Онлайн чтение книги Убийство в масонской ложе Un meurtre chez les francs-magons
Глава 14

— Есть хочу! — Это были первые слова, которые произнес Форбс, когда они вышли на улицу.

— Уже? Да ведь сейчас только одиннадцать, и вы к тому же плотно позавтракали…

— От наших с вами дел у меня подводит живот.

— С нами играют, причем нарочно. Тот, кто это делает, должно быть, здорово веселится, хотя лично мне от его проделок совсем не весело. Давайте-ка еще разок проведаем госпожу Ливингстон, если не возражаете.

Дверь им снова открыла горничная, однако на сей раз мадам была дома. Госпожа Ливингстон приняла их в гостиной: она по-прежнему пребывала в глубоком трауре, однако при всем том выглядела довольно элегантно.

— Мадам, извините за очередное вторжение, — несколько смущенно сказал Форбс, — но для нас главное — найти убийцу вашего мужа, не так ли?

— Разумеется. Садитесь, прошу.

— Мадам, — начал сэр Малькольм, — мы потихоньку продвигаемся вперед. Узнали кое-что о главных участниках этой прискорбной истории и, в частности, о самом господине Ливингстоне…

— Значит, вы знаете…

— Что именно, мадам?

— Что наш брак был основан главным образом на дружбе, хотя на самом деле мы не были мужем и женой…

— Да, мадам. Ваш супруг много разъезжал. У него были свои друзья. А у вас…

— Свои. Вот именно.

— Прекрасно! Значит, ваша откровенность поможет нам многое прояснить… Скажите, мадам, какие у вас отношения с господином Бронсоном?

— Управляющим банком мужа?

— С ним самым.

Госпожа Ливингстон вдруг неожиданно весело ответила:

— Он в некотором роде мой личный кассир! Когда мне нужны деньги, я звоню ему в банк, и он передает для меня банкноты.

— А почему вы не обращались за тем же самым к мужу?

— Во-первых, потому что его почти никогда не было дома. А во-вторых, потому что сам он редко занимался такого рода делами…

— Тем не менее банковскими счетами своих собратьев по ложе он все же занимался…

— О, для меня это что-то новенькое! Как и все богатые люди, даже очень богатые, он совершенно не интересовался делами, хоть мало-мальски касавшимися денег!

— А господин Хиклс? Какие у вас с ним отношения?

— Он очень близкий друг мужа и мой тоже. Мы частенько играли в бридж с ним и со старым нашим другом Дином. Вы, верно, подумали, Хиклс — мой любовник! Только не это! Я говорю вам совершенно откровенно, чтобы не сбивать вас с толку…

— А господин Вогэм?.. — поинтересовался сэр Малькольм.

— О да, он совсем другое дело. Майкл влюблен в природу, он поэт…

— Он назвал в вашу честь сорт роз, который вырастил… «Элизабет-Мэри», не так ли?

— Он назвал его не только в мою честь, но и в честь своей матери. Ее зовут Мэри.

— Она в добром здравии?

— Нет, давно умерла, и Майкл хотел таким образом почтить ее память.

— Стало быть, вы с господином Вогэмом олицетворяете союз, который вам хотелось обрести в вашей супружеской жизни…

— Точно подмечено. Вы весьма прозорливы, сэр Малькольм…

Госпожа Ливингстон пронзила его пламенным взглядом. Она и правда была обворожительна!

— Господин Ливингстон знал об этом?

— Разумеется. Я всегда была с ним откровенна. Такова уж моя натура… Да и его тоже — была.

— Вы, верно, страдали от лжи, царившей в ложе…

Госпожа Ливингстон вдруг насторожилась и стала оправлять юбку на коленях.

— Что вы имеете в виду?

— Историю с ликоподием, от которого загорелся передник…

— По-моему, тут они дали маху.

— Что же было на самом деле?

— О, да вы и сами, верно, знаете. Я испугалась. Не ожидала, что пламя вспыхнет так внезапно. В английском уставном ритуале, который я практикую, такие уловки никогда не используются — слишком уж театрально и даже вульгарно. Такие штучки в ходу только там у них, на континенте! Но передник пытались сжечь уже потом, на свече…

— Чтобы уничтожить следы цианида…

— Может быть.

— Кто начал его жечь?

— Не помню.

— Правда?

— Правда. Это, наверно, было уже потом, когда меня отвели в трапезную и принялись успокаивать. Сами понимаете, видеть своими глазами, как умирает муж, — это так жестоко и так странно…

— Понимаю. Вас это, должно быть, здорово потрясло. А вы читали текст ритуала, перед тем как в нем участвовать?

— Джон передал мне все на словах. Майкл нашел манускрипт восемнадцатого века и перевел его. Досточтимый Дин велел напечатать перевод на машинке и снять с него несколько копий. И каждому из нас дали по экземпляру.

— А что стало с самим оригиналом?

— С оригиналом? Досточтимый Дин, конечно, вернул его Майклу, ведь он им очень дорожил. Вот и я, чтобы доставить ему удовольствие, согласилась на роль Вдовы.

— Ему, а не мужу?

— Обоим.

— Когда Ливингстон принес передник сюда, домой?

— Когда возвращался из банка. Он взял его тем же утром в библиотеке Великой Ложи.

— И показал вам.

— Только через полиэтиленовый пакет, яркий такой. Ему очень не хотелось лишний раз его доставать, чтобы не испачкать. Эта расшитая тряпка была для него все равно что рождественская игрушка для ребенка…

— Вам известно, где господин Вогэм хранил манускрипт?

— У себя дома, наверно… Но после смерти Джона я еще не виделась с Майклом. На другое утро он куда-то уехал.

— Далеко?

— Кажется, в Шотландию. Он должен вернуться сегодня вечером.

— Благодарю за ценные сведения, мадам. Я вот что подумал: устрою-ка я вам всем очную ставку. Надеюсь иметь удовольствие и вас там лицезреть.

— Если угодно, пожалуйста.

— Да, хотелось вот еще о чем вас спросить… У вашего супруга остались рубцы от старых шрамов с левой стороны груди, на правом плече и на затылке. Откуда они, знаете?

— Это довольно деликатная история.

— И все же…

— Ну хорошо. Джон, когда был на Суматре, ввязался в драку. Года три назад.

— Он что, любил подраться?

— Он терпеть этого не мог! Он был очень мягкий и слишком доверчивый.

— Что же это была за драка?

Госпожа Ливингстон как будто совсем стушевалась:

— Это, скажем так, было мужское дело…

— И без гомосексуалистов тут не обошлось?

— Если хотите, называйте их так.

— Извините, мадам. Следствие не изящная словесность.

— Вижу!

Тут сэр Малькольм внезапно спросил:

— А Джон Кертни?

— Кажется, я о нем уже говорила во время нашей первой встречи. Он близкий друг моего мужа.

— Вы еще сказали, он пианист-виртуоз и дает концерты…

— Да, он действительно великий пианист.

— В таком случае, уважаемая госпожа Ливингстон, потрудитесь объяснить, каким образом этот именитый виртуоз умудряется быть еще и экспертом-поверенным, как указано на его визитной карточке, и, кроме того, торговым посредником, как поведал нам господин Хиклс.

Госпожа Ливингстон громко рассмеялась и долго не могла остановиться, а когда наконец пришла в себя, сказала:

— Понимаю ваше недоумение! Ведь они братья — Джон Эндрю и Джон Стэнли Кертни! Один и в самом деле пианист, он друг… вернее, был другом моего мужа. А второй — посредник по международным торговым делам и служит в компании Энтони Хиклса. Они братья-близнецы, хотя по натуре совершенно разные.

— И оба состоят в ложе святого Патрика?

— Нет. Только Джон Стэнли, коммерсант.

Форбс пометил у себя в блокноте: «Проверить, где находились оба Кертни в день убийства».

— Ну хорошо, мадам, благодарим вас, — сказал сэр Малькольм, поднимаясь. — Этот Кертни, признаться, доставил нам некоторые хлопоты!

Вдова улыбнулась, тоже встала и, удерживая благородного сыщика, сказала:

— Сэр, если позволите, поскольку у вас в таких делах опыт, мне хотелось бы попросить вашего совета…

— Все что угодно. Я к вашим услугам, мадам.

— О, просьба моя довольно деликатная. Только представьте, мне постоянно докучает один член ложи святого Патрика.

— Каким же образом?

— В общем-то, ничего страшного… Он забрасывает меня пылкими письмами, впрочем весьма изысканными. Думаю, это он звонит мне по меньшей мере раз в неделю, чтобы сказать, как он меня обожает. Сам он, конечно, ко мне ни разу не подошел, но я чувствую, он всегда где-то рядом, ходит за мной по пятам, буквально преследует. Словом, ведет себя чересчур назойливо — пожалуй, я сказала бы именно так.

— И вы даже не предполагаете, кто бы это мог быть? — спросил Дуглас Форбс.

— Я, кажется, догадываюсь. И самое неприятное то, что он состоит в ложе… Майкл, я хочу сказать, мой друг Майкл Вогэм, — а я ему все рассказала — считает, это некий Питер Шоу, журналист… Так как по-вашему, что мне делать?

— Думаю, — сказал сэр Малькольм, — вам стоит поговорить с господином Уинстоном Дином. Он в масонской иерархии старше по званию и сможет его урезонить.

— Да, прекрасная мысль. Спасибо, сэр.

На этом они распрощались.

— Вы все еще считаете ее виновной? — спросил сэр Малькольм старшего инспектора, когда они вышли на улицу.

— У меня и без того голова идет кругом. А тут еще этот Шоу вытворяет черт-те что! Но скажите, сэр, может, госпожа Ливингстон хотела вывести нас на верный след, рассказав эту историю?

— Чтобы Шоу убил Ливингстона за красивые глазки женщины, которая, нельзя не признать, и правда довольно привлекательная? Что-то плохо представляю его в роли убийцы. Он мечтатель.

— Он не только мечтает, но и письма пишет, и звонит! И неотступно ее преследует!

— Скромняга… Он и подойти-то к ней близко никогда не смел, даже в храме в день убийства. Вот что, нам надо поторопиться, дорогой Дуглас. С вашего позволения, пусть шофер отвезет меня прямо ко мне домой, на Уордор-стрит. А до Фалькона я сам доберусь. Мне надо кое-что обдумать. Не возражаете?

— О, нисколько! Госпожа Форбс, моя супруга, сообразит мне что-нибудь перекусить.

И друзья подошли к машине, дожидавшейся их у тротуара.

— Вас вызывают по телефону, — предупредил сержант.

Действительно, сигнальная лампочка радиотелефона беспрестанно мигала. Форбс схватил трубку:

— Алло, да! Скотланд-Ярд? Плохо слышно… Что-что? Ах ты боже мой!

Некоторое время инспектор, оторопев, молчал, потом машинально положил трубку и упавшим голосом проговорил:

— Майкла Вогэма только что доставили в больницу! В Королевский бесплатный госпиталь!

— Что с ним? — живо поинтересовался сэр Малькольм.

— Финдли отрядил к нему домой своего человека, и тот обнаружил Вогэма в оранжерее. В него стреляли.

— Как он сейчас?

— Надежды никакой. Хотя хирург делает все, чтобы его спасти.