Онлайн чтение книги В Шотландском замке
ГЛАВА 2

В назначенный день экипаж Ван-дер-Хольма остановился у домика Суровцевых, и Мэри села в него, сопровождаемая изумленными взглядами домашних и скромных обитателей дома.

Мэри была счастлива и спокойна, зная, что семья сыта, печь натоплена и домохозяин не придет оскорблять ее мать и грозить выгнать их на улицу.

Однако, когда она осталась одна на целый день с новым хозяином, сердце ее сжала тоска. Но Ван-дер-Хольм был так спокойно сдержан и вместе с тем так предупредительно вежлив и любезен, что она успокоилась, думая только, чтобы хорошо исполнить свою работу.

Продиктовав несколько писем и затем нечто вроде статьи о сомнамбулизме в состоянии глубокого гипноза, по заметкам из разных тетрадей, Оскар Оттонович сообщил ей о своем намерении издать общедоступный труд по оккультным наукам и неведомым силам природы.

— С этой целью, — добавил он, — я хочу прежде всего подобрать по главам готовый уже, но разбросанный в виде множества заметок, материал. Мы будем также делать выдержки из разных книг, которые я намерен прочесть, а для этого, Мария Михайловна, потрудитесь пройти со мной в библиотеку.

К удивлению Мэри, они направились не в библиотеку около кабинета, а в смежную комнату с противоположной стороны.

Короткий зимний день угасал, уже стемнело и Ван-дер-Хольм зажег электричество. С трусливым любопытством оглядела Мэри странное помещение.

Комната была просторная, а стены уставлены полками с книгами, новыми и старинными. В одном углу помещалась маленькая печь, с ретортами и кубами, наполовину задернутая черной занавесью, а посередине стоял большой круглый стол, заваленный книгами и журналами. Несомненно, что только невропат, подобный странному хозяину дома, мог приятно проводить время среди таких страшных украшений, какие увидела Мэри. У двери в соседнюю комнату стояли два скелета, и блестящая белизна костяков особенно ярко выделялась на черном фоне бархатных портьер. Один из скелетов держал в костлявых руках поднос с графином и стаканом, а второй — фонарь. В пустых глазницах горели красные электрические лампочки, и зловещим пурпуром освещали утопающую в тени часть комнаты.

Хозяин дома, казалось, не замечал панического ужаса, ясно отражавшегося на бледном лице молодой девушки. Он спокойно уселся и стал перелистывать книгу, а Мэри не посмела сделать замечание и молча села. К счастью она была спиной к скелетам, но в ту же минуту снова вздрогнула. Из-под стола появился огромный черный кот и, вскочив на ручку кресла хозяина, уставился на нее своими фосфорически блестевшими глазами.

— Боже мой, какой страшный, злобный взгляд у этого животного, и выражение почти человеческое, — заметила Мэри, невольно отворачиваясь.

На лице Оскара Оттоновича скользнула загадочная усмешка.

— Вы находите? — спросил он, поглаживая кота.

После этого кот вспрыгнул на спинку и там примостился, а Мэри принялась за книгу.

Интерес, возбужденный чтением и усиленный объяснениями Ван-дер-Хольма, так поглотил ее внимание, что она забыла все, возбуждавшее только страх.

В семь часов они перешли в нарядную столовую и сели за стол, накрытый для двоих, уставленный дорогим хрусталем и серебром. Все было превосходно приготовлено, однако, Мэри ела мало.

Неизвестно почему, ее вдруг охватила смутная тоска, лишавшая аппетита.

После обеда возобновилось чтение, а в девять часов лакей доложил, что экипаж подан. На прощание Ван-дер-Хольм передал ей конверт.

— Ваше жалованье. Я плачу всегда вперед, — вежливо пояснил он.

Так однообразно тянулись месяцы, и Мэри понемногу привыкла к странной атмосфере дома: скелеты и даже кот уже не пугали ее, к оккультным же занятиям она пристрастилась и все с большим жаром увлекалась удивительным, открывавшимся перед ней неведомым ранее миром. Мало-помалу она становилась храбрее, а благосклонность Ван-дер-Хольма, его радушие и видимое удовольствие, с которым он развеивал ее сомнения, придавали ей смелость задавать ему вопросы.

Как-то после обеда Ван-дер-Хольм дружески заметил:

— При нашем первом свидании, Мария Михайловна, вы сказали мне, что были свидетельницей интересных оккультных явлений и желали бы иметь им объяснение. Откровенно говоря, мне не хочется сегодня заниматься: Не желаете ли вы рассказать мне, что вы видели, а потом мы это обсудим.

— Очень благодарна вам, — ответила довольная Мэри, и описала происшествие в Вальденбурге: появление чучела тигра, который, полз к ней, рыча и лязгая зубами. А затем рассказала про таинственную смерть Карла и, наконец, появление рыцаря — вестника смерти и несчастья для семьи Козен.

Ван-дер-Хольм слушал весьма заинтересованно, задавая вопросы и, расспрашивал о мельчайших подробностях.

— И вы говорите, что тигр погиб таинственно, убитый словом или взглядом йога? — спросил он.

— Так, по крайней мере, говорил барон, упомянув вместе с тем, что подобное животное приносит счастье тому, кто им владеет.

Ван-дер-Хольм кисло улыбнулся.

— Так полагают, но я думаю, что бывают исключения, — сказал он. — Зельденбургский тигр принадлежит, очевидно, к вампирам низшего разряда.

И он добавил краткое разъяснение о свойствах вампиров, о материализации и т. д., а Мэри с трепетом слушала его. Все, что он рассказывал про общение живых с миром невидимым и о материализации, в связи с тем, что она прочла уже из той же области, будило в ней страстное желание испробовать на деле услышанное. Воспоминание о Заторском все еще тлело в глубине ее сердца, хотя свалившиеся на семью беды, изнурительный труд и разные заботы притупили отчасти это чувство, но все же оно продолжало жить. И вот теперь проснулось стремление: увидеть любимого человека или еще раз услышать его голос, хотя бы из могилы — это все же убедило бы ее, что она не забыта; или повидать горячо любимого отца. Это страстное желание так ясно читалось в ее выразительных глазах, что Ван-дер-Хольм спросил, улыбаясь:

— У вас удивительно красноречивый взгляд и в нем я прочел уже просьбу. Говорите же откровенно. Чем могу я быть вам полезен? Будьте уверены, что если это в пределах моих сил, я с удовольствием исполню ваше желание.

— Вы угадали, Оскар Оттонович, — ответила покрасневшая Мэри. Я хотела бы обратиться к вам с просьбой и боюсь быть нескромной, но ваша доброта поощряет меня. Скажите же мне вы — несомненно очень знающий в магии: можно ли вызвать умерших и материализовать их, как вы говорили и о чем говорится в переписываемых мною трактатах?

— Конечно. И я могу вызывать в случае необходимости.

— Ах! Если вы можете, Оскар Оттонович, то вызовите, пожалуйста, моего несчастного отца, а кроме того еще того, кто был мне дорог и считался моим женихом, но погиб, расплачиваясь за совершенную ошибку.

— В настоящее время я еще слаб, — ответил Ван-дер-Хольм, с минуту подумав, — но я постараюсь исполнить ваше желание и завтра попытаюсь вызвать.

— А кто же будет медиумом? Или у вас уже есть такой?

— Много путей ведут в Рим, мой юный друг, а вызывания при посредстве медиумов являются весьма несовершенным средством, к которому прибегают лишь невежды в магии. Для знающего формулы гораздо лучше сделают все необходимое, не прибегая к жизненной силе живого: тем более, что последнее средство дает лишь несовершенную материализацию. Только предупредите завтра вашу матушку, что вернетесь позже обыкновенного.

На следующий день они работали как всегда, но Мэри чувствовала тяжесть во всем теле, а после обеда у нее дважды было головокружение.

— Вам нездоровится, Мария Михайловна, и ожидание волнует вас, но так как мне не хотелось бы лишать вас обещанного вызывания, то советую слегка отдохнуть; — дружески сказал Ван-дер-Хольм. — Идите в гостиную подле столовой, лягте на диван и полежите спокойно: это успокаивает нервы и облегчает голову. В свое время я за вами пришлю.

Мэри поблагодарила и ушла в названную комнату, но пролежав минут десять на мягком, удобном диване она глубоко заснула, и разбудил ее пришедший за нею человек. Сконфуженная Мэри вытерла лицо одеколоном и пошла следом за лакеем, который провел ее прямо в лабораторию.

Ван-дер-Хольм ожидал ее там, но теперь на нем был средневековый костюм: черное шелковое трико и такого же цвета камзол, на стальной шейной цепочке висел красный треугольник острием вниз, а на груди камзола были вышиты красная звезда и адамова голова.

Когда лакей ушел, он отворил искусно скрытую в обоях дверь, попросил Мэри следовать с ним и ввел ее в небольшую круглую залу, которую лампа в потолке заливала фиолетовым бледным светом. Зала была почти пустая и лишь по обеим сторонам двери стояли шкафы черного дерева, а на противоположной стороне несколько ступенек вели в широкую и глубокую нишу, осененную балдахином. В глубине ниши виднелся покрытый белой скатертью стол, на который Ван-дер-Хольм выложил разные, вынутые им из захваченной с собой корзины, вещи. К удивлению Мэри тут были кусок сырой говядины, миска, налитая до половины густой черноватой жидкостью, и кусок коричневого теста, которое она было, приняла за пряник. Посередине залы, против самой ниши был устроен обитый красной материей престол, на котором лежала какая-то книга в черном кожаном истертом переплете с металлическими углами, и стояли два семирожковых шандала, один с красными, а другой с черными свечами. По обе стороны престола были расставлены четыре бронзовые жаровни, наполненные углями, на которые Ван-дер-Хольм положил сухие травы, вынутые из шкафа, полил их из взятой оттуда же склянки, осыпал белым порошком и зажег. Взвились густые клубы острого и удушливого дыма.

Ван-дер-Хольм поднялся в нишу, в ее глубине толкнул словно дверь и будто исчез в толще стены. Теперь Мэри с удивлением заметила, что за нишей зияло туманное, неопределенное пространство, озаренное зеленоватым светом, где клубились облака. Но Ван-дер-Хольм скоро вернулся, встал перед столом и начал громко читать кабалистические формулы, рисуя в воздухе разные знаки, которые вспыхивали на мгновение, а затем с треском гасли. Наконец, он трижды вызвал: "Михаил!"

Облачное пространство потемнело и точно закипело, затем на зеленовато-облачным фоне появился черный, испещренный красными зигзагами шар, а по зале пронесся порыв холодного ветра. Шар быстро вращался, постепенно раздаваясь, принял, наконец, человеческий облик и Мэри узнала отца, нагнувшегося над столом и пожиравшего приготовленную там провизию. Полунагое тело его представляло полуразложившийся труп, а потемневшее лицо с вытаращенными глазами было перекошено, как у повешенного. Кошмарное воспоминание об ужасной смерти отца нередко мучило Мэри. Но в мужественной, стойкой душе это оцепенение мгновенно прошло.

— Папа, папа!.. Какой у тебя жалкий вид. Должно быть, ты очень страдаешь? Что бы мне сделать для тебя…

Она хотела сказать: "Я буду молиться за тебя Богу", но в этот миг судорога сжала ей горло, губы не могли шевельнуться, а голову пронизала жгучая боль.

— От него самого зависит сносная жизнь, если он примет на себя служение властителям тьмы, — произнес Ван-дер-Хольм. — Дух Михаила, хочешь ли ты сбросить с себя свое разлагающееся тело, не томиться голодом, словом, не испытывать больше мучений, присущих существам земным? Твоя астральная жизнь после самоубийства представляет истинную пытку. Земля и мир тебя забыли, а Небо считает недостойным поднять до себя. Значит, одни только владыки тьмы тебя поднимут, примут и облегчат твои страдания, но чтобы приобрести их покровительство, ты должен будешь отречься от света и работать во мраке, который принадлежит им.

Дух корчился и глухо стонал: по-видимому, в нем происходила тяжелая, отчаянная борьба. Вдруг он решительно выпрямился и мрачно сказал:

— Я устал страдать… Я согласился служить тьме.

Тогда Ван-дер-Хольм вынул из-под книги диск, начертил посередине чем-то красным повернутый вниз треугольник и приказал:

— Иди и становись на этот диск.

Тяжело сойдя со ступеней, страждущий дух встал на треугольник.

— Теперь повторяй за мной: "Клянусь в верности семи князьям адовым (следовали имена). Клянусь, что с этой минуты буду ненавидеть все, чему поклонялся, и поклоняться всему, что прежде осуждал".

В этот миг из круга пахнуло пламя и окутало тело, которое корчилось и трещало, словно горело, клубы черного, зловонного дыма наполнили комнату. Но в короткое время все прояснилось и улетучилось, а с диска сошел человек, которого уже ничто не отличало от живых. Это был Суровцев, одетый, по обыкновению, в черный изящный костюм, но его лицо было мертвенно-белым, а в глазах светилось мрачное и жестокое выражение. Он остановился в двух шагах от дочери, скрестил на груди руки и как-то странно посмотрел на нее.

— Спасибо, Мэри, что подумала обо мне. Только зачем тебе было вызывать меня при посредстве этого могучего колдуна? Но, что сделано, того не вернешь, и лучше быть демоном, чем мучиться, как я перед тем.

Немая от страха, Мэри не верила глазам во время происходившей сцены. Теперь она с тоской глядела на отца, стоявшего перед ней, как живой. Но она, однако, не кинулась ему на шею как ей страшно перед тем хотелось: отец внушал ей теперь непреодолимый ужас. Но долго размышлять не пришлось, потому что Ван-дер-Хольм властно крикнул:

— Исчезни и ступай в сатанинский город. Там ты найдешь, где отдохнуть, и работу.

Темное облако окутало призрак, а когда туман рассеялся, Суровцева уже не было. Сердце Мэри усиленно билось, дышалось ей с трудом, и она, шатаясь, прислонилась к стене, а Ван-дер-Хольм снова принялся за обряд вызывания и в эту минуту громко кричал:

— Вадим! Вадим!.. Вадим!..

Но на этот раз ничего не случилось и стояло полное молчание. Видимо удивленный, вызыватель снова начал ритуал. Тогда появилось волосатое существо с лицом, похожим на обезьянье. Ван-дер-Хольм приказал ему немедленно привести вызываемого духа. Демоническое существо скрылось, а колдун снова принялся за свое дело. После того, как он в девятый уже раз громко прокричал имя «Вадим», широкая полоса голубоватого света прорезала воздух и перед Мэри всплыло фосфоресцирующее облако, среди которого обозначился бюст Заторского: он прижимал к груди сиявший крест и смотрел на нее полными любви глазами, не подернутыми тоской.

— Мэри, Мэри!.. Беги из этого злополучного места. Ведь ты же теперь во власти демонов, — послышался знакомый ей дорогой голос.

В тот же миг она увидела, что Ван-дер-Хольм полетел с раздирающим душу криком, а голова Заторского исчезла. Затем она увидела, хотя неясно, как из ниши хлынули какие-то странные существа — полулюди, полузвери — и послышалась бурная разноголосица, но Мэри уже теряла сознание и, наконец, рухнула на пол…

Наутро она проснулась в своей постели. Она чувствовала себя усталой и мало-помалу стали просыпаться воспоминания о пережитом накануне, но о том, как попала домой, она не имела представления. Заметила, что мать ничего не говорит. Мэри спросила служанку, в котором часу она вернулась, а та — добродушная и глуповатая девка — не задумываясь пояснила:

— Должно, около половины двенадцатого. Вы сказали барыне, что устали хотите кончить спешную работу, а опосля того легли.

"Как это странно, — раздумывала Мэри. — Я совершенно забыла, как вернулась домой, и едва помню только, что присутствовала на вызывании папы и Вадима. Что я видела голову Вадима Викторовича, — это несомненно, а что он сказал потом, не могу припомнить. Надо будет попросить разъяснения у Оскара Оттоновича".

В течение двух дней карета не приезжала за ней. Но как только она опять увидела Ван-дер-Хольма, то обратилась с просьбой сказать ей, что происходило во время вызывания и, в особенности, что говорил ее покойный жених, так как она, к своему прискорбию, почему-то помнит все очень слабо.

— Мой юный друг, — смеясь ответил он. — Вы просили вызвать вашего отца и жениха, что я вам и обещал, но в тот день вам нездоровилось и вы даже прилегли в гостиной на диван, припомните. Затем вы уснули и я, конечно, запретил нарушать ваш сон, а когда вы уже поздно проснулись, то немедленно уехали домой. Тем не менее, воображение было возбуждено, и вы во сне видели вызывание и появление дорогих вам людей. Поэтому, несмотря на всю мою готовность, я не могу объяснить вам то, что вы видели во сне. Настоящее вызывание мы попытаемся провести в другой раз, когда я буду здоровее, да и вы тоже. Надеюсь, что два дня отдыха вас вполне укрепили.

Мэри была смущена его ответом, так как отчетливо помнила, что ей нездоровилось, и она пошла в гостиную, где уснула. Однако с этой минуты намерение испробовать вызывание возбуждало в ней непреодолимое отвращение, а воспоминание о виденном будто бы сне тоже бледнело, и вскоре осталось лишь неясное впечатление о том, что она видела голову Заторского и слышала его голос.

Между тем жизнь шла обычным чередом, а Мэри читала, переводила или писала под диктовку Оскара Оттоновича продолжение его будущего сочинения. Как-то раз она была одна в кабинете, разыскивала на письменном столе какую-то заметку, и взгляд ее упал на стоявшую в углу статую сатаны. Ее всегда поражала необыкновенная жизненность лица этого каменного Люцифера, но никогда еще, как в эту минуту, она не чувствовала, что это живые глаза, смотревшие на нее с язвительной насмешкой. Чтобы вернуться в библиотеку, Мэри следовало пройти мимо статуи, и она на минуту остановилась, чтобы рассмотреть ее. К своему величайшему удивлению она заметила, что статуя сделана не из бронзы и не из мрамора, как всегда предполагала, а из какого-то неизвестного вещества, покрытого тонкой, бархатистой, но густой шерстью. Сверкавшие зеленые глаза смотрели на нее с угрюмо-лукавым выражением. Не доверяя себе, Мэри тронула рукой ногу статуи и ясно ощутила под пальцами мягкую шерсть животного, несомненно, существа, в жилах которого была кровь. В то же время по руке и пальцам пробежал град жгучих уколов. Она глухо вскрикнула, откинулась назад и упала бы, не поддержи ее сильная рука. Это был Ван-дер-Хольм, загадочно смотревший на нее.

— Эта статуя — электрический аппарат, и вы, вероятно, дотронулись до какой-нибудь пружины. Кроме этого, ваши нервы несколько возбуждены в этой оккультной атмосфере, — сказал он глухим голосом.

Мэри встрепенулась и покраснела.

— Извините меня за глупый испуг, но скажите, пожалуйста, Оскар Оттонович: сами вы верите ли всему, что мы читаем в этих страшных книгах? Правда ли, что существует демонический мир? Имели ли вы хоть раз доказательство его существования? Видите ли вы что-либо "сверхъестественное"?

— Да, мир сатанинский существует со всеми его странными формулами и вызываниями. Каждая из этих формул ничто иное, как электрическая кнопка, которая звонит в потусторонний Мир, а когда ее нажимает знающая рука, то она приводит в движение соответствующие невидимые силы.

Разговаривая, они вернулись в библиотеку.

— Мария Михайловна, — внезапно обратился он, прислонясь к столу, — хотели бы вы сделать шаг вперед, научиться управлять таинственными силами? Она заманчива, эта наука, предоставляющая в распоряжение человека страшные силы, могущие доставить ему богатство, власть, возможность мстить и силу повелевать, вместо того, чтобы повиноваться самому. Итак, хотите ли вы быть могущественной, навсегда покончить с борьбой и лишениями, иметь в своем распоряжении гениев, которые будут исполнять каждое ваше приказание и удовлетворять всякое желание? Словом, желаете ли вы вступить в тот странный, страшный, но чарующий мир, который охраняет дракон у порога?

Мэри слушала, терзаемая сомнением, желанием и страхом.

— Я хочу… но боюсь, — пробормотала она нетвердым голосом.

— О, страх можно побороть! — возразил Оскар Оттонович, загадочно улыбаясь.

Он подошел к резному с перламутровой инкрустацией столику, достал из него футляр красной кожи и открыл его. В нем была пентаграмма с красной и черной эмалью, висевшая на тонкой, золотой цепочке, и кольцо с ониксом, на котором был выгравирован кабалистический знак.

— Страх — просто нервное чувство, а эти два талисмана — бесспорное средство против нервной слабости. Хотите их иметь?

— Очень хотела бы, потому что всей душой жажду быть посвященной в оккультную науку, но я не могу принять драгоценные вещи, — нерешительно прошептала Мэри.

— Мне они не нужны и я давно победил страх, — ответил Ван-дер-Хольм.

Он надел цепочку на шею Мэри, и она почувствовала, что по ее коже пробежала ледяная дрожь, а когда он надел ей на палец кольцо, она ощутила как бы ожог раскаленным железом. У ее ног словно раскрылась мрачная бездна, голова закружилась, и она потеряла сознание. Открыв глаза она увидела себя в кресле, а Оскар Оттонович давал ей вдыхать из флакона. Но Мэри совершенно оправилась, приятная теплота разливалась по жилам, и она быстро поднялась.

— Я веду себя непозволительно, и вы не захотите иметь такую ученицу, — с беспокойством проговорила смущенная Мэри.

— Нисколько. Маленькая слабость очень естественна для впечатлительной натуры. И если этот случай не привел вас в уныние, то это доказывает, что у вас все данные для того, чтобы распоряжаться в оккультном мире. Сейчас мы проведем первый опыт. Хотите видеть движение неодушевленных предметов?

— Пожалуйста. Мне хочется испытать, буду ли я на этот раз смелее.

Ван-дер-Хольм взял в руки короткую узловатую палочку, которую всегда носил на шее, начертал в воздухе знак, произнес непонятную формулу, а потом крикнул:

— Гей, скелет, подойди, поклонись барышне, и подай ей чашу амброзии!

Минуту спустя послышался шум костей, сопровождавшийся отдаленным смехом, и один из скелетов направился к ним твердым шагом и поклонился. Потом он встал на колени перед Мэри, откупорил графин с золотой пробкой и налил в маленький стаканчик густую, как мед, жидкость с одуряющим ароматом.

Мэри глядела широко открытыми глазами, но без страха, который естественно было бы испытывать. Она даже смело разглядела, что в глазницах черепа были не электрические лампочки: в них горело странное, дымившееся пламя. Мэри не заметила, что Ван-дер-Хольм не сводил с нее глаз, и под действием его упорного взгляда она взяла машинально стакан и выпила из него. Вкус у жидкости был едкий, и Мэри показалось, что по ее жилам прошла огненная струя. Ее голова закружилась, и она смутно почувствовала, что Оскар Оттонович прижался своими ледяными губами к ее горевшим устам, но это впечатление было так мимолетно, что она не могла дать себе отчет, действительно ли он целовал ее. Когда же она подняла на него глаза, он стоял на прежнем месте, бледный и бесстрастный, как всегда, и только в темных глазах светилось выражение страсти с оттенком жестокости.