Онлайн чтение книги Утерянная Книга В. The Book of V.
Вашингтон. Одним миром мазаны

Сумерки. Невероятно теплый ноябрь. Сенатор с супругой на ступеньках у парадного входа приветствуют гостей: поцелуи, рукопожатия, приглашения проходить – мужчинам на первый этаж, женщинам наверх. Похоже, никто не возражает и даже не удивляется новшеству, хоть об этом сложно судить, имея дело со светской публикой, – невозможно понять, что они на самом деле думают.

На северную часть Дамбартон-стрит потихоньку спускается тьма. Ви рассматривает напудренные лица дам в фиолетовых сумерках, и душа ее снова уходит в пятки. После внезапного порыва с пуговицами она испугалась и в последний момент повязала на шею белый платок. Ви слышит собственный голос: «Здравствуйте, добрый вечер, здравствуйте», – и сердце словно падает вниз, еще глубже, чем раньше. Вот-вот начнется ее женская группа; все, наверное, уже собираются и крепко обнимают друг друга. Никаких натянутых улыбок, залитых лаком причесок, узких туфель и болтовни ни о чем, лишь глубокие беседы о важном, о самореализации. Там Ви рукоплескали бы за выходку с пуговицами и поморщились бы, расскажи она о женщинах с нынешней вечеринки.

Но вскоре она обо всем забывает. Приветствия окончены, Алекс устремляется за Чемоданником. Заметил ли он пуговицы? Ви идет наверх – напитки льются рекой, гостиная задрапирована и украшена цветами, трио музыкантов играет джаз, а златовласые официанты разносят на золотых подносах джин с тоником и пунш.

Спустя полчаса Ви плывет по залу и чувствует себя прекрасно. Вечеринка выходит еще грандиозней, чем она ожидала, женщины курят и кружат друг против друга, как боксеры на ринге. Кажется, даже платья в этот раз короче, чем раньше, а одна женщина – жена конгрессмена из Далласа – и вовсе в брючном костюме, под которым новомодное белье. Туфли у нее на высоченных каблуках, хотя и без них она ростом с мужчину, а костюм просто невероятен. Один его вид раскрепощает. Ви стягивает платок, повязывает на изогнутый светильник, и вот уже банальный предмет интерьера обрел экзотический вид, а Ви снова обрела могущество. Царица! Она берет прикуренную сигарету из чьих-то рук и осваивается в новой реальности, пользуясь ролью хозяйки и нигде надолго не останавливаясь. Как только Ви наскучивает беседа, она извиняется и движется дальше. Златовласый юноша забирает из ее рук пустой бокал и протягивает новый, Ви делает большой глоток и смеется вслух, а чуть позже оказывается, что она слушает разговор про Поправку о равных правах. Разговор идет не о том, включат ли ее в Конституцию, это тема для мужчин, хотя чей-то муж слышал, что штат Мэн примет ее следующим. Всех интересует, изменит ли поправка что-нибудь реально. Одна женщина заявляет, что решение Верховного суда по делу Роу против Уэйда намного более значимо, а поправка – одна видимость. Другая возражает, что для начала и это неплохо, а третья утверждает, что изменения «для вида», наоборот, задабривают протестующих и мешают прогрессу. Ви плывет дальше, купаясь в веселье. Тут дело не только в джине, думает она, хотя на секунду ей приходится остановиться и опереться на оказавшийся поблизости стул. Это оттого, что они все спорят. Язвят и подначивают друг друга, а дымящиеся сигареты окутывают гостиную клубами дыма. Здесь мое место, думает Ви, а не в женской группе с их беседами в круге, красным вином и лицами без косметики. Сейчас участницы группы кажутся ей такими же далекими, глупыми, как их наряды, и слабенькими, как их самокрутки с травой. Еще и некрасивыми. Ви проходит мимо двух женщин, увлеченных жаркой беседой, и вспоминает, как познакомилась с ними на званом завтраке Клуба жен сенаторов. Ви было двадцать пять, они немногим старше, но вели себя так же робко. Все время просидели, не сказав ни слова, будто куклы. А теперь без стеснения пританцовывают под музыку и спорят, перекрикивая ее.

Они восхитительны – жены политиков и больших начальников, тигрицы, которые не боятся громко заявить, когда не согласны с собеседницами. Не щадят ничьих чувств и откровенно наслаждаются властью и умением дергать за ниточки повелителей свободного мира. Ведь и бабушка Ви была женой губернатора, а мать – женой сенатора, и сама Ви – жена сенатора. Так с чего она решила, что может быть другой? Она переходит от одной группы спорщиц к другой в клубах дыма, гордости и самодовольства, думая (возможно, вслух): «Ты только взгляни на них!» Они не просиживают на диванах с болтовней о свободе. Они уже свободны, и Ви – одна из них.

* * *

Внезапно настроение меняется. У Ви сосет под ложечкой от голода. Мысли путаются: «Джин для восторга, еда для удовольствия, а дети для…» Где же официанты с их золотыми волосами и подносами? Кое-кто из дам уже пустился в пляс, но Ви не может – слишком хочется есть, или она пьяна, гостиная начинает казаться тесной. Низ живота сводит судорогой, и вновь становится страшно. Дама, прокомментировавшая дело Роу против Уэйда, была права. Ви знает двух женщин, которые смогли сделать аборт в этом году, и не тайком в гостиничном номере или в Нью-Йорке (где аборт легален), а у врача. Одна из них – жена конгрессмена, вторая – из женской группы. Впрочем, для Ви дело не в законности. А в том, что она себе такого не позволит. У нее есть муж, средства и здоровье. Ни единой уважительной причины.

За барной стойкой звенит разбитое стекло, бежит официант, но без подноса с едой. Ви растерянно смотрит по сторонам. Ее взгляд задерживается на заду официанта, проносящегося мимо. Ви вот-вот потеряет сознание, с трудом пришла в себя. Позже, когда протрезвеет, надо будет написать Розмари и в красках изложить сегодняшний вечер.

– Здравствуйте.

Ви оборачивается, улыбаясь. Перед ней стоит жена президента чемоданной фирмы, того самого, в чьих руках судьба Алекса. Ви улыбается шире и с ужасом осознаёт, что забыла имя собеседницы. Они даже репетировали с Алексом. Марк Фиорелли с супругой Как-ее-там… Хрупкая женщина в синем платье, пышная прическа как блестящий шлем. Ви пожимает узкую ладонь, так и не вспомнив имени, улыбается как можно шире, надеясь про себя, что со стороны это похоже на приветливую улыбку, а не на голодный оскал.

– Большое спасибо, что пришли! – восклицает Ви.

– Мы не могли пропустить такое событие! – кричит в ответ безымянная жена. – Поздравляю с поправкой!

– Да! – Ви с возгласом поднимает бокал.

Они чокаются, Ви делает глоток, пытаясь сосредоточиться на жене – та явно изучила программу Алекса. В то же время краем глаза Ви отчаянно ищет официанта с закусками.

– Спасибо, мой муж придает огромное значение равноправию. Он на все готов…

Мимо проплывает поднос с едой. Ви бросается к нему. Тарталетки с айвой. Хватает одну, вторую.

– …ради женщин, – продолжает она, пытаясь говорить, улыбаться и жевать одновременно. – Ну, вы понимаете. Ради нас он на все готов.

– М-м-м, – отвечает жена Чемоданника.

Ви чувствует всплеск злости. Почему эта пигалица не представилась? На вечеринках все только и делают, что твердят свое имя, так принято. Кто-то забыл, кто-то пьян. Надо играть по правилам! Но у этой дамочки, похоже, свои правила. Ви открывает рот, собираясь спросить собеседницу о семейных делах. Она почти уверена, что у них с Чемоданником трое детей. Или двое?.. Потом вспоминает правило, которому научила ее мать: «Политическое прежде личного». Если начать расспрашивать про детишек и собачек, собеседник решит, что ему заговаривают зубы, и заподозрит неискренность. Лучше сразу перейти к делу, раскрыть намерения, и тогда поверят, что ты не только политической возней занята. Мама ужасно гордилась этой своей придумкой из разряда «психологии навыворот».

Ви знаком подзывает мальчика с тарталетками (нарушая очередное мамино правило: не есть на собственных приемах) и говорит жене Чемоданника:

– Я слышала, ваш супруг теперь в раздумьях?

Взгляд собеседницы становится жестким.

– Не о чем раздумывать.

Она говорит тише, так что Ви приходится наклониться к ней, чтобы расслышать.

– Есть прекрасный кандидат, очень перспективный, из Вестерли…

– Многообещающе, – резко произносит Ви и хватает с подноса очередную тарталетку. Чувство голода отступило, и даже мысли прояснились. – А почему вы считаете, что он сможет победить?

– Победит, если муж так захочет.

– Понимаю.

Ви останавливает ближайшего официанта и жестом просит салфетку, пользуясь паузой, – что же происходит? Почему эта женщина ей угрожает? Даже если ее муженек и намерен поддержать конкурента, при чем тут Ви? Она медленно промакивает губы и тянет время, обводя взглядом зал. Дама в брюках прислонилась к стене и беседует с женой конгрессмена Хаскелла. Жена посла размахивает сигаретой перед носом жены чина из ООН. Златовласый парнишка наматывает круги с очередной порцией напитков на подносе. Жена Чемоданника совсем умолкла, и Ви решает, что разговор окончен. Она задумывается, как описать диалог в письме к Розмари: «Уж с таких медовых речей начала – и не заметишь, как вляпаешься. “Мы не могли пропустить такое событие!” Фу-у-у!»

Вдруг, не глядя на Ви, женщина говорит:

– Я давно знакома с вашим мужем.

– Вот как? – Ви не удивлена. И Алекс, и женушка эта из Род-Айленда. Штат невелик.

– Вы учились вместе? – спрашивает Ви.

– Нет.

Ви ждет. Женщина безучастно смотрит по сторонам. «Ясно… значит, интрижка», – думает Ви. Ну и что? Она прекрасно знает, что у Алекса были другие девушки до нее. Узнай она даже, что у него есть любовница, не особенно удивилась бы. Обидно, конечно, – но что толку разыгрывать невинность, она прекрасно знала: ему даже по статусу положено. Отец Ви крутил романы на стороне. Да и дед, наверное.

– Ну, что ж, – говорит Ви. – Приятно было с вами поболтать…

– Поправка – невеликий труд, знаете ли.

– Что, простите?

– Поправка. Невелик труд. – Женщина чеканит слова, словно пытается прорезать зубами воздух, и тут Ви понимает – то, что она приняла за скептицизм, на самом деле враждебность.

– Не понимаю, о чем вы, – говорит Ви. – Это конституционная поправка.

– Да-да. Клочок бумаги.

Ви растерянна. Все доводы, услышанные ею раньше, кажутся фальшивыми. Она замечает, как женщина в брючном костюме сползает по стене, а жена Хаскелла склоняется над ней, и они сливаются в поцелуе. Ви почти уверена, что это поцелуй. Мимолетный. Страстным его не назовешь. Но и простым приветствием тоже. Их тела почти касались друг друга… В висках у Ви стучит кровь. Миниатюрная жена Чемоданника сверлит ее гневным взглядом. «Ты – хозяйка дома, можешь отлучиться под предлогом», – напоминает себе Ви.

– Простите, мне…

Женщина хватает ее за руку:

– Скажем так, ваш муж… тогда, давно… ну, когда мы знали друг друга. – Она сильнее сжимает руку Ви. – Он не был джентльменом.

* * *

Ви и понятия не имела, что в это самое время внизу, беседуя с президентом чемоданной компании, ее сенатор имеет бледный вид. Алекс угощал его сигарами, то и дело подливал ему «Гленливет» тридцатилетней выдержки и без устали щелкал пальцами златовласым официанткам, чтобы поднесли еще гребешков. Он убалтывал Марка Фиорелли уже без малого час, но тот так и оставался холоден, за все время двух слов не проронил. Алекс превосходит его во всем: подтянут, в то время как у Фиорелли наметилось пузико; Алекс наполовину «белая кость», наполовину ирландец, Фи-орелли же – полуирландец, полуитальянец; Алекс уже в Сенате США, а у Фиорелли всего лишь один президентский срок в Торговой палате города Провиденс и прилегающих территорий. В самом маленьком штате страны. Да и лысеет по-идиотски – начиная с макушки, хотя даже челка еще на месте. От этого он смахивает на монаха. Но именно Алекс вынужден подлизываться к этому типу, как будто тот не чемоданы продает, а жизненно важные лекарства. Как будто его двести подчиненных кормят всю страну. Сенатор настолько жалок, что сам себе отвратителен. Он никогда не позволял себе быть жалким! Даже когда Ви сказала, что принимает таблетки, он не подал вида, скрыл от нее, как изумлен. Разумеется, он обижен, но какой прок в обидах? Позволишь чувствам взять верх – не сможешь действовать, забудешь, что главное – победить.

Алекс переходит к новой стратегии:

– А расширяться не думаете? Знаете старые фабричные здания в Потакете? Бесплатно, конечно, не обещаю, но могу поговорить с…

– Давайте-ка начистоту. – Фиорелли оживает. Обвисшие щеки багровеют, глаза сужаются. Он кладет руку Алексу на грудь. Алекс стряхивает ее. Фиорелли кладет ее на то же место. – Вы спали с моей женой.

В груди у Алекса как будто не осталось ни воздуха, ни даже легких. Почему он решил, что Фиорелли зол из-за чего-то другого? Но кто же рассказывает такое мужу…

– Я не…

– А если спросите, она вам скажет, что это было против ее воли.

Официантка останавливается возле них с подносом, и Алексу хочется ее ударить. Не такие уж они хорошенькие, особенно вблизи. У этой толстый слой косметики на лице. В детстве небось страдала от прыщей. Алекс качает головой, и она исчезает… Не помнит он, чтобы жена Чемоданника была против. Миниатюрная блондиночка, красивый маникюр. Диана. Разве она не хотела? Она и вполовину не так красива, как Ви, даже не симпатичная. Но с Ви он тогда не был знаком. Диана же сама пришла к нему в номер тогда, в отеле. Разве это называется против воли?

– Я не понимаю, что вы…

– Так. – Фиорелли стоит вплотную к Алексу, тыча пальцем ему в нос. – Хватит с меня этого дерьма. Никогда я не лез в политику. И старик мой не лез, да и дед тоже. Не нашего ума дело. А теперь вот полез. И всем неймется узнать, чего мне надо, каков мой интерес. А интерес такой: не нравишься ты мне.

* * *

Наверху танцующих становится больше. Одна из женщин сидит у саксофониста на коленях. Ви разлеглась на диване. По ее просьбе принесли еще закусок, она сыта и довольна, желудок набит коктейльными креветками и сырными шариками. Она замечает в поле зрения туфли жены Чемоданника, но не желает поднимать глаза и встречаться с ней взглядом. И что ее зациклило? «Не был джентльменом». Что такого Алекс сделал, пальцем в задницу ей залез? Придушил, пока она его ублажала ртом? Вряд ли что-то, чего он не пробовал с Ви. Бывает, что ей тоже сначала не хочется, а потом нравится. Еще неизвестно, во что эта катавасия выльется для Алекса.

Ви курит, потягивает очередной джин с тоником и болтает ни о чем с женой конгрессмена Флинта. Мужчину в зале она замечает, только когда глава администрации Алекса опускается на колено и наклоняется к ней.

– Миссис Кент? – говорит он вполголоса.

Неожиданно для самой себя Ви понимает, что ущипнула его за щеку.

– Да, Хамп?

«Ему уже тридцать, а значит, он старше, но до чего же хорошенький, – думает она внезапно. – Блондин, веснушки… Что за прелесть! Хамп. А полностью – Хамфри Самнер Третий».

– Миссис Кент, сенатор имеет честь пригласить вас.

– Как формально! – смеется Ви.

– Так он просил сказать.

– Я полагаю, он имеет честь пригласить нас всех? – отвечает она иронично, с легким британским акцентом, и хихикает. – Всех дам?

– Только вас, миссис Кент.

Ви протягивает ему сигарету.

– Ну, так! – восклицает она, поднимаясь с дивана. На мгновение замирает (кружится голова), потом видит, что на нее уставилась жена Чемодан-ника, и выпрямляется. – Это, пожалуй, любопытно. – Собственный голос слышится ей будто со стороны. – Так.

И еще раз:

– Так.

«Так, так, так», – говаривала ее бабушка, когда хлопотала по дому, заправляла кровати или готовила ужин. А позже, постарев, – пока искала забытые вещи, не желая признавать, что забыла, где они. «Так» – слово, на которое можно опереться. А мать Ви вместо этого напевала, без слов: «М-м-м». Присев перед холодильником, чтобы достать овощи или поднимаясь после «М-м-м». Будто это помогало управиться с делами.

Ви отдает свой бокал миссис Флинт.

– Так. – Встречается глазами с женой Чемодан-ника и, осмелев, пересекает гостиную горделивой поступью.

– Иду! – объявляет Ви. – Дамы, пожелайте мне удачи! Если не вернусь через час, обещайте, что придете меня спасать.