Онлайн чтение книги Убийца королевы Queenslayer
Глава 4. Лошади и наручники

Когда я начал приходить в себя, моей первой мыслью было: «Рейчис мёртв». Ну, тут я слегка солгал – моей первой мыслью было: «Кого-то, наверное, вырвало», потому что мои ноздри наполнял едкий запах. Второй мыслью было: «Поскольку я могу чувствовать её вкус, рвота, скорее всего, моя». Третья мысль: «Кто-то подвесил меня вниз головой за борт лодки». Но, поскольку океан подо мной как будто застыл, скорее всего, меня привязали к боку лошади. Маршалы перекинули меня через седло и прикрутили к нему лицом вниз, а это плохая поза, когда тварь под твоим животом бежит рысью по глухомани. А уж четвёртой мыслью, даю честное слово, была: «Мой партнёр мёртв».

Маршалы не любят непредсказуемых и не рискуют. Увидев, как Рейчис нацелился на птицу, а потом на мага, не говоря уж о том, что он изорвал в клочья лицо Меррела, они предпочли убрать белкокота, чтобы тот не напал на них, когда понял, что меня увозят. Бедный малыш. Я надеялся, что он не успел увидеть надвигающуюся смерть.

Потом я услышал звук, похожий на ворчание, и смех. «Предки, – подумал я. – Они пытают его потехи ради».

– Мерцавцы, – провопил я.

По крайней мере, он ещё жив. Теперь мне просто надо найти способ освободиться и спасти его. Я неуклюже вывернул шею, чтобы увидеть, что они делают с белкокотом. Уж не знаю, что именно я ожидал увидеть, но явно не то, что увидел. Старший из маршалов, Харрекс, ехал верхом позади меня, а Рейчис лежал перед ним, задрав вверх все четыре лапы. Маршал отправлял ему в пасть кусочки еды. Белкокот снова заворчал, а потом рыгнул.

– Дай его мне, – окликнул маршал Парсус своего напарника.

– Он был у тебя почти от самой границы, – ответил Харрекс. – Кроме того, ему и тут уютно.

И Харрекс поднёс еду к мордочке Рейчиса.

– Ты просто уютный пушистый маленький мишка, верно?

Рейчис вытянул вверх лапки и выхватил угощение из руки Харрекса. Это заставило маршала фыркнуть от удовольствия.

– О, ты умный, а, парнишка?

– Вот гадёныш, – пробормотал я.

– Что? – просвистел Рейчис. – Если у меня будет пустой желудок, тебе от этого ничуть не станет лучше.

Наверное, здесь уместно упомянуть, что я твёрдо убеждён: белкокоты – разновидность летающей крысы.

Я попытался освободить руки, чтобы убить, хотя не знал наверняка, с кого начну. Тут я почувствовал на запястьях дароменские наручники и понял (с отстранённым любопытством, которое, как говорят, испытываешь в то мгновение, когда палач открывает под тобой люк), что я спёкся.

Не знаю, что меня так завораживает в наручниках. Уж наверняка не состояние человека, которого в них заковали. Как парень, часто носивший наручники, хоть и не по своей воле, даю слово: мой жизненный опыт вовсе не похож на картинки, которыми иногда украшают стены лестниц второго этажа в салунах с полным обслуживанием. Но у наручников есть одно свойство – они очень многое рассказывают тебе о стране, в которой ты находишься. Взять забанцев, живущих неподалёку к северу от места, где меня арестовали. Вот их наручники и в самом деле нечто: толстые железные кольца с рядами острых выступов, обеспечивающих непрерывное болезненное давление на нервы запястий. Любой, проносивший такие наручники больше пары часов, испытывает мучительную боль; часто из разорванной кожи начинает течь кровь ещё до того, как человек встретится с забанским адвокатом, чтобы приготовиться к суду. С другой стороны, если вы умны и можете вытерпеть сильную боль, кровь, текущая из запястий, может послужить эффективной смазкой, пока вы будете выбираться из наручников.

Знайте, что народ Забана жестокий, бесстрашный и не особо умный. Орудие пытки, которое сходит в этой стране за наручники, – вот что получается, когда ваша культура полностью посвящена идее, будто всем сущим управляет судьба. Забанцы считают: если ты в наручниках, значит, виновный или нет, ты должен был сделать нечто такое, что допекло мироздание, и заслуживаешь всей испытываемой боли. С другой стороны, любого, вырывавшегося из тюрьмы, они считают невиновным, поскольку, в конце концов, такова судьба сбежавшего – спастись.

А вот джен-теп не любят пользоваться железом. Их игра – магия… Или, теоретически, наша игра, поскольку я сам из клана джен-теп. Маги редко используют чистое железо, поскольку оно мешает колдовству. Кроме того, им не нужны настолько глупые вещи, как толстые железные кольца, чтобы задержать человека. Пара связывающих петель джен-теп и столь же тонкая медная проволока, покрытая замысловатыми маленькими символами. Связывающие петли обладают коварным свойством затягиваться тем больше, чем сильнее ты на них давишь. Поэтому чем больше ты пугаешься и теряешь самообладание, тем скорее увидишь, как твои руки упадут на пол, перерезанные острой медной проволокой.

Мерзкие штуки. Из них нельзя вырваться, если только ты, часом, не более могущественный маг, чем тот, кто зачаровал связывающие петли. Ну, не совсем верно – есть один трюк, который каждый раз может выручить, но я предпочитаю держать этот маленький секрет при себе. Как бы то ни было, джен-теп никогда бы не потрудились задаться вопросом: «Что, если связанный человек на самом деле более могущественный маг, чем тот, кто сделал петли?» Потому что для джен-теп любой лучший маг – это почти наверняка лучший человек, значит, если пленник сбегает, он вообще не заслуживал связывания. И это практически всё, что нужно знать о моём народе, моей семье и моей жизни.

Но наручники, которые надели на меня маршалы, были дароменские. Эти наручники не похожи на забанские или на узы джен-теп. О, не поймите меня неправильно: они невероятно крепки. К обручу в полдюйма толщиной из гитабрианской стали прикреплена такая цепь, что дюжина зазубренных пил кузнецов не смогла бы её разгрызть. Но, в отличие от причиняющих боль выступов забанских наручников или перерезающих запястья магических уз джен-теп, дароменские наручники подбиты изнутри толстым слоем шёлка. Они поразительно удобны. Мягкие, как зимние перчатки придворного, клянусь.

Это многое говорит о дароменской культуре. Для них, имперского народа, который за последнюю сотню лет стал доминировать над многими из малых наций континента (в том числе над джен-теп), важнее всего выглядеть заслуживающим доверия. У дароменцев по сравнению с большинством других народов странное понятие о правосудии: они думают, что человека не следует наказывать за преступление до тех пор, пока его не признали виновным. Это сумасшедший образ мыслей, но, похоже, для них он в течение многих лет оправдывался.

По понятиям дароменцев, если тебя задерживают, чтобы доставить в суд, тебе должно быть если не удобно, то, по крайней мере, не больно. Даром определённо цивилизованная страна. Неудивительно, что они захватили полконтинента и убили добрую часть жителей другой половины. Но дароменцы к тому же невероятно практичны: шёлковая подбивка внутри наручников так плотно прилегает к запястьям, что из них невозможно спастись, потому что подкладка служит идеальным тормозом. Дароменские наручники – самые удобные оковы, с какими можно встретиться, но мало того: это ещё и единственные оковы, гарантирующие, что из них ни за что не выбраться без посторонней помощи. Вот почему я не зря сказал, когда почувствовал на своих запястьях дароменские наручники, что спёкся.