Онлайн чтение книги Великан
Старый мерин и Звездочка

У нас в колхозе конюшня большая. В ней стоят пятьдесят три лошади. За ними хорошо ухаживают, поэтому они все сытые, красивые. А одна есть, Звездочка, так она прямо как на картинке. Масть у нее серая, с темными яблоками. Ее возили в город Воронеж. Она там взяла первый приз на скачках, всех обогнала. Теперь ее держат в особом станке, и она все время бьет по деревянному полу копытом.

Старый конюх — мой тятя. Дедушка Федор тоже немножко родной нам. Из-за этого мне прямо беда. Мальчишки думают, что я, когда захочу, могу покататься на Звездочке. Они все время пристают:

— Гриша, попроси отца, пусть он даст нам поездить. Ну что тебе, жалко?

А я отцу даже заикнуться не могу про это. Он сердитый. Подойди только к лошади, дотронься до нее — он сейчас же кричит:

— Уйди, уйди! Это тебе не игрушка, понятно?

Дедушка Федор гораздо лучше. Мы с Семкой один раз пришли к нему, когда тяти не было, еще в начале зимы. Он говорит:

— Родные вы мои, я бы с удовольствием. Да вы сами подумайте: лошади работали все лето, устали, надо им дать отдохнуть. Вот приходите подальше туда, к весне, тогда можно будет Тогда уж я вас покатаю.

К весне мы пришли, он опять не дает. Скоро, говорит, пахать поедут: надо, чтобы лошади были справными. Нельзя их гонять перед работой. Вот летом — другое дело. Тогда купать лошадей самое подходящее для ребят.

Приходим летом — он смеется:

— Тю, милые! Да сейчас и лошадей-то нет. Они все на работе. Вы на палочках — это гораздо удобнее: по крайней мере не упадешь.

Мы зашли в конюшню. Там все окна закрыты, темно, прохладно. Лошадей, правда, ни одной нет. Даже Звездочку нашу увели, хотя она в поле совсем не работает. В самом конце запахло свежим навозом. Мы прошли туда и увидали старого мерина. У него зад торчал наружу из станка, а спину видно было сверху — вот какой он большой. Масть у него тоже серая, как у Звездочки, только гораздо светлее и не в яблоках, а в маленьких крапинках — в гречке. Но самое главное — он ведь старый-престарый. Как на нем ездить, когда у него нижняя губа отвисает до полу?

Мы все-таки пошли к дедушке:

— Дай хоть на мерине покататься!

— Нет, ребята, не дам. Надо совесть иметь. Сколько он на своем веку тяжестей перетаскал — в гору не уложишь. Это был умный конь, послушный. А теперь у него силы нет… Вы сами подумайте: разве хорошо такого старика тревожить?

Мы сделали вид, как будто ушли, а сами спрятались недалеко и ждем. Немного погодя дедушка ушел. Он запер конюшню на замок, ключ положил под самую крышу. Мы достали ключ, открыли дверь. В конюшне на стене висели уздечки. Мы надели одну на Серого, заправили ему в рот удила и вывели во двор. Он был смирный: как остановится, так заснет. Хоть из ружья стреляй — не пошевельнется.

Теперь — как взобраться на такого верзилу? Мы думали, думали, наконец придумали. Рядом с конюшней есть старый сарай, открытый. Под ним есть кормушка. Я встал на кормушку, с нее — на Серого. Крыша у сарая низкая, верхом можно проехать только в одном месте, где в ней сделан вырез. Я направил туда Серого, и он послушно вышел. Двор у конюшни большущий. Я сперва, ездил шагом, и Серый все слушался меня. Потом я погнал его рысью; тогда он вовсе остановился и заснул. Мы оба кричим на него, машем руками — он ни с места. Семка принес длинный прут и начал стегать его сзади, а я поводом сверху. Кое-как сдвинули, даже разогнали рысью. Я два раза проскакал взад-вперед по двору. Семка все бегал за мной и просил:

— Ну, довольно уж! Гриша, теперь давай я немножко. Ну, хватит, Гриша!

В третий раз Серый бежал, бежал и вдруг остановился на самой середине двора. Я не успел схватиться за гриву и перелетел через его голову. Ударился я не больно, даже не почуял ничего. Только вышло смешно: я упал и лежу, не встаю. Семка спрашивает: убился? А я ничего не вижу и не слышу. Потом очухался и сразу на Серого:

— У, ты, старая дубина! Тоже еще хитрить вздумал. Смотрю — он уже спит. Глаза закрыты, нижняя губа висит, за ней торчат желтые зубы. А дышит тяжело — в точности, как дедушка Федор, когда устанет. Бока высоко подымаются и опускаются. Мне стало жалко его, и я сказал:

— Сема, давай, правда, совесть иметь. Сколько он тяжестей перетаскал! Разве хорошо такого тревожить?

Сема говорит:

— Да, хитрый! Сам покатался, а как мне, так совесть иметь. Вот я покатаюсь, тогда пожалуйста.

Мы снова повели Серого под сарай. Он обрадовался, думал — отдыхать, и шел скоро. Но, когда на него взобрался Семка, он ни за что не хотел итти. Насилу-насилу тронулся с места. Семка на радостях ударил его поводом.

— Гриша, смотри, как я: с места карьером. Гляди!

Серый нарочно взял и свернул налево, где нет прореза в крыше. Семка бьет его, изо всех сил тянет направо, кричит: «Трр, трр!» А он, знай свое, тянет налево.

Я кричу:

— Нагнись! Нагнись скорей, а то он тебя расшибет!

Семка нагнулся, и Серый занозил его под крышу. Я уцепился за гриву, тяну Серого вперед:

— Но, но! Но, Серенький!

Он как мертвый: закрыл глаза и опять уже спит. Удила выплюнуты, с них свешивается зеленая слюна.

Семка сперва кряхтел, потом начал стонать, потом закричал глухим голосом, как будто ему сдавили горло. Его зажало между крышей ж спиной Серого, ему нельзя было пошевельнуться. Я увидал это и закричал сильнее Семки:

— Дедушка, дедушка! Ой, дедушка, скорей!

Он, наверно, был близко. Прибежал, вытащил Семку, отпустил Серого. У Семки была ободрана вся спина до крови. Как только его сняли, он заплакал. Но дедушка, вместо того чтобы утешать его, вдруг затопал ногами:

— Ах вы, безобразники! Это вы что же — замки ломать? Сейчас отправлю в совет! В тюрьму вас обоих, под суд! Измываться над старой лошадью — ах, разбойники!

Семка притих. Мы начали просить прощенья. Тут, откуда ни возьмись, мой тятя. Подошел, спрашивает, в чем дело. Мы опустили головы, ждем, что теперь будет. Дедушка помолчал немного, потом говорит:

— Да вот… ребята пришли. Пристают: дай им работу, помогать хотят. Какую я им работу дам, таким маленьким?

— Пускай вон двор подметут, коли хотят.

Мы прямо не дышим от радости. Вот так дедушка! А мы думали, он рассердился на нас.

Мы подмели двор, убрали в конюшне, потом до самого вечера помогали дедушке смазывать дегтем хомуты и шлейки. А вечером из леса привели Звездочку, и тятя сказал:

— Ну, раз они такие молодцы, тогда им можно прокатиться.

И мы проскакали по три раза. Правда, по двору только, но зато на Звездочке и рысью.