Онлайн чтение книги Ущелье барсов
КАК ИХ ПОЙМАЛИ

Зоопарк — это целый городок птиц и зверей. В нем свой мир и свои порядки. Одни животные и птицы попали сюда совсем крошечными из нор и гнезд, других поймали взрослыми, а многие родились в зоопарке.

Поймать даже небольшую дикую птичку не так-то просто. А изловить живым крупного хищного зверя не только трудно, но и опасно. Ловля диких животных дело интересное и увлекательное. У каждого животного зоопарка своя история, из которой можно узнать много интересного из жизни диких зверей и птиц.

* * *

Вековые алтайские ели обступили тропу. Здесь, на крутом северном склоне, даже в полдень не жарко. В кронах елей попискивали лесные синички и звонко кричали клесты. Крошечные пеночки-зорнички летали около зеленых шишек, склевывая каких-то насекомых. Густые сочные травы на полянах достигали седла всадника.

Вдруг наши кони зафыркали и насторожили уши: из-под дерева выскочила большая медведица и бросилась скачками вниз, в ельник. За ней друг за другом покатились два пушистых шарика — медвежонка.

Проводники, ехавшие впереди, закричали. Внезапно один медвежонок повернулся обратно к дереву и проворно залез на него. Дерево окружили. Под ним была большая разрытая муравьиная куча: медведи только что лакомились здесь муравьиными яйцами. Медвежонок сидел на вершине, облапив ствол. Мы спрыгнули с лошадей, проводник полез на дерево. Медвежонок, заметив преследователей, забрался на самую макушку. Подниматься за ним было нельзя. Сухое дерево трещало. Тогда проводник спустился и мы стали рубить дерево. Оно вскоре рухнуло в траву вместе с медвежонком. Вскочив, он помчался к ельнику, где скрылась медведица. Трое рабочих поскакали за ним, рискуя полететь на крутом спуске через голову лошади. Вот медвежонок последний раз мелькнул в траве и скрылся за первой елкой.

Чаща елей — лучшая защита. Мы не нашли бы в ней беглеца, но зверек снова залез на дерево, и когда оно коснулось травы, успели набросить на медвежонка сразу несколько плащей.

Так он попал к нам в зоопарк.

* * *

В полдень мы воткнули лопаты в землю и решили отдохнуть под тенью дерева. Земля для коллективного огорода была почти вся вскопана.

— Целую дневную норму за четыре часа! — весело сказал мой товарищ, вытирая пот с лица и садясь рядом со мной. Он что-то хотел еще сказать, но вдруг схватил меня за рукав и показал вниз. Под горой на полянке, не замечая нас, сидела лисица. Она повалялась на траве, энергично встряхнулась и на наших глазах юркнула под куст. Только теперь мы заметили, что там чернеет вход в нору.

— Логово, — прошептал друг, и глаза его засверкали охотничьим азартом. — Давай выкопаем лисицу для зоопарка!

Мы осторожно подошли к лисьей норе. Из нее пахнуло тухлятиной, всюду валялись кости и перья.

— Смотри! — товарищ выгнулся и поднял ножку косуленка. — Вот разбойница! Да ее убить надо! — негодовал он. — Сколько погубила косулят, тетеревов, куропаток!

Забив один выход землей, мы стали искать запасные, чтобы забить и их, но ни одного не обнаружили.

Дружно налегли на лопаты, и раскопка норы быстро пошла вперед: мягкая почва легко поддавалась.

— Вот бы где огород копать… Можно было три нормы за день сделать, весело сказал я и сразу смолк, так как послышался какой-то шорох: из соседнего куста выскочила лисица, мелькнула через полянку и исчезла. Все это произошло молниеносно.

— Эх, не посмотрели выхода в том кусте, — справедливо негодовал мой друг.

Завалив второй выход, мы еще быстрее заработали лопатами, утешаясь тем, что лисята все равно будут наши.

Когда мы вкопались в землю по самые плечи, показалась подстилка пустого логова. Лисят не было. Я еще раз обследовал логово, но никаких ходов в сторону не нашел.

— А где же выход, через который выскочила лиса? — Конечно, лисята там. Лиса перевела их туда и забила за собой ход, поэтому мы и не заметили его.

Мы нашли этот ход и в конце его поймали двух лисят.

* * *

Пышные травы на северном склоне горы скрыли с головой пасечника, едва он отошел от меня шагов на десять. Зной все тяжелел. Колючки шиповника уже оставили не один след на руках и лицах. Но взобраться на гору нужно было во что бы то ни стало и как можно скорее: пасечник прозевал рой пчел, и тот сел на вершине горы около осинника. С мешком в руках, обливаясь потом, мы лезли в гору и только на средине горы упали в траву около дерева, чтобы немного отдохнуть в его тени.

Я с тоской посмотрел вверх: подниматься нужно было еще далеко. В глаза бросились какие-то круглые белые пятна на рыжевато-зеленом фоне трав в нескольких шагах от меня. Однако рассмотреть их я не успел — пасечник встал и заторопил меня. Чем выше, тем подъем становился труднее, но все же мы достигли осинника, разыскали рой пчел и ссыпали его в мешок. Прошло не меньше часа, когда мы снова спустились на то место, где отдыхали. И вот опять мне бросились в глаза белые круглые пятнышки в траве. Всмотревшись на этот раз внимательнее, я с удивлением обнаружил, что в нескольких шагах от меня лежит крошечный косуленок. Длинные черные ресницы полузакрывали его глаза, дыхание чуть-чуть колыхало бока. Пятна на шкурке походили на круглые солнечные блики на траве. Только когда косуленок оказался в наших руках, он забился и запищал. Мы решили сдать его в зоопарк. Но день шел за днем, а отвезти косуленка в город не было времени. Наша Находка, так мы назвали косуленка, научилась пить через соску молоко, прывыкла к нам и весело бегала по пасеке, как будто здесь родилась и никогда не жила в горах.

Через несколько дней на пасеку пришла грузовая машина за медом. В этой машине я и повез Находку в город. Косуленок спокойно лежал, поглядывая вперед. Но едва мы успели отъехать от пасеки, как раздалось громкое шипенье лопнувшей камеры, и машина остановилась, завизжав тормозами. Надо было менять колесо. Мы вылезли из кабины и выпустили Находку. Она тыкалась носом в наши колени, прося соску и, казалось, не собиралась никуда отходить. Я решил помочь шоферу. Но через несколько минут, вспомнив о косуленке, встревожился: его нигде не было видно. Я растерянно оглянулся: на склоне горы, среди высокой травы, испуганно закричали какие-то птички и замелькала пестрая спинка косуленка.

— Находка, Находка! — звал я, потряхивая пузырьком с соской, но косуленок пробирался в траве все выше и выше, не обращая на меня никакого внимания. Я торопливо начал подниматься в гору. В горле у меня пересохло, в голове шумело; однако я продолжал бежать и, конечно, потерял бы Находку, если бы не сообразил бросить фуражку. Она упала впереди косуленка в траву, испугав его. Находка шарахнулась обратно, прямо мне под ноги.

До самого города я не выпускал больше косуленка из рук.

* * *

Машина быстро бежит по покрытой щебнем дороге вдоль реки Или. Прибрежные тростниковые заросли длинными языками уходят в степь, машина ныряет в них и мчится по узкому коридору. Яркие фазаны то и дело поднимаются из тростников. Кое-где дорогу пересекают свежие следы кабанов и косуль. Чем дальше уходит машина от Или, тем местность становится пустыннее. Изредка лишь взлетают степные рябки-бульдуруки.

Солнце уже начало опускаться к горизонту, когда машина подъехала к яркому зеленому пятну свежей травы у подножья гор. Небольшой прозрачный ручеек журчит в сочной траве и теряется в песках.

Мы спрятались в траве около родника.

Через полчаса вдали показались темные точки. Это — джейраны, пять самцов. Они идут друг за другом, поминутно останавливаясь и озираясь. Рогачи подходят все ближе. Вот они уже принялись жадно щипать траву около родника. До них не более ста шагов. Но нам нужно поймать джейранят, поэтому мы только фотографируем животных. Щелчок затвора фотоаппарата — и джейраны бешено мчатся прочь от родника. Вначале они скрылись за ближним бугром, потом показались еще раз и, наконец, исчезли совсем. Никаких признаков жизни, только журчит вода, перебегая по камешкам.

Раздается мелодичный свист, и у родника опускается стайка бульдуруков. Степные рябки пьют по-голубиному, не отрывая головы от воды. За первой стайкой прилетела вторая, третья. Напившись, они поспешно улетают. Каждая птица уносит в зобу с полстакана воды своим птенцам.

Близится закат. Из-за бугра выходит самка джейрана с двумя небольшими телятами. Она осторожно подходит к ручью и жадно пьет. Телята весело бегают по зеленой траве. Мы выпускаем из-за укрытия собаку. Начинается погоня. Самка с одним теленком быстро умчалась вперед, но другого собака завернула и погнала обратно к ручью. Вот она завертелась вокруг него, хрипло визжа: тугой намордник не дает ей раскрыть пасть. Когда мы подбежали и, схватив собаку, окружили джейраненка, он вдруг лег и вытянулся у кустика чия. Поймать его было очень легко.

Другие джейраны попали в зоопарк иначе. Мы ездили на машине по степи в полуденные часы и замечали, где вскакивают с дневных лежек самки джейранов, вспугнутые нами. Собака в наморднике быстро отыскивала около этого места теленка.

* * *

Выше альпийских лугов — только скалы и каменные россыпи. По северным склонам еще лежит снег, а южные поросли жесткой густой травкой. Это типец — любимый корм архаров и горных козлов. Здесь по утрам пасутся самки архаров с ягнятами. Мы приехали сюда за ними.

Приходится расставаться с лошадьми: выше в горах для них не будет корма. Расседланные и спутанные, они с жадностью щиплют типец.

Солнце уже поднялось высоко, мы прошли несколько перевалов; но только свежие следы горных козлов и архаров показывают, что они где-то тут, рядом. К вершинам перевалов приходится не подходить, а подползать и, высунувшись из-за камня, долго внимательно осматривать противоположный склон горы. Архары могут лежать близко, но заметить их трудно: окраска их шкур сливается с цветом камней.

Мы устали. Рубашки прилипли к телу, стучит в висках и сильно бьется сердце. Одна щель сменяет другую, но за каждым перевалом пусто. Все готовы повернуть обратно к лошадям.

Наш проводник, старый охотник Казакпай, легко идет вперед, а мы перед очередным перевалом в изнеможении валимся на камни. Казакпай осматривает следующий склон. Вдруг он пригибается, отползает назад и зовет нас к себе. Усталости как ни бывало! Три пары глаз через минуту уже любовались горными обитателями. За перевалом два архара — самки паслись с двумя ягнятами. Они не подозревали опасности. Ягнята гонялись друг за другом, вставали на дыбы и стукались лбами. Охотник свистнул: архары насторожились. Они озираются по сторонам и нюхают воздух, переступая с ноги на ногу. Более продолжительный свист снова пронесся над ущельем, и Казакпай высунул голову из-за камня. Легкими прыжками архары понеслись в сторону. Один ягненок бросился вслед за матерью, а второй поспешно лег среди камней и замер, сразу сделавшись едва заметным. Это и нужно было Казакпаю. Он посадил нас на виду у архаренка, а сам вернулся и, сделав большой круг, вышел на склон позади него.

Мы видим, как наш проводник снял ботинки и босиком осторожно подкрадывается из-под ветра. По взмаху его руки мы встали на перевале во весь рост. Казакпай уже близко, но архаренок смотрит на нас, не замечая охотника. Казакпай остановился. Он медленно вытянул вперед руки, присел и вдруг бросился вперед. Архаренок вскочил, но было поздно. Казакпай успел схватить его сразу за обе задние ноги.

* * *

Первый настоящий мороз на Балхаше ударил в ноябре. Вода в тростниках сразу замерзла, лед начал сковывать и открытую воду. Через несколько дней он уже простирался на несколько километров от берегов.

Под вечер два охотника вышли на лед. За плечами у них по мешку с тухлой рыбой. Отойдя на километр, они потащили свои мешки волоком по льду вдоль берега: один вправо, другой влево. Там, где они задерживались, на льду оставался тухлый сазан. Ночь охотники провели в крошечной избушке, затерянной среди тростниковых дебрей.

Ночной ветерок дул с Балхаша на берег и нес в тростники запах гнилой рыбы. Она, как магнит, влекла к себе кабанов. Они собрались у края зарослей. Дальше простиралось открытое ледяное поле. Оттуда, из темноты ночи, несся волнующий запах… И вот, скользя и падая, кабаны один за другим медленно двинулись по льду, напряженно растопыривая копытца.

Когда начался утренний рассвет, охотники были уже на кромке тростников. Далеко впереди чернели кабаны — они доедали приманку. Люди оказались между ними и тростниками. Огромный секач первый заметил опасность. Он ухнул и бросился к берегу, но ноги его поползли в разные стороны и он тяжело упал на бок. Стадо с фырканьем кинулось к тростникам, и почти в гот же момент все кабаны уже лежали на льду. Звери могли двигаться только медленными осторожными шагами; едва они начинали торопиться, как тотчас валились с ног, скользя копытцами. От тростников к кабанам бежали люди и собаки. Звери вскакивали и падали. Они визжали, ухали, беспомощно ползли по льду и становились добычей охотников.

* * *

Хорошо в сосновом бору летом! Пахнет хвоей, грибами, смолой. Всюду поют птицы. Наш проводник Гриша уверенно идет вперед. Вдруг он остановился и сбросил со сопины мешок с клеточками.

— Видите? — сказал Гриша и показал нам гнездо, похожее на сорочье. Это гнездо белки. Сейчас полдень и она спит в нем.

Сосны в бору около Семипалатинска невысокие. Взобраться на любую из них ничего не стоит. Это не то, что корабельные леса севера, на которые с земли до первых сучьев можно залезть только с телеграфными когтями на ногах. С пустым мешком за поясом Гриша ловко полез на сосну. Вот он уже у гнезда. Так и ждешь, что сейчас оттуда выскочит рыжая белка… Юноша спокойно сорвал гнездо, бросил его в мешок, завязал и швырнул нам, крикнув:

— Есть одна!

Потом, не торопясь, слез с дерева, развязал мешок и натянул его края на клетку. Заставив нас держать края мешка, он начал руками через мешок разрушать беличье гнездо. В мешке раздалось резкое «цо-цо-цо-цо», и тотчас клетка потяжелела в моей руке. В ней забилась белка. Я быстро опустил подъемную дверку.

— Чем жарче, тем они прочнее сидят в гнездах, — скупо пояснил наш проводник.

Семь белок принесли мы домой к вечеру, двух из них поймал я сам. Это оказалось совсем не трудно.

На следующий день мы пошли в другую часть бора. Мы вышли раньше, чем вчера, поэтому лов сначала был неудачен: первая белка выскочила из гнезда, едва Гриша дотронулся до него, второе гнездо оказалось пустым.

— Говорил вам — рано, гуляют еще белки.

Гриша был прав. Бор еще только постепенно наполнялся теплом.

— Смотрите, — шёпотом сказал я.

На большой поляне в траве возилась с чем-то белка. Она не заметила нас. Белка в несколько прыжков подскочила к одинокой сосне на середине полянки и полезла на нее с грибом в зубах. Ловко засунув гриб в развилку между двух сучьев, она придавила его несколько раз мордочкой.

— Это она запасы начинает делать, — пояснил Гриша. — А ну-ка, не поймаем ли мы ее? — и он побежал к сосне.

Белка испуганно запрыгнула на вершину, но перескочить было некуда деревьев рядом не было. Гриша быстро срезал длинный прут, достал из кармана волосяную петельку-удавку, с которой он, как говорил, никогда не расставался; этим орудием белка без труда была поймана. К вечеру наши клетки пополнились еще шестью пушистыми пленницами.

* * *

Ранним июльским утром, когда солнце еще только начало освещать вершины алтайских гор, на крутом склоне тревожно закричали сурки — они заметили нас. Зверьки вскакивали на камни, вставали «колышками» и кричали, взмахивая хвостами. Нам пришлось долго лежать неподвижно среди камней, пока сурки не успокоились. Наконец, они спустились с камней и начали щипать траву, то и дело садясь на задние лапы и озираясь.

Осторожно, из-за куста арчи, мы наблюдали за ними. Недалеко от нас пасся большой сурок, рядом чернели входы в его нору. Сурок этот показался нам вполне подходящим экземпляром для зоопарка. Мы встали и пошли к нему. Резко вскрикнув, он нырнул в нору. Всюду по склону побежали сурки. Два входа в нору «нашего» сурка мы завалили камнями, а к третьему подтащили камень, который вначале свободно входил в него, но обязательно должен был застрять у первого поворота. Примерив хорошенько камень, мы укрепили его над входом в нору, подперев маленьким камешком. Если выдернуть эту подпорку, то камень неизбежно покатится прямо в нору. К камешку привязали бечевку и протянули ее до конца арчи, где мы переждали пока сурки успокоятся.

Теперь можно уйти до вечера — напуганный сурок едва ли раньше выберется наружу. В пятом часу мы снова осторожно подползли к кусту арчи, где был конец бечевки. Сурки не заметили нас. «Наш» сурок уже пасся, ничего не подозревая. Постепенно он отбегал все дальше и дальше от своей норы.

Пора…

Мой товарищ дернул шнурок. Камешек-подпорка вылетел и большой камень скатился в норку, застряв там. Сурок и мы бросились к норе. Зверек опередил нас и юркнул в нее. Но дальше вход был забит камнем, и он быстро заскреб землю, стараясь подрыть препятствие. Мы плотно накрыли нору брезентовым мешком и палками стали выковыривать сурка из входа в нору. Наш пленник верещал, кусал палки. Но вскоре он был загнан в пустой мешок. Всю дорогу пришлось следить, чтобы сурок его не прогрыз. Но он только «рыл» мешок передними лапами.

* * *

Степь. Впереди, в зарослях тростника, огромное озеро. Старый охотник огляделся вокруг и натянул повод. Лошадь послушно остановилась. Именно здесь, между озером и горами, Усен видел, как из степи в горы пролетают орлы. Еще раз осмотревшись, охотник спешился, отвязал от седла колышки, сеть и пустил коня пастись.

Долго провозился охотник: вбивать колья в щебнистую почву трудно. Наконец сетка натянута, и под ней на земле привязан белый голубь приманка. Теперь все готово для ловли беркута. Усен вскочил на лошадь и поскакал к озеру. Вскоре он вернулся с огромной связкой тростника, сбросил ее недалеко от сети и отогнал подальше лошадь. Весь вечер человек пролежал, плотно накрывшись тростником и держа в руках веревочку, которая тянулась к ножке голубя. Время от времени он дергал веревочку, и белый голубь под сетью взмахивал крыльями.

Наступила ночь. Усен проспал под тростником до утра.

Черную точку под облаками он заметил после восхода солнца — это на охоту в степь летел беркут. Чем ближе подлетал орел, тем чаще дергалась веревочка. Но вот белый голубь сам отчаянно забил крыльями — раздался шум стремительного полета хищника, из-под облаков с полусложенными крыльями он падал камнем. У самой земли беркут распустил веером хвост, выкинул вперед лапы с мощными когтями, но они провалились в редкие ячеи, а сам он остался беспомощно лежать на сетке, распластав крылья. Голубь неистово бился под ним. Усен вскочил и бросился к сети. Ноги орла висели, он не мог взлететь, путаясь в сети. Человек без труда завладел им.

Много бессонных ночей провел с беркутом старый охотник, приручая его. А когда закружился над полынными степями первый снег, он выехал с беркутом на охоту. Не один десяток лисиц поймала птица за короткие осенние дни. Через год она стала хватать и волков. Далеко по степи разнеслась слава о беркуте председателя охотничьей артели Усена: от железной хватки могучих лап орла не ускользал ни один зверь, намеченный охотником.

Но однажды случилась беда. К полудню, когда за седлами охотников уже висели две лисицы и волк, беркут, разгорячившись, стремительней, чем обычно, кинулся на очередную свою жертву — старую волчицу. Мощный удар нанес он ей в спину, но, хватая морду зверя второй лапой, чуть-чуть промахнулся. Волчица, лязгнув зубами, рванулась дальше, а беркут тяжело взмыл вверх, но тут же упал на землю, волоча перекушенную ногу. Через месяц беркут поправился, но для охоты уже не годился. Усену, не знавшему, что делать с птицей, колхозники посоветовали отдать ее в зоопарк.

Странно было видеть седого человека, который прощался с птицей, как с родным ребенком…

* * *

Наша экспедиция ехала вниз по реке Или. Быстрое течение стремительно несло лодку. Если не грести веслами, не шуметь и не разговаривать, то много интересного можно увидеть, плывя по реке у самых ее берегов. Так было и с нами. Выехав из-за какого-нибудь мыска, мы неожиданно заставали на песке стаи уток и гусей. Тогда поднимался птичий крик, гогот, шум крыльев, а иногда раздавались и наши выстрелы… Ехали дальше. Снова тишина. Из-за крутого поворота мы наехали на волка, который спокойно лакал воду, забравшись по брюхо в реку. Серый разбойник поплатился своей головой за эту встречу.

После целого дня пути приятно провести ночь на берегу. Раннее утро. Около костра дежурные готовят завтрак. Солнце уже поднимается над горизонтом, и безоблачное небо снова обещает жаркий, душный день. Вдруг громкий всплеск привлекает наше внимание: огромный орлан-белохвост упал в воду и бешено бьет крыльями. С каждым взмахом он на миг поднимается над водой, но тотчас падает обратно, едва его крылья опускаются для нового взмаха. Приплясывая на одном месте, орлан сплывал вниз по течению среди каскадов брызг. В бинокль видно, как широко открыт его клюв. С каждым новым ударом крыльев орлан намокал все больше, делаясь тяжелей, и его взлеты становились все ниже.

— Он схватил тяжелую рыбу и не может теперь вырвать из нее когти. Скорей в лодку, иначе мы упустим хорошую уху! — крикнул наш проводник.

Через минуту мы гребли изо всех сил, направляясь на середину реки, лодка быстро набирала скорость. Орлан уже лежал на воде, распластав крылья и хвост. Временами он вздрагивал и начинал тонуть, но ударом крыльев опять удерживался на поверхности. Лодка подошла к орлану сбоку и проводник схватил его за крыло: птица бешено забилась, обдавая нас брызгами. Размах ее крыльев достигал двух метров. Но вот один из нас ловко схватил другое крыло. Проводник замотал голову птицы рубашкой, и она сразу затихла. Огромный осетр, в котором застряли когти орлана, вдруг забурлил около борта, вспенивая воду и чуть не вырвал из наших рук птицу. Я схватил орлана за ноги у самой спины рыбы и начал тянуть. Это была досадная ошибка — я вырвал из осетра когти орлана и он нырнул вглубь. С пленным орланом, но уже не предвкушая ухи, мы вернулись на берег.

* * *

Наша моторная лодка несется по Иссык-Кулю, легко рассекая слабую встречную волну. Яркое солнце так греет, что мы сняли шубы и едем в одних ватниках. В горах, покрытых снегом, — зима, а на озере — осень: оно не замерзает. Кругом по воде чернеют стаи диких уток, зимующих здесь. Недалеко плавают, вытянув шеи, лебеди.

Поворот руля — и лодка устремляется на одинокого лебедя. Расстояние быстро сокращается. Вот до птицы остается уже не более ста метров. Лебедь, распуская крылья, бежит по воде, громко шлепая лапами. Через несколько десятков метров он отрывается и летит над самой водой, медленно махая крыльями. Пролетев километр, лебедь грузно опускается на воду. Наша моторная лодка снова в ста метрах от него. Теперь лебедь бежит по воде вдвое быстрее, опять поднимается в воздух, но пролетев всего полкилометра, снова шлепается на воду, подняв каскад брызг.

Я устроился с длинным удилищем на самом носу лодки. На конце удилища петля. До лебедя всего тридцать метров, но он опять пошел на разбег. Наконец, измученный погоней, лебедь уже не в силах подняться на воздух: пробежав несколько десятков метров, он поплыл в сторону. Лебедь больше не пытался взлететь. Испуганно вытянув шею, раскрыв клюв и косясь на нас одним глазом, он плыл вперед, а моторная лодка тихим ходом шла за ним на коротком расстоянии. Вскоре я поймал петлей птицу. Она не могла улететь от нас не потому, что была ранена или больна. За зиму лебеди так жиреют на богатых кормах, что весной долго упражняются, прежде чем начать перелет через горы на север.

Несколько лебедей было поймано на Иссык-Куле в течение одного зимнего дня. Всех их мы доставили на зоологическую базу, а оттуда в зоопарк.

* * *

Песчаные барханы и щебнистая равнина сменяют друг друга. Дорога уходит серой полоской далеко вперед. Ни кустика, ни деревца, где можно было бы укрыться от солнца. Разве могут здесь жить какие-либо животные? Ведь на многие десятки километров кругом нет ни капли воды!

Но рано утром, пока нет ветра, тысячи следов покрывают пески барханов, как рябь от крупных капель дождя. Следы «степных кенгуру» тушканчиков показывают, что они всю ночь прыгали здесь на задних лапках, ставя их при прыжке не рядом, а одну за другой, как мы при ходьбе. Следы песчанок, черепах, ежей, каких-то жуков и ящериц видны повсюду. Извилистые полосы говорят, что тут ползали змеи. Все эти животные совсем не пьют: обитатели здешних мест довольствуются только влагой в пище.

Вот крупные свежие следы дрофы-красотки. Эти птицы тоже могут обходиться без воды.

Следы дрофы пересекают песчаный бархан и теряются. В бинокль хорошо видно все на несколько километров кругом, а дрофы нигде не заметно. Впрочем, это еще не значит, что поблизости ее нет. Окраска оперения дрофы сливается с цветом окружающей скудной растительности и щебня.

Несколько десятков шагов в том направлении, куда шли следы, — и мы невольно вздрагиваем от неожиданного шумного взлета большой птицы. Молодая дрофа взлетела совсем рядом; медленно махая крыльями, она летит над землей и вскоре опять садится на землю.

Хорошо видно даже без бинокля, как она бежит, но вдруг исчезает, словно кто накрывает ее сказочной шапкой-невидимкой: дрофа легла и совершенно слилась с окружающими предметами.

Молодая дрофа редко взлетает второй раз. Я машу шоферу. Вдвоем мы подходим к тому месту, где она села, но ее не видим. Нас обоих начинает разбирать охотничий азарт. Степь кажется совершенно безжизненной, а между тем крупная птица где-то рядом с нами. Мы напряженно вглядываемся в степь, точно в загадочную картинку.

Вдруг опять шумный взлет — шофер чуть не наступил на дрофу, и она поднялась вторично. Но на этот раз она отлетела недалеко и легла. Теперь ей не провести нас! Ее хорошо видно — вот она вытянула шею по земле и лежит неподвижно. Без особых предосторожностей мы подходим к дрофе с двух сторон и бросаемся вперед. Она взлетает, но мы успеваем ее поймать в воздухе.

* * *

Солнце только что поднялось над степью. Пышные травы еще сверкают капельками росы. Наша автомашина уже несется по дороге, оставляя клубы пыли и разрушая узоры ночных следов животных.

Впереди двигаются какие-то птицы. Когда подъехали ближе, стало видно, что это журавли ловят кобылок. Холодная роса сковывает движения насекомых, и вялые кобылки делаются по утрам легкой добычей птиц. Вот журавли высоко подняли головы, а один из них пригнулся и быстро побежал по степи. Остальные присели, как по команде, подпрыгнули и поднялись в воздух. Медленно махая крыльями, они полетели над самой землей. Тот журавль, что не полетел вместе с другими, быстро убегал все дальше и дальше к тростникам большого степного озера.

Дорога шла тоже к озеру, и наша машина понеслась со скоростью пятидесяти километров в час. Через несколько минут она поравнялась с птицей.

Оказывается, журавль линял и потому не мог лететь: его маховые перья выпали, и он недели на две уподобился наземному животному. Машина отрезала журавлю путь к тростникам, в которых он мог легко скрыться. Птица остановилась, подняла голову, посмотрела на нас и вдруг бросилась бежать обратно в степь. Пришлось свернуть с дороги и нам. Грузовик запрыгал по мелким кочкам, резко сбавив скорость. Беглец сразу начал удаляться от нас. Еще немного — и журавль убежал бы, но дальше от озера степь сделалась ровнее, и машина набрала скорость.

Мы начали быстро нагонять журавля. Вот он уже несется перед фарами с такой быстротой, что его ног почти не видно. Сбавив скорость, гоним его некоторое время, чтобы проверить, сколько километров в час бежит птица. Спидометр показал двадцать пять километров! Приготовив аркан, мы стали объезжать журавля. Он уже рядом с кабиной мчится вперед, раскрыв клюв и посматривая на нас одним глазом. Вдруг журавль резко метнулся в сторону и помчался обратно к озеру. Пока машина разворачивалась, он успел выиграть у нас целый километр. Впрочем, немного спустя ему пришлось снова кинуться в открытую степь, спасаясь от нашего преследования.

Журавль проделывал свой маневр каждый раз, как мы начинали его догонять. Теперь решено было действовать измором. Мы гнались в нескольких десятках метров. Шофер точно держал интервал. Журавль стал явно сдавать, хотя машина шла уже не более десяти-двенадцати километров в час. Наконец он кидается в сторону и падает в траву, исчезая из глаз. Подъезжаем тихо, чтобы не испугать его. Журавль лежит около пучка ковыля, затолкав в него голову, но сам весь на виду; его спина с приподнятыми перьями ходит ходуном от усиленного дыхания. Мы подошли к нему с противоположных сторон и поймали.

* * *

Яркие афиши висели по всему городу. Ежедневно цирк был переполнен шли последние гастроли известного дрессировщика львов.

Одно из последних представлений затянулось. Дрессировщик показывал чудеса: заталкивал свою голову в пасть самому большому льву, таскал и дергал зверей за хвосты, садился на них верхом. Львы бешено ревели, огрызались, но все номера проходили благополучно. Могучего телосложения, в белоснежном костюме, дрессировщик обращался со львами, как с кошками.

В двенадцать часов представление закончилось. Публика разошлась по домам.

В цирке остался один старик-сторож.

Свет был погашен, и лампочки горели только над ареной, в конюшне и в фойе.

Старик, не спеша, обошел все помещение. Всюду была тишина. В стойлах дремали лошади, ослы, слон и только в правом помещении тяжелой поступью бродили по своей клетке львы. Впрочем, ночные хищники не спали ночью и сторож привык к этому.

Он вышел из конюшни на арену и хотел направиться в фойе, но услышал чьи-то шаги.

Сторож торопливо вошел в фойе и из-за портьеры выглянул на арену.

Портьера на противоположной стороне от конюшни колыхнулась. Было ясно, что там кто-то стоял.

Все двери были закрыты. В цирке никого не должно быть. Очевидно, кто-то спрятался во время ухода публики.

Старик снял с плеча ружье и взвел курок. Вот снова раздался топот. Портьера колыхнулась, и на арену уверенно, один за другим вышли три льва.

Старик кинулся через фойе к входной двери и выскочил на улицу.

Закрыть дверь снаружи было нечем и он подпер ее ружьем. Убедившись, что дверь не откроется, он бросился на соседнюю улицу, где жил администратор цирка.

Старик яростно забарабанил в окно.

— Все три льва бегают по цирку! — крикнул сторож администратору.

Через минуту Иван Иванович бежал по улице, не разбирая дороги, прямо по осенней грязи и лужам, как был — в одном белье.

Ружье продолжало «охранять» вход в цирк.

Сторож наотрез отказался войти в помещение.

— Делай с ними, что хочешь, а я не пойду, — твердил испуганный старик.

Нельзя было терять ни минуты. Иван Иванович приказал сторожу бежать на квартиру к дрессировщику, а сам решительно вошел в фойе. Там никого не было. Всюду тишина — значит львы еще не добрались до конюшни.

Осторожно Иван Иванович приподнял портьеру и выглянул из фойе на арену. Там он увидел львов.

Звери знали только один путь, который они ежедневно проделывали, поэтому, когда они вырвались из клетки, то пошли именно по этому пути и оказались на арене.

Львы, заметив человека, сразу насторожились.

Иван Иванович быстро отскочил назад в фойе и бросился бежать по служебному проходу в конюшню.

Хотя там все было спокойно, львы могли нагрянуть сюда.

Дрессировщик с минуты на минуту должен быть здесь. Во что бы то ни стало нужно задержать львов…

Иван Иванович схватил метлу, лист фанеры и пошел к выходу на арену, чтобы преградить этим оружием дорогу львам на конюшню.

Арена оказалась пустой, львов не было. Очевидно, они были или в фойе, или в одном из боковых проходов.

Наружная дверь, прикрытая ружьем, — плохая преграда для львов, и они могут оказаться на улицах города.

Иван Иванович прямо по арене бросился в фойе. Отдернув портьеру, он натолкнулся на зверей. Они расхаживали по незнакомому помещению.

Грозное рычание было первым вестником этой рискованной встречи. Оно не предвещало ничего хорошего.

Человек и три могучих хищника стояли друг против друга. Малейшее неверное движение могло погубить его.

Раскаты львиного рева заставили забиться лошадей на конюшне. Все три льва уверенно пошли прямо на Ивана Ивановича.

Он поднял метлу и, прикрываясь листом фанеры, смело пошел на львов, громко и решительно крича, подражая голосу дрессировщика:

— На место! На место!

Львы остановились и попятились. Рядом была открыта дверь в кассу. Все звери один за другим, как в клетку, вошли туда, а Иван Иванович захлопнул за ними дверь, закрыв ее на деревянную вертушку, едва прибитую тонким гвоздиком.

Начались минуты томительного ожидания.

Дверь то и дело вздрагивала, когда кто-нибудь из львов случайно задевал ее. Иван Иванович придерживал ее метлой. Львы рычали и возились в тесной кассе, но в дверь не лезли.

Было слышно, как один из львов лапой начал разламывать окошечко на улицу. Касса, сколоченная из досок, была пригодна только для кассира, а никак не для львов.

Наконец, на улице раздались поспешные шаги и голоса. В фойе вбежал запыхавшийся дрессировщик.

Едва раздался его голос, как львы в кассе притихли и прекратили возню.

Быстро притащили клетку, и дрессировщик без труда загнал туда львов.

Оказалось, что с вечера забыли закрыть на засов боковую дверь в клетке.

Когда львов водворили на место, дрессировщик подошел к администратору и, похлопав его могучей ладонью по плечу, сказал:

— Львы приняли вас в белом «костюме» за меня, а закричать вам удалось достаточно властно. Это спасло вас, дорогой Иван Иванович, от моих кошечек.

* * *

Из-за границы в зоопарк прислали удавов. Их привезли в огромном тяжелом ящике. Его с трудом внесли в помещение, где находился террариум, и стали открывать крышку.

В зоопарк уже не в первый раз привозили удавов в таких же ящиках. Змеи находились там обычно завязанными каждая в отдельном мешке, поэтому рабочие смело оторвали и подняли крышку.

Но вдруг со дна ящика стали медленно подниматься огромные змеиные головы.

Крышку поспешно захлопнули. Оказалось, что на этот раз удавов прислали не в мешках.

Нужно было действовать иначе. Удавы были крупные и даже поодиночке опасны. Все вместе они могли наделать немало хлопот.

Ящик подтащили к самому входу в террариум и слегка приоткрыли крышку.

Вскоре из отверстия показалась голова одного из удавов. Постепенно он высовывался все больше и больше, свесился из ящика и вполз в террариум.

Тотчас же следом за ним показался следующий.

Все шесть удавов один за другим медленно переползли в террариум.

Их оставили одних. Нужно было, чтобы они успокоились после дороги.

Через несколько часов старший рабочий решил сходить посмотреть, как себя чувствуют удавы. Ничего не подозревая, он вошел в помещение и направился к террариуму.

Дверь в него была приоткрыта. Удавы сорвали запор, но продолжали лежать тесной кучей в террариуме и при виде человека только подняли головы. Рабочий бросился вперед и быстро закрыл дверь. Торопливо начал он было считать змеиные головы, как вдруг сзади послышался шорох. Рабочий оглянулся. Огромный удав медленнно полз вдоль стены, прямо в дверь, через которую только что вошел рабочий. Рядом было помещение с обезьянами. Они панически боятся змей — в ужасе будут биться в клетках, разобьют головы и могут искалечиться. Этого нельзя допустить!

Человек бросился наперерез огромной змее и схватил ее за хвост руками, пытаясь оттащить от двери, но силы оказались слишком неравными. Удав в один миг обвился вокруг человека несколькими кольцами своего могучего тела и начал медленно сжимать их.

У рабочего сразу перехватило дыхание и он не мог крикнуть о помощи. К счастью, он опустил вторую руку, но она была прижата кольцами змеиного тела к груди. Что есть силы, этой рукой он сопротивлялся сжатию, а другой давил за шею удава.

С каждой секундой силы человека слабели, а сжатие усиливалось. Дыхание вырывалось с хрипом и свистом. Все тело покрылось потом. Сознание начало меркнуть. В это время вошел другой рабочий. На мгновение он остановился, а затем бросился спасать товарища.

Схватив удава за хвост, он пытался раскрутить кольцо. Из этого ничего не выходило. Товарищ погибал на его глазах. Отчаянный крик пронесся по зоопарку. В помещение вбежал зоолог. В один миг он понял все и принял решение: сорвав с себя шапку, он накрыл ею голову удава, ослепив его. И тотчас же кольца змеиного тела начали распускаться. Рабочий вывалился из объятий удава. Прибежали люди и с огромным трудом втащили удава в террариум.

Рабочий был без сознания. Его вынесли на свежий воздух. Там он пришел в себя, но несколько ребер оказались сломанными. Когда машина скорой помощи выехала за ворота, зоолог собрал всех рабочих и еще раз объяснил им, что при поимке вырвавшегося из клетки животного нужно прежде всего ослепить его. Тогда и справиться с ним будет нетрудно.

* * *

В зоопарк привезли соболя. Вместе с ним пришла и его «История». Оказалось, что он уже дважды вырывался из клетки. Первый раз его поймали где-то во дворе с петухом. Второй раз соболь забрался в соседнюю вольеру и передушил там много куропаток и фазанов. Тут же он и был пойман.

Новую вольеру перед пуском в нее пушистого сибирского красавца хорошо проверили.

Зверек был неутомим, он целый день лазил по сучкам, сетчатым стенам и даже по потолку. Соболь обнюхивал все уголки, царапал пол, пробовал в разных местах просунуть голову в ячейки сетки, но вольера была сделана надежно и возможностей к побегу не было.

Около зверька весь день толпились посетители. Почти все они впервые видели живого соболя. В особенности привлекательна была его бойкая мордочка с полукруглыми ушками и черными глазками.

Утром соболя в вольере не оказалось.

Поиски ничего не дали. Вольера была цела. Как и куда исчез соболь, осталось неизвестным. Можно было только предполагать, что его кто-нибудь украл ночью или выпустил нарочно, хотя замок на вольере был закрыт.

Но вот у входа в зоопарк послышался шум: кто-то возмущенно кричал. Выяснилось, что две домохозяйки, живущие рядом с зоопарком, требовали уплаты денег за кур.

— Их загрыз ночью ваш зверек, — кричали они.

Несомненно, это был соболь. На следующую ночь сотрудники зоопарка устроили в этом дворе засаду с сачками, сетями и палаткой.

А наутро оказалось, что соболь задушил пять кур во дворе, который находился через несколько домов от того, где была засада.

Снова скандал, уговоры, уплата денег.

Ежедневно в зоопарк поступали жалобы на зверька. Соболь жил в городе и переходил из одного двора в другой. Несколько раз его видели даже днем. Соболь съедал у своих жертв только одни головы, поэтому ему было нужно несколько кур в сутки.

Однажды вечером в зоопарк прибежал запыхавшийся рассыльный из универмага.

— Ваш зверь у нас во дворе, — крикнул он еще издалека.

Все, кто был свободен, бросились к универмагу.

Там, во дворе, лежала куча дров. В ней только что видели соболя.

Быстро темнело. При электрическом свете решили перебрать все дрова и поймать соболя.

Работа закипела. Дрова быстро разбирались, куча таяла. И вдруг из-под толстого полена показалась оживленная мордочка соболя и тотчас исчезла. Люди стали работать еще энергичнее…

Внезапно погас свет.

Директор зоопарка позвонил по телефону на электростанцию. Он просил немедленно дать свет. Но когда свет зажегся и кучу разобрали, соболя там не нашли. На другой день узнали, что соболь перебежал центр города и снова задавил двух кур в одном дворе.

Его решили поймать во что бы то ни стало. По всему двору расставили капканы и ящики-самоловки с падающими дверками и приманкой. Трое рабочих зоопарка взялись дежурить до утра.

Ночь выдалась темная и ненастная. Караульщики сидели под навесом и шопотом рассказывали разные истории, чтобы не уснуть. Громко стукнула дверка в одном из ящиков. Кто-то бился там и царапался.

Соболь пойман! Наконец-то кончились разбои маленького хищника. Торжествующие ловцы осторожно понесли ящик с соболем в зоопарк. Разбудили директора и зажгли свет.

Ящик внесли в вольеру, закрыли дверь и при свете фонарей открыли дверку.

Но из ящика выскочила… кошка! Разочарование было полное.

А соболь по-прежнему продолжал хозяйничать в городе. Он искусно срывал приманку с капканов. Они захлопывались, а зверек уходил невредимым.

Наступила зима, но снег не облегчил поимки зверька.

Однажды рано утром в ворота зоопарка постучал постовой милиционер. Он при свете уличного фонаря видел какого-то зверька, юркнувшего в городской сад.

Несомненно, это был соболь.

Его нашли на одном из деревьев городского сада. Зверек сидел на суку, прижавшись к стволу. Кругом были насыпаны перья галок — его ночных жертв.

Дерево окружили, но поймать соболя было очень трудно.

Распушив хвост, он очень легко перемахнул с дерева на дерево, соскочил в снег и взлетел по стволу на вершину огромного тополя.

Долго гоняли соболя. Собралась большая толпа. Все принимали активное участие в охоте.

Наконец, соболя загнали на небольшое дерево, стоявшее в стороне. Вокруг него образовался тесный круг людей.

Зверька стряхнули в снег и ловко набросили сеть. Соболь вынырнул из-под нее и бросился под ноги людей. Кто-то накрыл его шапкой, крепко прижав к земле. Жгучая боль от укуса в палец заставила ловца быстро отдернуть руку.

Соболь метнулся в сторону, но какой-то рабочий упал на него, раскрыв полы своего пальто.

Зверек копошился под человеком.

Вдруг рабочий вскрикнул и вскочил, укушенный в живот. Из-под него мелькнул неуловимый зверек.

Это была последняя попытка к бегству. Соболя сразу накрыли сетью и несколькими шубами.

В зоопарке беглеца поместили в его вольеру, тщательно проверив ее и закрыв на два замка.

Утром вольера опять оказалась пустой.

В эту же ночь соболь задушил двух последних кур в соседнем дворе и бесследно исчез.

Как выяснилось, соболь бежал через ячейку в сетке. Он раздвинул проволочку, пролез, а проволочка опять приняла прежнее положение.

Через несколько дней стало известно, что соболь хозяйничает на окраине города. Потом о нем ничего не стало слышно. Решили, что его растерзали собаки.

Наступила весна.

Двое сотрудников зоопарка отправились в лес за свежей зеленью для животных. Там они наткнулись на соболя. Он внезапно выскочил из дупла осины, с урчанием взбежал на сук, оглянулся, перемахнул на соседнюю елку и скрылся.

Сотрудники зоопарка не преследовали его. Они знали, что это бесполезно.

Однако зоолог зоопарка решил все-таки поймать соболя. Через два дня рано утром он с рабочими поехал в лес. Там он осторожно подкрался к осине и одним рывком заткнул дупло шапкой. Соболь зацарапался и заворочался в дупле. Поймать его теперь ничего не стоило. Выход из дупла был только один — в подставленную клетку.

Так был пойман соболь.

Много лет после этого он жил в зоопарке. Его назвали Неуловимый. Из Забайкалья в зоопарк привезли соболюшку Баргузинку и поместили вместе с Неуловимым. Соболи жили дружной парой много лет и не один год у Баргузинки рождались крошечные соболята.