Онлайн чтение книги В логове львов Lie Down with Lions
Глава вторая

Жан-Пьер склонился через стол в кафетерии и устремил на сидевшую перед ним брюнетку полный сочувствия взгляд.

– Думаю, мне понятны твои чувства, – сказал он с теплотой в голосе. – Помню, какую глубокую депрессию переживал сам к концу первого года учебы на медицинском факультете. Ощущение создавалось такое, что тебе дали больше информации, чем способен усвоить мозг обыкновенного человека, и ты не знал, как справиться с ней, когда наступит время экзаменов.

– Это очень точно замечено. Как раз про меня, – сказала она, энергично кивая.

Девушка готова была разрыдаться.

– Но признак хороший, – ободрил ее собеседник. – Я хочу сказать, что ты одна из лучших на курсе. А именно тот, кто совсем не волнуется, в результате провалится.

Ее карие глаза теперь увлажнились от благодарности к нему.

– Ты действительно так считаешь?

– Я в этом твердо уверен.

Она посмотрела на него с обожанием. Ты скорее съела бы сейчас меня самого, а не свой обед, верно? – подумал он. Она чуть подвинулась на стуле, и воротник ее свитера неожиданно распахнулся, приоткрыв верхние кружева на ее бюстгальтере. На мгновение Жан-Пьер почувствовал проблеск вожделения. В восточном крыле больницы располагалась бельевая кладовка, куда никто не заглядывал после половины десятого утра. И Жан-Пьер уже не раз пользовался этим. Дверь можно было запереть изнутри и завалиться на мягкую груду чистых простыней…

Брюнетка вздохнула, подцепила вилкой кусочек мяса, сунула в рот и принялась пережевывать. Жан-Пьер сразу потерял к ней всякий интерес. Он терпеть не мог наблюдать, как другие едят. И вообще он сейчас устроил себе своего рода разминку для мускулов, чтобы проверить, способен ли по-прежнему соблазнить почти любую девицу: но доводить дело до конца не входило в его планы. Она была хорошенькая, с вьющимися волосами и с теплым оттенком кожи уроженки побережья Средиземного моря. Стройная фигурка, роскошное тело. Но в последнее время у Жан-Пьера совершенно пропало желание одерживать легкие победы над слабым полом. Единственной девушкой, по-настоящему интересовавшей его, была Джейн Ламберт, но она не позволяла ему даже поцеловать себя.

Он отвел взгляд от брюнетки и рассеянно оглядел зал больничного кафетерия. И не увидел ни одного знакомого лица. Заведение почти пустовало. Он решил пообедать пораньше, поскольку ему досталась в тот день утренняя смена.

Прошло шесть месяцев с тех пор, как он впервые увидел поразительно красивое лицо Джейн в дальнем конце заполненной людьми комнаты во время приема с коктейлями, устроенного в ознаменование выхода в свет новой книги по гинекологии, написанной феминистками. Он еще поделился с ней тогда мыслью, что не бывает феминистской медицины. Существовала лишь хорошая медицина и плохая. Она возразила, что нет такой науки, как христианская математика, и все же понадобился церковный еретик Галилео, чтобы доказать факт вращения Земли вокруг Солнца. «А ведь вы правы!» – воскликнул Жан-Пьер, совершенно обезоружив ее своим простодушным признанием, и так они стали друзьями.

Вот только к его мужским чарам она оказалась невосприимчива, словно не замечала их. Он ей нравился, но она хранила привязанность к своему американцу, хотя Эллис был значительно старше нее. И странным образом это делало ее еще более привлекательной для Жан-Пьера. Если бы только Эллиса можно было убрать со сцены. Попал бы он под автобус, что ли, или как-то иначе самоустранился… В последнее время сопротивление Джейн начало постепенно ослабевать. Или он всего лишь выдавал желаемое за действительное?

Брюнетка спросила:

– А правда, что ты на два года отправляешься в Афганистан?

– Правда.

– Почему?

– Наверное, потому, что верю в концепцию свободы. И еще: я получил такое блестящее образование и накопил бесценный опыт не для того только, чтобы делать коронарное шунтирование ожиревшим бизнесменам.

Ложь слетала с его губ почти бессознательно.

– Но зачем на целых два года? Обычно специалисты проводят там три или шесть месяцев. Год – максимум. Два года кажутся целой вечностью.

– Неужели? – Жан-Пьер иронично усмехнулся. – Понимаешь, трудно добиться чего-то по-настоящему важного за небольшой период времени. Идея отправлять туда врачей в короткие командировки в высшей степени неэффективна. На самом деле повстанцы нуждаются в постоянной медицинской помощи, в больнице, которая будет находиться в одном и том же месте, а ее персонал не станет то и дело меняться. По крайней мере его костяк. А при нынешнем положении дел люди там не знают, куда им отправлять своих больных и раненых, они не соблюдают рекомендации медиков, потому что знают их недостаточно долго для доверительных отношений, и никто не уделяет внимания медицинскому просвещению населения. При этом расходы на доставку добровольцев в страну и возвращение на родину делают подобные «бесплатные» услуги достаточно дорогими.

Жан-Пьер вложил столько напускной страсти в эту речь, что почти поверил сам себе. Ему пришлось мысленно вспомнить подлинный мотив поездки в Афганистан и реальную причину, почему ему предстояло задержаться там на два года.

– Кто здесь намеревается лечить людей бесплатно? – Голос донесся из-за спины Жан-Пьера.

Он повернулся и увидел другую пару, несшую подносы с едой: Валери, которая числилась интерном, как и он сам, в компании своего ухажера, рентгенолога. Они уселись за один стол с Жан-Пьером и брюнеткой.

На вопрос Валери ответила брюнетка:

– Жан-Пьер отправляется в Афганистан, чтобы помогать повстанцам.

– Да неужто? – Валери казалась искренне удивленной. – А я слышала, что тебе предложили прекрасную работу в Хьюстоне.

– Я от нее отказался.

Это произвело на Валери впечатление.

– Но почему?

– Я считаю более достойным занятием спасать жизни борцам за свободу, а здоровье техасских миллионеров меня совершенно не волнует. И ничего не меняет в этом мире.

Рентгенолог оказался не настолько поражен решением Жан-Пьера, как его партнерша. Он съел немного картофельного пюре и сказал:

– Разумный ход. Когда вернешься, без проблем получишь ту же работу. Станешь не просто доктором, но еще и героем.

– Ты так к этому относишься? – с холодком спросил Жан-Пьер.

Ему не понравился оборот, который начинал принимать их разговор.

– В прошлом году двое из этой больницы побывали в Афганистане, – продолжал рентгенолог. – Оба получили прекрасные должности по возвращении.

Жан-Пьер снисходительно улыбнулся.

– Что ж, приятно думать, что я буду при хорошей работе, если останусь в живых.

– И это окажется справедливым! – пылко воскликнула брюнетка. – После такого самопожертвования!

– Как относятся к твоему намерению родители? – поинтересовалась Валери.

– Мама его одобряет, – ответил Жан-Пьер.

Разумеется, она полностью его поддерживала: ей нравились герои. Зато Жан-Пьер живо воображал, что сказал бы его отец о молодом враче-идеалисте, отправлявшемся работать на афганских мятежников. Социализм не подразумевает, что каждый волен делать то, что ему заблагорассудится!  – заявил бы он своим хриплым и напористым голосом, слегка раскрасневшись. Кем ты считаешь этих самых «повстанцев»? На самом деле они обыкновенные бандиты, злоупотребляющие послушанием простых крестьян. Все феодальные институты следует ликвидировать, прежде чем восторжествует социализм . И он бы грохнул по столу одним из своих крепких кулаков. Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, а чтобы построить социализм, необходимо крушить головы! Не беспокойся, папочка, я все это прекрасно знаю.

– А мой отец уже умер, – сказал Жан-Пьер вслух. – Но он тоже был борцом за свободу. Сражался в рядах Сопротивления во время войны.

– Чем конкретно он помогал Сопротивлению? – спросил все еще скептически настроенный рентгенолог, но Жан-Пьер уже не удостоил его ответом, потому что увидел, как через кафетерий проходит Рауль Клермон, редактор газеты «Восстание», обильно потевший в воскресном костюме. За каким дьяволом толстяка-журналиста принесло сейчас в больничную столовую?

– Мне нужно с тобой переговорить, – без предисловий начал Рауль.

Он сильно запыхался.

Жан-Пьер жестом указал ему на свободный стул.

– Рауль…

– Это весьма срочно, – оборвал его газетчик, и у него был такой вид, словно он не хотел, чтобы его имя произносили при посторонних.

– Почему бы тебе не пообедать с нами? Потом мы на досуге побеседуем.

– Сожалею, но не могу.

Жан-Пьер различил паническую интонацию в голосе толстяка. Взглянув ему в глаза, он заметил в них умоляющее выражение, просьбу перестать дурачиться. Удивленный, он поднялся из-за стола.

– Хорошо, – сказал он, а чтобы сгладить впечатление чрезмерной тревоги у своих коллег, с шутливой игривостью бросил: – Не трогайте остатки моего обеда. Я скоро вернусь.

Потом под руку с Раулем он вышел из кафетерия.

Жан-Пьер собирался остановиться сразу за дверью и поговорить, но Рауль повел его дальше по коридору.

– Меня послал мсье Леблон, – сказал он.

– Я уже начал догадываться, что он всему причиной, – отозвался Жан-Пьер.

Прошел всего месяц с тех пор, как Рауль познакомил его с Леблоном, который попросил его отправиться в Афганистан под предлогом помощи повстанцам, как другие французские врачи, но на самом деле – чтобы шпионить на русских. Жан-Пьер ощутил гордость и тревогу, но прежде всего – приятное возбуждение при появлении возможности совершить нечто действительно значительное. Он лишь опасался, что организация, отправлявшая медиков в Афганистан, отвергнет его как коммуниста. Они, конечно, не могли пронюхать, что он являлся полноправным членом партии, а сам он не собирался информировать их об этом, но им могла стать известна его репутация человека, сочувствовавшего коммунистам. Однако в то же время все знали, сколь многие французские коммунисты выступили против советского вторжения в Афганистан. И все же существовала вероятность, что крайне осторожная организация предложит Жан-Пьеру отправиться помогать другим освободительным группировкам, поскольку они посылали врачей в несколько стран. Например, в Сальвадор. Но в итоге все сложилось удачно: «Медики за Свободу» приняли его радушно и без всяких подозрений. Он сообщил хорошие новости Раулю, а тот пообещал ему еще одну встречу с Леблоном. Вероятно, как раз настало для такой встречи самое подходящее время.

– Но зачем такая спешка и паника?

– Он хочет видеть тебя сейчас же.

– Сейчас же? – переспросил Жан-Пьер немного раздраженно. – Но ведь я на дежурстве. Меня ждут пациенты…

– Уверен, о них позаботится кто-нибудь еще.

– Но отчего возникла настолько срочная необходимость? Я ведь уезжаю только через два месяца.

– Речь пойдет не об Афганистане.

– О чем же еще?

– Я не знаю.

Не знаешь? Тогда почему ты так испуган? – гадал про себя Жан-Пьер.

– То есть даже приблизительного представления не имеешь?

– Мне известно только, что Рахми Коскуна арестовали.

– Того турецкого студента?

– Да.

– За что?

– Не знаю.

– И какое отношение его арест имеет ко мне? Я с ним едва знаком.

– Мсье Леблон объяснит.

Жан-Пьер воздел руки протестующим жестом.

– Я не могу просто так взять и уйти отсюда.

– А если ты, скажем, почувствовал недомогание? Проще говоря – заболел? – спросил Рауль.

– Мне необходимо позвонить старшей медсестре, чтобы она вызвала мне замену. Но…

– Так позвони ей.

Они уже почти добрались до выхода из здания больницы, где на стене висело несколько аппаратов для внутренней телефонной связи.

Это может быть проверкой, промелькнула у Жан-Пьера мысль. Проверкой моей преданности делу, чтобы установить, насколько я серьезно настроен и достоин ли исполнения чрезвычайно ответственного задания. И он решил рискнуть вызвать недовольство руководства больницы, сняв трубку одного из телефонов.

– Меня срочно вызвали в связи с внезапной проблемой в семье, – сказал он, когда старшая медсестра ответила. – Прошу вас незамедлительно связаться с доктором Роше.

– Хорошо, сделаю, – спокойно сказала медсестра. – Надеюсь, вы не получили по-настоящему печальных новостей?

– Я вам обо всем расскажу потом, – торопливо заверил он. – До свидания. О! Минуточку! – У него была пациентка, у которой ночью открылось кровотечение. – Каково состояние мадам Ферье?

– Нормальное. Кровотечение остановили, и оно не возобновлялось.

– Прекрасно. Пожалуйста, присматривайте за ней очень внимательно.

– Конечно, доктор.

Жан-Пьер повесил трубку.

– Все в порядке, – сказал он Раулю. – Теперь можем идти.

Они вышли на стоянку и сели в принадлежавшее Раулю «Рено-5». Машина внутри раскалилась от полуденного солнца. Рауль ехал на высокой скорости, но избегал основных магистралей, предпочитая узкие боковые улочки. Жан-Пьер начал нервничать. Он ведь даже не знал в точности, кем был Леблон, но предполагал, что тот так или иначе связан с КГБ. Помимо воли Жан-Пьер задумался, не совершил ли он поступка, способного разгневать столь пугавшую всех спецслужбу, и если да, то какое наказание его может ожидать.

Они уж точно никак не могли узнать о Джейн.

Их совершенно не касалось сделанное ей предложение сопровождать его в Афганистан. В отправлявшейся группе наверняка будет немало других людей. Вероятно, вместе с Жан-Пьером пошлют медсестру-ассистентку. Еще несколько врачей получат назначения в соседние населенные пункты или даже по всей стране. Так почему бы Джейн не оказаться в их числе? Она не имела медицинской квалификации, но могла пройти краткосрочные курсы, а ее большое преимущество состояло в знании фарси – диалекта персидского языка, на котором говорили в тех краях, куда держал путь Жан-Пьер.

Он надеялся, что она согласится, движимая идеализмом и свойственным ей стремлением к увлекательным путешествиям. А еще он питал другую иллюзию: в чужой стране Джейн легко забудет об Эллисе и влюбится в единственного оказавшегося рядом европейца, которым станет, само собой, Жан-Пьер.

Одновременно было нежелательно, чтобы даже в партии узнали о том, почему он именно ее уговорил присоединиться к нему – исключительно по причинам амурного характера. Им не следовало совать нос в его личную жизнь. Их никто не мог информировать о его интимных делишках. По крайней мере, он так считал. Но вдруг все же ошибался? Что, если им обо всем стало известно, и он накликал на себя их злобу?

Не глупи, сказал он потом сам себе. В действительности ты не сделал ничего дурного, а если даже совершил неверный шаг, никакого наказания не последует. Это же реальный КГБ, а не та мифическая организация, которая вселяет ужас в сердца подписчиков журнала «Ридерс дайджест».

Рауль припарковал машину. Они остановились рядом с жилым домом, состоявшим из дорогих апартаментов, на рю де л’Юниверсите. Это было то же место, где Жан-Пьер встречался с Леблоном в прошлый раз. Они выбрались из автомобиля и зашли в здание.

В вестибюле царил сумрак. По лестнице, спиралью уходившей вверх, они поднялись на второй этаж, и Рауль нажал на кнопку звонка. Насколько же изменилась моя жизнь с тех пор, когда я прежде стоял перед этой дверью, подумал Жан-Пьер.

Открыл им сам мсье Леблон. Это был низкорослый, хрупкий, лысеющий мужчина в очках. В пепельно-сером костюме при серебристом галстуке внешне он смахивал на дворецкого. Хозяин провел их в комнату, располагавшуюся в задней части квартиры, где он уже беседовал с Жан-Пьером. Высокие окна и изысканная лепнина на потолке указывали, что когда-то здесь, должно быть, находилась элегантная гостиная, но сейчас на полу лежал нейлоновый ковер, а дешевый конторский письменный стол окружали стулья из пластмассы вульгарного оранжевого цвета.

– Подождите тут недолго, – сказал Леблон.

Его голос был тихим, отрывистым и сухим, как пыль. Легкий, но без труда уловимый акцент наводил на мысль, что его подлинная фамилия вовсе не Леблон. Он вышел через другую дверь.

Жан-Пьер сел на один из пластмассовых стульев. Рауль остался стоять. В этой комнате, вспомнил Жан-Пьер, сухой голос сказал мне: «Вы были ничем не примечательным, но преданным членом партии с самого детства. Ваш характер и история вашей семьи подсказывают, что вы сможете достойно послужить партии на секретной работе».

Надеюсь, я не испортил своей репутации из-за Джейн, подумал он.

Леблон вернулся в сопровождении незнакомого мужчины. Оба задержались на пороге, и Леблон указал на Жан-Пьера. Незнакомец пристально всмотрелся в доктора, словно пытался навсегда запечатлеть в памяти его лицо. Жан-Пьер ответил не менее жестким взглядом. Мужчина выглядел крупным и широкоплечим, как футболист. Его волосы были длинными по бокам головы, но заметно поредели на макушке, а усы он отпустил так, что их концы свисали вниз. Он носил зеленый вельветовый пиджак с разрезами на рукавах. Через несколько секунд он кивнул и удалился. Леблон закрыл за ним дверь и уселся за письменный стол.

– Произошла настоящая катастрофа, – сказал он.

Это не про Джейн, подумал Жан-Пьер. Слава тебе господи!

– В круг ваших друзей сумел проникнуть агент ЦРУ.

– О боже! – воскликнул Жан-Пьер.

– Само по себе это еще не та катастрофа, о которой я веду речь, – раздраженно продолжал Леблон. – Едва ли удивительно, что среди вас затесался американский шпион. В вашем окружении наверняка работают агенты Израиля, Южной Африки, как и спецслужб самой Франции. Чем им еще заниматься, как не проникать в группы молодых политических активистов? Мы тоже имеем своего человека, разумеется.

– Кто же это?

– Вы.

– О! Вот как! – Жан-Пьер был поражен до глубины души. Он сам никогда не считал себя шпионом. Но что еще могла означать формулировка «секретная работа»? – А кто же агент ЦРУ? – спросил он затем с откровенным любопытством.

– Некто Эллис Талер.

Изумление Жан-Пьера оказалось на сей раз настолько сильным, что он невольно вскочил со стула.

– Эллис?!

– Так вы с ним знакомы. Очень хорошо.

– Эллис – агент ЦРУ?

– Сядьте, – невозмутимо сказал Леблон. – Наша проблема не в нем самом, а в том, что он натворил.

Жан-Пьер размышлял. Если Джейн узнает об этом, она бросит Эллиса, как раскаленный кирпич. Позволят ли они ему все ей рассказать? Пусть даже нет. Узнает ли она правду о нем чуть позже? И каким образом? Поверит ли? Станет ли Эллис отрицать свою тайную деятельность?

Леблон продолжал говорить. Жан-Пьеру пришлось не без труда сосредоточиться на его словах.

– Катастрофа заключалась в том, что Эллис поставил ловушку, и в нее угодил некто очень важный для нас.

Жан-Пьер вспомнил, как Рауль упомянул об аресте Рахми Коскуна.

– Рахми действительно настолько важен для нас?

– Это не Рахми.

– Кто же тогда?

– Вам не обязательно знать.

– Тогда зачем вы привезли меня сюда?

– Помолчите и послушайте. – Леблон сказал это настолько жестко, что впервые внушил Жан-Пьеру страх. – Я, разумеется, никогда не встречался с вашим другом Эллисом. К сожалению, Рауль с ним тоже не знаком. А потому мы оба не знаем даже, как он выглядит. Зато вы знаете. Поэтому я и попросил доставить вас сюда. Вам известно, где живет Эллис?

– Да. Он снимает комнату над рестораном на рю де л’Ансьен Комеди.

– Окна комнаты выходят на улицу?

Жан-Пьер нахмурился. Он бывал там всего однажды. Эллис нечасто приглашал к себе гостей.

– Мне кажется, что да, выходят.

– Но вы не уверены?

– Дайте мне подумать.

Он заходил туда как-то вечером вместе с Джейн и еще целой компанией приятелей после показа какого-то фильма в Сорбонне. Эллис угощал всех кофе. Комната была небольшая. Джейн как раз уселась на пол у окна…

– Да. Там одно окно, и оно выходит на улицу. Почему это имеет значение?

– Потому что вы сможете подать сигнал.

– Я? Но зачем? Кому?

Леблон метнул в него свирепый взгляд.

– Простите, – сразу же извинился Жан-Пьер.

Леблон колебался. Затем заговорил снова, и его голос стал еще немного тише, хотя выражение лица оставалось непроницаемым.

– Вам предстоит пройти крещение огнем. Я сожалею о необходимости использовать вас в… подобной акции. Поскольку вы прежде не делали для нас вообще ничего существенного. Но вы знакомы с Эллисом, и сейчас у нас нет больше никого, кто хорошо знал бы его. А то, что мы собираемся предпринять, потеряет всякий смысл, если не сделать этого немедленно. Итак. Слушайте внимательно. Это крайне важно. Вы отправитесь к нему в комнату. Если застанете его дома, вы войдете – придумайте любой предлог. Затем встаньте у окна и покажитесь в него, чтобы вас разглядел Рауль, который будет дежурить на улице.

Рауль вскинулся, уподобившись псу, услышавшему, как люди упоминают в разговоре его кличку.

– А если Эллиса дома не окажется? – спросил Жан-Пьер.

– Поговорите с соседями. Постарайтесь выяснить, куда он отправился и скоро ли вернется. Если он вышел всего на пять минут или даже примерно на час, дождитесь его. И когда он вернется, действуйте, как было сказано: войдите внутрь, приблизьтесь к окну и убедитесь, что Рауль вас увидел. Ваше появление в окне будет означать, что Эллис у себя, а потому, как бы ни развивались события, не подходите к окну, если его там не будет. Это вы усвоили?

– Я знаю теперь, чего вы от меня хотите, – сказал Жан-Пьер. – Не понимаю только, с какой целью.

– Помочь нам идентифицировать Эллиса.

– А когда я вам помогу… Что дальше?

Ответ Леблона превзошел самые смелые ожидания Жан-Пьера и до крайности обрадовал его.

– Мы, конечно же, убьем его.