Онлайн чтение книги Вилла на холме Up at the Villa
Глава 9

Беседа с Эдгаром крайне утомила Мэри. Две последние ночи она так по-настоящему и не отдыхала и теперь, убаюканная шелковой гладкостью летнего воздуха и приятным для слуха однообразным стрекотанием цикад — единственным нарушавшим тишину звуком, — задремала. Час спустя она проснулась и почувствовала, что к ней вернулись силы. Она побродила по старому саду; потом ей захотелось посидеть на террасе и полюбоваться открывавшимся оттуда видом на город, который особенно живописно должен был выглядеть сейчас, при свете угасавшего дневного светила. Когда она приблизилась к дому, навстречу ей вышел Чиро, слуга.

— Синьора, вам звонит синьор Роландо, — сказал он.

— Спросите, что он хочет мне передать.

— Он хочет поговорить с вами, синьора.

Мэри едва заметно пожала плечами. Именно сейчас ей вовсе не хотелось беседовать с Роули; однако потом ей пришло в голову, что он, быть может, намеревается что-то ей сообщить. Ее не оставляла мысль о бедном юноше, чье тело лежало на склоне холма. Она подошла к телефону.

— У вас лед дома есть? — спросил Роули.

— Вы что, звоните мне только для того, чтобы это выяснить? — холодно отозвалась молодая женщина.

— Не только. Хочу спросить вас также, есть ли у вас джин и вермут.

— Больше вам ничего не надо?

— Конечно, надо. Хочу узнать, не угостите ли вы меня коктейлем, если я сяду в такси и пожалую к вам.

— У меня полно дел.

— Вот и отлично. Я приеду и помогу вам.

Раздраженно передернув плечами, Мэри велела Чиро приготовить все необходимое для коктейля и прошла на террасу. Ей не терпелось как можно скорее покинуть Флоренцию. Теперь она ненавидела этот город, однако ей не хотелось, чтобы ее отъезд породил массу толков. Что ж, может быть, и неплохо, что сейчас приедет Роули — она попросит у него совета. В сущности, как нелепо, подумала она, что приходится так надеяться на человека, слывущего самим воплощением ненадежности.

Через четверть часа появился Роули. Когда он шел к ней по террасе, Мэри отметила, какой контраст составляют они с Эдгаром. Последний, невзирая на свой высокий рост и худобу, имел весьма элегантный вид, держался с прирожденным достоинством и уверенностью, — как человек, за много лет привыкший, что окружающие ему повинуются. Заметив его в толпе, каждый сразу же спросил бы, кто этот человек с волевым лицом и властными манерами? Роули же, коренастый и невысокий, носивший свои костюмы так, как будто то были какие-то робы, шел к ней сейчас по террасе, как всегда сутулясь и засунув руки в карманы; веселый и беззаботный, он двигался с какой-то дерзкой медлительностью, и Мэри вынуждена была признать, что в нем все же было нечто привлекательное. Его вечная улыбка и читавшаяся в серых глазах добродушная насмешливость не позволяли, конечно, воспринимать этого человека всерьез, но с ним, по крайней мере, легко было общаться. Мэри внезапно пришло в голову, что, невзирая на все его недостатки (и не учитывая оказанную им ей большую услугу), она чувствовала себя с ним свободно и непринужденно. В его присутствии можно было держаться естественно, не было нужды кого-то из себя строить — прежде всего по той причине, что он сразу почувствовал бы притворство и тотчас над нею бы посмеялся, и еще потому, что сам он никогда никого из себя не строил.

Роули смешал коктейль, залпом осушил стакан и удобно устроился в глубоком кресле. Потом он бросил на Мэри озорной взгляд.

— Ну что, дорогая, столп империи вас отверг?

— Как вы узнали? — тут же спросила она.

— Простейший логический вывод. Вернувшись в отель, он поинтересовался расписанием поездов и, когда узнал, что может успеть на вечерний экспресс, следующий из Рима в Париж, заказал такси, чтобы ехать в Пизу. Ну, я и догадался, что, если бы не подобная встряска, вряд ли он отбыл бы так поспешно. Говорил же я вам: глупо с вашей стороны было все ему выбалтывать. Трудно ведь ожидать от подобного человека, что он переварит подобную историю.

Коль скоро Роули отнесся ко всему этому так легкомысленно, ей не было смысла делать из этого трагедию. Так что Мэри сказала с улыбкой:

— Он вел себя очень достойно.

— Еще бы! Не сомневаюсь, он держался как истинный джентльмен.

— Он и есть истинный джентльмен.

— Куда мне до него! Я ведь джентльмен по рождению, а не по натуре.

— Ну, мне можете об этом не говорить, Роули.

— Надеюсь, вас все это не очень расстроило, а?

— Меня? Да нет. Хотите верьте, хотите нет, но дело в том, что, пока мы с ним обсуждали случившееся во всех подробностях, мне стало ясно, что никакие мирские блага не соблазнят меня выйти за этого человека.

— Что ж, вы легко отделались. Я не пытался вас отговаривать — вы ведь так настроились выйти за него замуж. Но теперь скажу: с ним вы бы умерли со скуки. Я неплохо знаю женщин и вижу, что вы не из тех, кто может позволить себе быть женой столпа империи.

— Он незаурядный человек, Роули.

— Я прекрасно знаю, кто он такой. Это человек, старательно изображающий незаурядность. Вот что его от всех отличает. Он всю жизнь играет одну роль, ну, скажем, как Чарли Чаплин всю жизнь играет самого себя.

— Я хочу уехать отсюда, Роули.

— Не вижу причин, почему бы вам этого не сделать. Перемена обстановки вам не повредит.

— Вы были так добры ко мне! Я буду очень без вас скучать.

— Да, но мы же, по-моему, будем теперь видеться часто.

— Почему вы так думаете?

— Ну, потому что вам теперь, насколько я понимаю, остается лишь выйти за меня замуж.

Она наклонилась вперед и удивленно воззрилась па него.

— Что вы имеете в виду?

— Со вчерашнего вечера, конечно, столько всего случилось, и у вас, должно быть, вылетело из головы, что я предложил вам руку и сердце. Не думайте, что я воспринял вчерашний ваш отказ как окончательный. Пока что все женщины, которым я делал подобные предложения, соглашались.

— Мне казалось, вы шутите. Не может быть, что вы на самом деле хотите именно сейчас на мне жениться.

Роули откинулся назад в кресле и затянулся сигаретой; на устах его появилась добродушная улыбка, в глазах блеснул веселый огонек. Заговорил же он таким небрежным тоном, что трудно было отнестись к его словам иначе чем к гаерничанью.

— Видите ли, дорогая, преимущество мое в том, что я человек непутевый. Многие пытаются стыдить меня за мои поступки; осмелюсь сказать, что они правы. Хотя не думаю, что я причинил так уж много вреда — женщины меня любят, я же влюбчив от природы, так что все обычно происходит как-то само собой. Тем не менее я никогда не присваивал себе права упрекать других людей за их проступки. Мне даже и в голову такое не приходило. Мой девиз: живи сам и давай жить другим. Видите ли, я отнюдь не столп империи, не политический деятель с несгибаемой волей и незапятнанной репутацией; я просто легкий в общении человек, материально обеспеченный и ненавидящий скуку. Вы скажете, я просто бабник и лентяй. Что ж, почему бы мне не исправиться? Я получил в наследство поместье в Кении; управляющего я как раз увольняю, поскольку от него больше вреда, чем пользы. Думаю, неплохо было бы мне отправиться туда и взяться за дело самому. Кто знает, может быть, мне пора остепениться? Да и вам, надеюсь, в Кении понравится.

Он на минуту умолк, ожидая ее ответа, но она так ничего и не сказала. Он так ее удивил, все сказанное им было до такой степени неожиданным, что Мэри была в состоянии лишь тупо смотреть на него, как будто ничего не поняла. Роули продолжал говорить, слегка растягивая слова, словно желал подать сказанное в смешном виде и развеселить ее.

— Знаете, когда вы заявили мне, что я хочу лишь завести с вами интрижку, вы угадали — сперва так оно и было. А что, почему бы и нет? Вы так соблазнительна! Я был бы каким-то бесчувственным чурбаном, если бы у меня не возникло подобное желание. Однако на следующий вечер, когда вы подвезли меня до отеля, я услышал от вас нечто такое, что тронуло мое сердце. Я понял тогда, как вы добры и отзывчивы.

— С тех пор много воды утекло.

— Да, знаю. Рискну сказать вам даже, что был такой момент, когда я очень на вас рассердился.

Она взглянула на него из-под своих длинных ресниц.

— Поэтому вы и дали мне пощечину?

— Вы имеете в виду тот момент, когда вы вышли из машины? У вас началась истерика, и я ударил вас, чтобы ее прекратить.

— Вы причинили мне боль.

— Я этого и хотел.

Мэри потупила взор. Ей вспомнилось, как Эдгар побледнел от муки, услышав, что произошло между нею и тем несчастным молодым человеком. Эдгар был просто ошеломлен, но она понимала: больнее всего ранило его то, что она позволила себе запятнать свою так ценимую им безупречную чистоту — он ведь любил не женщину, какой она была сейчас, а все ту же прелестную простодушную маленькую девочку, которой дарил когда-то шоколадки и которая в детском неведении его обожала. Со стороны Роули в тот момент последовала та же реакция. Именно ревность обманувшегося в своих ожиданиях самца заставила его дать ей ту злополучную пощечину. Как ни странно, Мэри, осознав это, ощутила немалую гордость. Она не смогла удержаться и бросила на Роули взгляд, выдававший, что она вот-вот улыбнется. Роули тоже посмотрел на нее.

— Однако я больше на вас не сержусь, — продолжал он. — Видите ли, вы подкупили меня тем, что обратились ко мне за помощью, когда попали в переплет, и еще тем, как вы держались. Признаюсь, был момент, когда запахло жареным; вы же сумели удержать в узде ваши нервы, и это понравилось мне тоже. Конечно, до этого вы вели себя как совершеннейшая дура. Но все это показало, что у вас великодушное сердце, что, по правде говоря, не так уж часто встречается у женщин. Так что, Мэри, я по уши в вас влюблен.

— Странные люди эти мужчины, — вздохнула она. — Вы с Эдгаром оба придаете такое значение чему-то совершенно несущественному. Тогда как на самом деле важно лишь одно — что этот бедный, всеми покинутый юноша по моей вине лежит сейчас где-то на склоне холма, под открытым небом, и тело его даже не предано земле. Вот что гнетет мое сердце.

— Ему теперь все равно, где лежать, — что там, что на кладбище. Своими терзаниями вы не вернете его к жизни, которой он так и не смог найти достойного применения. Кем он, в сущности, для вас был? Никем. Встреться он вам завтра на улице, вы бы его даже не узнали. «Пусть в мыслях ваших не будет фальши» — так, кажется, говорил доктор Джонсон?[12] Джонсон Сэмюэл (1709–1784) — английский литератор (критик, эссеист), биография которого, написанная его другом Дж. Босуэллом, является классической в этом жанре. Чертовски хороший совет.

Мэри в изумлении широко раскрыла глаза.

— Великий Боже, вы-то откуда знаете о докторе Джонсоне?

— Порою на досуге я много читаю, а в жизни моей досуга, как вы знаете, хватает. Старина Сэм Джонсон — один из моих любимцев. У него бездна здравого смысла, и потом, он неплохо разбирается в человеческой натуре.

— Прямо не знаешь, чего от вас ожидать, Роули. Никогда не думала, что вы читаете что-нибудь, кроме спортивных новостей.

— Просто я не все свои богатства выставляю на витрину, — усмехнулся он. — Думаю, если вы за меня выйдете, вам будет не так скучно, как, может быть, вам кажется.

Тут она улыбнулась — ей пришла в голову озорная мысль.

— Как же мне тогда заставить вас хоть отчасти хранить мне верность?

— Ну, это уж будет зависеть от вас. Говорят, женщине обязательно надо чем-то заниматься. Вот и займетесь в Кении охраной моей нравственности.

Мэри посмотрела на него задумчиво.

— Почему вам так непременно хочется брать на себя все эти хлопоты с устройством брака? Если вы действительно меня любите, как вы говорите, то я была бы не против отправиться с вами путешествовать. Мы могли бы, например, проехаться на машине по Провансу.

— Это, конечно, идея. Но только весьма дурного свойства.

— Не вижу смысла в том, чтобы превращать хорошего друга в равнодушного супруга.

— Хорошенькие вещи иной раз слышишь от порядочных женщин.

— Не такая уж я порядочная. После того, что было, я о себе крайне низкого мнения.

— Ну и зря. Если у вас формируется комплекс неполноценности, придется мне задать вам такую трепку, чтобы вы запомнили ее надолго. Нет, дорогая моя, или брак — или ничего. Хочу закрепить вас за собою навсегда.

— Но я же не люблю вас, Роули.

— Вчера вечером я говорил вам: если дадите себе хоть малейший шанс, то полюбите.

Молодая женщина с сомнением смотрела на него, потом вдруг на устах ее проглянула застенчивая, хотя и немного лукавая улыбка.

— Как будет удивительно, если вы окажетесь правы, — едва слышно заговорила она. — Когда вчера ночью эти пьянчуги проезжали мимо нас и вы обняли меня и поцеловали, я не могла бы утверждать, что это… м-м… было мне неприятно.

Роули вдруг громко засмеялся, вскочил, взял Мэри за руки и заставил ее встать с кресла. Обхватив ее стан, он нежно поцеловал ее в губы.

— Итак, жду вашего ответа, — напомнил он.

— Что ж, если вы так хотите на мне жениться… Но мы с вами ужасно рискуем!

— Дорогая, как же можно жить — и не рисковать?!