Онлайн чтение книги Трущобы Севен-Дайлз Seven Dials
Глава 2

Вечерние газеты лишь кратко сообщили о том, что в Иден-Лодж найдено тело Эдвина Ловата. А вот на следующее утро заголовки пестрели подробностями убийства.

– Началось! – сказала Грейси, подавая Питту за завтраком «Таймс» и «Лондонские иллюстрированные новости». – Только об этом и пишут. Якобы убийство совершила женщина, а убитый – человек уважаемый и все такое прочее.

В свое время Шарлотта научила ее читать, и Грейси весьма гордилась этим своим умением. Ей как будто открылась дверь в мир, который раньше она не могла себе даже представить. Но что еще важнее, это дало ей возможность общаться с другими людьми пусть не на равном социальном, зато на равном интеллектуальном уровне. То, чего она не знает, всегда можно узнать. Она умеет читать, а значит, способна учиться.

– А вот про то, что он человек из правительства, молчок! – добавила она.

Питт взял у нее обе газеты и, разложив на столе, пробежал глазами. Шарлотта все еще была наверху. В кухню вошла Джемайма. Серьезная, волосы заплетены в косички, поверх платья – школьный фартук. Всего десять лет, но уже прекрасно владеет собой, по крайней мере внешне. За последние месяцы она заметно вытянулась. Небольшие каблучки застегнутых на пуговицы башмачков придавали ей чуточку роста.

– Доброе утро, папа, – вежливо поздоровалась она и встала напротив, ожидая, когда он ей ответит.

Чувствуя, что ей требуется его внимание, Питт оторвал глаза от газеты. В последнее время, после их приключения в Дартмуре, когда их жизни оказались в опасности и он впервые не смог защитить свою семью сам, он особенно остро чувствовал такие вещи. Тогда его сержант Телман проявил себя настоящим героем, и это при том, что сам рисковал поставить под удар собственную карьеру. Он по-прежнему работал на Боу-стрит, под началом нового суперинтенданта по имени Уэтрон. Холодный и амбициозный, Уэтрон занимал это место не просто так. Поговаривали, что он принадлежит к верхушке «Узкого круга», возможно даже, метит на роль его главы.

– Доброе утро, – серьезно ответил Питт, поднимая глаза на дочь.

– Есть что-то важное? – спросила она, быстро окинув глазами раскрытые на столе газеты.

Питт задумался лишь на миг. Внутренний голос всегда подсказывал ему, что его долг – оберегать детей, в первую очередь Джемайму, потому что она девочка. Но Шарлотта как-то раз сказала ему, что секреты, нежелание сказать правду пугают больше, нежели самые ужасные факты. А отговорки, даже из самых благих намерений, обижают. Джемайма же всегда очень тонко чувствовала, когда он пытался уйти от ответов на ее вопросы. Дэниэл, на два года ее младше, был более самодостаточен, меньше обращал внимание на отцовское настроение, предпочитая заниматься своими делами. Нет, он тоже смотрел и слушал, но не так, как его сестра.

– Вряд ли, – искренне ответил Питт.

– Тебе поручили расследование? – не унималась дочь, буравя его глазами.

– Это рядовой случай, – заверил ее Питт и даже улыбнулся. – Похоже, некая дама убила кого-то, и на тот момент рядом мог быть кто-то важный. От нас требуется по возможности уберечь его от неприятностей.

– Но почему? – спросила Джемайма.

– Хороший вопрос, – согласился Питт. – Потому что он член правительства, и для него важно сохранить репутацию.

– А ему полагалось в это время быть где-то в другом месте? – спросила она, тотчас уловив его намек.

– Верно. Дома. В постели. Все случилось глубокой ночью.

– А почему она застрелила кого-то? Она его испугалась? – В ее глазах это было самое разумное объяснение. Несколько месяцев назад она на собственном детском опыте поняла, что такое быть поднятой с постели в середине ночи, упаковать вещи в темноте, спасаться бегством, трясясь в запряженной пони повозке по краю топкого болота.

– Не знаю, дорогая моя, – ответил Питт и, протянув руку, погладил гладкую детскую щечку. – Она пока ничего не сказала. Нам еще предстоит это выяснить. Обычная полицейская работа, какую я делал год назад, до того как отправился в Уайтчепел. В ней нет ничего опасного.

Джемайма пристально посмотрела на него, как будто решая, стоит ли ему верить. Похоже, она все же поверила, так как детское личико озарилось улыбкой.

– Вот и хорошо, – сказала она. И, не дожидаясь ответа, села на свое место за столом. Грейси поставила перед ней тарелку овсяной каши, молоко и сахар. Джемайма принялась за еду.

Питт вновь переключил внимание на газеты. Статья в «Таймсе» была предельно откровенна. Сначала он прочел посвященный Ловату некролог, в котором тот превозносился как доблестный солдат, которого болезнь вынудила оставить военную карьеру. Выйдя в отставку, он использовал свои таланты и полученный на Ближнем Востоке опыт уже на дипломатическом поприще, на котором его наверняка ждало блестящее будущее. Увы, этому не суждено было случиться; его жизнь оборвала амбициозная и безжалостная особа. Пресыщенная знаками внимания с его стороны, она желала найти себе более состоятельного и более влиятельного покровителя. Имя Сэвила Райерсона нигде не упоминалось, даже между строк. Зачем этой женщине понадобился «влиятельный покровитель» – об этом читатель газеты мог только догадываться. В чем, однако, не было ни малейших сомнений, так это в том, что убийство – дело ее рук, что в самое ближайшее время ее ждет суд, который наверняка вынесет ей смертный приговор, и она закончит свои дни на виселице.

Эта уверенность газетчиков вселила в Питта тревогу, тем более что он знал гораздо больше, чем какой-то там репортер. На первый взгляд факты изложены верно. Отрицать их было бы верхом абсурда: пистолет принадлежал Аеше Захари, а ее саму застукали в тот момент, когда она пыталась избавиться от тела. Она знала убитого и не пыталась дать никаких, даже самых неубедительных, объяснений случившемуся, что тоже довольно странно.

Скорее всего, его насторожило другое – то, что в заметке не был упомянут Райерсон, а также то, что автор заметки, вместо того чтобы вникнуть в факты или хотя бы нейтрально их изложить, спешил сделать собственные выводы.

Джемайма серьезно посмотрела на отца. Питт улыбнулся ей. Ему было видно, как она вся напряглась. Тем не менее она улыбнулась ему в ответ.

Доев свой завтрак, он встал из-за стола. В этот момент в кухню вошли Шарлотта и Дэниэл. Разговор тотчас зашел о других вещах – о школе, что будет подано на обед, поедут ли они смотреть в субботу крикетный матч, если, конечно, не будет дождя, или же в местный театр на открытом воздухе, также при условии, что погода будет хорошей. Затем возник спор о том, что делать в дождливую погоду. Все закончилось тем, что дети отправились в школу, а Питт – на очередную встречу с Наррэуэем.

Странно, комнаты были пусты и закрыты на замок, но ждавший на тротуаре Джесмонд сообщил ему, что Наррэуэй вернется через час и наверняка разгневается, если Питт его не дождется.

Питт с трудом спрятал свое раздражение по поводу напрасно потерянного времени. Он мог бы довести до конца дело, над которым работал, пока не случилась эта ночная трагедия, которая – насколько он мог судить – весьма далека от задач Особой службы. Он расхаживал взад-вперед по комнатенке на первом этаже, раз за разом прокручивая в голове это дело. Бесполезно. Никаких мыслей.

Наррэуэй прибыл сорок пять минут спустя, с мрачным видом. На нем был светло-серый костюм с высокими лацканами, прекрасно сшитый по последней моде, под костюмом – серый шелковый жилет.

– Входите! – коротко бросил он, открывая дверь кабинета. Питт шагнул следом. Войдя, Наррэуэй сел за стол и ни единым взглядом не удостоил лежащие на нем бумаги, из чего Питт сделал вывод, что Наррэуэй уже их прочел. Сегодня он прибыл на работу рано и, судя по модному костюму, явно ездил по каким-то важным делам. Скорее всего, нанес визит некоему влиятельному лицу в правительстве. Интересно, что заботило их больше – убийство Эдвина Ловата или то, что вину следует взвалить на Аешу Захари! Или же случилось что-то еще?

Питт сел в кресло напротив.

Лицо Наррэуэя было напряженным, взгляд – настороженным, как будто он должен был опасаться чего-то даже в собственном кабинете.

– Вчера поздно вечером египетский посланник нанес визит в министерство иностранных дел, – произнес он, осторожно подбирая слова. – Там, в свою очередь, по телефону поговорили с мистером Гладстоном[1]Уильям Юарт Гладстон (1809–1898) – английский государственный деятель, неоднократно возглавлявший правительство.. За мной послали сегодня утром.

Ощущая на спине неприятный холодок, Питт молча ждал.

– Им стало известно об убийстве в Иден-Лодж уже вчера, во второй половине дня, – продолжил Наррэуэй. – Но поскольку о нем уже раструбили газеты, то пол-Лондона уже были в курсе. – Он снова умолк. От Питта не скрылось, что руки Наррэуэя, с их тонкими пальцами, неподвижно лежали на столе, словно каменные.

– И в посольстве знали, что Аеша Захари арестована, – сделал вывод Питт. – А поскольку она гражданка Египта, то с их стороны вполне естественно поинтересоваться, как и что с ней, а также проследить, чтобы к ней приставили адвоката. Если бы меня арестовали в другой стране, я бы ожидал точно таких действий от британского посольства.

Наррэуэй скривил губы.

– То есть вы бы ожидали, что британский посланник позвонит от вашего имени премьер-министру страны? Вы переоцениваете себя, мистер Питт. Младший консул вполне мог бы проследить, чтобы вам дали адвоката, и, пожалуй, это все.

Времени краснеть или оскорбляться на колкость не было. Явно случилось нечто такое, что встревожило Наррэуэя до глубины души.

– То есть мисс Аеша Захари – персона особо важная, мы же этого не знали? – уточнил Питт.

– Это мне неизвестно, – ответил Наррэуэй. – Хотя из этого следует один вопрос. – Тревога на его лице сделалась еще заметнее. Он то сгибал, то разгибал пальцы, как будто проверяя, что те не утратили чувствительности. – Вопрос касался объективности расследования.

Наррэуэй глубоко вздохнул, как будто не решался произнести то, что должен был сказать, даже Питту.

– Посол в курсе, что, когда полиция прибыла в Иден-Лодж и обнаружила там мисс Захари и мертвое тело, там также был и Сэвил Райерсон. Посол желал знать, почему тот также не был арестован вместе с ней.

Что ж, вполне резонный вопрос, однако не тот, который не давал покоя Питту.

– Как они это узнали? – спросил он. – Ей ведь наверняка не позволили связаться с посольством и рассказать об этом? В любом случае она не сказала об этом полиции, когда те допрашивали ее. Тогда откуда это известно послу?

Губы Наррэуэя скривились в горькой усмешке. А вот взгляд был тверд как камень.

– Хороший вопрос, Питт. Я бы даже сказал, принципиальный, и у меня на него нет ответа. Могу сказать лишь, что полиция здесь ни при чем, равно как и адвокат мисс Захари, хотя бы потому, что такого у нее еще нет. Инспектор Талбот уверяет меня, что она отказалась отвечать на любые дальнейшие вопросы и ни разу не упомянула имени Райерсона.

– А как насчет констебля, который первым прибыл на место убийства? Коттер, если я правильно помню?

– Поверьте, Талбот уже как минимум дважды допросил его с пристрастием. Коттер клянется, что ни с кем не разговаривал. Только с вами, – сказал Наррэуэй. Впрочем, Питт не услышал в его голосе обвинения. И даже сомнения.

– То есть остается лишь некий анонимный доносчик, который слышал выстрелы и вызвал полицию, – сделал вывод Питт. – Разумеется, этот некто – он или она – задержался, чтобы посмотреть, что, собственно, случилось, увидел Райерсона и узнал его.

– И он явно видел его не впервые, – уточнил Наррэуэй. – Наверняка ему доводилось его видеть и раньше. – Он нахмурился. Его пальцы по-прежнему застыли на столе. – Но это влечет за собой новые вопросы, начиная с того, зачем ставить в известность египетское посольство, а не газетчиков, которые наверняка заплатили бы ему за такую лакомую информацию.

Питт промолчал. Наррэуэй в упор посмотрел на него.

– Или же самому Райерсону? – продолжил он. – Шантаж обычно приносит неплохие дивиденды, причем длительное время.

– Но заплатил бы Райерсон? – парировал Питт.

По лицу Наррэуэя промелькнуло странное выражение: смесь неуверенности, печали и еще чего-то такого, что явно доставляло ему боль. Впрочем, он поспешил убрать с лица это выражение и сосредоточиться на деталях ответа.

– Лично я в этом сомневаюсь, и вот по какой причине: если мисс Захари предпочла отрицать его присутствие там, приди он в суд, он тотчас бы выставил себя лжецом, потому что полиции известно, что он там был. Его невозможно не узнать.

– Вот как? Боюсь, что я ни разу его не видел. – Питт попытался представить Райерсона, но так и не смог.

– Он крупный мужчина, – спокойно, хотя и с легкой хрипотцой в голосе произнес Наррэуэй. – Выше шести футов ростом, широкоплечий, мускулистый. Густая седая шевелюра, правильные черты лица. В молодости это был хороший спортсмен. – На первый взгляд Наррэуэй хвалил Райерсона, однако говорил как будто через силу, скорее справедливости ради, а не по собственному желанию. Как будто некая внутренняя причина вынуждала его быть объективным.

– Вы с ним знакомы, сэр? – не удержался от вопроса Питт и тотчас пожалел, хотя вопрос этот был необходим. Было в лице Наррэуэя нечто такое, что подсказало ему, что он вторгся на запретную территорию.

– Я знаю всех и каждого, – ответил Наррэуэй. – Это моя работа. И ваша тоже. Мне передали просьбу мистера Гладстона по возможности не упоминать имя мистера Райерсона в связи с этим случаем. Мистер Гладстон не уточнил, как это следует сделать, и, смею предположить, он предпочитает этого не знать.

Питт едва сдерживал гнев. Боже, как же несправедливо! В равной мере ему было неприятно думать о том, что он должен это делать.

– Отлично! – парировал он. – В таком случае мы должны сказать ему, что это невозможно. Он наверняка не располагает необходимой информацией, чтобы спорить с нами.

Наррэуэй даже не улыбнулся. В его глазах отсутствовала даже обычная для него сухая ирония. Похоже, Питт затронул больное место, которое еще не успело затянуться.

– Перед мистером Гладстоном отвечаю я, а не вы, Питт, – произнес он. – И я не готов сказать ему, что мы потерпели неудачу, если только не сумею доказать, что это было невозможно еще до того, как мы приступили к делу. А вы идите и поговорите с Райерсоном. Если нам поручено спасти его, мы не можем работать вслепую. Нам нужна правда, причем вся и немедленно, а не мелкими крохами, как ее обычно раскрывает полиция. Или – да храни нас господь – египетский посланник.

Питт был сбит с толку.

– Но вы только что сказали, что знаете его. Не лучше ли вам поговорить с ним самому? Вы старше меня по чину. Это наверняка произведет на него впечатление.

Наррэуэй поднял глаза и сердито посмотрел на Питта. Его тонкие пальцы побелели от напряжения.

– То, что я старше вас по чину, ему совершенно безразлично. В отличие от вас, кому положено подчиняться мне беспрекословно. Я не выдвигаю идей, Питт, я говорю, что вам делать. И я не обязан объяснять вам, зачем это нужно. Я отчитываюсь перед мистером Гладстоном, как за свой успех, так и за свой провал. Вы отчитываетесь передо мной. – Его голос сорвался на хрип. – Идите и поговорите с Райерсоном. Я хочу знать все о его отношениях с мисс Захари в целом и в ту ночь в частности. Вернетесь сюда, когда у вас будет что рассказать мне, желательно завтра.

– Да, сэр. Но вы, случайно, не знаете, где я могу найти мистера Райерсона в это время суток? Или я должен сам навести справки.

– Нет, вы не будете наводить никаких справок! – рявкнул Наррэуэй и даже вспыхнул. – Вы не скажете никому, а только самому Райерсону, кто вы такой и что вам от него нужно. Начните с его дома на Полтон-Сквер. Если не ошибаюсь, это дом номер семь.

– Да, сэр. Спасибо, – предельно спокойным тоном ответил Питт и, развернувшись на пятках, вышел из кабинета. Поручение начальника было ему неприятно, хотя и не стало сюрпризом. Особенно настораживал тот факт, что, учитывая деликатный характер этого дела и интерес к нему со стороны самого Гладстона, Наррэуэй почему-то не пожелал поговорить с Райерсоном лично. Вопрос о том, что его кто-то узнает, даже не стоял. В этот час на Полтон-Сквер не будет никаких репортеров, а даже если и были бы, Наррэуэй – фигура отнюдь не публичная, чтобы сразу быть узнанным.

Похоже, есть некий фактор, возможно, крайне важный, о котором Наррэуэй умолчал. При этой мысли Питту стало слегка не по себе.

Поймав извозчика, он велел довезти его до Данверс-стрит. Оттуда – рукой подать от Полтон-Сквер. Оставшийся путь он на всякий случай проделает пешком. Как известно, излишняя осторожность не повредит. Перейдя в Особую службу, он выработал в себе эту привычку. И хотя он не любил эту секретность, он понимал: без нее никак.

К тому времени, когда он поднимался по ступенькам дома номер семь, он уже решил, как он поведет себя с тем, кто откроет ему дверь.

– Доброе утро, сэр, – довольно безучастно сказал белокурый лакей в ливрее. – Чем могу вам помочь?

– Доброе утро, – ответил Питт, стоя во весь рост и глядя ему в глаза. – Будьте добры, передайте мистеру Райерсону, что мистер Виктор Наррэуэй передает ему свой привет и сожалеет о том, что не может нанести ему визит лично, и потому прислал меня. Мое имя Томас Питт. – С этими словами он достал визитку, на которой значилось только его имя, и положил ее на серебряный поднос в руках у лакея.

– Разумеется, сэр, – ответил тот, даже не посмотрев на карточку. – Не подождете ли в утренней гостиной, пока я спрошу у мистера Райерсона, сможет ли он принять вас?

Питт с улыбкой принял его предложение. Откровенность лакея явилась для него неожиданностью. Обычно в таких случаях лакей говорил, что, мол, ему неизвестно, дома ли хозяин.

Лакей повел его по великолепному коридору, пышно отделанному на итальянский манер – терракотового цвета стены, прекрасные мраморные и бронзовые бюсты на постаментах, картины, изображающие венецианские каналы, одна из которых весьма смахивала на оригинал кисти Каналетто.

Утренняя зала также была отделана в теплых тонах. Одну стену украшал изумительной работы гобелен, в мельчайших подробностях изображавший сцену охоты; трава на переднем плане пестрела цветами. Было видно, что хозяин дома – человек богатый и со вкусом.

Питт провел десять минут в напряженном ожидании, мысленно прокручивая предстоящую встречу. Сейчас он задаст вопросы члену кабинета министров относительно, возможно, преступной и наверняка позорной стороны его личной жизни. Он пришел сюда, чтобы узнать правду, и он не имеет права на провал.

Впрочем, ему уже доводилось допрашивать сильных мира сего и раньше, нащупывать болевые точки, которые привели их к убийству. В этом таланте ему не откажешь. Он делал это не просто хорошо, он делал это блестяще. На его счету не один успех, а вот неуспехи можно пересчитать по пальцам. Ему нет причин сомневаться в себе.

Он посмотрел на корешки книг в одном из шкафов. И увидел томики Шекспира, Элизабет Браунинг, Марлоу, а чуть дальше Генри Райдера Хаггарда и Чарльза Кингсли и два тома Теккерея[2]Перечисляются британские литераторы..

Услышав, как за его спиной скрипнула дверь, он обернулся.

Как и говорил Наррэуэй, Райерсон был крупный мужчина. На вид ему можно было дать ближе к шестидесяти, однако движения выдавали в нем человека, не просто привыкшего к физическим упражнениям, но черпавшего в них удовольствие. Чувствовалась в них некая врожденная уверенность в том, что он хозяин собственного тела. Сегодня вид у него был слегка встревоженный, слегка усталый, однако в целом он владел собой.

– Мой лакей сказал мне, что вы приехали сюда по поручению Виктора Наррэуэя. – Он произнес это имя с таким показным равнодушием, что Питт мгновенно заподозрил неискренность. – Могу я спросить, почему?

– Да, сэр, – серьезно ответил Питт. Он уже решил, что искренность – это наилучший способ достижения цели, а пожалуй, и единственный. Малейшая фальшь или попытка схитрить, и все его усилия пойдут прахом.

– Египетское посольство в курсе, что вы были в Иден-Лодж, когда там был застрелен Эдвин Ловат. Посланник требует, чтобы вас тоже призвали к ответу как соучастника тех событий.

Питт ожидал, что Райерсон начнет все отрицать, а затем на смену отрицанию придут гнев или страх. Наихудший вариант – это жалость к самому себе или же просьба неким образом избавить его от позора любовной связи, поставившей под удар его доброе имя. Мол, ему неприятна – да что там, омерзительна! – сама мысль о том, каким позором он себя запятнал. Наррэуэй отказался приехать лично именно по этой причине? Чтобы не видеть, как его старый друг опозорил себя, и теперь им лучше не встречаться, чтобы не ставить друг друга в неловкое положение? Ибо в таком случае он сможет, по крайней мере, и дальше изображать неведение.

Реакция Райерсона не имела с этим ничего общего. Да, на его лице читалась растерянность, читался страх, но никакого гнева, никакого негодования.

– Я приехал туда сразу после, – поправил он Питта. – Но я понятия не имею, откуда это известно египетскому посольству, если только мисс Захари не сказала им сама.

Питт пристально посмотрел на него. Ни в его голосе, ни в лице не было даже нотки осуждения. Как если поступи она так, он не счел бы это предательством. Однако, по словам Наррэуэя, она вообще не произнесла его имени. Более того, у нее вообще не было возможности ни с кем поговорить – за исключением допрашивавших ее полицейских.

– Нет, сэр, это не мисс Захари, – ответил Питт. – С момента ее ареста она ни с кем не разговаривала.

– Кто-то должен представлять ее интересы, – тотчас сказал Райерсон. – В посольстве должны позаботиться об этом. Это было бы куда более уместно, нежели если бы это сделал я. Но при необходимости я это сделаю.

– Думаю, будет лучше, если вы воздержитесь от такого шага, – ответил Питт, слегка выбитый из колеи тем, что Райерсон предложил такую вещь. – От этого может быть больше вреда, чем пользы, – добавил он. – И будьте добры, сэр, расскажите мне, что, собственно, там произошло?

Райерсон предложил Питту большое гладкое, обтянутое кожей кресло, а сам сел во второе. Впрочем, поза его осталась напряженной – он подался вперед, на лице его появилось серьезное, сосредоточенное выражение. Он не предложил Питту ни кофе, ни чего-то крепче, но не потому, что был неучтив, а потому, что это просто не пришло ему в голову. Его мысли были явно заняты другими вещами, и он даже не пытался притворяться, что это не так.

– В тот вечер у меня был ряд поздних встреч. Я намеревался приехать к мисс Захари в два часа ночи, но опоздал. И приехал ближе к трем.

– И чем вы добирались до нее? – поспешил уточнить Питт.

– Нанял извозчика. Доехал до Эджвер-роуд, а дальше пару улиц прошел пешком.

– Вы видели, чтобы кто-то покидал Коннат-Сквер, будь то пешком, в карете или на извозчике? – спросил Питт.

– Не припоминаю. С другой стороны, я был не слишком внимателен. Если кто-то и был, он мог уехать в любом направлении.

– Затем вы вошли в Иден-Лодж, – подсказал ему Питт. – Каким входом вы воспользовались?

Райерсон слегка покраснел.

– С переулка. У меня есть ключ от задней двери.

Питт постарался сохранить невозмутимое лицо. Моральные суждения будут только помехой, да и какое право он имеет их выносить? Странно, но у него даже не возникло такого желания.

Райерсон не соответствовал ни единому представлению о нем, какие только имелись у него до их встречи. Питт вынужден начать все сначала, осторожно прокладывая путь через собственные противоречивые эмоции.

– То есть вы вошли через кухню? – уточнил он.

– Да. – По глазам Райерсона было видно, что это воспоминание ему неприятно. – Но я сделал в нее всего один шаг, когда услышал в саду какой-то звук и поэтому снова вышел на улицу. И тотчас столкнулся с мисс Захари, которая пребывала в состоянии крайнего отчаяния. – Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Она сообщила мне, что застрелен некий человек и теперь лежит мертвый в саду. Я спросил у нее, кто он такой, и вообще, что произошло. Она сказала мне, что это некий лейтенант Ловат, которого она несколько лет назад кратко знала в Александрии. Тогда он оказывал ей знаки внимания… – Райерсон на миг умолк, подбирая слова, но затем продолжил свой рассказ, давая Питту возможность самостоятельно сделать выводы. – И теперь хотел бы возобновить старую дружбу. Она ответила отказом, однако он не желал его слышать.

– Понятно. И как вы поступили? – нейтральным тоном спросил Питт.

– Я попросил ее показать мне его и пошел вслед за ней туда, где на земле лежало его тело, наполовину скрытое лавровыми кустами. Я подумал, вдруг он еще жив? Я надеялся, что, когда она нашла его, он просто был без сознания, она же испугалась и приняла его за мертвого.

Однако когда я опустился рядом с ним на колени и присмотрелся, я понял, что она права. Он действительно был убит, причем с довольно близкого расстояния, выстрелом в грудь, и был однозначно мертв.

– Вы видели пистолет?

Взгляд Райерсона не дрогнул, однако внешнее хладнокровие явно стоило ему немалых усилий.

– Да, он лежал на земле рядом с ним. Это был пистолет Аеши. Я тотчас его узнал, потому что видел раньше. Я знал, что он у нее есть, на случай защиты.

– Защиты от кого?

– Не знаю. Я не спрашивал, она не говорила.

– Мог это быть лейтенант Ловат? – предположил Питт. – Он ей угрожал?

Лицо Райерсона сделалось каменным, взгляд – несчастным.

– Думаю, что нет, – ответил он, помолчав.

– Вы спросили у нее, что произошло?

– Разумеется! Она сказала, что не знает. Мол, она услышала выстрел и поняла, что он прогремел где-то рядом. Она была наверху, в гостиной, ждала меня. Она не ложилась спать и была одета. Она спустилась вниз, чтобы посмотреть, что случилось – вдруг кому-то требуется помощь, – и обнаружила Ловата на земле, а рядом с ним – пистолет.

Весьма странная история, подумал Питт, в которую трудно поверить. И все же, посмотрев на Райерсона, он решил, что либо тот в нее верит, либо такого превосходного актера он еще не встречал. Райерсон был спокоен, без намека на притворство. Более того, в нем чувствовалась искренность, и если она была наигранной, то, значит, по-своему гениальной. Это сбивало с толку. Мешало найти верный подход, чему Питт был отнюдь не рад.

– То есть вы видели убитого, – произнес он. – И вы знали со слов мисс Захари, кто это такой. Она могла объяснить, что он делал там, прежде чем его застрелили?

– Нет, – моментально ответил Райерсон. – Она предположила, что он пришел к ней, но это было очевидно. Иначе с какой стати ему быть в ее саду в столь позднее время суток? Я спросил у нее, знает ли она, что случилось, и она сказала, что нет, не знает, – уверенно произнес Райерсон, как будто не испытывал по этому поводу ни малейших сомнений.

– Но ведь она не приглашала его к себе и не давала ему поводов думать, что ему будут рады в ее доме, – не унимался Питт, не зная, какого тона ему придерживаться. Его раздражала необходимость проявлять учтивость. Ситуация была абсурдной. Тем не менее он был склонен верить Райерсону, более того, испытывал к нему нечто вроде сочувствия.

Райерсон поджал губы.

– Вряд ли она стала приглашать его в то же самое время, когда ждала меня. Она в высшей степени разумная женщина.

Питту было не до комплиментов.

– Известно, что женщины порой склонны вызвать в любовнике ревность, мистер Райерсон, – ответил он. Его собеседник поморщился. – Это древняя стратегия, и она работает. Разумеется, любая женщина будет это отрицать.

– Возможно, – сухо ответил Райерсон, однако Питт не услышал в его голосе гнева, скорее бесконечное терпение. – Если бы вы ее знали, вы бы никогда не сказали таких слов. Это полный абсурд, не только по причине ее характера, но даже поступи она так, зачем, во имя всего святого, ей бы понадобилось стрелять в этого Ловата?

Питт был вынужден согласиться, что да, это не имело бы смысла, даже если списать происшедшее на характер, страсть или некую случайность. Если Аеша заранее спланировала все так, что ее невозможно ни в чем заподозрить, с ее стороны было бы верхом глупости раскрыть свой коварный умысел потом, подумал Питт.

– А не мог Ловат ей угрожать? – спросил он вслух.

– Она не впускала его в дом, мистер Питт, – ответил Райерсон. – Не знаю, можно ли это как-то доказать, но он не переступал порог ее дома.

– Но она была на улице, – заметил Питт. – В саду она почти не имела возможности защитить себя.

– Вы хотите сказать, что она взяла с собой пистолет? – Губы Райерсона скривились в едва заметной улыбке. – На первый взгляд – отличная защита. И если она застрелила его, то только потому, что он ей угрожал или даже напал на нее. Но тогда это самозащита, а не убийство, – сказал он, а в следующий миг его взгляд потух. – Но все было отнюдь не так. Она вышла из дома, потому что услышала выстрел, и нашла его уже мертвым.

– Откуда вам это известно? – спросил Питт.

Райерсон вздохнул; лицо его сделалось печальным. Не то чтобы он нахмурил брови, а просто как будто в нем что-то умерло.

– Я этого не знаю, – тихо произнес он. – Это то, что она мне сказала, и я знаю ее гораздо лучше, чем вы, мистер Питт. – Слова его были исполнены такой печали и такого страдания, что Питту даже сделалось неловко. Он как будто грубо вторгся в чужую жизнь. Но был ли у него выбор?

– Ей присуща некая врожденная честность, подобная чистому свету, – продолжал Райерсон. – Она никогда не опустилась бы до обмана, даже ради себя самой, ибо это противоречит ее натуре, равно как и ради кого-то другого.

Питт в упор посмотрел на него. Райерсон был явно встревожен. В его глазах читался страх, который он всячески пытался замаскировать, и это не был страх за самого себя. Питт еще не видел эту египтянку. Он представлял себе красивую, даже роскошную женщину – женщину, способную утолить пресыщенный аппетит, способную льстить, дразнить и даже подчиняться – но только преследуя некие собственные цели.

Такая женщина – идеальная любовница для состоятельного, влиятельного мужчины. Такие обычно женятся исключительно ради удовлетворения своих политических и династических амбиций, а физические потребности удовлетворяют на стороне. Такому мужчине не нужны любовь и честь. О них он даже не думает. Зато готов щедро платить за удовольствия.

Но что, если он ошибается, внезапно подумалось Питту. Возможно ли, что Райерсон любил эту египтянку, а не просто жаждал ее ласк? Это была совершенно новая мысль, и она коренным образом изменила его взгляд на происшедшее. Райерсон вырос в его глазах и одновременно сделался гораздо опаснее. Питту было поручено – Наррэуэем, а следовательно, самим премьер-министром – уберечь Райерсона от возможного судебного преследования. Если Райерсоном двигала любовь, а не корыстный интерес, то его дальнейшие поступки гораздо менее предсказуемы, не говоря уже о том, чтобы их контролировать.

Воображению Питта тотчас предстал океан опасностей.

– Да, – тихо произнес он. Нет, это был не знак согласия, а скорее признание того, что он это понял. – По словам мисс Захари, она слышала выстрелы. Она не сказала сколько?

– Всего один, – поправил его Райерсон.

Питт кивнул.

– Вы пошли взглянуть и обнаружили Ловата мертвым, лежащим на земле рядом с кустами лавра? И что потом?

– Я спросил у нее, знает ли она, что случилось, – ответил Райерсон. – Она ответила, что не имеет ни малейшего понятия. Однако Ловат слал ей письма, умоляя возобновить старую дружбу, на что она ответила твердым «нет». Он же не принимал никаких отказов и, похоже, именно по этой причине пришел к ней сам.

– В три часа ночи? – с недоверием уточнил Питт. Он не стал уточнять, почему в его глазах это полный абсурд.

Впервые с начала их разговора он заметил в Райерсоне раздражение.

– Я понятия не имею, мистер Питт! Согласен, это звучит смехотворно, но ведь он все-таки пришел! А поскольку теперь он мертв и никто с ним не разговаривал, невозможно узнать, чего он пытался этим достичь!

Внезапно Питт ощутил исходящую от его собеседника силу – силу ума и воли, благодаря которым он занимал свой высокий пост, причем уже на протяжении почти двух десятилетий. Щекотливость отношений Райерсона с Аешей Захари и тот факт, что он так или иначе причастен к убийству, а значит, ему лично грозит опасность – заставили его на время забыть об этом. Когда Питт заговорил снова, в его голосе звучало уважение, даже если он сам этого не желал.

– И как вы поступили, сэр?

– Я сказал, что мы должны передвинуть тело. Именно тогда я понял, что это был ее пистолет.

– То есть идея передвинуть тело Ловата принадлежит вам?

Лицо Райерсона приняло ледяное выражение. Скулы напряглись.

– Да, – коротко ответил он.

Интересно, он тем самым хотел защитить эту женщину, задался мысленным вопросом Питт. Он не сомневался в одном: даже если это ложь, Райерсон никогда не пойдет на попятную. Он останется верен себе и своему слову, что бы ни двигало им – гордость, честь или просто правда.

– Понятно. Это вы привезли тачку или она?

– Она, – ответил Райерсон, поколебавшись. – Она знала, где та находится.

– И она подвезла тачку к тому месту, где лежало тело?

– Да. И тело, и пистолет. Я помог ей поднять его. Он был тяжелый и крайне неуклюжий. Его тело обмякло. Он то и дело выскальзывал из наших рук.

– Вы держали голову или ноги? – Питт уже знал ответ на этот вопрос, но ему было интересно проверить, скажет ли Райерсон правду.

– Конечно, голову, – с легким вызовом ответил Райерсон. – Она тяжелее, раны тоже были в груди, а значит, и кровь. Вы могли догадаться и сами.

Питт слегка смутился и мысленно отругал себя за этот вопрос.

– Итак, вы положили его в тачку. И что потом вы намеревались сделать с ним? – продолжил допытываться он.

– Отвезти его в Гайд-парк, – ответил Райерсон. – До него меньше ста ярдов.

– В тачке? – искренне удивился Питт.

По лицу Райерсона промелькнуло раздражение.

– Нет, конечно! Неужели, по-вашему, можно в тачке возить труп по улицам города, даже в три утра? Я пошел запрячь повозку, а Аеша должна была довезти его до конюшен. В этот момент прибыла полиция. Услышав голоса, я тотчас вернулся. На моем темном костюме кровь была не видна, и констебль решил, что я только что появился там. Аеша тотчас это подтвердила, чтобы обезопасить меня. Я было заспорил, однако затем понял, что мне желательно сохранить мою свободу и сделать все, что в моих силах.

И вновь Питт удивился самому себе. Скажи это кто-то другой, он усомнился бы в правдивости его слов, но услышав их из уст Райерсона, он ему поверил. Райерсон не предпринял ни единой попытки скрыть ни свое присутствие, ни свою причастность. Более того, он наверняка знал, что, пытаясь убрать тело с места преступления, он сам становился его соучастником.

– И что вы делаете, чтобы помочь ей? – спросил Питт, глядя ему в глаза.

Взгляд Райерсона мгновенно наполнился отчаянием и страхом. Питт понял: его самообладание вот-вот даст трещину.

– Пытаюсь понять, что там, черт побери, на самом деле произошло! – хрипло воскликнул он. – Кто убил его и почему? Почему это случилось в Иден-Лодж и посреди ночи? – Райерсон растерянно развел руками – сильными и вместе с тем холеными. – Что вообще он там забыл? Кто-то шел за ним следом? У него там была назначена встреча? С какой целью? Это полная бессмыслица! Кому взбредет в голову ссориться с кем-то в чужом саду посреди ночи? – Райерсон вопросительно посмотрел на Питта, как будто в надежде, что тот с ним согласится. – Аеша просто бы не открыла ему дверь! Он собирался вломиться силой? Устроить сцену и разбудить соседей? – Лицо Райерсона сделалось пепельно-серым. – Я знаю, она его не убивала, но я, как ни стараюсь, не могу найти вразумительного ответа на вопрос, что там произошло.

На этот раз он даже не пытался спрятать свои чувства.

Наррэуэй поручил Питту по возможности уберечь имя Райерсона от публичного скандала. Учитывая эмоции его собеседника, единственный способ это сделать – узнать правду, в надежде, что та подтвердит, что вина Аеши не столь велика, как то может показаться на первый взгляд.

– Я попытаюсь найти ответы на ваши вопросы, – произнес Питт. – Но это потребует известного сотрудничества с вашей стороны, сэр.

– Насколько то будет в моих силах, – ответил Райерсон. Он пребывал в таком отчаянии, что был готов откликнуться на любое предложение о помощи. Питта это слегка успокоило. По крайней мере, этот человек еще сохранил толику здравого смысла.

– Но я не потерплю, если вину за мои действия возложат на нее, и я не стану ради спасения собственной репутации приносить ложные клятвы. В любом случае тем самым я оказал бы себе медвежью услугу, и мистер Гладстон это знает. Человек, солгавший в своих корыстных целях, в конце концов солжет еще не один раз.

– Да, сэр, – согласился Питт. – В мои намерения не входило склонять вас ко лжи, а наоборот, чтобы вы сказали мне правду. Ничего не говорите про ваше присутствие в Иден-Лодж, если только полиция не загонит вас в угол. Но я думаю, они еще довольно долго будут воздерживаться от этого вопроса.

Райерсон печально улыбнулся.

– Пожалуй, – согласился он. – Что, собственно, поручил вам Виктор Наррэуэй, мистер Питт?

По лицу Райерсона промелькнуло новое выражение. Питт затруднялся сказать, какое именно. Точно он знал лишь одно: оно отражало нечто темное, что было в его душе.

– Выяснить правду – ответил он, чуть поморщившись, ибо отлично знал, что взвалил на себя неимоверную, а может, и невыполнимую задачу, и даже если справится с ней, правда, которую он узнает, будет ему ненавистна, а любая попытка ее скрыть будет сопряжена с еще большей болью.

Райерсон не ответил ему. Поднявшись с кресла, он лично проводил Питта до двери, проигнорировав застывшего в ожидании лакея.

***

Оставшуюся часть утра и начало дня Питт посвятил поиску полицейского врача и разговору с ним. Врач был крупный мужчина с тяжелыми плечами и тройным трясущимся подбородком, который незаметно переходил в шею. Вокруг внушительной талии был завязан передник, руки отмыты до розового цвета – наверно, с тем, чтобы удалить свидетельства его ремесла, даже если запах карболки и уксуса въелся в них намертво. Увидев Питта, он приветствовал его с дружелюбной укоризной.

– Думал, что навсегда избавился от тебя, когда ты покинул Боу-стрит, – произнес он на редкость приятным голосом. Пожалуй, это была самая привлекательная его черта, не считая волос – густых, кудрявых и таких чистых, что они блестели в свете газовых ламп под потолком его кабинета. Он вопросительно поднял брови. – Что тебе нужно? Я не знаком ни с какими бомбистами и анархистами. Кстати, мое неведение мне дорого, и я намерен пребывать в нем до своего последнего вздоха, в весьма преклонном возрасте, сидя где-нибудь на солнышке на скамейке в парке. Так что ничем не могу помочь, но могу попытаться, если ты будешь настаивать.

– Лейтенант Эдвин Ловат, – ответил Питт. Мистер Макдейд ему нравился, но еще больше Питту нравилось время от времени извлекать из него ту или иную полезную информацию.

– Мертв, – просто ответил Макдейд. – А если быть точным, скончался от огнестрельного ранения в область сердца. Выстрел произведен из небольшого пистолета и с близкого расстояния. Метко и аккуратно.

– Это требует особого умения? – спросил Питт.

– Только для слепого, стреляющего по движущейся мишени! – Макдейд покосился на Питта. – Ты еще не видел тела? – Его слова прозвучали скорее как констатация факта, а не как вопрос.

– Еще нет, – признался Питт. – А надо?

Макдейд пожал массивными плечами, отчего его подбородки снова затряслись.

– Если только тебе не интересно узнать, как он выглядел. А выглядел он как и любой другой хорошо сложенный английский солдат, живущий в свое удовольствие и не отказывающий себе во вкусной, сытной пище. А вот двигался он явно недостаточно. Еще десяток лет, и мышцы стали бы дряблыми и покрылись слоем жира. – Похоже, Макдейд был искренне этим расстроен. – Но в целом при жизни это был видный мужчина. Правильные черты лица, красивая голова и волосы, полный рот зубов, что для человека, которому уже за сорок, очень даже неплохо. Но приятным в общении человека делают ум и чувство юмора, а о них трудно судить, когда имеешь дело с мертвым телом. – Говоря последние слова, Макдейд отвернулся. Питту показалось, что он уловил в его голосе смущенные нотки. Макдейд как будто пытался оправдать свои массивные габариты, защитить себя от возможной критики в свой адрес, хотя на эту тему не было сказано ни слова.

– Верно, – согласился Питт, который тоже не считал себя красавцем. Внезапно он улыбнулся. Макдейд покраснел.

– Что еще ты хочешь знать? – спросил он, резко обернувшись к Питту. – Он был застрелен. Прямо в сердце. Не знаю, что это, удача или твердая рука. Но смерть была мгновенной!

– Спасибо. Больше ты мне ничего не хочешь сказать?

– Что именно? – Макдейд недоуменно повысил голос. – Что его убил косоглазый и хромой левша? Прости, но не могу. Он был застрелен с расстояния в пару ярдов. Стрелявший крепко держал пистолет и знал, что делает. Ну как, я чем-то тебе помог?

– Нет. Тем не менее спасибо, что уделил мне время. Могу я на него взглянуть?

Макдейд махнул короткой толстой рукой куда-то в сторону двери.

– Давай, если хочешь. Он на третьем по счету столе. Ты сразу его найдешь, потому что два других трупа – женские.

Питт принял это к сведению и шагнул в указанном направлении.

Он посмотрел на тело Эдвина Ловата в надежде, что это поможет ему воспринимать убитого как реального человека. Он смотрел на восковые черты, уже слегка впалые, и пытался представить его живым, смеющимся, разговаривающим. Без движения, без голоса, без мыслей и страстей, делавших Ловата единственным в своем роде, его тело мало что могло добавить к тому, что Питт уже узнал от Макдейда. Изящная женщина никак не могла поднять его в одиночку. Заподозри он возможное нападение, вряд ли бы он стоял так близко к тому, кто в него выстрелил. Что, в свою очередь, означало одно из двух: либо убийца был ему хорошо знаком, причем как друг, либо он увидел нападавшего в самый последний момент, за миг до того, как прогремел выстрел. Ни то ни другое не противоречило фактам, и было невозможно сказать, какой именно из двух вариантов имел место. Впрочем, какая разница. Его явно убила та женщина. Оставалось лишь надеяться, что для спасения доброго имени Райерсона ему удастся найти некое смягчающее обстоятельство.

Остаток дня Питт посвятил сбору информации о нем: в чем состоят его текущие обязанности – а они касались в основном торговли, как внутри империи, так и за ее пределами, какой избирательный округ он представлял – Манчестер, сердце хлопчатобумажной промышленности Англии. Это был второй по величине город Британии, а также родной город премьер-министра мистера Гладстона.

Питт вернулся домой на Кеппел-стрит к ужину.

– Можешь хоть чем-то помочь? – спросила Шарлотта, отрывая глаза от шитья, когда они вдвоем с ним сидели в гостиной после ужина.

– Кому? – уточнил Питт. – Райерсону?

– Ему, кому же еще! – Ее глаза неотрывно следили за нырявшей по ткани иглой, поблескивающей в свете ламп подобно серебряному ручейку. Питту было слышно, как ее кончик то и дело легонько ударяется о наперсток. Почему-то этот звук ласкал ему слух. Наверное, потому, что олицетворял собой все нежное и домашнее, даря ощущение уюта и защищенности. Он не знал, что именно она чинит, но ткань была свежевыстиранной, и он, сидя рядом с Шарлоттой, ощущал исходивший от нее приятный аромат чистоты.

– Ну так можешь? – повторила она свой вопрос.

– Не знаю, – честно признался он. Это признание тяжким грузом давило ему на плечи. В комнате как будто тотчас стало темнее. – Я не уверен, готов ли он помочь самому себе.

Рука с иголкой застыла в воздухе. Шарлотта пристально посмотрела на него. В ее глазах застыл вопрос.

– Что ты этим хочешь сказать? То, что стрелял он?

– Он это отрицает, – ответил Питт. – И я склонен ему верить. – Он мысленно представил лицо Райерсона, когда тот защищал Аешу Захари, как наяву услышал убежденность в его голосе. – По крайней мере, мне так кажется. Он готов признать, что он там был и что это он помог ей положить тело Ловата в тачку с тем, чтобы потом вывезти его в Гайд-парк.

– В таком случае он ее сообщник! – изумленно воскликнула Шарлотта. – Пусть даже после убийства, а не до.

– Знаю, – согласился он.

– И после этого премьер-министр хочет, чтобы ты защитил его? – Эта мысль явно не укладывалась у нее в голове.

Питт пристально посмотрел на нее. На ее лице смешались самые разные чувства, но самыми сильными были сомнение, шок, негодование, тревога.

– Я не уверен, – честно признался он. – Я не знаю, что есть большее зло.

Она не поняла его слов.

– Что ты хочешь этим сказать? Правительству отставкой это не грозит, ведь недавно прошли выборы. А вот Райерсон должен уйти. Вот и все. Если он помог своей любовнице убить ее бывшего возлюбленного, то другого выхода для него просто нет.

– Манчестерские рабочие грозят забастовкой, – напомнил ей Питт. – Это сфера полномочий Райерсона, его избирательный округ. Возможно, он единственный, кто способен уладить конфликт, не навлекая бед на огромное число людей, будь то работники или владельцы, лавочники, купцы и ремесленники в соседних городках.

– Понятно, – серьезно сказала Шарлотта. – А что можешь ты? Вряд ли ты сумеешь скрыть его причастность к этому убийству. Да и захочешь? – Она отложила свое шитье и пристально посмотрела на мужа. В ее глазах застыли вопрос и тревога.

– Вряд ли встанет такой вопрос, – ответил он, искренне надеясь, что так оно и будет. – В египетском посольстве знают, что он там был.

Шарлотта в изумлении подняла брови.

– А как они это узнали? Она сказала им?

– Вряд ли. У нее не было такой возможности. Но это самый интересный вопрос. Похоже, когда ее арестовали, она старалась его защитить. Вела себя так, будто крайне удивлена его видеть, как будто он только что приехал, хотя, по его словам, он пробыл там уже несколько минут, более того, именно он поднял на тачку более тяжелую часть тела. Кто-то действительно ей помогал. Ловат был слишком тяжел, чтобы она смогла это сделать сама, без посторонней помощи. Более того, на ее платье не было следов крови.

– Тебе следует узнать как можно больше о нем, – сказала Шарлотта с озабоченностью в голосе. – Я имею в виду не то, что известно всем, а что-то личное. Ты должен знать, чему верить. Может, тебе есть смысл расспросить тетушку Веспасию? Даже если она не знакома с ним лично, она наверняка знает хороших его знакомых. – Шарлотта имела в виду леди Веспасию Камминг-Гульд, которая приходилась двоюродной бабкой мужу ее сестры Эмили. Однако и она сама, и Питт нежно ее любили и воспринимали как близкую родственницу.

– Да, я поговорю с ней при первой же возможности, – согласился Питт и посмотрел на каминные часы. – Как ты считаешь, еще не слишком поздно, если я сейчас позвоню ей и попрошу разрешения приехать к ней завтра утром, если, конечно, она не против? – Он уже почти поднялся на ноги.

Шарлотта улыбнулась.

– Если ты скажешь ей, что это связано с преступлением, которое ты расследуешь, которое, в свою очередь, чревато правительственным скандалом, она, если тебе потребуется, согласится принять тебя хоть на рассвете, – ответила Шарлотта.

***

И оказалась почти права. Правда, перед тем как выйти из дома, Питт предпочел заранее позавтракать и пробежал глазами утренние газеты.

Было 16 сентября, и газетные заголовки кричали о визите мистера Гладстона в Уэльс, где, судя по всему, он достиг некоего согласия по поводу упразднения независимой церкви в этой части страны. Кроме того, газеты сообщали о вспышках холеры в Париже и Гамбурге, и на более легкой ноте – о том, что принцесса Луиза завершила работу над бюстом королевы Виктории, который останется в Осборн-Хаусе до отправки на Чикагскую выставку.

К девяти часам Питт уже сидел в просторной, полной света гостиной леди Веспасии с видом на сад. Простота убранства комнаты – столь отличная на модной пышности последних шестидесяти лет – напомнила ему, что ее владелица родилась в другом веке и ее воспоминания восходят к временам до правления Виктории. Ребенком Веспасия пережила страх перед вторжением Наполеона.

И вот теперь, сидя в своем любимом кресле, она с интересом посмотрела на Питта. Женщина редкой красоты, она не утратила острого ума, коим блистала в лондонском обществе на протяжении трех поколений. Одетая этим утром в серо-лиловое платье, с длинными нитками жемчуга на шее, поблескивавшего матовым блеском на ее груди, Веспасия являла собой образец утонченности и стиля.

– Ну что ж, Томас, – сказала она, слегка приподняв седые брови. – Если вы рассчитываете на мою помощь, я хотела бы услышать от вас то, что мне необходимо знать. Я не знакома лично с этой несчастной молодой египтянкой, которая, похоже, застрелила лейтенанта Ловата. На мой взгляд, это весьма неразумный, я бы даже сказала, варварский способ избавиться от назойливого любовника. Обычно бывает достаточно твердого отказа, но даже если тот не принесет желаемого результата, существуют менее истеричные способы достичь той же самой цели. Умная женщина способна сделать так, чтобы ее любовники сами избавились друг от друга, не нарушая при этом закона. – Веспасия серьезно посмотрела на Питта, и все же, заметив в ее серых глазах сухой юмор, он на миг осмелился предположить, что эти ее слова – плод собственного опыта, а не просто мнение.

– А как можно гарантировать, что ваш любовник останется в рамках закона? – вежливо поинтересовался он.

– А! – воскликнула она, мгновенно поняв намек. – Вон оно что! И кто же этот любовник, который проявил столь непростительную глупость? Как я поняла, вопрос о самозащите не стоял? – По ее лицу промелькнула тревога. – Вы потому пришли ко мне, Томас, что вас попросил этот самый любовник?

– Боюсь, что да. Или, вернее, не столько по его просьбе, а действуя в его интересах.

– Понятно. Значит, она была не одна. И этот человек – предмет озабоченности Виктора Наррэуэя. Так кто же это?

– Сэвил Райерсон.

Веспасия застыла в кресле неподвижно, буравя Питта пристальным взглядом.

– Вы с ним знакомы? – вежливо поинтересовался он.

– Разумеется! – ответила она. – Я знала его еще до того, как была убита его жена – а это было два десятка лет назад, если не больше. Да-да, боюсь, что больше – двадцать два или даже двадцать три.

Питт мгновенно напрягся. Он пристально посмотрел ей в лицо, пытаясь понять, будет ли для нее сильным ударом, если Райерсона признают виновным. И что для него главнее – политический скандал или же тот факт, что он, в глазах многих и без того уже запятнавший себя связью с женщиной иной расы, религии, подданства, позволил страсти взять над собой верх и стал соучастником убийства? Иногда можно знать человека долгие годы и видеть лишь маску, под которой скрываются вещи, о каких вы даже не догадываетесь.

– Мне крайне жаль, – искренне произнес Питт. Он пришел к Веспасии в надежде на помощь. Ему даже в голову не пришло, что правда окажется для нее столь болезненной. – Но я должен узнать о нем больше, чем то говорит общественное мнение, – пояснил он.

– Разумеется, – сухо согласилась она. – Могу я поинтересоваться, в чем вы его подозреваете? Надеюсь, не в убийстве?

– То есть вы считаете, что он не способен на такое, даже ради спасения своей репутации?

– Не юлите, Томас! – ответила Веспасия. Питту показалось, что ее голос слегка дрогнул. – Или это ваш способ сказать мне, что это именно так?

– Нет, – быстро произнес он, ощутив укор совести. – Я разговаривал с ним, но так и не смог понять, что он за человек. Хотелось бы получить о нем более четкое представление, но при этом ненароком не сказать что-то такое, что могло бы повлиять на ваше мнение о нем.

– Я не глупенькая служанка, чтобы легко купиться на чьи-то слова, – заявила она, явно задетая его признанием. Затем, увидев, что Питт покраснел, она улыбнулась своей коронной улыбкой, некогда сводившей мужчин с ума, а порой даже и женщин. – Я даже на секунду не поверю, что Сэвил Райерсон пошел бы на убийство ради спасения собственной репутации, – решительно заявила она. – Однако я вполне допускаю, что он мог решиться на этот крайний шаг ради защиты своей жизни, либо жизни кого-то другого, либо некоего важного для него дела. Которое – я в этом убеждена – не имеет никакого отношения к забастовкам в Манчестере. Какие еще могли быть у него проблемы?

– Понятия не имею, – честно признался Питт, тронутый до глубины души ее теплотой. – Но я не вижу ни единой причины, почему Ловат должен был представлять угрозу для мисс Захари.

– Вдруг он посягнул на нее или же предпринял попытку посягательства, которую она отвергла? – предположила Веспасия, нахмурив брови.

– В три часа ночи, в саду ее дома? – сухо уточнил Питт.

По лицу Веспасии промелькнула лукавинка.

– Это вряд ли, – согласилась она. – В таких обстоятельствах можно встретиться только при наличии взаимного согласия. – Ее взгляду вернулась серьезность. – Да и в пистолете в таких случаях нет необходимости. Ведь это был ее пистолет, как я поняла? – В ее глазах на миг вспыхнула и тотчас погасла надежда, что Питт ее опровергнет. – Скажу честно, я лишь пробежала глазами заголовки. И решила, что меня это не касается.

– Да, это был ее пистолет, – подтвердил Питт. – Но она утверждает, что нашла его на месте убийства. Мол, она услышала выстрел и вышла на улицу, чтобы посмотреть, что случилось. И обнаружила мертвого Ловата.

– И что по этому поводу говорит Сэвил Райерсон? – спросила Веспасия.

– Что когда он приехал туда, Ловат был уже мертв, – ответил Питт. – Райерсон помог ей положить его тело на тачку, с тем, чтобы отвезти в Гайд-парк и оставить там. Кто-то вызвал полицию – они не знают кто. Та прибыла быстро и застала ее рядом с мертвым телом. Райерсон в это время ушел в конюшню, чтобы запрячь повозку.

– О боже, – сокрушенно вздохнула Веспасия. – Надеюсь, осмотр места убийства это подтвердил? – спросила она, хотя это явно был не вопрос.

– Пока да. Кто-то явно помог ей положить тело на тачку. – Питт пристально посмотрел ей в глаза. – Надеюсь, этот факт не вызывает у вас больших сомнений?

– Нет. – Она отвела взгляд. – Пожалуй, я должна рассказать вам все с самого начала.

– Я весь внимание, – ответил Питт, откидываясь в кресле и не сводя с нее глаз.

– Райерсоны были землевладельцами, – негромко начала она, как будто мысленно перенеслась в прошлое. – Они почти не имели родственных связей с аристократией, зато много денег. В семье было две или три дочери, но, насколько мне помнится, Сэвил был их единственный сын. Он получил хорошее образование в Итоне, затем в Кембридже и какое-то время служил в армии. Служил исправно, был отмечен, однако продолжить военную карьеру не пожелал. Примерно в 1860 году выдвинул свою кандидатуру в парламент и легко выиграл выборы. – В голосе Веспасии Питт уловил едва заметные нотки сожаления. – Удачно женился, – продолжала она, – хотя вряд ли это был брак по любви. Впрочем, отношения между супругами были теплые, что, пожалуй, самое важное для хорошего брака.

Питт посмотрел в окно: в саду по траве прыгала какая-то птичка. Розовые кусты алели поздними цветами.

– А потом она была убита, – сказала Веспасия. Впавший было в задумчивость Питт встрепенулся и кашлянул.

Веспасия насмешливо улыбнулась.

– Речь не об умышленном убийстве, Томас. Просто несчастный случай. Думаю, случись он сейчас, вас бы отрядили его расследовать, хотя вы вряд ли бы нашли больше, чем было найдено тогда. – Веспасия села прямо и продолжила: – Она проводила время в Ирландии. Там время от времени вспыхивали беспорядки, и она попала под перекрестный огонь. Нет, стреляли, конечно, преступники. Это была засада, приготовленная для политических противников, и по чистой случайности именно в тот момент там оказалась и Либби Райерсон.

Питт невольно проникся состраданием к Райерсону. Так неожиданно и жестоко потерять близкого человека. Винил ли он себя в происшедшем, корил ли за то, что не сумел предвидеть трагедию, что не принял мер?

– А где был он сам?

– В Лондоне.

– А что она делала в Ирландии?

– У нее было немало друзей из числа англоирландцев. Она была красивая женщина и жаждала новых впечатлений.

Питт не был уверен, правильно ли он ее понял, но от вопроса воздержался, сочтя его неуместным не только по отношению к мертвой женщине, но и к теплым чувствам к ней самой Веспасии.

– У них были дети? – спросил он вместо этого.

– Нет, – ответила она с ноткой печали в голосе. – Они были женаты всего два или три года.

– И после этого он не женился?

– Нет, – она посмотрела ему в глаза, – и прежде чем вы спросите меня почему, я скажу, что не знаю. Безусловно, у него были любовницы, и многие женщины с удовольствием вышли бы за него. – По ее губам промелькнула улыбка. – Если вы ищете некий темный секрет его личной жизни, вряд ли вы его найдете, по крайней мере, что касается женщин. И мне не известен ни один скандал, будь то финансовый или политический, в котором бы он был замешан.

Прежде чем задать следующий вопрос, Питт задумался и, пока мысленно облекал его в слова, понял, что от ответа на него зависят и все остальные, и потому он давит на него таким тяжким грузом.

– Вам что-то известно о его отношениях с Виктором Наррэуэем, как в личном плане, так и в профессиональном?

Веспасия пристально посмотрела на него – но лишь на миг.

– Нет. А вам кажется, что здесь что-то должно быть?

– Не знаю, – сказал он, что не совсем соответствовало истине. Он не располагал доказательствами, но внутренний голос подсказывал ему, что в том, что касается Райерсона, Наррэуэем владели некие сильные и глубокие эмоции. Вместо того чтобы встретиться с ним лично, он отправил к нему Питта. Для этого наверняка имелись причины, причем серьезные. Объяснение такому решению он дал уже потом, а не до. – Но у меня сложилось такое впечатление, – добавил он вслух.

Веспасия слегка подалась вперед, насколько то позволяла ей сделать больная спина.

– Будьте осторожны, Томас. Сэвил Райерсон человек умный и проницательный, он тонкий политик, но прежде всего это человек твердых убеждений. Он упорно трудился все эти годы ради них и ради блага тех, кого он представляет в парламенте. Он не жалел времени и средств ради процветания Манчестера и северной Англии. Причем делал это один и не рассчитывая на чью-то благодарность. – Она слегка пожала плечами. – Ланкаширцы народ верный, но вспыльчивый и не в восторге от принимаемых в Лондоне решений. Его действия не всегда находили у них понимание. Поскольку он умен, он нажил в Вестминстере немало врагов. Это амбициозные молодые люди, которые не прочь низвергнуть его и занять его место. Прежде чем в чем-то его обвинять, убедитесь, что у вас есть на то веские основания. Ибо это погубит его, и даже если потом окажется, что он не виновен, исправить ситуацию будет уже невозможно.

– Я пытаюсь спасти его, тетя Веспасия! – с жаром воскликнул Питт. – Я всего лишь не знаю, как это сделать!

Она отвернулась, глядя на зеркало в золотой раме на дальней стене. В его гладкой поверхности отражались листья берез за окном, подрагивающие на легком утреннем ветерке.

– Боюсь, Томас, у вас не получится это сделать, – ответила она так тихо, что Питт едва ее услышал. – Вдруг он любит эту египтянку так сильно, что был готов стать соучастником ее преступления. Поэтому будьте предельно осторожны.

– Непременно, – пообещал он, а про себя подумал: вот только как?