Онлайн чтение книги Украденное время Stolen Time
1. Дороти

7 июня, 1913 год, неподалеку от Сиэтла

Гребень сверкнул в лучах утреннего солнца. Черепаховый, щедро украшенный перламутром, он был поистине изысканной вещицей, а его зубцы блеском своим не уступали чистейшему золоту. Гребень не шел ни в какое сравнение с дешевой бижутерией, рассыпанной по туалетному столику.

Дороти сделала вид, будто сосредоточенно выдергивает торчащую из рукава нитку. Если повезет найти для гребня состоятельного покупателя, есть шанс выручить аж полсотни!

Терпение девушки уже начало истончаться, и она недовольно заерзала на месте. Если бы только на поиск покупателя еще оставалось время ! Часы уже давно пробили девять. Сегодня они явно не на ее стороне.

Дороти перевела взгляд с гребня на огромное зеркало, прислоненное к стене напротив нее. Сквозь окно церкви в комнату косыми лучами пробивался свет, отбрасывая на зеркальную гладь блики и высвечивая то тут, то там столпы пыли. На вешалках комнаты для переодевания трепетали шелковые платья и кружевные ленточки. Вдалеке загрохотал гром, что было, прямо скажем, странновато.

В этих краях грозы случались редко, хотя небо постоянно было свинцовым и пасмурным (одна из причин, по которой Дороти терпеть не могла Западное побережье).

Парикмахерша поймала ее взгляд в зеркале и смущенно спросила:

– Ну как, мисс, вам нравится?

Дороти склонила голову. Ее непослушные каштановые кудри, покорившиеся умелым рукам, были уложены в элегантный пучок на затылке, а сама она казалась теперь безропотной и смиренной. Неудивительно, что парикмахерша выбрала именно такую прическу.

– Чудесно! – солгала она. Губы пожилой дамы тронула улыбка, а на лице проступили морщинки. Дороти и предположить не могла, что парикмахерша так обрадуется. Внутри вспыхнуло чувство вины.

Девушка затряслась в приступе притворного кашля.

– Можно воды?

– О, конечно, моя милая! Сейчас! – Парикмахерша положила гребень и торопливо направилась в дальний угол комнаты, где на маленьком столике стоял хрустальный графин.

Стоило ей отвернуться, как Дороти быстрым и непринужденным движением спрятала золотой гребень в рукаве. Наблюдай кто за ней в тот момент, его непременно отвлекла бы вереница изысканных жемчужных пуговок, которыми был расшит край рукава Дороти, и он все равно ничего бы не заметил.

Дороти опустила руку и улыбнулась собственным мыслям, позабыв про всякий стыд. Повод для гордости был сомнительным, но она ничего не могла с собой поделать. Дороти восхитилась собственной ловкостью. Недаром она столько тренировалась.

Сзади скрипнула половица, и кто-то незнакомый приказал:

– Мари, оставьте нас на минутку!

От улыбки Дороти не осталось и следа, а все мышцы напряженно застыли, точно плотно закрученные гайки. Парикмахерша – а именно к ней обратился голос – замерла на ходу со стаканом воды в руке, и несколько капель тут же выплеснулось на пол.

– О! Мисс Лоретта! Простите, не видела, как вы вошли, – сказала Мари, а потом улыбнулась и кивнула, устремив взгляд на миниатюрную, безупречно одетую женщину, вошедшую в комнату. Дороти так крепко стиснула зубы, что аж челюсть заболела. Ей вдруг стало страшно оттого, что под рукавом можно было различить очертания гребня.

На Лоретте было черное платье, украшенное изысканными золотистыми кружевами. Высокий воротник и длинные рукава придавали ей сходство с удивительно элегантным пауком. Такой наряд больше подходил для похорон, чем для свадьбы.

На лице Лоретты застыло учтивое выражение, но ее появление в комнате заметно сгустило воздух, точно она принесла с собой какое-то особое, собственное гравитационное поле. Мари поставила стакан и поспешно удалилась в холл. Было видно, что ей страшно. Впрочем, мать Дороти наводила ужас на большинство людей.

Дороти тайком разглядывала изуродованную руку матери, стараясь ничем себя не выдать. Рука была непропорционально маленькой, с иссохшими, слабыми пальцами, кривыми, точно когти хищной птицы. Лоретта давно уже не стригла ногти и никак не боролась с их желтизной, точно хотела лишний раз подчеркнуть свой недостаток. Точно ей было приятно, когда люди в ужасе отворачивались, заметив ее уродство. Даже Дороти тяжело было примириться с маленькой изувеченной рукой, а ведь Лоретта – ее мать! Но сейчас она уже привыкла.

Дороти опустила голову и прикрыла глаза. По коже, под изысканным кружевом и оборками, пробежал холодок. Не обращая на него никакого внимания, девушка изобразила учтивую улыбку. За шестнадцать лет своей жизни она превосходно овладела умением игнорировать свои чувства и ощущения и уже почти позабыла, для чего они нужны.

«Красота обезоруживает», – вспомнился ей первый урок, который преподала ей мать. Уже с девятилетнего возраста Дороти без конца одергивали и поправляли, наряжали в тесные корсеты, щипали ей щеки, чтобы придать им румянца.

– Как тебе моя прическа? – поинтересовалась она, проведя рукой по густым волнам волос. – Божественно, правда?

Лоретта окинула дочь ледяным взглядом, и губы Дороти нервно дрогнули. Проворачивать подобные фокусы с матерью было глупо, но девушка всем сердцем хотела избежать ссоры. День и так предстоял непростой.

– Кажется, кто-то тут от жажды умирал, – заметила Лоретта и здоровой рукой взяла стакан с водой. Морщинистые пальцы задрожали. Сторонний наблюдатель непременно решил бы, что ей тяжело держать стакан, и предложил бы помощь.

Дороти напряженно вытянулась и наклонилась за стаканом. Она подозревала, что матушка способна на такие уловки, но все равно не успела среагировать, когда когтистые пальцы матери нырнули к ней в рукав и достали из тайника дорогой гребень.

Рука была своего рода тайным оружием Лоретты. Маленькая и проворная, уродливая настолько, что так и хотелось отвести взгляд, она двигалась так ловко и быстро, что люди не замечали, как она ныряла к ним в карманы или бумажники. Неслучайно второй урок, который преподала Лоретта своей дочери, был таким: «В слабостях есть сила». Люди недооценивают сломленных и изувеченных.

Лоретта швырнула гребень на столик и вскинула тонкую бровь. На лице Дороти проступило крайнее изумление.

– Понятия не имею, как он там оказался, – заявила она и отпила воды.

– Мне что, тебя всю обыскать? А то вдруг ты еще что стащила, – сказала мать таким спокойным голосом, что по спине у Дороти опять побежали мурашки. Под шелковым поясом она припрятала набор безумно дорогих отмычек, которые выкрала из материнского ящика с бельем. Лишиться гребня – полбеды, но отмычки ей точно еще пригодятся.

К счастью, Лоретта не стала воплощать в жизнь свои угрозы. Она сняла с вешалки у зеркала фату Дороти – длинную, полупрозрачную, украшенную маленькими шелковыми цветами. Все утро Дороти старательно делала вид, будто этой фаты вообще не существует.

– И о чем ты только думала? – поинтересовалась Лоретта вкрадчивым, осторожным тоном, каким всегда разговаривала в минуты крайней ярости. – Украсть такую вещицу перед собственной свадьбой! Встань, будь так любезна!

Дороти поднялась. Пышные юбки распрямились, скрыв ее лодыжки. Она еще не успела обуться и теперь чувствовала себя маленькой девочкой, влезшей в мамино свадебное платье, чтобы поиграть в бал. Впрочем, сравнение было глупым. С малых лет играть ей строго-настрого запрещалось.

– Что бы мы стали делать, если б тебя сцапали? – продолжила Лоретта, покрывая голову дочери фатой и закрепляя ткань шпильками.

– Никто ничего не видел, – ответила Дороти. Шпилька больно царапнула кожу, но она даже не поморщилась. – Я всегда все делаю незаметно.

– Но я-то все видела.

Дороти поджала губы, чтобы не разжигать спор. Мать никак не могла быть свидетельницей кражи гребня. Она догадалась, что Дороти его спрятала – но ничего не видела .

– Ты поставила все наши старания под угрозу! Ради какой-то дурацкой безделушки! – сказала Лоретта и затянула потуже шелковый пояс на талии Дороти. Та мигом почувствовала, как отмычки сменили положение.

Эта самая «безделушка» помогла бы ей добыть билет на поезд, чтобы уехать из этого жуткого города. Сбежать отсюда как можно дальше еще до начала церемонии.

Дороти сглотнула, силясь погасить вспыхнувшее внутри разочарование. Будут и другие безделушки. И новые шансы.

– Какая гадость, – проворчала она, щупая шелковые цветочки на фате. – И почему нельзя выйти замуж без всей этой мишуры…

– Это фата матери Чарльза, – ответила Лоретта, закрепляя ткань еще одной шпилькой. Она имела в виду доктора Чарльза Эйвери. Жениха Дороти. От одной мысли об этом ей сделалось дурно. Такие, как она, просто не должны выходить замуж.

Дороти с матерью подошли к делу со всей тщательностью. Ровно год назад они разработали план, который сулил легкие деньги. Лоретта подавала в местную газету объявление о том, что девушка желает познакомиться с одиноким мужчиной для создания семьи. В ответ на письма с предложением знакомства дамы высылали незадачливому простофиле фотографию Дороти, и он клевал на нее, точно рыба на наживку.

Через несколько месяцев страстной переписки, полной заверений в истинной любви, дамы брали несчастного в оборот и начинали выпрашивать у него деньги то на микстуру от кашля, то на визит к врачу с якобы подвернутой лодыжкой. Затем следовали просьбы помочь с платой за жилье или прислать сотню-другую на билет на поезд, чтобы долгожданная встреча наконец состоялась.

Как правило, эту хитрую схему они проворачивали сразу с несколькими мужчинами, но как только те начинали подозревать неладное, все резко прекращалось. А переписка с Эйвери изменила привычный уклад.

Эйвери был весьма состоятельным человеком и недавно возглавил хирургическое отделение Сиэтлского медицинского центра. А еще он сделал Дороти предложение сразу же, как увидел ее фотографию, – точно подыскивал себе хорошенькую жену под стать новой блистательной должности. По словам Лоретты, брак с ним должен был стать самой успешной аферой в их жизни, изменить ее на корню, ведь отныне у них будет все, о чем только можно мечтать.

Дороти принялась нервно крутить кольцо, подаренное доктором по случаю помолвки. Всю свою жизнь она училась мошенничеству и аферам. А это значило не просто сидеть перед зеркалом, оттачивая улыбку и наклоны головы. Дороти отрабатывала ловкость рук, пока их не сводило судорогой, научилась открывать замки парой незаметных движений, используя вместо отмычки все, что попадалось под руку. Развила в себе умение узнать лжеца по изгибу губ и стаскивать обручальные кольца с мужских пальцев, пока кавалер наливает ей выпить. А теперь ее ждало рабство у человека, который будет до конца ее дней указывать ей, что делать и куда идти. Ровно так же, как всегда делала ее мать. Казалось, эти двое в сговоре, цель которого – помешать Дороти принять хоть одно самостоятельное решение в жизни.

– Выглядишь чудесно, – сказала Лоретта, окинув дочь строгим взглядом, и поправила ей фату, чтобы цветы эффектнее украшали голову. – Бесподобная невеста.

Дороти распрямилась, и отмычки снова сместились – куда-то к спине. Быть невестой ей совершенно не хотелось, и не важно, что эта роль так ей шла. И если мать возомнила, что Дороти позволит так с собой обойтись, то это просто глупость!

– Не хватает последнего штриха, – заметила Лоретта и достала что-то из кармана. В тусклом свете вспыхнул золотистый отблеск.

– Бабушкин медальон, – прошептала Дороти, пока Лоретта застегивала у нее на шее изящную цепочку. На миг девушка позабыла о побеге. Медальон внушал благоговение, точно волшебный предмет из какой-нибудь сказки. Лоретта успела умыкнуть его с материнской шеи, прежде чем эта жестокая женщина выгнала ее из дома и оставила на улице – беременную и без гроша в кармане. Но никакой голод не заставил Лоретту сдать медальон в ломбард.

Дороти бережно коснулась украшения кончиками пальцев. Тусклое золото казалось древним, а изображение на медальоне почти стерлось.

– Почему ты решила отдать его мне именно сейчас?

– Чтоб ты не забыла, – сказала Лоретта и сжала плечи дочери, сощурив темные глаза.

Дороти не пришлось уточнять, что ей забывать не стоит. На этот вопрос красноречиво отвечал сам медальон. Он безо всяких слов рассказывал о том, что матери порой бывают очень жестоки. Что любви не стоит верить. Что девушка должна полагаться лишь на то, что можно украсть.

«А может, и нет, – прошептал Дороти внутренний голос. – Может быть, есть на свете и что-то большее !»

Ее пальцы застыли на прохладном металле. Порой на нее находило странное, удивительно опустошающее чувство, имени которому она дать не могла, как не могла понять, чего именно хочет. Да, большего , но чего?

Большего, чем деньги, мужчины и платья. Большего, чем мамина жизнь. Большего, чем то, что есть у нее теперь.

Впрочем, до чего же глупо и стыдно было так думать! Кто она такая, что возомнила, что достойна этого самого «большего»?

– Время поджимает, – сказала Лоретта, снова поправила дочери пояс и завязала его концы нарядным бантом. – Мне еще надо занять свое место в церкви.

Ладони у Дороти стали липкими от пота.

– Когда мы с тобой заговорим вновь, я буду уже замужней женщиной, – сказала она, свято веря в то, что этому не бывать.

Ничего не ответив, Лоретта вышла в холл и шумно захлопнула дверь. Гулко щелкнул замок, и от неожиданности Дороти аж подпрыгнула. А потом еще долго стояла посередине комнаты.

Она догадывалась, что мать ее запрет. Лоретта Денсмор была не из тех, кто любит рисковать, а особенно ценной собственностью. С ее точки зрения совершенно разумно было понадежнее припрятать дочь – самое «ценное», чем она владела, – во всяком случае, до прибытия жениха, а уж потом спокойно передать ее прямо ему в руки. Лоретта была человеком прагматичным и потому никак не могла допустить, чтобы какая-нибудь досадная случайность все испортила.

Дороти принялась искать на ощупь отмычки, спрятанные под поясом, но пальцы встретили лишь кружево, шелк да жесткую кайму корсета.

– Нет! – с растущей тревогой прошептала девушка. – Нет, нет, нет! – Она принялась в панике щупать пояс, царапая его ногтями, пока не послышался треск рвущейся ткани. Они ведь совсем недавно были тут! Дороти воспроизвела в памяти разговор с матерью, припомнила, как Лоретта улыбнулась зеркалу. Как поправила пояс на платье дочери.

Пальцы девушки замерли. Видимо, мать скользнула своей изувеченной рукой под пояс, вытащила отмычки и уничтожила на корню план ее побега. Дороти вздохнула, и грудь точно огнем обожгло. Выходит, никуда ей теперь не деться.

Она поймала свое отражение в зеркале – искусно накрашенные глаза и губы, локоны. Платье сшито на заказ, кружева вытканы вручную и воздушны, точно паутинка, и притом украшены речными жемчужинами, которые нарядно переливаются на свету при каждом ее движении. Всю свою жизнь она училась приукрашать правду и маскировать ложь. Но главным обманом была ее красота. Она ведь никогда о ней не мечтала. Никогда ее не жаждала. И красота эта не имела ничего общего с ее идеалами. Сколько Дороти себя помнила, красота ей приносила страдания – и ничего больше.

На лице Дороти застыла неприглядная гримаса отвращения. Она сорвала фату с головы. Часть шпилек запуталась в волосах, а часть – звонко посыпались на пол. Растрепавшиеся локоны упали ей на лоб.

Дороти улыбнулась. Впервые за все утро ее внешний вид в точности соответствовал состоянию ее души. И тут ее взгляд опустился на шпильки, и она застыла как вкопанная.

Шпильки !

Упав на колени, она взяла одну и принялась рассматривать на свет. Шпилька была тонкая, длинная и заостренная. Дороти попробовала ее согнуть, но металл не поддался. Возможно, это и впрямь серебро.

Улыбка вновь тронула ее губы. То что нужно!