Онлайн чтение книги Тварь размером с колесо обозрения
Глава седьмая

Мы погрелись на солнце и продолжили исследовать штольни. Нашли еще один вход: он был заварен листом металла. Но в листе у самой земли была проделана идеально круглая дыра: как раз можно пролезть. Дима присел на корточки возле нее и потребовал, чтоб его сфотографировали; ему нравилось, когда его фотографируют в необычных местах. Рома щелкнул. Дима полез внутрь, подняв клубы пыли. За ним пополз Крупковский. Дыра была узкая: не верилось, что я пролезу. Но это оказалось несложно. Только пришлось зажмуриться, чтоб пыль не попала в глаза; джинсы, конечно, испачкались. За мной последовали остальные. Мы оказались в очередном каменном коридоре. Влад, влезая, ойкнул: порезал руку. Потекла кровь. Ну, блин, сказал Крупковский, я же хотел зеленку взять и забыл. Влад посмотрел на нас виновато.

– Спокойствие, – сказал я. – Влад, давай сюда рюкзак.

Из рюкзака мы достали воду, промыли рану. Там же была перекись водорода и бинт, предусмотрительно приготовленные Яной. Я залил рану перекисью и обмотал бинтом. Влад стойко перенес последствия ранения. Повязка легла как надо.

– Солдат! – произнес Рома.

Посыпались шутки. Влад смущенно улыбнулся. Я закрыл рюкзак, и мы двинулись в путь. Коридор вгрызался в каменную плоть. Мы сделали несколько интересных снимков возле таинственных дыр в стенах и возле обрезка трубы, торчавшего прямо из потолка. Мы осмелели и все меньше сверялись с картой. За одним из поворотов послышались чужие голоса. Замелькали пятна света. Подземные обитатели, сказал Крупковский. Наконец-то, могильным голосом протянул Рома. Влад испуганно хихикнул и подвинулся ко мне. Может, выключим фонарики? – прошептал Дима. Да ну, сказал я. Они нас все равно уже заметили.

Из-за поворота показалась группа ребят, человек пять. Они были подготовлены явно лучше нас: с мощными фонариками, в забродах. Настоящие диггеры. И для них, и для нас это была внезапная встреча. Они глядели настороженно. Мы, в свою очередь, настороженно смотрели на них. Лидер диггеров подошел. В руках у него была карта на листе А4, точная копия моей. Видимо, скачал там же. Мы поздоровались. Напряжение спало, посыпались шутки. Помню, у них в группе были девчонки, совсем молодые, скорее всего, школьницы.

– Туда не ходите. – Лидер диггеров показал на один из коридоров. – Там без забродов не пройти, все затоплено к черту.

– А мы как раз туда, – похвастался кто-то из его компании.

– Ребят, а где тут бункер? – спросил Дима.

Мы уткнулись в карту.

– В эту сторону, – показал лидер диггеров. – Там раньше прикольно было. Пока малолетки все стены не испоганили.

Мы распрощались: диггеры свернули в затопленный коридор, а мы отправились в бункер.

– Все-таки тут проходной двор, – весело сказал Дима, когда мы отошли на достаточное расстояние.

– Угу, щас еще кого-нибудь встретим, – хмыкнул Крупковский.

Помню, пол был жутко холодный. Ноги замерзли. Температура падала: мне даже показалось, что я вижу пар своего дыхания в свете фонарика. Смешливые голоса понемногу стихли. Стало жутковато. Все-таки под землей в темноте надолго веселого настроения не хватает.

– Твою мать, – сказал Крупковский, роняя фонарик. Пятно света заметалось по неровным стенам, полу, потолку.

– Эй, не пугай так. Что случилось?

– Показалось, на меня страшная рожа из темноты пялится.

– Да ладно. Где?

Крупковский поднял фонарик и посветил в один из боковых коридоров. Коридор заканчивался тупиком: белая кирпичная стена. Слева в стене была здоровая круглая дыра неизвестного предназначения. Кто-то нарисовал вокруг дыры неприятную зеленую физиономию, так что сама дыра стала ее ртом. Мы по очереди заглянули в дыру, посветили туда. Кажется, там за стеной какое-то помещение, сказал Дима. Думаю, я смог бы туда пролезть. Нет, не смог бы, сказал Крупковский. Нет, смог бы, сказал Дима и попытался засунуть в дыру голову. Дима, не надо, попросила Аня. Она поежилась. Ладно, не буду, решил Дима и высунул голову: плечи не пролезают. Пошли уже дальше, сказал Крупковский, скоро бункер.

Бункер был небольшой. Стены действительно исписаны краской: кто-то нарисовал формулу эквивалентности массы и энергии, ниже огромная надпись: WTF? Куча других надписей, попроще. На полу пустые бутылки, пивные банки, упаковки от чипсов. Посреди помещения кто-то установил выкорчеванный пень: получился обеденный стол. Вокруг большого пня располагались пеньки поменьше: стулья.

– Не поленились же сюда тащить, – хмыкнул Рома. – Алкоголики.

– Ну наконец-то. – Крупковский достал фляжку. – Кто будет?

– Я за рулем, – сказал Дима.

– Нет, спасибо, – сказал Рома.

– Давай, чего ты! Немножко!

– Не-е… – протянул Рома.

– А ты, Аня?

Аня помотала головой.

– Остались только мы с тобой, Вовчик, – сказал Крупковский.

Мы расположились возле обеденного пня, Дима достал походные рюмки. Из фляжки в рюмки полился коньяк.

– Когда еще в подземном бункере выпьем. – Крупковский был очень доволен.

– Щас я вас щелкну, – сказал Рома. – Поставьте-ка рюмки на пень. Ага. Готово. Теперь возьмите их в руки.

Мы чокнулись и выпили. Сразу стало теплее. Помню, как здорово все это казалось. Пусть немного игрушечно: какие мы к черту диггеры. Но вокруг были друзья. Рядом был сын. Настоящее приключение. К тому же появился первый материал для книги. Что-то такое начинало формироваться. Пустота и заброшенность. Темнота и одиночество. Попытка найти в этой вечной темноте кого-то рядом: общее для всех чувство. Когда Влад испугался голосов впереди, он в первую очередь подошел ко мне. Это было здорово. Может, он хотел взять меня за руку, как тогда, когда был совсем маленький, но постеснялся.

Влад сидел на пеньке рядом и пил минеральную воду. Я потрепал его по волосам.

– Что? – засмеялся Влад.

– Все хорошо, – сказал я.

– Давай еще по одной, – предложил Крупковский, – и погнали.

– Эй, вы там не напивайтесь. – Аня хмыкнула. – Кто вас тащить будет?

– Точно не я, – заявил Рома.

– Я уже представляю, как мы пьяного Крупковского на себе тянем в кромешной тьме, – сказал Дима.

– А он отбрыкивается, – сказал Рома.

Все засмеялись.

– По одной и все. – Крупковский налил. – Обстановочка такая, надо выпить, верно, Вовчик?

– Как скажешь.

Мы выпили.

Когда коллеги узнали, что у меня рак, Крупковский на долгое время выпал из моей жизни. Не звонил. В больницу не приходил. Наверно, боялся. Пришел уже после операции вместе с другим моим коллегой, Виталиком; не решался смотреть на меня. У меня была замотана бинтами шея после лимфаденэктомии. И половина головы после энуклеации глаза. Наверно, страшное зрелище. Я только отошел после операции. У меня открылась ликворея, и врачи боялись, что я заработаю менингит. Но опухоль убрали, и я радовался как ребенок. Это было прекрасно: знать, что в тебе нет этой мерзости. Я болтал, шутил, подначивал. Крупковский что-то бубнил в ответ, прятал глаза. Было ясно, что ему страшно. Я ткнул его кулаком в плечо: эй, ты чего? Я не умираю. Все будет хорошо. После этих моих слов он, кажется, немного расслабился. Но все равно надолго пропал – опять. Тогда многие вдруг исчезли из моей жизни. Некоторые потом появились – но все это сильно потом. Не думаю, что они плохие люди. Просто это, наверное, страшно: глядеть в глаза человеку, про которого ты знаешь, что он скоро умрет, и говорить с ним как ни в чем не бывало. Не знаю, смог бы я в такой ситуации. Мне сложно судить.

Рома заглянул в больницу разок, помог мне с переездом в другую палату. Иногда звонил. Не так чтобы часто. Но у него жена, поэтому я не обижался. И это его: до-о-о, оно не изменилось. Дима с Аней приходили в гости. Дима иногда звонил, интересовался. Но, во‑первых, к тому времени он уже уволился с предприятия, а во‑вторых, мы не так уж долго были с ним знакомы по сравнению с остальными. Он пришел на предприятие позже других. На какое-то время я оказался в человеческом вакууме. Поначалу, конечно, злился, потом – перестал. Яна была рядом. Дети в больницу не приходили, но это я им не велел: в отделении опухолей головы и шеи можно увидеть очень неприятные картины. Мужчина без носа. Старушка без куска верхней челюсти. Тонкая и худая как смерть девушка с выпученными глазами. Не стоит им на это смотреть. Мы общались по скайпу. У меня в больнице был планшет, а домой мы купили недорогую веб-камеру. Майя любила показывать мне в эту камеру свои рисунки. Это были чудовищно прекрасные каракули четырехлетнего ребенка. Влад стеснялся и бормотал, отводя глаза: выздоравливай, пап. Мама рассказывала, как правильно питаться. Овощи обязательно. Побольше овощей. И конечно, все они рассказывали о случаях выздоровления безнадежно больных; мама встречала множество подобных случаев по телевизору.

Интересно, что чаще всех из моего отдела мне звонил парень, с которым (когда я был здоров) мы общались меньше всего, Виталик. Мы были коллегами, но не более того. Здоровались, перешучивались; не находилось общих тем. Впрочем, как-то он признался мне, что хотел быть писателем; помню, меня это удивило. Он обещал дать мне почитать свои рассказы, но так и не дал. Когда я заболел, Виталик звонил мне по крайней мере пару раз в неделю. Звонил и Яне: интересовался моим самочувствием. Собирал на предприятии деньги на мое лечение. Он плохо меня знал; может, поэтому ему было легче помогать.

Когда мы уже собрались выйти из катакомб, мы вдруг поняли, что заблудились. Не сказать, чтоб совсем безвыходно: просто после очередной фотосессии в живописной части штолен никто из нас не смог вспомнить, в какую сторону надо повернуть, чтоб вернуться к выходу. В одном из фонариков почти сели батарейки, а Крупковский, как оказалось, взял запасные неподходящего размера. Я подумал: что, если мы останемся без света? Сумеем ли мы отсюда выбраться?

Все наши разговоры сразу прекратились. Никто не шутил, не смеялся. Мы пошли наугад. Казалось, тьма сгущается. Я вдруг вспомнил черного человека, которого боялся в детстве: Фантомаса из подвала. Жуткая безобразная тень. Мне показалось, что я слышу сзади чьи-то шаги. Конечно, это ерунда: скорее всего, это было эхо наших собственных шагов. Но я пошел быстрее. Все остальные тоже ускорились. Не знаю, я не спрашивал у них потом: может, они тоже слышали чьи-то шаги? Какая-то тварь преследовала нас. Конечно, это ерунда, говорил я себе. Здесь никого нет. Я взял Влада за руку; он не протестовал. Штольня все не кончалась. Поворот за поворотом – и темнота впереди. Помню, никто не произносил ни слова. Может, все испугались, что не сумеем выбраться. Может, что-то слышали. Может, думали, что слышат. Это был безотчетный, панический страх.

– Кажется, тянет теплым воздухом, – сказал Рома.

– Точно, – подтвердил Крупковский.

Мы зашагали еще быстрее. Наконец за очередным поворотом показался свет. Выход был закрыт решеткой, а за решеткой зеленел кустарник. Между прутьями решетки хватало места, чтоб пролезть. Тяжело дыша, мы все выбрались наружу. Снова зазвучали шутки. Крупковский попросил воды: умыться. Перед тем как уйти из штолен, он, как единственный в подходящей одежде, в одиночестве исследовал заваленный камнями узкий боковой тоннель и сильно испачкался. Помню, как ждали его возле входа в этот тоннель. Он долго не возвращался, карабкался невидимый по камням: мы слышали звук. Потом и этот звук пропал. Крупковского все не было. Рома покачал головой: а вдруг он застрял? Но вот вдалеке замелькал свет фонарика, и раздалась жизнерадостная ругань: все облегченно вздохнули. Крупковский полз обратно. Мы помогли ему выбраться. Ну что там? – спросил Дима. Крупковский махнул рукой: там еще дофига, коридоры, коридоры; но я побоялся заблудиться. Молодец, сказал Рома, герой! Да ну вас, сказал Крупковский. Давайте фоткаться, предложил Дима. Мы сфотографировались. А потом был этот бег к выходу: как будто кто-то за нами гнался. Впрочем, при свете дня вспоминать наши страхи было смешно.

Крупковскому дали воды. Я оглянулся на темный провал за решеткой. Показалось, кто-то стоит там и смотрит на меня. Кто-то огромный как колесо обозрения. Тьма шевелилась. Конечно, это была ерунда: такое огромное существо попросту не поместилось бы в узком тоннеле. Это если забыть об очевидном факте, что никаких подземных тварей не существует на самом деле; всего лишь городская легенда. Я моргнул: никого. Темнота и сырость. Место, куда ходит молодежь, чтоб писать краской на стенах и пить крепкое пиво в бункере при неживом свете электрических фонарей, а потом выкладывать фотографии своих похождений вконтакте или в живом журнале.

Потом, когда мы уже возвращались в Ростов, я подумал, что это хороший образ: тварь размером с колесо обозрения. Надо его использовать в новой книге.