась война, запахло жареным, а когда в облаках провели границу, Дэниел твердил только, мол, «ничто не может нас разлучить», и это взбесило всех и каждого. Разумеется, это моя любимая часть истории. Так что теперь вы несете вечную кару за свою любовь: по-прежнему отчаянно хотите друг друга, но не можете соединиться, ну, сама понимаешь.

– Но в некоторых жизнях они могут, – поправила Жасмин подругу, а затем проказливо подмигнула Люс, ошеломленно застывшей на месте от услышанного.

– Ни за что! – пренебрежительно отмахнулась Заря. – Вся суть как раз в том, что она загорается, как только…

Заметив ужас на лице Люс, девушка вздрогнула.

– Прости. Не совсем то, что тебе хотелось бы услышать.

Жасмин прочистила горло и придвинулась ближе.

– Старшая сестра рассказывала мне одну историю из твоего прошлого, которая, клянусь…

– О-о-о! – вздохнула Заря и взяла Люс под руку, как будто это знание, к которому сама девочка не имела доступа, делало ее более желанной подругой.

Все это сводило с ума. Люс отчаянно смущалась. И сказать по правде, была несколько польщена. И совершенно не уверена, правдива ли хоть какая-то часть услышанного. Одно было ясно: она внезапно оказалась своего рода знаменитостью. Но ощущение было странным. Словно она сделалась одной из безымянных девиц, липнущих к кинозвездам на скандальных фотографиях.

– Девчонки! – воскликнула Жасмин, с преувеличенным ужасом указывая на время, высвеченное на ее сотовом. – Мы чертовски опаздываем! Нам стоит перебраться в класс.

Люс поморщилась, торопливо подхватив рюкзачок. Она понятия не имела, какой урок у нее стоит первым, где он будет проходить и как отнестись к воодушевлению Жасмин и Зари. Она не видела таких широких, лучезарных улыбок с тех пор, как… ну, возможно, и никогда.

– Вы не поможете мне выяснить, где у меня первый урок? Кажется, мне не дали расписания.

– Конечно, – подтвердила Заря. – Пойдем с нами. Мы вместе. Все время! Это так весело!

Девочки, пристроившись по обе стороны от Люс, повели ее извилистой дорогой между столиками, за которыми другие ребята еще заканчивали завтракать. Несмотря на то что они «чертовски опаздывали», и Жасмин, и Заря ступали по недавно подстриженной траве едва ли не прогулочным шагом.

Люс подумывала спросить их, что нашло на Шелби, но ей не хотелось с самого начала прослыть сплетницей. Кроме того, девочки держались очень мило и все такое, но она вовсе не собиралась обзаводиться новыми подружками. Ей приходилось постоянно напоминать себе: все это лишь временно.

Временно, но тем не менее ошеломляюще красиво. Они втроем шли по тропинке между кустов гортензии, огибающей здание столовой. Заря о чем-то тараторила, но Люс не могла отвести глаз от потрясающего вида: земля резко обрывалась над оставшимся в сотнях футов внизу сверкающим океаном. Волны накатывали на узкий желтоватый пляж у подножия утеса, почти столь же неспешно, как учащиеся Прибрежной школы собирались на занятия.

– Пришли, – сообщила Жасмин.

Впечатляющий двухэтажный дом с двускатной крышей одиноко возвышался в конце тропинки. Он стоял посреди тенистой рощицы секвой, так что круто сбегающую вниз кровлю и просторную лужайку перед ним покрывал слой опавших иголок. На траве были расставлены столы для пикника, но взгляд притягивало само здание, казалось, больше чем наполовину состоящее из стекла, с огромными тонированными окнами и открытыми сдвижными дверями. Нечто подобное мог бы спроектировать Фрэнк Ллойд Райт[3]Фрэнк Ллойд Райт – американский архитектор первой половины XX века. Автор концепции «органической архитектуры», идеалом которой является целостность и единение с природой.. Несколько учеников бездельничали на просторной террасе второго этажа, выходящей на океан, а другие поднимались по парным лестницам, идущим от тропинки.

– Добро пожаловать в Нефский дом, – объявила Жасмин.

– Это здесь у вас проходят занятия?

Люс разинула рот. Это строение больше напоминало дачу, чем школьное здание.

Заря взвизгнула и стиснула ее запястье.

– Доброе утро, Стивен! – крикнула она через всю лужайку, замахав рукой человеку в возрасте, стоящему у подножия лестницы.

У него было узкое лицо, стильные прямоугольные очки и густые вьющиеся волосы с проседью.

– Мне так нравится, когда он надевает костюм- тройку, – прошептала Заря.

– Привет, девочки, – улыбнулся им мужчина и помахал в ответ.

Он задержал взгляд на Люс достаточно надолго, так что та начала тревожиться, но не перестал улыбаться.

– Увидимся через пару минут, – добавил он и начал подниматься по ступеням.

– Стивен Филмор, – шепотом пояснила Жасмин, вводя Люс в курс дела, пока они шагали следом за ним по лестнице. – Он же С.Ф., он же Старый Филин. Он один из наших учителей, и да, Заря действительно безумно, по уши в него влюблена. Даже несмотря на то, что он уже занят. Вот бесстыжая.

– Но Франческу я люблю тоже, – отозвалась Заря, легонько стукнув подругу, а затем с улыбкой повернулась к Люс. – И попробовала бы ты не влюбиться в них обоих разом.

– Погоди, – попросила девочка и чуть помолчала. – Старый Филин и Франческа – наши учителя? И вы зовете их по имени? И они вместе? А кто из них что преподает?

– Все утренние уроки мы называем гуманитарными науками, – пояснила Жасмин, – хотя слово «ангельские» подошло бы больше. Франки и Стивен ведут их совместно. Часть здешнего соглашения, нечто вроде инь и ян. Ну, понимаешь, чтобы никто из учащихся не начал… колебаться.

Люс прикусила губу. Они добрались до верха лестницы и влились в толпу школьников на террасе. Остальные уже начали стекаться к сдвижным стеклянным дверям.

– Что ты имеешь в виду под «колебаниями»?

– Они оба падшие, разумеется, но предпочли разные стороны. Она ангел, а он, скорее, демон, – пояснила Заря небрежно, как будто речь шла о разнице вкусов у замороженных йогуртов. Увидев, как уставилась на нее Люс, она добавила: – Они, конечно, не собираются пожениться или что-нибудь в этом роде – хотя свадьба вышла бы знатная. Просто вроде как… живут во грехе.

– Демон ведет у вас гуманитарные науки? – спросила Люс. – И это нормально?

Ее новые знакомые переглянулись и захихикали.

– Более чем, – ответила Заря. – Стивен тебе понравится. Давай, нам пора идти.

Следуя за потоком остальных ребят, Люс вошла в просторный класс. Парты были установлены на трех невысоких помостах, которые ступенями сбегали к паре длинных столов. Большая часть света попадала внутрь сквозь застекленные окна в крыше. Благодаря естественному освещению и высоким потолкам комната выглядела еще больше, чем была на самом деле. Океанский бриз врывался в открытые двери, отчего воздух внутри оставался приятным и свежим. Большей разницы с Мечом и Крестом нельзя было и представить. Люс решила, что Прибрежная школа могла бы ей даже понравиться, если бы не отсутствовал тот, из-за кого она вообще здесь оказалась, – важнейший человек в ее жизни. Она задумалась, вспоминает ли о ней Дэниел. Скучает ли он по ней так же, как она по нему?

Люс выбрала парту у окна, между Жасмин и симпатичным парнем в обрезанных джинсах, кепке с эмблемой бейсбольной команды «Доджерс» и темно-синей толстовке. Несколько девочек сгрудились в кучку у дверей в уборную. У одной из них оказались вьющиеся волосы и квадратные фиолетовые очки. Увидев ее в профиль, Люс едва не сорвалась с места.

«Пенн».

Но когда девочка повернулась в ее сторону, выяснилось, что лицо ее слегка шире, одежда – несколько теснее, а смех – чуть-чуть громче, и сердце Люс упало. Разумеется, это не Пенн. И никто ею не окажется, никогда больше.

Люс чувствовала, что остальные ребята на нее смотрят, а некоторые – откровенно пялятся. Единственной, кто этого не делал, была Шелби, кивнувшая ей, как знакомой.

Класс оказался невелик, всего два десятка парт, выстроившихся на невысоких помостах лицом к паре длинных столов из красного дерева. За столами высились две белые классные доски. С каждой стороны – по книжному шкафу. Две корзины для бумаг. Две настольные лампы. Два ноутбука, по одному на каждом столе. И два учителя, Стивен и Франческа, стояли почти вплотную друг к другу и о чем-то шептались.

Разом, неожиданно для Люс, они вдруг обернулись и тоже уставились на нее, а затем медленно разошлись каждый к своему столу. Франческа уселась на первый, поджав одну ногу и водя по деревянному полу высоким каблуком туфли на другой. Стивен оперся на второй стол, открыл тяжелый красно-коричневый кожаный портфель и прикусил кончик ручки. Для пожилого человека он и впрямь неплохо выглядел, но Люс едва ли не жалела об этом. Он напоминал ей о Кэме и о том, насколько обманчивым бывает демоническое обаяние.

Она ждала, что остальные ученики достанут учебники, которых у нее нет, и погрузятся в чтение невыполненного ею задания, так что она сможет безнадежно опустить руки и просто помечтать о Дэниеле.

Но ничего подобного не произошло. И большинство ребят по-прежнему украдкой косились на нее.

– Вы все уже, должно быть, заметили, что у нас в классе новая ученица, – объявила Франческа низким голосом медовой густоты, словно у джазовой певицы.

Стивен улыбнулся, блеснув ослепительно белыми зубами.

– Скажи нам, Люс, как тебе понравилась Прибрежная школа?

Краска отхлынула с лица девочки, когда парты остальных учеников заскребли по полу. Они и впрямь разворачивались так, чтобы смотреть прямо на нее.

Ее сердце зачастило, а ладони вспотели. Люс съежилась на сиденье, мечтая оказаться обычной девочкой в заурядной школе привычного и родного Тандерболта, штат Джорджия. За последние несколько дней она успела помечтать о том, как могла бы никогда не видеть ни единой тени, не влипать в неприятности, приводящие к смерти близких друзей, не связываться с Кэмом и не разлучаться вынужденно с Дэниелом. Но здесь ее тревожные, мечущиеся мысли резко останавливались: как стать обычной, но не потерять Дэниела? Того, кто настолько необычен. Это казалось невозможным. Так что ей пришлось смириться.

– Я еще только осваиваюсь здесь, – выговорила она, хотя ее голос предательски дрогнул, отразившись от скошенного потолка. – Но пока, кажется, все в порядке.

Стивен рассмеялся.

– Что ж, мы с Франческой решили помочь тебе освоиться, так что сегодня не будет обычных для вторника ученических докладов…

– Да! – ликующе выдохнула Шелби в другом конце класса.

Люс обратила внимание, что на парте Шелби высится стопка карточек для заметок, а в ногах прислонен большой плакат с надписью «Видения не так уж и плохи». Выходит, она только что избавила соседку от выступления с докладом. Это должно пойти ей в зачет в отношениях с новой знакомой.

– Стивен имеет в виду, – вступила Франческа, – что мы сыграем в игру для снятия напряжения.

Она соскользнула со стола и, цокая каблуками, прошла по классу, чтобы раздать ученикам листки бумаги.

Люс ожидала хорового стона, которым полный класс подростков обычно встречает подобные слова. Но эти ребята казались необычно покладистыми и уравновешенными. Они и впрямь собирались просто плыть по течению.

– Это поможет тебе разобраться в том, что представляют собой некоторые из твоих одноклассников и чего именно мы стремимся достичь на наших занятиях, – положив бумажку на парту Люс, пояснила Франческа.

Девочка опустила взгляд на листок. Он оказался расчерчен линиями на двадцать клеток. В каждую было вписано по предложению. В эту игру она уже играла прежде, еще совсем ребенком, в летнем лагере в западной Джорджии, и еще пару раз на занятиях в Довере. Нужно было пройтись по классу и сопоставить с каждой фразой одного из учеников. Сначала Люс почувствовала облегчение: без сомнения, есть множество куда более смущающих игр «для снятия напряжения». Но когда девочка присмотрелась к фразам повнимательней – ожидая обычной ерунды вроде «держит дома черепаху» или «мечтает однажды совершить затяжной прыжок с парашютом», – то забеспокоилась, обнаружив там такие пункты, как «говорит более чем на восемнадцати языках» и «бывал за пределами материального мира».

Сделалось едва не до боли очевидно, что Люс единственная в классе не является нефилимом. Ей вспомнился взволнованный официант, принесший завтрак им с Шелби. Возможно, самой девочке было бы уютнее с учениками-стипендиатами. Бикер Брэди сам не представлял, какого удара избежал.

– Если ни у кого из вас нет вопросов, – проговорил Стивен от учительских столов, – можете приступать.

– Выйдите наружу, получайте удовольствие, – добавила Франческа. – Не торопитесь.

Люс последовала за остальными учениками на террасу. Когда они подошли к перилам, Жасмин заглянула ей через плечо и ткнула ноготком, покрытым зеленым лаком, в одну из расчерченных клеток.

– Я в родстве с чистокровным херувимом, – сообщила она. – Чокнутый старый дядюшка Карлос.

Люс кивнула, как будто поняла, что это значит, и вписала в нужное место имя Жасмин.

– О-о, а я умею левитировать, – прощебетала Заря, указывая на верхний левый угол листка Люс. – Ну, не постоянно, конечно, но обычно после того, как выпью кофе.

– Ух ты.

Люс попыталась на нее не пялиться – не было похоже, что Заря шутит. Она умеет левитировать?

Пытаясь не подавать виду, что она все сильнее и сильнее ощущает себя не в своей тарелке, девочка проглядела листок в поисках чего-то, чего угодно, о чем бы она имела хоть малейшее представление.

«Имеет опыт призыва вестников».

Тени. Дэниел сказал ей, как они называются, той последней ночью в Мече и Кресте. Хотя, по сути, на самом деле она никогда их не «призывала» – они обычно появлялись сами, – определенный опыт у Люс все же имелся.

– Можешь вписать меня сюда.

Она показала на нижний левый угол странички. Жасмин и Заря разом посмотрели на нее, с легким испугом, но без недоверия, и отправились заполнять свои листки дальше. Сердце Люс чуть сбавило темп. Возможно, все окажется не так уж и плохо.

В следующие несколько минут она познакомилась с Лилит, чопорной рыжей девицей, оказавшейся одной из тройняшек-нефилимов («Ты можешь различить нас по рудиментарным хвостикам, – пояснила та. – У меня он колечком»). С Оливером, коренастым пареньком с низким голосом, побывавшим за пределами материального мира на летних каникулах в прошлом году («Настолько перехвалено, что я даже описать тебе не могу»). И с Джеком, который, по собственным ощущениям, вот-вот должен был научиться читать мысли и счел, что Люс вполне может записать его в соответствующую клетку («Я так чувствую, что тебя это вполне устроит, я прав?» И он сложил пальцы пистолетом и прищелкнул языком). У нее остались три свободные ячейки, когда Шелби выдернула листок из ее рук.

– Я гожусь и туда, и туда, – сообщила она, показывая на две клетки. – Которая тебя больше устроит?

«Говорит более чем на восемнадцати языках» или «довелось заглянуть в прошлую жизнь».

– Погоди минутку, – прошептала Люс. – Ты… ты умеешь вспоминать прошлые жизни?

Шелби шевельнула бровями и твердо расписалась в соответствующей ячейке, вдобавок поставив свое имя в клетку про восемнадцать языков. Люс уставилась на листок, задумавшись о всех собственных прошлых жизнях и о том, насколько ее удручает их недоступность. Она недооценила свою соседку по комнате.

Но та уже ушла. На ее месте обнаружился мальчик, рядом с которым она села в классе. Он был на добрых полфута выше Люс, с сияющей, дружелюбной улыбкой, россыпью веснушек на носу и ясными синими глазами. Что-то в нем, даже в его манере грызть шариковую ручку, казалось… непреклонным. Люс сознавала, насколько это слово необычно для описания человека, с которым она даже ни разу не разговаривала, но ничего не могла с собой поделать.

– О, слава богу, – со смехом заявил он, хлопнув себя по лбу. – Единственное, что я умею, совпадает с единственным, что у тебя осталось.

– «Может создавать отражения себя или других»? – медленно прочла Люс.

Он тряхнул головой и вписал в ячейку свое имя. Майлз Фишер.

– Уверен, действительно впечатляющая штука для кого-то вроде тебя.

– Гм. Ага.

Люс отвернулась. Для кого-то вроде нее, кто даже не представляет, что это значит.

– Погоди, эй, куда ты собралась? – окликнул он, подергав ее за рукав. – Эх. Ты не уловила скромной шутки?

Когда она покачала головой, Майлз заметно понурился.

– Я всего лишь имел в виду, что, в сравнении со всеми остальными в классе, едва ли на что-то гожусь. Помимо себя самого мне удалось отразить только мою маму. Испугал папу секунд на десять, но затем картинка померкла.

– Погоди, – заморгав, перебила его Люс. – Ты создал изображение собственной матери?

– Случайно. Говорят, это несложно проделать с людьми, которых ты, ну, любишь, – пояснил он, чуть покраснев – едва заметным розовым мазком по скулам. – Теперь ты подумаешь, что я какой-нибудь маменькин сынок. А я всего лишь хотел сказать, что «несложно» – это как раз там, где заканчиваются мои возможности. Тогда как ты – ты же знаменитая Люсинда Прайс.

Он помахал руками, изобразив крайне мужественную версию пугающего привидения.

– Когда уже все вокруг перестанут это повторять, – огрызнулась Люс.

Затем, пожалев о собственной грубости, вздохнула и облокотилась на перила, уставившись на воду. Ей слишком трудно было воспринимать постоянные намеки на то, что окружающие ее здесь люди знают о ней больше, чем она сама о себе. Она вовсе не собиралась вываливать все на этого парня.

– Прости, дело в том, что мне казалось, я тут одна такая, кто едва ли на что-то годится. Так что насчет тебя?

– О, я из тех, кого тут называют «разбавленными», – пояснил он, выразительным жестом обозначив в воздухе кавычки. – У мамы в предках был ангел несколько поколений назад, но все остальные мои родственники – смертные. Мои способности удручающе незначительны. Но я здесь потому, что мои родители обеспечили школу… э-э… этой террасой, на которой ты стоишь.

– Понятно.

– Действительно, ничего впечатляющего. Моя семья просто одержима тем, что я должен учиться в Прибрежной. Слышала бы ты, как мне капают на мозги дома, чтобы я «наконец-то начал встречаться со славной девушкой из нефилимов».

Люс рассмеялась – искренне, едва ли не впервые за многие дни. Майлз добродушно закатил глаза.

– Итак, я видел, как вы с Шелби завтракали этим утром. Вы соседи по комнате?

Девочка кивнула.

– Раз уж речь зашла о славных девушках из нефилимов, – пошутила она.

– Ну, я в курсе, что она несколько, хм…

Майлз зашипел и одной рукой изобразил бьющую когтистую лапу, снова насмешив Люс.

– В любом случае, я не первый ученик и даже близко не стою, но уже некоторое время тут ошиваюсь и по-прежнему частенько думаю, что это место довольно-таки безумное. Так что, если тебе вдруг захочется совершенно обычного завтрака или чего-то в этом роде…

Люс закивала прежде, чем сама успела это заметить. «Обычного». Какая музыка для ее смертных ушей.

– Скажем… завтра? – предложил Майлз.

– Отлично.

Майлз ухмыльнулся и помахал ей на прощание, и Люс осознала, что все остальные ученики уже зашли обратно в помещение. Впервые за все утро оставшись в одиночестве, она опустила взгляд на лист бумаги у себя в руках, в сомнениях, как относиться к другим ребятам из Прибрежной. Ей не хватало Дэниела, который мог бы многое для нее расшифровать, если бы не был… А где он, собственно, находится? Она не знала даже этого.

Слишком далеко.

Люс прижала палец к губам, вспоминая его последний поцелуй. Невероятные объятия его крыльев. Ей было так холодно без него, даже под калифорнийским солнцем. Но она оказалась здесь из-за него, принятая в этот класс ангелов, или кто там они на самом деле, вкупе со своей дикой новой славой, – и все благодаря ему. В чем-то ей даже нравилось, что они с Дэниелом связаны столь запутанным образом.

И пока он за ней не вернется, ей не оставалось ничего иного, за что она могла бы держаться.