Онлайн чтение книги Трудная жизнь
21

Брат появился без предупреждения в половине четвертого после полудня. Слава Богу, Анни дома не было. Он бросил пальто и шляпу на кухонный стол, приветливо кивнул мне и уселся напротив меня около плиты в ветхое кресло мистера Коллопи.

– Ну, – оживленно заговорил он, – как вы тут?

Одет брат был очень хорошо, но мне сразу стало ясно, что он довольно пьян.

– Да ничего, – сказал я, – хотя эта история в Риме расстроила мне нервы. Судя по твоему виду, ты перенес ее спокойно?

– Мы должны принимать вещи такими, каковы они есть, – сказал он, надувая губы. – Никто не станет слишком горевать, когда мы отправимся в последний путь, и не стоит обманывать себя на этот счет.

– Я любил бедного старика. Он был далеко не худшим из людей.

– Отлично. Его смерть не была самой счастливой из возможных. Более того, она была нелепой. Но давай посмотрим с другой стороны. Разве есть лучшее место для смерти, чем Рим, вечный город, под боком у Святого Петра?

– Да, – сказал я, криво усмехнувшись. – Даже смерть их обоих была связана с деревянными брусьями. Святого Петра распяли на кресте.

– Да, верно. Мне всегда хотелось знать, как распятие производилось на практике. Они что, распинали человека горизонтально, на лежащем на земле кресте, а затем поднимали его?

– Я не знаю, но думаю, что так и было.

– Да, черт побери, вот бы они попотели, если бы им пришлось поднимать на кресте Коллопи. Я уверен, что под конец он весил по меньшей мере тридцать пять стоунов.

– Ты не испытываешь никаких угрызений совести из-за своей Тяжелой Воды?

– Совершенно никаких. Думаю, его обмен веществ стал давать сбои. Но всякий, кто пользуется патентованными лекарствами, подвергает себя рассчитанному риску.

– Мистер Коллопи был первым, на ком испытывалась Тяжелая Вода?

– Я должен посмотреть записи. Дай-ка лучше два стакана и немного воды. Нам следует немного выпить, прежде чем уйти отсюда.

Он достал бутылку емкостью в пол пинты, которая была уже на две трети пуста. Я принес стаканы, а он разлил виски. Посуда стояла на плите, мы сидели друг против друга, и все было как в старые добрые времена, только роли мистера Коллопи и отца Фарта исполняли мы с братом. Я спросил его, как поживает святой отец.

– Он все еще в Риме, конечно. Пребывает в ужасном состоянии, но старательно выказывает религиозное смирение. Думаю, он уже забыл об угрозах Папы. Я уверен, что они были просто-напросто блефом. А как поживает наша подружка Анни?

– Кажется, она тоже смирилась. Я передал ей все, что ты написал по поводу срочного погребения. Похоже, такое объяснение ее устроило. Конечно, я не сказал ничего о Тяжелой Воде.

– Так оно и лучше. За удачу!

– За удачу!

– Я звонил этим стряпчим – Спроулу, Хиггинсу и Фогарту и договорился о встрече в половину пятого сегодня вечером.

– Наверное, лучше всего выйти прямо сейчас и перед разговором с ним немного промочить горло.

– Отлично.

Мы сели в трамвай, доехали до Меррион-сквер и вошли в паб на Линкольн-плейс.

– Две кружки пива, – заказал брат.

– Нет, – вмешался я. – Мне бутылку портера.

Он недоверчиво посмотрел на меня и неохотно заказал портер.

– В нашем деле, – сказал он, – нельзя, чтобы кто-то заметил, как ты распиваешь портер или что-то подобное. Люди могут принять тебя за кебмена.

– А может быть, я и в самом деле кебмен.

– Да, есть одна вещь, которую я забыл тебе сказать. В ночь перед похоронами я связался с одним из тех парней, которые делают могильные камни, и заказал простое надгробие, с условием, что оно должно быть готово не позднее следующего вечера. Я хорошо заплатил, и работа была выполнена в срок. Камень воздвигли на следующее после похорон утро, и я заплатил за то, чтобы бордюр сделали сразу, как только могила осядет.

– Да, ты действительно подумал обо всем, – сказал я с оттенком восхищения.

– Почему бы мне не позаботиться об этом. Я, возможно, никогда больше не окажусь в Риме.

– Однако...

– Мне кажется, ты не совсем чужд литературе.

– Ты имеешь в виду тот приз, который я получил за свое сочинение о кардинале Ньюмене?

– Да, его и еще кое-что другое. Ты, конечно, слышал о Китсе[53]Китс, Джон (1796-1821) – английский поэт, современник Шелли и Байрона, предшественник прерафаэлитов. Воспевал царство красоты на земле, эллинский идеал гармонии и элегические настроения в природе. Умер в Риме от чахотки.?

– Конечно. Ода греческой вазе . Ода Осени .

– Точно. Ты знаешь, где он умер?

– Не знаю. В своей постели, наверное.

– Как и Коллопи, он умер в Риме и похоронен там же. Я видел его могилу. Мик, дай нам по кружке пива и бутылку портера. Могила очень красива и поддерживается в хорошем состоянии.

– Очень интересно.

– Ките сам сочинил для себя эпитафию. Он был весьма критического мнения о себе как о поэте и велел написать на могильном камне своего рода насмешку над собой. Конечно, это могло быть просто уловкой, желанием напроситься на похвалу.

– Так что там было, в этой эпитафии?

– Он написал: Здесь лежит тот, чье имя начертано на воде. Очень поэтично, а?

– Да, теперь я вспомнил.

– Подожди, я тебе ее покажу. Да допей же, ради Бога! Я сделал фотографию могилы Коллопи как раз перед тем, как уехать. Погоди, сейчас ты ее увидишь.

Он порылся во внутреннем кармане, достал оттуда бумажник, выудил из него искомую фотографию и с гордостью протянул мне. На ней была изображена большая плоская могильная плита с надписью:

– Разве не здорово, хихикнул он. «В воде» вместо «на воде»?

– Тут только фамилия? А как его звали?

– Будь я проклят, не знаю. И отец Фарт тоже не знает.

– Ладно, а откуда ты взял год его рождения?

– Ну, это до некоторой степени догадка. Врач в больнице сказал, что ему было примерно шестьдесят два года, и эта цифра вписана в свидетельство о смерти, которое я взял с собой. Так что мне просто осталось вычесть одно число из другого. Что ты думаешь о надгробии?

– Моя очередь платить. Чего ты хочешь?

– Кружку пива. Я сделал заказ.

– По-моему, плита выглядит очень хорошо, – сказал я, – и ты поступил мудро, заказав ее. Думаю, тебе следует материально поддержать Анни, когда она отправится навестить могилу отца.

– Очень хорошая идея, – ответил он, – просто превосходная.

– Наверное, нам пора уходить отсюда и отправляться на встречу с адвокатами.

Мы все же немного опоздали. По прибытии в контору Спроула, Хиггинса и Фоггарти нас встретил унылый клерк. Узнав наши имена, он подвел нас к комнате с табличкой МИСТЕР СПРОУЛ и жестом пригласил войти. Мистер Спроул оказался древним стариком, морщинистым, как пергамент, на котором он писал, словно сошедшим со страниц романов Диккенса. Приподнявшись, он пожал нам руки и жестом пригласил садиться.

– Ах, – сказал он, – какое грустное известие про мистера Коллопи.

– Вы получили мое письмо из Рима, мистер Спроул? – спросил брат.

– Да, конечно. Мы также получили письмо от нашего собственного представителя в Риме. Мы единственная фирма в Дублине, имеющая такого представителя. С этим завещанием нам пришлось повозиться.

– Да, – сказал брат, – мы хотели бы получить некоторое представление о том, что там говорится. А вот, кстати, и свидетельство о смерти.

– Оно нам очень пригодится. Спасибо. Завещание в данный момент находится здесь у меня. Я уверен, вы не хотите, чтобы я утомлял вас всякой крючкотворческой чепухой, на которой мы, адвокаты, так любим настаивать.

– Нет, мистер Спроул, не хотим, – ответил я нетерпеливо.

– Хорошо. Мы не знаем точной стоимости собственности покойного, поскольку она состояла в основном из капиталовложений в разные предприятия. Но мы можем подвести итог желаниям завещателя. Во-первых, основное наследство. Дом на Уорингтон-плейс и тысячу фунтов наличными он оставляет своей дочери Анни. Каждому из своих сводных племянников – то есть вам, джентльмены, – он оставляет по пятьсот фунтов наличными, при условии, что они будут жить в его доме до момента его смерти.

– Великий Боже, – вскричал брат, – я теперь вне игры! Я не живу там уже несколько месяцев.

– Какое невезение, – сказал мистер Спроул.

– И это после того, как я за свой счет похоронил его в Риме и воздвиг надгробный камень на его могиле!

Он недоверчиво посмотрел на нас.

– С этим уже ничего не поделаешь, – строго сказал я. – Что там еще, мистер Спроул?

– После того, как все это будет устроено, – продолжил адвокат, – мы должны основать фонд Коллопи. Этот фонд будет выплачивать его дочери Анни по триста фунтов ежегодно в течение всей ее жизни. Фонд построит и будет поддерживать в надлежащем состоянии три здания, которые завещатель назвал местами приюта. Они будут находиться в Айриштауне (Сэндимаунт), в Хэролдс-Кросс и в Филбсборо. На двери каждого из них будет рельефно выведено слово МИР, и каждое будет находится под патронажем своего святого – Святого Патрика, Святого Иеронима и Святого Игнатия соответственно. На каждом из этих зданий будет табличка с соответствующей надписью. Например, ФОНД КОЛЛОПИ – Приют Святого Иеронима. Обратите внимание, как удачно они расположены географически.

– Да, действительно, – сказал я. – Кто будет проектировать эти здания?

– Мой дорогой сэр, мистер Коллопи подумал обо всем. Все уже сделано. Одобренные архитекторами планы хранятся у меня.

– Это все? – спросил брат.

– В основном, да. Есть еще несколько небольших сумм, завещанных разным людям, и деньги на заупокойные мессы, которые следует отдать преподобному Курту Фарту, иезуиту. Конечно, ни одна сумма не может быть выплачена до тех пор, пока завещание не вступит в силу. Но, думаю, это произойдет автоматически.

– Прекрасно, – сказал я. – Мой брат живет в Лондоне, но я сам пока остаюсь здесь. По старому адресу.

– Превосходно. Я вам напишу.

Мы поднялись, чтобы уходить. Неожиданно, уже в дверях, брат обернулся.

– Мистер Спроул, – сказал он, – могу я задать вам один вопрос?

– Вопрос? Конечно.

– Как звали мистера Коллопи?

Мистер Спроул был явно озадачен.

– Фердинанд, разумеется.

– Спасибо.

Когда мы снова очутились на улице, я увидел, что брат подавлен вовсе не так сильно, как можно было бы ожидать.

– Фердинанд? Забавно! Что мне сейчас крайне необходимо, так это выпивка. Я стал на пять сотен фунтов беднее, чем был, когда входил в эту контору.

– Ну, так давай выпьем за то, что мне повезло больше.

– Отлично. Давай только держаться поближе к трамваю на Кингстаун, поскольку я хочу попасть на вечерний пароход. Я оставил свой багаж в Лондоне по пути сюда. Вот это место нам, пожалуй, подойдет.

Он затащил меня в паб на Саффолк-стрит, но, к моему удивлению, согласился выпить полстакана вместо целого. Все из-за предстоящего ему длительного ночного путешествия. Брат пребывал в ностальгическом расположении духа и был склонен к воспоминаниям. Мы переговорили о многом из нашей прошлой жизни.

– Ты уже решил, – спросил он в конце концов, – что будешь делать дальше?

– Нет, за исключением того, что собираюсь бросить школу.

– Правильно.

– Что касается средств для жизни, полагаю, что пятьсот фунтов дадут мне возможность думать над этим вопросом по меньшей мере два года, если я не определюсь раньше.

– Почему бы тебе не приехать ко мне и не поработать в Лондонском университете.

– Да, я думал над этим. Но меня одолевает ужасное предчувствие, что рано или поздно полиция наложит свою лапу на это заведение.

– Чушь!

– Не знаю. Чувствую только, что лед под тобой очень тонок.

– Я не сделал еще ни одного неверного шага. Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы принять участие в новом автомобильном бизнесе? Это очень многообещающая вещь.

– Нет, я никогда об этом серьезно не думал. Тут потребуется настоящий капитал. Кроме того, я ничего не понимаю в машинах. После всего того, чему эти проклятые святые братья учили меня, я ничего не знаю ни о чем.

– То же самое я могу сказать и о себе. Единственный способ что-нибудь узнать – это учиться самостоятельно.

– Наверное, так оно и есть.

– Скажи мне одну вещь, – спросил брат довольно задумчиво, – как тебе Анни и как ты с ней ладишь?

– С Анни все в порядке, – ответил я. – Она постепенно оправляется после этого ужасного случая в Риме. Я думаю, она благодарна тебе за все, что ты сделал, хотя и не говорит об этом. Знаешь что? Было бы неплохо, если бы ты преподнес ей фунтов сто на ведение хозяйства, до тех пор пока дела с наследством не утрясутся.

– Да, это отличная идея. Я вышлю чек из Лондона и напишу ей теплое письмо.

– Спасибо.

– Скажи-ка мне: как она ухаживает за тобой? Все в порядке?

– Просто замечательно.

– Кормежка, стирка, носки и все такое?

– Конечно. Я живу как лорд. Завтрак в постель, если пожелаю.

– Отлично. Как лорд, надо же! Я должен поторапливаться, если хочу успеть на пароход. Я очень рад, что Анни оказалась такой. У этой девушки доброе сердце.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я несколько озадаченно. – Разве она не присматривала за хозяйством всю свою жизнь? Бедная миссис Кротти, когда была жива, и пальцем не пошевельнула. Она почти все время болела и в конце концов упокоилась в бозе, а мистер Коллопи был сущим наказанием. Он вечно спрашивал, есть ли крахмал в его пище, независимо от того, что ему подавали. Он с подозрением относился даже к воде в кране.

– О, да. Но в конце концов он заплатил по счетам. Я рад тому, как щедро он позаботился о ней в своем завещании.

– И я тоже.

– Да, в самом деле. Послушай, мы можем пропустить по последнему стаканчику перед дорогой. Пэдди, два виски!

– Да, сэр!

Он принес две порции напитка глубокого янтарного цвета и поставил перед нами.

– Ты знаешь, – сказал брат, – приличный дом и три сотни фунтов в год пожизненно – это не шутка. Видит Бог, не шутка.

Он осторожно долил воды в свой виски.

– Анни – трудолюбивая, хорошо сложенная, скромная девушка. Такие на дороге не валяются. В Лондоне таких порядочных вряд ли встретишь. Там почти все – проститутки.

– Возможно, ты просто встречался не с теми людьми.

– О, не беспокойся, я видел достаточно много всяких. Порядочные люди везде редкость. Я хмыкнул.

– А обеспеченные порядочные люди еще большая редкость.

– Иногда порядочные люди принимали правильные дозы Тяжелой Воды.

Брат проигнорировал мой выпад и поднял свой стакан.

– По моему мнению, – сказал он торжественно, – половина битвы уже выиграна, если ты всерьез решил взяться за дело. Скажи мне честно: ты когда-нибудь испытывал влечение к Анни?

– Что?..

Он поднес стакан с виски к губам и осушил его одним мощным глотком. Потом сильно хлопнул меня по плечу:

– Подумай об этом!

Хлопок двери подсказал мне, что он ушел. Ошеломленный, я поднял свой стакан и, не отдавая себе отчета, в точности повторил то, что только что сделал мой брат, – осушил стакан одним глотком. Затем быстро пошел – хотя и не побежал – в уборную. Рвота поднималась к моему горлу могучей приливной волной.