Онлайн чтение книги Убийца войн Warbreaker
Пролог

«Умора, как часто все у меня начинается с каталажки», – подумал Вашер.

Пересмеиваясь между собой, стражники с лязгом захлопнули дверь камеры. Вашер встал, отряхнулся и, морщась, повращал плечами. Нижняя половина двери была из толстого дерева, а верхняя – зарешечена, и он увидел, как трое тюремщиков открыли его вместительную котомку и принялись рыться в пожитках.

Один перехватил его взгляд. Здоровенный кабан с бритой наголо головой и в грязном мундире, на котором едва проступали некогда яркие – желтые и синие – цвета городской стражи Т’Телира.

«Яркие краски, – подумал Вашер. – Придется к ним снова привыкнуть».

В любой другой стране веселенькая желто-синяя расцветка солдатской формы показалась бы дикой. Однако он находился в Халландрене – в краю возвращенных богов, безжизненных слуг, биохроматических изысканий и, разумеется, красок.

Тюремщик-амбал лениво приблизился к двери камеры, предоставив друзьям развлекаться имуществом Вашера. Смерил его взглядом.

– Говорят, ты крутой, – сказал он.

Вашер не ответил.

– Трактирщик гонит, что при разборке ты уложил человек двадцать. – Стражник поскреб подбородок. – Мне ты таким крутым не кажешься. Короче, ты зря засветил жрецу. Остальные-то переночуют под замком, а тебя, бесцветный козлина, подвесят!

Вашер отвернулся. Его камера была удобна, хотя и убога. Свет проникал через узкий проем в верхней части одной стены. Сами каменные стены сочились влагой и поросли мхом, в углу гнила куча грязной соломы.

– Что, язык проглотил? – ощерился страж, подступая еще ближе к двери.

Цвета его мундира стали ярче, как будто улучшилось освещение. Перемена была небольшой. У Вашера осталось мало дохов, и его аура слабо влияла на окружающие цвета. Страж не заметил перемен – как и там, в кабаке, когда со своими громилами поднял Вашера с пола и зашвырнул в скотовозку.

– Эй! – подал голос стражник, рывшийся в котомке Вашера. – А это что?

Вашер всегда находил занятным, что люди, ведающие тюрьмами, обычно ничем не лучше тех, кого они караулят. Возможно, так и было задумано. Общество, похоже, не заботило, где именно пребывают такого рода субъекты – вне камер или внутри оных; главное – подальше от более честных людей.

Если таковые существуют.

Стражник извлек из котомки продолговатый предмет, закутанный в белое полотно. Развернул и присвистнул при виде длинного узкого меча в серебряных ножнах. С рукоятью черной как ночь.

Старший всмотрелся в Вашера, прикидывая, не из благородных ли этот тип. Хотя в Халландрене аристократии не водилось, во многих соседних королевствах имелись и лорды, и леди. Но разве лорд облачится в бурый дырявый плащ? Разве лорд будет расхаживать небритым, в сапогах, истоптанных за многие годы пешей ходьбы, да с синяками, которых нахватался в пьяной драке? Стражник отвернулся в уверенности, что Вашер не аристократ.

Он был прав. И в то же время ошибся.

– Дай-ка взглянуть, – потребовал старший и взял меч.

Он крякнул, откровенно удивленный весом оружия. Повернул и заметил застежку, которая крепила ножны к рукояти, не позволяя извлечь клинок. Он расстегнул ее.

Краски стали насыщеннее. Не ярче – не такими, как жилет стражника, когда тот приблизился к Вашеру. Они сделались гуще. Темнее. Красное обернулось бордовым. Желтое уплотнилось до золота. Голубое приобрело цвет морской волны.

– Осторожно, приятель, – кротко предупредил Вашер. – Этот меч бывает опасен.

Стражник поднял глаза. Все было спокойно. Тогда он фыркнул и двинулся прочь от камеры Вашера, не выпуская меча. Остальные двое понесли следом суму Вашера и дошли до караульного помещения в конце коридора.

Хлопнула дверь. Вашер тотчас встал на колени перед кучей соломы, набрал пучок покрепче. Надергал ниток из плаща – подол уж истрепался – и сплел человечка дюйма три ростом, с лохматыми ручками и ножками. Выдрав из брови волосок, он приложил его к голове куклы и вытянул из сапога алый шейный платок.

Затем Вашер дохнул.

Нечто выплыло из него, пыхнуло в воздух – прозрачное, но блескучее, как маслянистые разводы на воде в лучах солнца. Вашер почувствовал, как он исторгся – биохроматический дох, по выражению ученых. Большинство называло его просто дохом. По крайней мере, так бывало обычно. Один человек – один дох.

У Вашера было около пятидесяти дохов – только для первого повышения. Обладая столь малым и помня, чем владел когда-то, он ощутил себя нищим, но многие сочли бы пятьдесят дохов несметным богатством. Увы, но даже пробуждение фигурки из органического материала с фокусировкой волоском – частичкой себя – отняло добрую половину его дохов.

Соломенное чучелко дрогнуло, впитывая дох. Алый платок в руке Вашера наполовину стал серым. Вашер нагнулся, воображая желаемые действия фигурки, и завершил первый этап процесса, отдав команду.

– Забери ключи, – велел он.

Соломенное чучелко встало и вскинуло на Вашера единственную бровь.

Вашер указал на караульное помещение. Оттуда донеслись удивленные возгласы.

«Времени в обрез», – подумал он.

Соломенный малютка пробежал по полу, подпрыгнул, протиснулся меж прутьев. Вашер снял плащ и расстелил на полу. Получились идеальные очертания человеческой фигуры: прорехи соответствовали шрамам на теле Вашера, проделанные в капюшоне дыры – его глазам. Чем больше предмет напоминал человека, тем меньше дохов расходовалось на пробуждение.

Вашер склонился, стараясь не думать о временах, когда ему хватало дохов, чтобы пробуждать, не заботясь о форме и фокусе. Сейчас положение изменилось. Морщась, он выдернул клок волос и рассыпал по капюшону.

Еще один дох.

На этом дохи кончились. Без них – плащ дрожит, платок вконец обесцвечивается – Вашер почувствовал себя… более тусклым. Потеря доха несмертельна. Сказать по правде, те лишние дохи, которыми воспользовался Вашер, когда-то принадлежали другим людям. Они их ему отдали. Но иначе, конечно, и быть не могло. Дох нельзя забрать силой.

Отсутствие доха изменило его всерьез. Краски померкли. Он не чувствовал людской суеты в раскинувшемся над темницей городе – лишился связи, которую всегда считал неизменной и неотъемлемой. Обычно интуитивная настороженность по отношению к окружающим – та, что предупреждает шепотом в полусне, когда в комнату кто-то входит, – была у Вашера в пятьдесят раз острее, чем у большинства.

А теперь она сгинула. Всосавшись в плащ и соломенное чучелко, наделила их силой.

Плащ пошевелился. Вашер нагнулся.

– Защищай меня, – скомандовал он, и плащ замер. Вашер выпрямился и надел его снова.

Соломенная фигурка вернулась к окну и приволокла большое кольцо с ключами. Ножки чучелка испачкались в крови. И алая кровь сейчас казалась Вашеру невыносимо блеклой.

Он взял ключи.

– Спасибо, – сказал. Он всегда их благодарил. Зачем и почему – неизвестно, особенно с учетом дальнейшего. – Твой дох – ко мне, – скомандовал он, дотронувшись до груди соломенного человечка.

Тот мигом опрокинулся за дверь, лишившись жизни, а Вашер вернул свой дох. Привычное чувство бдительности восстановилось – осознание сопричастности, встроенности. Забрать же дох назад он смог лишь потому, что сам пробудил это создание – вообще, такого рода пробуждения редко бывали стойкими. Он использовал свой дох как резерв – сперва поделился, потом вернул.

По сравнению с прежним достоянием двадцати пяти дохов было смехотворно мало. Но по сравнению с ничем – бесконечно много. Он удовлетворенно поежился.

Вопли, доносившиеся из караульного помещения, оборвались. В темнице воцарилась тишина. Нельзя стоять столбом.

Просунув руку за прутья, Вашер отпер ключами камеру. Он распахнул толстую дверь и выскочил в коридор, оставив чучелко валяться на полу. В караулку не пошел и к выходу, который за ней находился, – тоже; взамен он повернул на юг и начал углубляться в тюрьму.

Это была самая ненадежная часть плана. Найти таверну, завсегдатаями которой слыли жрецы Радужных тонов, было достаточно просто. Ввязаться в драку и врезать такому святоше – не труднее. В Халландрене крайне серьезно относились к духовенству, и Вашер заработал не обычное заточение в местную кутузку, а путешествие в темницы Бога-короля.

Зная нравы тамошних тюремщиков, он очень ловко смекнул, что они попытаются извлечь Ночного Хищника и отвлекутся, а он тем временем добудет ключи.

Но дальше предстояло непредсказуемое.

Вашер остановился, пробужденный плащ колыхался. Опознать нужную камеру оказалось легко, благо ее солидно окружили обесцвеченным камнем – тускло-серыми были и стены, и двери. В таких-то местах пробуждающих и держали, ибо нет цвета – нет пробуждения. Вашер подошел к двери, глянул сквозь прутья. Голый, в цепях, под потолком висел человек. Для зрения Вашера он был окрашен ярко: кожа – чистый коричневый цвет, следы побоев – синие и фиолетовые пятна.

Узнику вставили кляп. Еще одна мера предосторожности. Нужны три вещи, чтобы пробуждать: дох, цвет и команда. Иные называли их обертонами и оттенками. Радужные тона, взаимосвязь цвета и звука. Команду полагалось произнести ясно и четко на родном языке пробуждающего. Малейшее заикание, ничтожный сбой в произношении – и пробуждению не бывать. Дох исторгнется, но объект не сможет действовать.

Вашер отпер дверь украденными ключами и вошел в камеру. Когда он приблизился, аура узника резко подчеркнула окружающие цвета. Столь мощную ауру заметил бы любой, хотя достигшему первого повышения такое далось намного легче.

Это была не самая сильная биохроматическая аура на памяти Вашера – те, другие, принадлежали возвращенным, считавшимся здесь, в Халландрене, богами. И все-таки биохрома узника производила сильное впечатление и была гораздо мощнее, чем у самого Вашера. В узнике заключалось много дохов. Сотни сотен.

Человек качнулся в оковах, изучая Вашера. Запечатанные губы кровоточили от обезвоживания. Помедлив секунду, Вашер выдернул кляп.

– Ты, – прошептал узник и глухо закашлялся. – Ты пришел меня освободить?

– Нет, Вахр, – тихо ответил Вашер. – Я пришел тебя убить.

Вахр всхрапнул. Заточение стало для него суровым испытанием. При их последней с Вашером встрече он был дороден. Судя по истощенному телу, его уже какое-то время не кормили. Порезы, кровоподтеки и ожоги были свежими.

Пытки и затравленный взгляд Вахра, под глазами которого набрякли темные мешки, выдали горькую правду. Дох можно было передать лишь добровольной, целенаправленной командой. Но к ней можно подстегнуть.

– Значит, – прокаркал Вахр, – ты осуждаешь меня, как все.

– Твой неудачный мятеж меня не касается. Мне нужен только твой дох.

– Тебе и всему халландренскому двору.

– Да. Но ты не собираешься отдавать его возвращенным. Ты расплатишься им со мной за твое убийство.

– Та еще сделка. – Голос как бы опреснился – утечка эмоций: то, чего Вашер не заметил, когда годами раньше простился с Вахром.

«Странно, – подумал Вашер, – что в самом конце я все-таки нахожу в нас нечто общее».

Вашер держался в безопасном удалении от Вахра. Теперь, обретши голос, тот мог отдать команду. Но он не соприкасался ни с чем, кроме железных цепей, а пробудить металл очень трудно. Тот никогда не оживал и был далек от человеческих очертаний. Лично Вашеру даже при полной силе удавалось лишь считаные разы пробудить металл. Конечно, некоторые сильнейшие пробуждающие умели оживлять предметы на расстоянии. Но это требовало девятого повышения. Такой уймы дохов не было даже у Вахра. По сути, Вашер знал лишь одного такого: Бога-короля.

Поэтому Вашеру, пожалуй, ничто не грозило. Вахр был богат дохами, но пробуждать ему было нечего. Вашер обошел закованного в цепи, затрудняясь выразить хоть какое-то сочувствие. Вахр получил по заслугам. Однако жрецы не дадут ему умереть с таким солидным запасом дохов: умрет – и дохов не станет. Они исчезнут. Необратимо и навсегда.

Упустить такое сокровище не позволяло себе даже правительство Халландрена с его крайне строгими законами о покупке и передаче дохов. Оно жаждало их до того алчно, что воздерживалось от казни опасного преступника. Потом оно проклянет себя за столь убогую охрану Вахра.

Но и Вашер, в конце концов, два года ждал подходящей возможности.

– Итак? – спросил Вахр.

– Отдай мне дох, Вахр, – шагнул вперед Вашер.

Тот фыркнул.

– Сомневаюсь, что ты искуснее палачей Бога-короля, а я продержался против них уже две недели.

– Ты бы удивился. Но это не важно. Ты всяко отдашь мне дох. Ты знаешь, что у тебя только два пути: передать его либо мне, либо им.

Вахр, подвешенный за кисти, медленно вращался. Молча.

– У тебя маловато времени на размышления, – заметил Вашер. – Мертвых стражников могут обнаружить в любую секунду. Объявят тревогу. Я уйду, а тебя обязательно продолжат пытать, и ты точно сломаешься. Затем вся мощь, которую ты накопил, достанется тем самым людям, кого ты призывал уничтожить.

Вахр уставился в пол. Вашер дал ему еще чуток повисеть – пусть до него дойдет суровая действительность. Наконец Вахр поднял взгляд на Вашера.

– Та… вещь, с которой ты ходишь. Она здесь, в городе?

Вашер кивнул.

– Я слышал крики. Это из-за нее?

Снова кивок.

– Как долго ты пробудешь в Т’Телире?

– Какое-то время. Может быть, год.

– Ты используешь дох против них?

– Чем я займусь – мое дело, Вахр. Ты соглашаешься или нет? Быстрая смерть в обмен на дохи. Это я тебе обещаю. Твоим врагам они не достанутся.

Вахр замолчал.

– Забирай, – прошептал он в итоге.

Вашер возложил на чело Вахра ладонь, стараясь не коснуться узника одеждой, дабы Вахр не приобрел для пробуждения цвет.

Вахр не шелохнулся. Он словно оцепенел. Затем, когда Вашер уже заволновался, не передумал ли узник, Вахр дохнул. Краски хлынули из него. Прекрасная Радуга – аура, которая сохраняла его величие вопреки оковам и ранам. Она вытекла изо рта и мерцающим туманом повисла в воздухе. Вашер закрыл глаза и вобрал ее.

– Моя жизнь – к твоей, – скомандовал Вахр с ноткой отчаяния. – Мой дох – стань твоим.

Дох перетек в Вашера, и все вокруг ожило. Бурый цвет плаща насытился, сделался гуще. Кровь на полу предстала ослепительно-красной, как пламень. Даже кожа Вахра выглядела шедевром живописи: густо-черные волосы, ультрамариновые синяки и ярко-алые порезы. Вашер уже много лет не ощущал такой… жизни.

Его захлестнуло, и он задохнулся, валясь на колени; ему пришлось выставить руку и упереться в каменный пол, чтобы не опрокинуться. «Как же я жил без этого?»

Он понимал, что на самом деле его чувства несовершенны, но стал таким зорким! Более восприимчивым к красоте ощущения. Камень восхитил его своей грубостью. А шум ветра за узким тюремным оконцем? Неужто он всегда был таким мелодичным? Как он не замечал?

– Покончи со своей частью сделки, – потребовал Вахр.

Вашер оценил тональность его голоса, красоту каждой нотки, их близость к гармонии. Вашер обрел идеальный слух. Дар каждому, кто достиг второго повышения. Недурно обзавестись этим заново.

Конечно, Вашер мог при желании в любую минуту достичь пятого повышения. Пришлось бы принести определенные жертвы, а этого он не хотел. И потому он заставлял себя действовать по старинке, собирая дохи людей вроде Вахра.

Вашер выпрямился, извлек использованный ранее бесцветный платок. Набросил его на плечо Вахру, затем дохнул.

Он не потрудился придать платку человеческие очертания и не настроил фокус ни волоском, ни кожей, – правда, ему пришлось извлечь из сорочки цвет.

Вашер посмотрел в безнадежные глаза Вахра.

– Души вещи, – скомандовал Вашер, коснувшись пальцами трепещущего платка.

Тот немедленно дернулся, высосав большое – ныне, впрочем, несообразное – количество доха. Платок проворно обвился вокруг шеи Вахра и начал затягиваться, удушая его. Вахр не сопротивлялся и не пытался вздохнуть, только с ненавистью смотрел на Вашера, пока не выпучил глаза и не умер.

Ненависть. В свое время Вашер наелся ею досыта. Он быстро вернул из платка дох и оставил Вахра качаться под потолком. Вашер тихо прошел по тюрьме, дивясь цветам дерева и камня. Пройдя немного, он заметил в коридоре новый цвет. Красный.

Он обогнул лужу крови, которая натекла сквозь наклонный пол, и вошел в караульное помещение. Трое стражников были мертвы. Один сидел на стуле. Ночной Хищник, большей частью остававшийся в ножнах, пронзил ему грудь. За серебряными ножнами примерно на дюйм виднелся черный клинок.

Вашер аккуратно дослал оружие в ножны. Застегнул застежку.

«Я сегодня молодец», – произнес в голове голос.

Вашер не ответил мечу.

«Я всех убил, – продолжил Ночной Хищник. – Ты мной гордишься?»

Вашер поднял оружие, привык к его необычному весу и оставил в одной руке. Забрал и повесил на плечо свою суму.

«Я знал, что ты впечатлишься», – удовлетворенно сказал Ночной Хищник.