Онлайн чтение книги Разгадай меня Unravel Me
Глава 3

Я могу дотрагиваться до него.

Глаза у него темно-синие. Волосы каштановые. Его рубашка плотно прижата к телу во всех нужных местах. А его губы… Его губы чуть подергиваются, и это словно заставляет сработать некий выключатель, который зажигает огонь в моем сердце, и я даже не успеваю глазом моргнуть и выдохнуть, как уже оказываюсь в его объятиях.

Адам.

– Эй, привет, – шепчет он где-то совсем рядом с моей шеей.

Я изо всех сил сдерживаю дрожь, кровь тут же приливает к моим щекам, и на мгновение – всего на одно мгновение – я полностью обмякаю и позволяю ему крепко сжать себя.

– Привет. – Я вдыхаю его аромат.

Роскошный – вот он какой.

Мы редко видимся наедине друг с другом. Адам живет в комнате вместе с Кенджи и своим младшим братом Джеймсом, а я делю свою с близнецами-целительницами. Сейчас у нас остается минут двадцать до того, как сестры вернутся сюда, и я намереваюсь использовать эту возможность по максимуму.

Мои глаза закрываются сами собой.

Руки Адама обхватывают меня за талию, он привлекает меня еще ближе к себе, и наслаждение возрастает настолько, что меня снова начинает буквально трясти. Мне кажется, будто мои плоть и кровь столько времени жаждали контакта и человеческого тепла, что я теперь даже не знаю, какой темп задавать своим чувствам и действиям. Я как голодный ребенок, который торопится набить живот. Я спешу насытиться ощущениями, которых у меня так долго не было, как будто боюсь в любой момент проснуться, обнаружив, что это был всего лишь сон, а мне по-прежнему приходится убирать в доме злой мачехи.

Но уже в следующее мгновение Адам касается губами моей макушки, и моя фантазия улетает куда-то совсем уж далеко, и я ненадолго представляю себя совсем в другом месте.

– Как дела? – спрашиваю я, и мне тут же становится неловко, потому что голос у меня дрожит, хотя Адам держит меня в объятиях совсем недолго. И все равно я не хочу, чтобы он отпускал меня. Никогда. Никогда-никогда.

Его тело начинает сотрясать смех, мягкий, густой и снисходительный. Но он не отвечает на мой вопрос, и я знаю, что даже не собирается это делать.

Мы столько раз пытались куда-нибудь удрать, чтобы оказаться наедине друг с другом, но нас неизменно отлавливали и даже наказывали за такое поведение. После отбоя нам вообще не разрешается покидать свои комнаты. Сразу после того как мы так неожиданно появились здесь, к нам относились более терпимо, но этот период очень скоро закончился, и нам с Адамом пришлось подчиниться правилам, которые распространяются здесь буквально на всех. А правил тут хватает…

Здесь соблюдаются исключительные меры предосторожности. Повсюду расставлены камеры наблюдения, на каждом углу, в каждом коридоре. Мы должны быть готовы ко всему, в том числе и к неожиданному нападению. Круглосуточная охрана прислушивается к любому постороннему шороху. Они отслеживают любое нарушение общего порядка или недозволенной деятельности. Касл и его команда постоянно находятся начеку, охраняя «Омегу пойнт», и они вовсе не желают рисковать ни в чем. И если поблизости нашего убежища обнаружится чужак, мы должны будем сделать все возможное, чтобы избавиться от него.

Касл считает, что именно его бдительность и стала причиной того, что их так долго никто не может обнаружить, и если быть до конца честной, то в этом, безусловно, есть разумное зерно, и я могу понять его настойчивость и требования к полному порядку и безупречной дисциплине. Но именно из-за этого мы с Адамом и не можем быть вместе. Мы не видимся, кроме как во время приема пищи, но тогда нас окружает масса других людей, а в свое свободное время я оказываюсь запертой в комнате для тренировок, где мне следует научиться «обуздывать свою энергию». Адаму это тоже не нравится, как и мне самой.

Я дотрагиваюсь до его щеки.

Он замедляет дыхание и поворачивается ко мне. Его глаза говорят мне так много, что я отворачиваюсь, потому что чувствую это очень остро. Моя сверхчувствительная кожа наконец – наконец-то! – пробудилась и теперь наполняется жизнью. Она будто начинает вибрировать и чуть ли не жужжать, причем так сильно, что это даже становится неприлично.

А я даже не в силах это скрывать.

Он понимает, как действует на меня и что со мной делается, когда его пальцы даже слегка касаются моей кожи, когда его губы приближаются к моему лицу, когда жар его тела в соединении с моим теплом заставляет меня закрывать глаза… В такие моменты мои конечности трясутся, а коленки подгибаются. Но я тоже вижу, что творится с ним, поэтому и знаю: он все прекрасно понимает. Иногда он буквально мучает меня и при этом улыбается, умышленно затягивая момент, когда расстояние между нами начинает уменьшаться и мы сближаемся. Он упивается звуком биения моего сердца, моим прерывистым дыханием, которое я уже не в состоянии контролировать. Он наслаждается тем, как я нервно сглатываю раз за разом, прежде чем наконец целует меня. Я даже не могу спокойно смотреть на него, чтобы не получить огромного удовольствия от каждого мига, пока мы с ним находимся рядом. Я хочу получше запомнить его губы, его прикосновение, его запах, его кожу. Для меня это уже чересчур. Все это так ново, это такие необычные изысканные ощущения, о существовании которых я раньше и предположить не могла, ведь все это прежде было для меня недоступным.

Иногда мне становится страшно – а вдруг все это убьет меня?

Я освобождаюсь из его объятий. Мне холодно и жарко одновременно, я пошатываюсь и хочу поскорее обрести контроль над собственным телом, надеясь, что он очень быстро забудет о том, что может делать со мной. Я понимаю, что теперь мне потребуется некоторое время, чтобы привести себя в чувство. Я делаю нетвердый шаг назад, закрываю лицо руками и пытаюсь подумать о том, что бы сейчас ему сказать. Но все перед глазами дергается, и тут я ловлю на себе его взгляд и понимаю, что он может снова в один миг завладеть мной целиком и полностью.

Мне кажется, он тихонько шепчет мне одно слово: «Нет».

А в следующее мгновение я снова ощущаю его руки и слышу его голос, в отчаянии произносящий мое имя, и я снова слабею в его объятиях. Я вся издергалась, я рассыпаюсь на части, и я уже не пытаюсь унять дрожь во всем теле, а он такой горячий, его кожа такая горячая, и я перестаю соображать, где я вообще нахожусь.

Его правая рука скользит по моей спине и потихоньку тянет за молнию, на которую застегивается мой костюм, пока замочек не доходит до середины спины, но мне уже все равно. Мне нужно компенсировать период длиной в семнадцать лет, и теперь я хочу чувствовать буквально все на свете. Я не хочу больше ждать, чтобы рисковать когда-то потом и снова перед этим раздумывать над очередным «а вдруг» или «что, если», чтобы в результате горько сожалеть о случившемся. Я хочу прочувствовать все еще и потому, что вдруг я в один прекрасный день проснусь, а этот феномен исчезнет, словно закончится его срок действия, и тогда станет ясно, что у меня был шанс, но теперь его больше нет и уже не будет никогда. И эти руки такого тепла ощутить уже никогда не смогут.

Я не могу это допустить.

И не допущу.

Я даже не осознаю до конца, сама буквально вжалась в него настолько, что теперь ощущаю все изгибы и контуры его тела под тонкой хлопковой одеждой. Мои руки проскальзывают под его рубашку, и я слышу его напряженное дыхание, я чувствую, как напрягаются мускулы его тела. Тогда поднимаю на него взгляд и вижу, что его глаза крепко закрыты, а на его лице отражается нечто такое, что можно принять за боль, но тут неожиданно его руки оказываются у меня в волосах, и в этот отчаянный момент его губы приближаются к моим. Он подается вперед, но вопреки закону притяжения мои ноги вдруг отрываются от пола и я начинаю парить в воздухе. Я лечу. Но вот я уже как будто на земле, но нет вокруг ничего, кроме этого урагана в моих легких, а сердце начинает яростно колотиться в груди, что становится слышен его стук.

Наши губы

соприкасаются,

и я знаю, что сейчас разорвусь на кусочки. Он целует меня так, словно потерял когда-то, но вот сейчас снова нашел, но я ускользаю от него, а он не хочет ни за что отпускать меня. Мне хочется кричать, иногда замереть, иногда я готова умереть, потому что узнала, что это такое – прочувствовать подобные поцелуи. Теперь я понимаю, что значит жить с этим сердцем, с этим нежным взрывом, который заставляет меня чувствовать себя так, будто я отпила глоток солнца и проглотила сразу несколько облаков…

Все это…

Все это заставляет меня испытывать какую-то томящую боль повсюду.

Он отрывается от меня и тяжело дышит, его рука проскальзывает под мягкую материю моего костюма, и он такой горячий, и его кожа такая горячая, и мне кажется, что я уже об этом говорила, но я этого не помню, я сейчас так далеко и не сразу понимаю то, что он говорит мне.

Но он что-то говорит.

Его слова, хриплые и глубокие, звучат у меня в ушах, но я ничего не улавливаю, кроме бессвязных слогов, состоящих из гласных и согласных звуков, и все это перемешивается у меня в голове. Его сердце стучит так громко, словно рвется из груди и хочет соединиться с моим. Его пальцы следуют по секретным местечкам моего тела. Они скользят вниз по шелковистой ткани моего костюма, вниз и вниз к бедрам, к коленям, потом вверх и вверх, и теперь я думаю о том, а вот можно ли в реальности лишиться чувств, но при этом находиться в сознании, и теперь я понимаю, что такое гипервентиляция легких, или мне просто это кажется. Но вот он подтягивает нас вместе назад и ударяется спиной о стену. Теперь он крепко держит мои бедра и еще теснее прижимает меня к себе.

Я задыхаюсь.

Его губы уже целуют мою шею. Его ресницы щекочут меня где-то под подбородком, и он снова что-то говорит, что-то такое, что очень похоже на мое имя, и он целует мою ключицу снова и снова, потом мое плечо, и его губы, его губы и его руки – они ищут все изгибы и впадинки на моем теле, и его грудь вздымается, когда он вдруг останавливается, тихо выругавшись, и произносит:

– Боже, как с тобой приятно!

И в тот же момент мое сердце отправляется на Луну в одиночку, без меня.

Я люблю, когда он говорит мне такие слова. Я люблю, когда он говорит мне, что ему нравится, как я чувствую его, потому что это противоречит всему, что я слышала за всю свою жизнь, и мне хочется взять его слова и положить их себе в карман просто для того, чтобы время от времени трогать их и убеждаться в том, что они действительно существуют.

– Джульетта.

Я уже не могу дышать.

Я с трудом смотрю вперед и вижу только идеал и совершенство момента, но даже и это теперь не имеет никакого значения, потому что он улыбается. Он улыбается так, как будто кто-то привязал звезды к его губам, и он смотрит на меня, он смотрит на меня, как будто я для него – все, и мне хочется заплакать.

– Закрой глаза, – шепчет он.

И я ему доверяю.

Поэтому я послушно их закрываю.

В этот момент он целует их один за другим. Потом мой подбородок, нос и лоб. Щеки. Оба виска по очереди.

Каждый

сантиметр

моей шеи,

и

он отстраняется от меня так быстро, что ударяется головой о грубую стену. Тут он выдает несколько метких словечек, но потом замолкает. Я застыла, я поражена, и мне вдруг становится страшно.

– Что случилось? – шепчу я и сама не понимаю, почему я так неожиданно перешла на шепот. – Все в порядке?

Адам старается сдержаться, чтобы не поморщиться, но он при этом тяжело дышит и, запинаясь, произносит: «П-прости», – держась при этом за голову.

– Это… то есть я подумал… – Он отворачивается и прокашливается. – Я… я думаю… я подумал… мне показалось, будто я услышал какой-то шум. И я подумал, что кто-то хочет сюда войти.

Разумеется.

Адаму здесь нельзя находиться.

Парни и девушки живут в разных крыльях в «Омеге пойнт». Касл говорит, это делается для того, чтобы девушки чувствовали себя в полной безопасности и им было комфортно у себя в комнатах, и в особенности потому, что у нас общие туалетные комнаты, поэтому в основном у меня с этим нет никаких проблем. Было бы не слишком приятно принимать душ со стариками. Но нам при этом очень трудно выбрать время, чтобы остаться вдвоем. И даже если мы его тайком находим, мы постоянно волнуемся, что нас могут обнаружить.

Адам прислоняется к стене и морщится. Я протягиваю руку, чтобы потрогать его голову.

Он вздрагивает.

Я застываю на месте.

– С тобой все в порядке?..

– Да. – Он вздыхает. – Я просто… то есть я хочу сказать… – Он трясет головой. – Я не знаю. – Он замолкает. Его глаза. – Я сам, черт возьми, не знаю, что со мной.

– Эй! – Я дотрагиваюсь пальцами до его живота. Ткань его рубашки все еще теплая от жара его тела, и я стараюсь не поддаться искушению и зарыться в нее лицом. – Все в порядке, – уверяю я. – Ты просто проявил осторожность.

Он улыбается, но улыбка получается какой-то грустной:

– Я говорю не о голове.

Я внимательно смотрю на него.

Он открывает рот, но потом закрывает. И снова открывает:

– Я хочу сказать… то есть… вот это все… – Он указывает рукой на себя и меня.

Но он не договаривает. И не смотрит на меня.

– Я не понимаю…

– Я теряю рассудок, – говорит он, вернее, шепчет, как будто сам не уверен, что произносит вслух эти слова.

Я смотрю на него. Я смотрю и моргаю и пытаюсь подобрать слова, которые не нахожу и не могу высказать.

Он трясет головой.

Потом резко хватается рукой за свой затылок, но выглядит при этом таким смущенным, а я не могу понять почему. Адам не смущается. Адам никогда не смущается.

Когда он наконец начинает говорить, голос у него становится хриплым:

– Я так долго ждал, чтобы быть с тобой. Я хотел этого… Я хотел тебя так долго, и вот теперь, после всего…

– Адам, о чем ты го…

– Я не могу спать. Я не могу спать, и я думаю только о тебе… все время, и я не могу… – Он замолкает. Прижимает ладони ко лбу. Крепко зажмуривается. Поворачивается к стене, и я не вижу его лица.

– Ты должна знать… тебе придется узнать, – выдавливает он, как будто эти слова забирают у него силы, – что я никогда так ничего не хотел, как я хотел тебя. Ничего. Потому что вот это… это… я хочу сказать… Боже, я хочу тебя, Джульетта, я хочу, хочу…

Слова замирают, и он поворачивается ко мне, глаза его сияют, все эмоции отражаются на его лице. Его взгляд задерживается на моем теле, причем так долго, что уже загорается спичка, которая может поджечь легко воспламеняемую жидкость, текущую в моих жилах.

Я вспыхиваю.

Я хочу что-то сказать, что-то правильное, уверенное и ободряющее. Я хочу сказать ему, что я все понимаю, я сама хочу того же, я тоже хочу его, но этот момент кажется слишком перенасыщенным эмоциями и одновременно таким реальным, что я наполовину убеждена в том, будто я сплю. Это похоже на то, что я мысленно произнесла все буквы алфавита и уже дошла до последней, как вдруг вспомнила, что кто-то изобрел еще и слова, и в этот миг он отводит от меня взгляд.

Он нервно сглатывает, опустив глаза. И смотрит куда-то в сторону. Одна его рука остается у него в волосах, другая сжата в кулак у самой стены.

– Ты понятия не имеешь, – хрипло продолжает он, – что ты делаешь со мной. Что ты заставляешь меня чувствовать. Когда ты дотрагиваешься до меня… – Он проводит дрожащей рукой по лицу. Он чуть ли не смеется, но при этом тяжело дышит, он не хочет встречаться со мной взглядом. Он делает шаг назад и тихо ругается. Потом прижимает кулак ко лбу.

– Господи! Что за чертовщину я несу?! Вот дерьмо! Дерьмо. Прости… забудь… забудь обо всем, что я говорил… мне надо идти…

Я пытаюсь остановить его, хочу заговорить, хочу сказать ему, что все хорошо, все в порядке, но сейчас я нервничаю, причем очень сильно, я смущена, потому что мне ничего не понятно. Я не понимаю, что происходит и почему он так не уверен во мне и в нас, и насчет меня и его, и в том, что будет с ним и со мной, и обо всех прочих местоимениях, какие только существуют. Я не отвергаю его. Я никогда его не отвергала. Мои чувства к нему всегда были прозрачны – у него нет причины чувствовать неуверенность во мне или рядом со мной, и я не понимаю, почему он смотрит на меня, словно что-то не так…

– Прости меня, – продолжает он. – Я… я не должен был ничего говорить. Я просто… Я… вот черт! Мне не надо было приходить. Мне надо идти… Я должен идти…

– Что? Адам, что случилось? О чем ты говоришь?

– Это была плохая затея. Я такой дурак… Я не должен вообще быть здесь…

– Никакой ты не дурак… все в порядке… все хорошо…

Он хохочет, но смех его, хоть и громкий, какой-то пустой. Отголосок неестественной улыбки еще остается на его лице, когда он замолкает и смотрит в какую-то точку, которая находится где-то за мной. Он долгое время молчит, но потом начинает говорить снова.

– Что ж, – он старается казаться веселым и радостным, – это не то, что думает Касл.

– Что? – Он застал меня врасплох. Я начинаю понимать, что теперь мы говорим вовсе не о наших с ним отношениях.

– Да. – Неожиданно он сует руки в карманы.

– Нет.

Адам кивает. Пожимает плечами. Смотрит на меня и отводит взгляд.

– Я не знаю, я так думаю.

– Но тестирование… оно… то есть… – Я мотаю головой и не могу остановиться. – Он что-нибудь обнаружил?

Адам не смотрит на меня.

– Боже мой, – говорю я шепотом, как будто если я произнесу эти слова очень тихо, мне станет легче. – Значит, это правда? Касл прав? – Мой голос чуть повышается, мышцы начинают напрягаться, и я не знаю почему, но это чувство очень похоже на страх, и он быстро ползет вверх по моей спине. Мне не надо бояться, если выяснится, что у Адама тоже имеется дар, подобный моему. И я должна была знать, что выяснить это не так-то просто, очень даже непросто. У Касла была своя собственная теория – будто Адам может дотрагиваться до меня, потому что он сам обладает некоей энергией, которая позволяет ему делать это. Касл не поверил в то, что иммунитет Адама к моей энергии мог оказаться счастливым совпадением. Он полагал, что тут крылось нечто гораздо большее с научной точки зрения. А я всегда верила именно в то, что мне просто повезло.

И Адам захотел все узнать сам. Он был воодушевлен этой идеей.

Но когда Касл начал тестирование, Адам больше не хотел говорить об этом. Он сообщал мне только самые общие данные. Слишком рано весь энтузиазм в отношении этого эксперимента потух в нем.

Что-то не так.

Что-то в самом деле не так.

Ну разумеется.

– Мы не можем пока сказать ничего определенного, – сообщает мне Адам, но я вижу, что он чего-то недоговаривает. – Нужно провести еще пару сессий. Касл говорит, что нам нужно еще кое-что… исследовать.

От моего слуха не ускользает и то, каким заученным, неживым тоном он преподносит мне эту информацию. Что-то идет не так, и мне кажется, что я только сейчас начинаю замечать признаки этого. Я не могу в это поверить. Просто я не хотела ничего замечать, вот в чем дело. Я не хотела признаться самой себе в том, что Адам выглядит более измученным и усталым, он более напряжен, чем это бывало раньше. Волнения и тревога как будто поселились у него прямо на плечах.

– Адам…

– Не беспокойся обо мне. – В его словах нет резкости, но я чувствую подводное течение в этой фразе, и оно несет в себе тревогу, и это я уже не могу проигнорировать, но он снова увлекает меня в свои объятия прежде, чем я успеваю вымолвить слово. Его пальцы ловко застегивают молнию на моем костюме, чтобы я приняла приличный вид. – Со мной все в порядке, – говорит он. – Правда. Мне просто нужно знать, что и у тебя все хорошо. А если тебе хорошо, то и мне тоже. И все вообще хорошо. – Он успокаивается. – Договорились? Все будет хорошо. – Его неуверенная улыбка ранит мне сердце, и оно словно забывает о том, что ему положено все время стучать.

– Ладно, – говорю я, но не сразу, мне требуется некоторое время, чтобы ко мне вернулась способность произносить слова. – Конечно, договорились, но…

Дверь открывается, и на пороге появляются Соня и Сара. Они уже собираются войти в комнату, но тут же застывают на месте, не сводя глаз с двух прижавшихся друг к другу тел.

– Ой! – восклицает Сара.

– Хм… – Соня опускает взгляд.

Адам едва слышно ругается.

– Мы можем прийти позже, – хором выпаливают близнецы.

Они собираются выйти, но я их останавливаю. Я не могу прогнать девушек из их же собственной комнаты.

Я прошу их остаться.

Они спрашивают, точно ли я в этом уверена.

Я быстро смотрю на Адама и понимаю, что буду жалеть о каждом потерянном моменте, который мы могли бы провести с ним вдвоем, но мне также известно и то, что я не могу пользоваться добротой своих соседок по комнате. Это их личное пространство, да и время близится к отбою. Не могут же они сейчас просто так бродить по коридорам.

Адам на меня больше не смотрит, но в то же время и не отпускает меня. Я нагибаюсь и чуть касаюсь губами его груди слева, там, где бьется его сердце. Наконец мы встречаемся взглядом. Он вымученно улыбается.

– Я люблю тебя, – говорю я ему, но так тихо, что эти слова слышит только он один.

Он нервно выдыхает. Потом шепчет: «Ты ничего не понимаешь», – и после этого отстраняется от меня. Поворачивается на одном каблуке. Направляется к двери.

Я чувствую, как пульс бьется у меня прямо в горле.

Девушки внимательно смотрят на меня. Они озабочены.

Соня хочет что-то сказать, но в этот момент

выключатель

щелкает,

вспышка,

и свет гаснет.